Поиск по материалам сайта
Cлово "QUASI"
Входимость: 3. Размер: 95кб.
Входимость: 3. Размер: 31кб.
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Входимость: 2. Размер: 44кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Входимость: 1. Размер: 77кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 129кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 127кб.
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Входимость: 1. Размер: 82кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 95кб.
Часть текста: Вступление к переводу “Кориолана” (1858) [1] 1 Что должен делать переводчик, который приходит после знаменитых и достойных предшественников — и оказывается перед текстом, к которому наша культура упрямо относится с холодностью, наперекор любым стараниям работавших с этим текстом поэтов и прозаиков? О. Мандельштам писал: “Незнакомство русских читателей с итальянскими поэтами (я разумею Данта, Ариоста и Тасса) тем более поразительно, что не кто иной, как Пушкин, воспринял от итальянцев взрывчатость и неожиданность гармонии...”[2] А русская культура все же к Ариосто равнодушна, невзирая ни на гениальные переводческие наметки Пушкина (“Орланд их имена читает...”), ни на им же написанный аналог Ариостовой поэмы русским ладом — “Руслана и Людмилу”. Как ни мудрили переводчики, какие только формы ни изыскивали [3] — совсем недавно Е. М. Солонович сделал классический перевод с воспроизведением строфы и рифмовки, а М. Л. Гаспаров —предельно новаторский, свободным стихом, — и все-таки в России творчество Ариосто любимо и знаемо одними специалистами [4]. Эта дурная привычка началась с кислой рецензии Н. М. Карамзина на выход первого, прозаического, выполненного С. Молчановым в конце XVIII в., перевода поэмы: Не будем сравнивать Ариоста ни с Гомером, ни с Вергилием, ниже с Тассом. Довольно, что он нравится в праздные, спокойные часы — нравится, несмотря на безобразность и нелепость некоторых вымыслов (которые заставили кардинала Эстского, его покровителя, спросить у него: “Где набрал ты столько вздору, господин Людовик?” — “Dove diavolo, messer Ludovico, avete pigliato tante coglionerie?”). После прекраснейших фигур выходят у него на сцену престранные карикатуры; после печального явления следует смешное; то видим нежную Олимпию, оставленную неверным супругом на пустом острову, ...
Входимость: 3. Размер: 31кб.
Часть текста: против Бога, заключенный в «похоти знания», libido sciendi, по глубокому слову Августина. Этому учит Церковь и еще до Церкви учила незапамятно-древняя, седая мудрость Вечной Книги: Бог заповедал человеку, говоря: от всякого дерева в раю ты будешь есть; а от древа познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь… И сказал Змей жене: нет, не умрете; но откроются глаза ваши, и будете как боги. Эту мудрость Вечной Книги Данте забыл или недостаточно помнит, решая вопрос о том, как относится Знание к Вере. «Знание есть последнее совершенство нашей души и высшее для нее блаженство»,[801] — учит он, предпочитая бытие вторичное, отраженное в познании добра и зла, жизни и смерти, бытию первичному, в победе добра над злом, жизни над смертью, и соглашаясь на тот соблазн первородного греха — «похоть знания», — который погубил Матерь Жизни, Еву: И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла его и ела. (Быт. 9, 16; 3, 4–6). Это и значит: «Высшее блаженство для человека в знании», — не в самом бытии, а в его отражении; не в том, чтобы человеку быть в Боге, а чтоб «быть, как Бог». «Эти люди, как боги, elli son quasi dei», — говорит Данте о людях, достигших высшего знания.[802] Знание и Вера, в первоначальном согласии, подобны двум близнецам в одной колыбели. Каину и Авелю. Но, выросши, Каин восстает на Авеля, Знание — на Веру, в братоубийственной распре. Будет ли когда-нибудь распре...
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Часть текста: Из русских работ, кроме уже устаревшей работы Н. Осокина, Неаполитанские государи в XIV в., Ученые записки Казанского университета, 1873, № 1 — 2,—необходимо упомянуть статью А. Н. Веселовского, Король— книгочий, Журн. Мин. Нар. Проев., 1890, № 10. 2. Цитирую по названной выше работе G. de Blasiis, Racconti, стр. 224. 3. Там же, стр. 282. 4. Для Рима XIV в. основная литература та же, которая названа в примечании 3 к главе II. Кроме того нужно указать ряд статей М. Antonelli: I) La dominazione pontificia nel Patrimo nio negli ultimi venti anni del periodo avignonese, Archivio d. R. Soc. Romana di Storia, Patria, Vol. XXX, fasc. Ill—IV, 1907; 2) Viccende della dominazione pontificia nel patrimonio di S. Pietro in Tuscia della traslazione deila sede alia Restaurazione dell'Albornoz, тот же журнал, vol, XXV, XXVI, XXVII, 1902-4; 3) Nuove ricerche per la storia del patrimonio del 1321 al 1341, тот же журнал N. S., vol. 1, 1935, а также работы, Е. Dupre Theseider, I Papi d'Avignone e la questione romana, Firenze, 1939; G. Tellenbach, Beitrage zur kurialen Verwaltungsgeschichte im 14 Jahrh., Quellen .jnd Forschungen., 24, 1933; G. Ermini, 1 Parlamenti dello Stato della Chiesa delle origini al Periodo Albornoziano, Roma, 1931; G. Mollat, Contribution a...
Входимость: 2. Размер: 44кб.
Часть текста: Примечания 1 V. N. XXIX. 2 Parad. XXX, 115–126. 3 Goethe. Faust. I, Hexenkueche. 4 De Monarchal. 1, 15 (Opere di Dante, ed. Bemporad. Firenze, 1921, p. 358. 5 Epist. ad Cane Grande, ХIII, 15. 6 Boccaccio, Vita de Dante, XII. 7 Boccaccio, Vita de Dante, XII. 8 Voltaire, Diet. Phil. De Sanctis. Pagine Dantesche, 161. 9 Purg. XIV, 10–21. 10 M. Scherillo. Alcuni capitoli della biografia di Dante, 1896, p. 437. 11 «Une amplification stupidement barbare». 12 Nietzsche, Die Goetzendaemmerung. 13 Dante's widerwertige, on abscheuliche Grossheit… 14 Comi. I, III, 5. 15 Exod. III, 5. 16 Inf. I, 7. 17 J. Symonds. Dante, 1891. 18 Purg. XX, 94–96. 19 Purg. XX, 94–96. 20 Inf. I, 10–12. 21 Goethe, Faust, I, Vor dem Tor. 22 Purg. III, 133–135. 23 De Vulg. eloqu. I, VI, 3 — «terris amenlor locus quam Florentìa non existât». 24 V. N. XIX, Canz. I. 25 V. N. XIX. Canz. I.: «color di perle ha». 26 Purg. II, III, 114. 27 V. N. ХХIII. 28 De Vulg. eloqu. II, VI, 5. 29 Leon Bruni, Vita di Dante-Solerti, 103: «Popule mee, quid feci libi?» 30 De Monarch. I, XII, 6. 31 V. N. I. 32...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: друг к другу. И что в пределе — жить значило для Петрарки писать. Писать — и значило жить. С этого он начинает эпистолярии (в письме к Ван Кемпену), с тем чтобы затем продеть эту же нить сквозь всю книгу: «Scribendi enim michi vivendique unus, ut auguror, finis est». «Ведь моему писательству, как и моей жизни, надеюсь, конец наступит одновременно.» Тут не один только риторический топос, не просто восхваление сочинительства как занятия высокого, почтенного, упоительного. В самой глубокой подоплеке отождествления жизни с авторством и, таким образом, самозамыкания эпистолярия, обращения писательства в собственную тему и цель — в этом, как уже не раз говорилось, сочинение с пером в руке себя в жизни, своего «Я». Общее место осмыслено и подао не как общее место, а как именно его, Петрарки, сугубо личный и особый случай. В письме к Пандольфо Малатесте (Sen., XIII, 9), поэт рассказывает, как он занедужил и чуть было не помер, однако, выслушав распоряжения врачей, велел делать всё как раз наоборот... «Но что я тяну?» — докора, придя на утро, попали впросак. Они предполагали, может быть, увидеть прах поэта, но «застали меня пишущим (scribentur invenerunt) и, удивившись, не нашли ничего лучшего, чем сказать, что я — человек удивительный». «Застать пишущим» — это в данном случае не эвфемизм от «застать в живых», а синонимический оборот совершенно в петрарковском вкусе. «Ну, если я и удивителен, то насколько же они сами удивительней! а уж те, кто им верит, не только удивительны, но и вовсе поразительны.» *** «Я задумал расширить теснину жизни, и ты спросишь, посредством какого искусства этого можно добиться. Ведь время торопится, ничем не сдержать его бег...» Посреди пространных и...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: формы — формы непринужденного прозаического рассказа, свободно вбирающего в себя любые образные и словесные элементы, правдоподобно воссоздающего предметные, психологические и речевые детали. Эта народная книга и есть один из наиболее ранних прообразов жанра романа. Конечно, это не более чем прообраз, — хотя бы уже потому, что роман — принципиально письменный жанр (о чем еще пойдет речь) и не может сложиться на почве фольклорного, устного предания. В книге о Тиле в большей степени выявляется характерная стихия содержания романа, чем его форма. Однако, как уже говорилось, жанр есть определенная целостная форма, устойчивый тип структуры и системы образных средств. Почему же мы ставим вопрос о характерном «романном» содержании? Именно потому, что дело идет о возникновении, рождении жанра. В этот момент новое содержание играет всецело решающую роль. Ведь та особенная структура и те качества образности, речи, свободного ритма прозаического сказа, которые мы находим в книге о Тиле, только и могли вырасти на почве новаторского содержания, на почве эпопеи частной жизни, истории обособившегося от затвердевшей системы феодальных корпораций индивида. Вглядываясь в первые этапы развития романа, мы убеждаемся, что фигура изгоя, бродяги, по той или иной причине вырванного из отведенного ему еще до его рождения места в общественной организации и обретающего, таким образом, свою, частную жизнь, оказывается в центре подавляющего большинства ранних...
Входимость: 1. Размер: 77кб.
Часть текста: без внимания популярных пособий по богословию, предназначенных для рядового духовенства. Эти сочинения, в отличие от трактатов и "сумм" выдающихся теологов, не содержат самостоятельных идей и не дают оригинальной трактовки принципов католицизма. Их цель иная - наставить в кардинальных истинах богословия патеров и монахов, разъяснить в доходчивой форме прихожанину важнейшие положения Священного писания и его толкования отцами церкви и другими авторитетами. Мысли ведущих теологов подаются в этих книгах упрощенно и догматично: в них, как правило, нет сопоставления разных точек зрения, анализа аргументации, нет движения мысли, - учебник приспособлен к уровню сознания мало образованного и не искушенного в схоластической премудрости человека. Поэтому произведения "массовой" назидательной литературы обычно не удостаиваются рассмотрения, а то и вовсе не упоминаются в современных обзорах средневековой философии и теологии. Авторы этих пособий теряются в тени великих схоластов, крохами учености которых они в основном пробавлялись. Но эти порождения вульгарного богословия обладают в глазах историка народной культуры средних веков своеобразным преимуществом перед основополагающей...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: В апреле 2000 года исполнилось 700 лет с того дня, на который сам Данте в «Божественной комедии» указал как на дату своей встречи с тенью Вергилия в преддверии Ада. «Когда я потерял первую радость моей души, - рассказывает Данте о смерти Беатриче Портинари, умершей в 1290 году, - меня охватила такая печаль, что бессильно было всякое утешение». Именно тогда поэт начал читать латинские книги, в частности Боэция, что ему было трудновато из-за слабого знания грамматики, ибо, хотя потом он будет не только читать, но и писать на латыни превосходно, в те годы он, уже взрослый человек, только начинал по-настоящему учиться. Так мало-помалу один из активных участников политических скандалов во Флоренции рубежа XIII и XIV веков превращался в учёного и поэта, но прежде всего — в современника каждого из тех, кто прочитает его книгу. Molte cose, quasi come sognando, gia vedea, - говорит об этом периоде своей жизни Данте в трактате «Пир», над которым он работал с 1303 по 1307 год. «Многое я уже тогда видел словно как во сне». Вот, пожалуй, первое упоминание о том духовном опыте, который ляжет в основу «Божественной комедии». Пройдёт ещё несколько лет, и поэт напишет своё знаменитое «я очутился в сумрачном лесу». «Не помню сам, как я вошёл туда (io non so ben ridir, com'io v'enrtai), - продолжает он свой рассказ, - настолько сон меня опутал». Pieno di sonno , «во сне», или, скорее, «захваченный сном», начинает Данте своё странствие через глубины Ада, греха и порока с одной ясно обозначенной целью - чтобы riveder le stelle, или «вновь увидеть звёзды». Только тогда он сможет по-новому восславить Того, говорит по-итальянски поэт в последнем параграфе написанной вскоре...
Входимость: 1. Размер: 129кб.
Часть текста: и мое, давно установившееся, мнение о произведениях Шекспира, совершенно противоположное тому, которое установилось о нем во всем европейском мире. Вспоминая всю ту борьбу, сомнения, притворства, усилия настроить себя, которые я переиспытал вследствие моего полного несогласия с этим всеобщим поклонением, и полагая, что многие переживали и переживают то же самое, я думаю, что не бесполезно определенно и откровенно высказать это мое несогласное с большинством мнение, тем более что выводы, к которым я пришел, разбирая причины этого моего несогласия с установившимся общим мнением, мне думается, не лишены интереса и значения. Несогласие мое с установившимся о Шекспире мнением не есть последствие случайного настроения или легкомысленного отношения к предмету, а есть результат многократных, в продолжение многих лет упорных попыток согласования своего взгляда с установившимися на Шекспира взглядами всех образованных людей христианского мира. Помню то удивленье, которое я испытал при первом чтении Шекспира. Я ожидал получить большое эстетическое наслаждение. Но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: «Короля Лира», «Ромео и Юлию», «Гамлета»,...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: qui venis», E fior gittando di sopra e dintorno, «Manibus о date lilia plenis»[29]. (Purg.. XXX, 19-21) Секрет его емкости в том, что ни единого словечка он не привносит от себя. Им движет все что угодно, только не выдумка, только не изобретательство. Дант и фантазия—да ведь это несовместимо!.. Стыдитесь, французские романтики, несчастные incroyables’ы в красных жилетах, оболгавшие Алигьери! Какая у него фантазия? Он пишет под диктовку, он переписчик, он переводчик... Он весь изогнулся в позе писца, испуганно косящегося на иллюминованный подлинник, одолженный ему из библиотеки приора. Я, кажется, забыл сказать, что «Комедия» имела предпосылкой как бы гипнотический сеанс. Это верно, но, пожалуй, слишком громко. Если взять это изумительное произведение под углом письменности, под углом самостоятельного искусства письма, которое в 1300 году было вполне равноправно с живописью, с музыкой и стояло в ряду самых уважаемых профессий, то ко всем уже приложенным аналогиям прибавится еще новая—письмо под диктовку, списыванье, копированье. Иногда, очень редко, он показывает нам свой письменный прибор. Перо называется «реnnа», то есть участвует в птичьем полете; чернило называется «inchiostro», то есть монастырская принадлежность; стихи называются тоже «inchiostri», или обозначаются латинским школьным «versi», или же, еще скромнее,—«carte», то есть изумительная подстановка вместо стихов страницы. И когда уже написано и готово, на этом еще не ставится точка, но необходимо куда-то понести, кому-то показать, чтобы проверили и похвалили. Тут мало сказать списыванье—тут чистописанье под диктовку самых грозных и нетерпеливых дикторов. Диктор-указчик гораздо важнее так называемого поэта....