ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ДАНТЕ
1
Изучение литературы итальянского Возрождения следует начать с рассмотрения творчества великого предшественника Ренессанса, флорентийца Данте Алигьери (Dante Alighieri, 1265 — 1321), первого по времени из великих поэтов Западной Европы. По всему характеру своего творчества Данте — поэт переходного времени, стоящий на рубеже двух великих исторических эпох. Об этом писал Энгельс в предисловии к первому итальянскому изданию «Коммунистического Манифеста» (1893):
«Первой капиталистической нацией была Италия. Конец феодального средневековья, начало современной капиталистической эры отмечены колоссальной фигурой. Это — итальянец Данте, последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэт нового времени»1.
Характеристика Энгельса не только метко вскрывает противоречивую сущность дантовского творчества, но также содержит ценное указание на своеобразие исторической обстановки, породившей великого итальянского поэта.
Западной Европой и восточными странами. Эти торговые сношения с Востоком вызывали быстрый рост цветущих городов, которые первыми в Европе освободились от власти феодальных сеньоров и образовали самоуправляющиеся коммуны с республиканским образом правления. Номинально итальянские города-государства обычно признавали над собой власть папы или германского императора, но фактически им удавалось добиться независимости и обеспечить себе полную политическую самостоятельность. Образование городских коммун начинается на севере Италии в XI в. и заканчивается уже в XIII в. [197]
Свободные города-республики Италии становятся первичными центрами товарно-денежного хозяйства. В них рано начинает развиваться производство, рассчитанное на внешний сбыт, которое принимает в некоторых городах северной Италии (Флоренция, Милан) уже в XIV в. капиталистический характер. Сказочно быстро накопленные купеческие капиталы частично также вкладываются в производство. В итоге итальянский купец зачастую превращается в промышленника-капиталиста, а промышленник в купца. Развитие заморской торговли вызывало также рост ростовщического капитала, торговли деньгами, которая в Италии, тесно связанной с папской столицей — Римом, принимала форму широко развернутых банковских операций. При этом ростовщический капитал нередко сливался с купеческим и промышленным капиталом, содействуя росту капиталистического производства.
Отмеченные процессы экономического развития Италии вызвали значительные изменения в социальной структуре итальянского общества. Наиболее важными из этих изменений были насильственная «урбанизация» (переселение в город) феодалов и освобождение крестьян от феодальной зависимости, происшедшие в Италии раньше, чем во всех других странах Европы. Маркс говорит об этом: «В Италии, где капиталистическое производство развилось раньше всего, раньше всего разложились и крепостные отношения. Крепостной освобождается здесь прежде, чем он успел обеспечить за собой какое-либо право давности на землю. Поэтому освобождение немедленно превращает его в поставленного вне закона пролетария, который к тому же тотчас находит новых господ в городах, сохранившихся по большей части еще от римской эпохи»2. Раскрепощение крестьян вызывалось потребностями развивавшейся промышленности, которая во Флоренции приняла в XIII — XIV вв. типичные формы мануфактурной и домашней промышленности.
Несмотря на значительное разложение феодальной системы в Италии XIII—XIV вв. и на большие успехи ее раннего капиталистического развития, необходимо подчеркнуть, что это развитие происходило в тесном феодальном окружении и совершалось крайне неравномерно в различных частях страны. Наряду с богатыми торговыми республиками (Венеция, Генуя) и промышленными городами (Милан, Флоренция) в Италии был ряд областей с устойчивыми феодальными порядками (Папская область, Неаполитанское королевство). Ни одно из итальянских государств даже наиболее передовых в социально-экономическом отношении, не могло добиться длительного преобладания над другими. Все итальянские города-коммуны жили самостоятельной жизнью и враждовали друг с другом. Экономическая и политическая раздробленность страны, типичная для феодальной эпохи, являлась препятствием плодотворному развитию капитализма, нуждающегося в обширном внутреннем рынке. [198]
в равной мере и дворянская партия гибеллинов, боровшаяся за объединение страны под иноземной властью германского императора, и торгово-ремесленная партия гвельфов — сторонница национальной власти, видевшая при существовавшем положении вещей желанного объединителя в лице папы. Многовековая борьба папства и империи получила, таким образом, своеобразное отражение в политической борьбе, кипевшей внутри итальянских городов, и вопрос об отношении последних к папской и императорской власти являлся в XIII в. центральной проблемой итальянской политической жизни.
Особенно остро и напряженно протекала политическая борьба в торгово-промышленной Флоренции — главном культурном центре Италии XIII —XIV вв., явившемся родиной ее величайшего поэта Данте. Напряженность политической борьбы во Флоренции была обусловлена успехами ее раннего буржуазного развития, крайне обострявшими борьбу между гвельфами и гибеллинами. В основном флорентийская коммуна была гвельфской, но и гибеллины имели здесь в XIII в. много сторонников, и они несколько раз захватывали власть, изгоняя гвельфских вождей из города. Это заставило гвельфов, когда они возвращались к власти с помощью папы, усиливать наступление на феодально-дворянские элементы и преследовать их суровыми законодательными мерами. Они издали в 1293 г. так называемые «Установления справедливости», закрепившие цеховой строй Флоренции и лишившие лиц дворянского происхождения политических прав. Победа гвельфов над гибеллинами была окончательной, и гибеллины во Флоренции больше к власти не возвращались.
Несмотря на разгром гибеллинов, политическая идеология гибеллинизма продолжала оказывать значительное влияние на происходившую во Флоренции в конце XIII и в начале XIV в. политическую борьбу. Эта борьба развертывалась теперь уже внутри гвельфской партии, разбившейся после разгрома гибеллинов на две фракции — Белых и Черных. Между Белыми и Черными гвельфами происходила не менее жестокая борьба, чем раньше между гвельфами и гибеллинами. Замечалось даже некоторое сходство политических лозунгов. Черные были за союз с папской курией, способствовавшей росту флорентийской торговли и банкового дела. Белые же, опасаясь как слишком быстрого роста банкирских домов и торговых компаний, так и развития народных движений, ориентировались не на папскую, а на императорскую власть. По существу основным пунктом разногласий Белых и Черных был вопрос о темпах социально-экономического развития Флоренции. [199]
Хотя и Черные и Белые были по преимуществу буржуазными партиями, однако большую роль в обеих играло дворянство. Оно сумело обойти направленные против него запретительные законы флорентийской коммуны и приспособилось к цеховому строю Флоренции, записываясь в «старшие» цехи, представлявшие собой объединения богачей и предпринимателей и потому носившие в просторечии наименование «жирного народа». Если раньше «старшие» цехи одержали победу над феодалами при содействии «младших», чисто ремесленных цехов, именовавшихся «тощим народом», то теперь «старшие» цехи Флоренции вступают в союз с побежденным дворянством, ибо они боятся чрезмерного усиления «младших» цехов. Политический союз «жирного народа» с дворянством и являлся основой господства гвельфской партии — как Черных, так и Белых; последние склонялись, впрочем, к гибеллинизму.
2
Все изложенные обстоятельства общественной жизни Флоренции теснейшим образом связаны с жизнью и деятельностью Данте, который был не только поэтом, но и активным политическим деятелем Флоренции. Поэтическое творчество Данте развивалось в тесном взаимодействии с его политической деятельностью.
совершеннолетия, Данте записался в 1283 г. в цех аптекарей и врачей, который включал также книго-продавцов и художников и принадлежал к числу семи «старших» цехов Флоренции. Данте получил образование в объеме средневековой школы, которое сам признавал скудным, и стремился восполнить его изучением французского и провансальского языков, открывших ему доступ к лучшим образцам иностранной литературы. Однако наряду со средневековыми поэтами молодой Данте внимательно изучал также античных поэтов и в первую очередь Вергилия, которого он избрал, по его собственному выражению, своим вождем, господином и учителем». [200]
Главным увлечением молодого Данте была поэзия. Он рано начал писать стихи и уже в начале 80-х годов XIII в. написал много лирических стихотворений, почти исключительно любовного содержания. В возрасте 18 лет он пережил большой психологический кризис — любовь к Беатриче, дочери флорентийца Фолько Портинари, друга его отца, впоследствии вышедшей замуж за дворянина Симоне де Барди и умершей в 1290 г. Историю своей любви к Беатриче Данте изложил в маленькой книжке «Новая жизнь», которая принесла ему литературную славу. После смерти Беатриче поэт занялся усиленным изучением теологии, философии и астрономии, а также усвоил все тонкости средневековой схоластики. Данте стал одним из ученейших людей своего времени, однако его ученость носила типично средневековый характер, так как подчинялась богословским догматам.
Политическая деятельность Данте началась очень рано. Едва достигнув совершеннолетия, он принимает участие в военных предприятиях флорентийской коммуны и сражается на стороне гвельфов против гибеллинов. В 90-х годах Данте заседает в городских советах и выполняет дипломатические поручения, а в июне 1300 г. избирается членом правившей Флоренцией коллегии шести приоров. После раскола гвельфской партии он примыкает к Белым и энергично борется против ориентации на папскую курию. После того как Черные были побеждены Белыми, в их борьбу вмешался папа Бонифаций VIII, призвавший на помощь французского принца Карла Валуа, который вступил в город в ноябре 1301 г. и учинил расправу над сторонниками партии Белых, обвинив их во всевозможных преступлениях. В январе 1302 г. удар пал и на великого поэта.
Данте был приговорен к большому штрафу по вымышленному обвинению во взяточничестве. Опасаясь худшего, поэт бежал из Флоренции, после чего все его имущество было конфисковано. Все остальные годы своей жизни Данте провел в изгнании, скитаясь из города в город, вполне узнал, «как горек хлеб чужой», и никогда больше не увидел дорогой его сердцу Флоренции — «прекрасной овчарни, где спал ягненком».
Жизнь в изгнании значительно изменила политические убеждения Данте. Полный гнева против Флоренции, он пришел к выводу, что ее горожане еще не доросли до самостоятельной защиты своих интересов. Первое время Данте надеялся на то, что Белым удастся силой отбить Флоренцию у Черных, для чего он вступил в союз с изгнанными гибеллинами, ни в коей мере не разделяя их дворянских предрассудков. Но вскоре Данте разочаровывается в своих политических союзниках, презрительно называет их «сбродом извергов, глупцов» и гордо заявляет, что он один составляет свою партию. [201] Все более и более поэт склоняется к убеждению, что только императорская власть может умиротворить и объединить Италию, дав решительный отпор папской власти. Надежду на осуществленне этой программы он возлагал на императора Генриха VII, явившегося в 1310 г. в Италию якобы для наведения «порядка» и ликвидации междоусобной распри итальянских городов, фактически же с целью их ограбления. Но Данте видел в Генрихе желанного «мессию» и усиленно агитировал за него, рассылая во все стороны латинские послания. Однако Генрих VII умер в 1313 г., не успев занять Флоренцию.
вернуться во Флоренцию под условием унизительного публичного покаяния Данте решительно отверг. Последние годы жизни поэт провел в Равенне у князя Гвидо да Полента, племянника воспетой им Франчески да Римини. Здесь он работал над завершением своей великой поэмы, написанной за годы изгнания. Он надеялся, что поэтическая слава доставит ему почетное возвращение на родину, но не дожил до этого. Данте скончался 14 сентября 1321 г. в Равенне. Впоследствии Флоренция неоднократно делала попытки вернуть себе прах великого изгнанника, но Равенна всегда отвечала ей отказом.
3
этого рода поэзии, необходимо вкратце познакомиться с развитием итальянской поэзии до него.
Ранняя итальянская поэзия развивалась под непосредственным влиянием провансальской лирики. Многие провансальские трубадуры еще в XII в. переселились в северную Италию, где нашли себе итальянских подражателей. Итальянские трубадуры подражали провансальским сначала на их языке (например, Сорделло), а затем по-итальянски. Впервые такие подражания провансальской поэзии на итальянском языке имели место в Сицилии при дворе Фридриха II (1194—1250), так как провансальский язык здесь не был распространен.
Будучи поэтом, Фридрих сгруппировал вокруг себя так называемую сицилийскую школу поэтев. Широко используя традиционные образы и сюжетные схемы провансальских трубадуров, поэты воспевали возвышенную рыцарскую любовь. В центре этой поэзии стоит образ «мадонны»: это жестокая повелительница, воплощение абстрактной красоты, которая доводит покорного ей влюбленного «вассала» своей холодностью до смерти; но он благословляет эти мучения во имя «достойнейшей». При всей своей условности эта лирика способствовала оформлению итальянского поэтического стиля и впервые выдвинула проблему создания единого литературного языка в противовес бесчисленным наречиям, бывшим в ходу в различных итальянских городах. [202]
В середине XIII в. сицилийская лирика переносится в города Тосканы, где она находит широкое распространение в патрицианских кругах. Здесь она переживает глубокую внутреннюю трансформацию, обусловленную изменением общественной среды. В новой городской обстановке рыцарское служение даме постепенно сменяется поклонением живой, реальной женщине, принадлежащей к той же среде, к которой принадлежит и поэт; соответственно этому понятие вассала сменяется понятием человека. При всем том метафизические тона не исчезают из этой поэзии, а, напротив, усиливаются соответственно общему рационалистическому направлению ранней городской культуры.
женского образа. Любовь получает возвышенный, спиритуальный характер, а «мадонна» становится символом истины и добродетели. Новое содержание создает новую изощренную форму, характеризующуюся гибкостью, разнообразием ритмов и благородством языка, служащего выражению философских понятий. Новая школа лирики получает наименование школы «сладостного нового стиля» (dolce stil nuovo). Ее основателем является болонский поэт Гвидо Гвиницелли (Guido Guinizelli, 1240—1276), которого Данте считал своим учителем. Двойное смысловое содержание своей поэзии Гвиницелли выражает в известной фразе: «Любовь ищет себе место в благородном сердце, как птица в листве».
Вслед за Гвиницелли выступает флорентиец Гвидо Кавальканти (Guido Cavalcanti, 1259—1300), близкий друг Данте, у которого философский характер лирики «сладостного нового стиля» еще более усиливается. В любовной лирике Кавальканти совершенно исчезают реальные отношения. Воспевание любимой женщины становится символом преклонения перед возвышенными морально-философскими идеями. Кавальканти вводит в поэзию сложную символику образов, последовательный аллегоризм и олицетворение психологических процессов. Во всем этом чувствуется большое влияние не только лирики трубадуров, но и аллегорической поэзии «Романа о Розе».
Молодой Данте вырос в атмосфере этих идей и стал одним из самых ярких представителей «сладостного нового стиля». Он усвоил все условности этой школы, присущую ей философичность. К этому присоединяется его своеобразная склонность к эстетизму, увлечение всем прекрасным, пышным, «благородным» — черта, характерная для верхов флорентийского общества, в частности для его поэтической молодежи.
В то же время Данте обнаруживает необычную глубину и искренность лирической эмоции, преодолевающие абстрактность концепции и вносящие уже в его юношеские стихи элементы реализма, которые впоследствии усилились в «Божественной комедии». [203]
Этим стремлением к реализму, к изображению в поэзии материального, чувственного мира Данте связан с низовым, демократическим течением в современной ему поэзии, резко противостоящим абстрактному платонизму поэтов «сладостного нового стиля». Наиболее ярким представителем этой плебейской поэзии второй половины XIII в. был сьенский лирик Чекко д'Анджольери (умер около 1312). От него до нас дошел сборник злобных, циничных сонетов, в которых он в резко разоблачительных тонах изображает жизнь городской знати и собственное нищенское существование. Его стихи показывают упадок нравственности и разложение буржуазной семьи в результате стремления к наживе. Он воспевает в своих сонетах некую Беккину, дочь сапожника, впоследствии вышедшую замуж за другого человека, и его страсть к ней не имеет ничего общего с возвышенными чувствами поэтов «сладостного нового стиля». Чекко был одно время в дружбе с Данте и посвятил ему три сонета. Данте стремился отвлечь его от низменных тем, но безуспешно. Впоследствии они разошлись. Как ни далеко общее направление поэзии Чекко от Данте, все же живость, простота и искренность стихов Чекко, а также его несомненное поэтическое дарование привлекли к нему внимание великого флорентийца и отчасти нейтрализовали влияние на последнего поэтов «сладостного нового стиля». Это произошло, однако, в период творческой зрелости Данте, когда он работал над «Божественной комедией». В своих же ранних произведениях, в частности в «Новой жизни», Данте стоял ближе к Гвиницелли и Кавальканти, чем к Чекко.
«Новая жизнь» была написана в конце 1291 или в начале 1292 г. Эта книжка состоит из 30 стихотворений, связанных между собой прозаическим рассказом. Самое раннее из них относится к 1283 г., за ним следуют расположенные в хронологическом порядке стихотворения 1283 — 1291 гг., повествующие о любви поэта к Беатриче, о его снах и мечтаниях, а также о скорби, вызванной ее ранней смертью. Данте включил в «Новую жизнь» далеко не все свои стихотворения этих лет, а только те из них, которые он считал наиболее тесно связанными с Беатриче и наиболее достойными ее памяти. В результате такого субъективного отбора за пределами «Новой жизни» остался ряд превосходных стихотворений. [204]
В прозаическом рассказе, сопровождающем стихотворения, включенные в сборник, Данте избегает точных дат, никого не называет по имени и ограничивается намеками на события, вызвавшие к жизни то или другое из его стихотворений.
«Новая жизнь» начинается с рассказа о первой встрече девятилетнего поэта с его ровесницей Беатриче. Уже при этой первой встрече душа поэта «содрогнулась». Еще более сильное волнение вызвала в нем вторая встреча, которая произошла ровно через девять лет. На этот раз Беатриче приветливо поклонилась поэту, и этот поклон наполнил его душу неизъяснимым блаженством. Потрясенный поэт уединяется и видит сон, который он описал в своем первом сонете. Он показывает здесь бога любви, несущего в руках его возлюбленную и дающего ей отведать его сердце. Этот образ девушки, вкушающей сердце влюбленного в нее юноши, показался странным друзьям поэта, которые его высмеяли и объявили больным.
Нескромные, лукавые расспросы друзей побуждают Данте скрывать свою любовь к Беатриче и притворяться влюбленным в другую женщину, которую он называет, следуя провансальской традиции, «дамой-ширмой». Притворство поэта удается так хорошо, что Беатриче, убежденная в его неверности, перестает кланяться ему. Опечаленный поэт отправляется в уединение и проливает горькие слезы. Однажды, очутившись в большом женском обществе, он вынужден был объяснить дамам, почему он избегает общества любимой женщины. Поэт говорит им, что видит высшее блаженство «в тех словах, что славят мою госпожу». На эту тему он пишет знаменитую канцону, начинающуюся словами «О донны, вам, что смысл любви познали...». Преодолевая условности поэзии трубадуров и их итальянских подражателей, Данте создает здесь новую поэтическую манеру, необычайно искренне и задушевно выражая свои чувства. Он много раз на протяжении «Новой жизни» рассказывает об облагораживающем воздействии, которое оказывает на него и на всех других людей Беатриче. Она распространяет вокруг себя как бы атмосферу добродетели, и любовь, которую она вызывает в людях, сама оказывается путем к добродетели. Облагораживающее воздействие Беатриче особенно усиливается после ее смерти, которая является главным переломным событием в «Новдй жизни».
Рассказ о смерти Беатриче подготовлен рассказом о кончине ее отца и о вызванном ею горе Беатриче. Поэта охватывает предчувствие, что вскоре умрет и его возлюбленная. Он видит женщин с распущенными волосами, которые говорят ему о смерти Беатриче. Тускнеет солнце, дрожит земля, птицы стремглав падают на землю. Поэту представляется, что он видит Беатриче, покрытую белым саваном. Мало-помалу он приходит в себя и успокаивается. Вдруг вбегает один из его друзей, восклицающий: «Что ты делаешь? Ты не знаешь, что произошло? Умерла твоя возлюбленная, которая была так прекрасна!» В этих простых словах проявилось замечательное умение Данте набросать несколькими штрихами большую, волнующую картину.
Унынье слез, неистовство смятенья
Так неотступно следуют за мной,—
Что каждый взор судьбу мою жалеет.
Какой мне стала жизнь с того мгновенья,
—
Людской язык поведать не сумеет.
«сострадательную даму», жалеющую его, и на время увлекается ею. Но вскоре поэта охватывает раскаяние, он решается отныне всецело отдаться воспеванию Беатриче. Но для этого нужно долгое учение. Он будет накапливать знания для того, чтобы сказать о своей возлюбленной нечто такое, чего еще не было сказано ни об одной женщине. [205] Так, конец «Новой жизни» содержит намек на «Божественную комедию», которая представляется ему начинанием, предпринятым для прославления Беатриче. Образ возлюбленной продолжает вдохновлять почта в течение всей его жизни, поддерживая в нем великую идею. Эта мысль Данте имеет большое культурное значение. Ее озвуки мы находим у многих выдающихся писателей нового времени.
«Новая жизнь» — первая в истории западноевропейской литературы автобиографическая повесть, раскрывающая читателю самые сокровенные чувства автора. Данте дает здесь необычайно тонкий и проникновенный анализ переживаний любящего человека. Вместе с тем в повести немало элементов, унаследованных и от литературы средневековья. Таковы многочисленные видения и аллегории, мистическая символика числа 9, таинственно сопутствующего всем важным событиям в жизни поэта, и т. д. К концу книги спиритуалистические настроения Данте усиливаются, и его любовь к Беатриче принимает все более мистический характер. Так, в конце «Новой жизни» намечается переход к очень напоминающей ее по форме и содержанию второй книге Данте — к «Пиру».
4
После смерти Беатриче Данте ищет утешения в научных и философских занятиях, которые были для него, по его собственным словам, одновременно лекарством от скорби о Беатриче и подвигом в ее честь. Особенно большое значение для него имело чтение знаменитого трактата Боэция «Об утешении философией». От Боэция он перешел к изучению блаженного Августина и классиков схоластической философии. В то же время он занялся расширением своих познаний в области античной литературы. Итогом всех этих занятий явился морально-философский трактат «Пир», написанный Данте в первые годы изгнания (1307—1308).
«Пир» напоминает «Новую жизнь», так как тоже написан смесью стихов и прозы. «Пир» состоит из 14 аллегорических канцон. К этим канцонам Данте решил написать прозаический комментарий, который остался, однако, незавершенным.
По замыслу Данте «Пир» должен был явиться своего рода энциклопедией, в которой Данте коснулся всех вопросов, занимавших средневекового мыслителя. Он подвергает тщательному исследованию вопросы философии, богословия и морали. Основная точка зрения Данте — средневековая: он утверждает ограниченность человеческого разума и полагает, что только с помощью веры можно понять высшие принципы.
При всем том в «Пире» имеется ряд новых тенденций. Прежде всего Данте написал свою книгу на итальянском языке, тогда как в его время все ученые произведения писались только по-латыни. Мотивировал он это своим желанием обратиться к широким кругам читателей, не причастных к науке, но алчущих знания. Именно поэтому книга и названа «Пиром». Данте сравнивает ее с «ячменным хлебом, которым насытятся тысячи»; в стремлении популяризировать все отрасли средневекового знания, изложив их на родном языке, сказалась глубокая прогрессивность Данте. [206]
Такой же здоровый демократизм проявляется и в некоторых идеях, высказываемых Данте в «Пире». Сюда относится, например, его утверждение, что благородство человека заключается не в рождении, богатстве и титуле, а исключительно в личных достоинствах. Здесь Данте предвосхищает точку зрения гуманистов эпохи Возрождения.
Заложив основу итальянского литературного языка своими первыми двумя книгами, Данте предпринимает специальное исследование вопроса о языке, имеющее целью защитить права народного языка против латыни. Эта книга носит название «О народной речи» («De vulgari eloquentia», около 1305 г.). Она написана по-латыни и является первым трудом по романскому языкознанию, в котором затронуты также вопросы поэтики и стихосложения. Данте обсуждает здесь вопрос о различии романских языков, дает их классификацию и устанавливает их отношение к латыни, которую он считает условным языком письменности, изобретенным «по взаимному соглашению многих народов». Рассматривая и отвергая с точки зрения их приемлемости для литературы все многочисленные диалекты итальянского языка, Данте выдвигает мысль о необходимости создания единого национального языка, общего для всех местностей Италии и возвышающегося над всеми ее наречиями. При всех наивностях схоластической аргументации Данте, его трактат имел огромное культурное и общественное значение. Защищая идею общеитальянского литературного языка, Данте защищал идею национального единства Италии, впервые пробудившуюся в передовой Флоренции.
«О монархии» (1313), в котором Данте дает связное изложение своих политических взглядов, окрашенных в цвета гибеллинизма. Этот трактат написан в момент решительного столкновения императора Генриха VII с папой, который грозил Генриху отлучением от церкви, если он вторгнется в Неаполитанское королевство. Данте решительно выступает в защиту императорской власти.
В третьей книге своего трактата Данте обсуждает вопрос о взаимном отношении духовной и светской власти и защищает гибеллинскую идею их самостоятельности и независимости, сопоставляя их с двумя источниками света, которые светят каждый в своей области, не мешая друг другу. При этом он добивается политической независимости государства от церкви, которая должна обеспечить равновесие духовной и светской власти.
Политическая теория Данте отмечена глубокой противоречивостью. С одной стороны, Данте считает необходимым положить конец вмешательству папской курии в светские дела. Он стремится всемерно усилить престиж императорской власти, способной, по его мнению, обеспечить национальное объединение Италии. С другой стороны, эту прогрессивную идею Данте облекает в архаическую форму, пропагандируя гибеллинскую концепцию «Священной Римской империи», в его время уже бесповоротно отметенную историей. [207]
Характерно, что при всем горячем патриотизме Данте, при всех его заботах об укреплении мира и согласия на его родине, он растворяет идею политического единства Италии в идее абстрактного единства всего человечества. При этом он забывает о тех здоровых и естественных интересах, которые заставляли итальянские города бороться против притязаний Германской империи, ибо последняя приносила Италии власть не национальную, оторванную от этих насущных интересов и прежде всего заинтересованную в грабеже и материальной эксплуатации завоеванной страны. В силу всего изложенного политическая доктрина Данте носила явно утопический, глубоко несовременный характер, а его трактат «О монархии» является наименее ценным из всего литературного наследства Данте. [208]
5
Основное произведение Данте, на котором в первую очередь основана его мировая слава, — это «Божественная комедия». Поэма не только является итогом развития идейно-политической и художественной мысли Данте, но дает грандиозный философско-художественный синтез всей средневековой культуры, одновременно перекидывая от нее мост к культуре Возрождения. Именно как автор «Божественной комедии» Данте является в одно и то же время «последним поэтом средних веков и первым поэтом нового времени». Все противоречия идеологии Данте, отраженные в его других произведениях, все многообразные аспекты его творчества как поэта, философа, ученого, политика, публициста сочетаются здесь в величавое, гармоничное художественное целое.
«Комедия», употребив это слово в чисто средневековом смысле: в тогдашних поэтиках трагедией называлось всякое произведение с благополучным началом и печальным концом, а комедией — всякое произведение с печальным началом и благополучным, счастливым концом. Таким образом, в понятие «комедии» во времена Данте не входила ни драматургическая специфика этою жанра, ни установка обязательно вызывать смех. Что касается эпитета «божественная» в заглавии поэмы, то он не принадлежит Данте и утвердился не раньше XVI в., притом не с целью обозначения религиозного содержания поэмы, а исключительно как выражение ее поэтического совершенства.
Как и другие произведения Данте, «Божественная комедия» отличается необыкновенно четкой, продуманной композицией. Поэма делится на три большие части («кантики»), посвященные изображению трех частей загробного мира, согласно учению католической церкви,— ада, чистилища и рая. Каждая из трех кантик состоит из 33 песен, причем, к первой кантике добавляется еще одна песнь (первая), носящая характер пролога ко всей поэме. Так получается общее число 100 песен при одновременно проводимом через всю поэму троичном членении, находящем выражение даже в стихотворном размере поэмы (она написана трехстрочными строфами — терцинами).
Господство в композиционной структуре поэмы числа 3 и производного от него 9 объясняется его мистическим значением (символизация христианской идеи о троице). Уже в «Новой жизни» число 9 таинственным образом сопутствовало всем значительным событиям в личной жизни поэта. В «Божественной комедии» на числах 3 и 9 основана вся архитектоника загробного мира. Она продумана Данте до малейших подробностей, вплоть до точного обозначения всех пространственных и временных моментов. [209]
Сюда можно добавить, что каждая кантика кончается одним и тем же словом «звезды» (stelle), что имя Христа рифмуется только с самим собой и в аду вовсе не упоминается, как и имя Марии, и т. д.
При всей оригинальности художественного метода Данте, его поэма имеет многочисленные средневековые источники. Фабула поэмы воспроизводит схему популярного в средневековой клерикальной литературе жанра «видений» или «хождений по мукам», т. е. поэтических рассказов о том, как человеку удалось увидеть тайны загробного мира. Средневековые «видения» подготовили много деталей, вошедших в поэму Данте.
«видений» разрабатывалась в аналогичном направлении в средневековых литературах и за пределами Западной Европы. Древнерусская литература имеет на эту тему замечательный апокриф «Хождение Богородицы по мукам» (XII в.). На мусульманском Востоке сохранилось предание о видении Магомета, созерцавшего в пророческом сне мучения грешников в аду и райское блаженство праведников. У арабского поэта-мистика XII в. Абенараби есть сочинение, в котором даны картины ада и рая, напоминающие изображение их у Данте. Но Данте арабского языка не знал, а на известные ему языки Абенараби переведен не был. Это снимает вопрос об Абенараби как источнике поэмы Данте.
«Божественная комедия» имеет также и античные источники. Обращение к ним со стороны Данте объясняется его огромным интересом к античным писателям, который является одним из главных симптомов подготовки Ренессанса в его творчестве. Из античных источников поэмы Данте наибольшее значение имеет «Энеида» Вергилия, в которой описывается нисхождение Энея в Тартар с целью повидать своего покойного отца. Влияние «Энеиды» на Данте сказалось не только в заимствовании у Вергилия отдельных сюжетных деталей, но и в перенесении в поэму самой фигуры Вергилия, изображаемого путеводителем Данте время странствований по аду и чистилищу. Язычник Вергилий получает в поэме Данте роль, которую в средневековых «видения обычно исполнял ангел. Этот смелый прием находит объяснение в том, что Вергилия считали в средние века провозвестником христианства (на основании вольного толкования одного места из его IV эклоги). Существует глубокая принципиальная разница между поэмой Данте и клерикальной литературой раннего средневековья. Задачей средневековых «видений» являлось отвлечь человека от мирской суеты, показать ему греховность земной жизни и побудь его обратиться мыслями к загробной жизни. Данте же используе форму «видений» с целью наиболее полного отражения реальной земной жизни; он творит суд над человеческими преступлениями и пороками не ради отрицания земной жизни как таковой, a с целью ее исправления, чтобы заставить людей жить как следует. Данте не уводит человека от действительности, а, наоборот, погружает человека в нее.
Изображая ад, Данте показывает в нем целую галерею живых людей, наделенных различными страстями. Он едва ли не первый в западноевропейской литературе делает предметом поэзии изображение человеческих страстей, причем для нахождения полнокровных человеческих образов спускается в загробный мир. [210]
«видений», дававших самое общее, схематическое изображение грешников, Данте конкретизирует и индивидуализирует их образы. Все персонажи «Божественной комедии», в особенности ее первой кантики, наиболее сильной в художественном отношении, глубоко отличны друг от друга, хотя и обрисованы лишь двумя-тремя штрихами. Умение нарисовать образ на самом узком пространстве — одна из основных черт изумительного поэтического мастерства Данте, не имеющего в этом отношении равных себе во всей мировой поэзии. Это мастерство носит у него чисто реалистический характер.
Как реалист, Данте все время оперирует материалом, взятым из живой итальянской действительности, материалом современным и даже злободневным для первых читателей его поэмы. За небольшими исключениями Данте выводит не легендарных персонажей, а хорошо известных его читателю лиц. Загробный мир не протиопоставляется реальной жизни, а продолжает ее, отражая существующие в ней отношения. В дантовском аду бушуют, как и на земле, политические страсти. Грешники ведут с Данте беседы и споры на современные политические темы. Гордый гибеллин Фарината дельи Уберти, наказываемый в аду среди еретиков, по-прежнему полон ненависти к гвельфам и беседует с Данте о политике, хотя и заключен в огненную могилу («Ад», песнь X). Данте восхищается могучей волей и героизмом Фаринаты, который спас родной город от разорения. Вообще поэт сохраняет в загробном мире всю присущую ему политическую страстность и при виде страданий своих врагов разражается бранью по их адресу. Самая идея загробного возмездия получает у Данте политическую окраску. Не случайно в аду пребывают многие политические враги Данте, а в раю — его друзья. Так, римские папы во главе с Николаем III мучатся в аду, тогда как для императора Генриха VII приготовлено место в эмпирее, в непосредственной близости с богом. Конкретная политическая направленность поэмы придает ей ярко выраженный реалистический характер.
где конопатят суда в растопленной смоле («Ад», песнь XXI). При этом бесы следят за тем, чтобы грешники не всплывали наверх, и сталкивают их крюками в смолу, как повара «топят мясо вилками в котле». В других случаях Данте иллюстрирует описываемые мучения грешников картинами природы. Так, например, он сравнивает предателей, погруженных в ледяное озеро, с лягушками, которые «выставить ловчатся, чтобы поквакать, рыльца из пруда» (песнь XXXII). Наказание лукавых советчиков, заключенных в огненные языки, напоминает Данте долину, наполненную светляками, в тихий вечер в Италии (песнь XXVI). Чем более необычны описываемые Данте предметы и явления, тем более он стремится наглядно представить их читателю, сопоставляя с хорошо известными вещами. [211]
Он точно обозначает расстояние от одной ступени горы чистилища до другой, говоря, что оно равно росту трех человек. Когда же ему нужно дать представление читателю о райских садах, он, не колеблясь, сопоставляет их с цветущими садами своей прекрасной родины. Необычайно развитое у Данте чувство природы, умение передать ее красоту и своеобразие делают Данте уже человеком нового времени, ибо средневековому человеку был чужд такой напряженный интерес к внешнему, материальному миру.
Этот интерес к материальному миру отражается и в живописном мастерстве Данте. Поэт владеет палитрой, исключительно богатой красками. Каждая из трех кантик поэмы имеет свой основной красочный тон. Так, «Аду» присущ мрачный колорит, густые зловещие краски, среди которых господствуют красная и черная, выступающие в самых разнообразных сочетаниях. На смену им приходят в «Чистилище» более мягкие, бледные и туманные цвета — серо-голубой, зеленоватый, золотистый; это связано с появлением в чистилище живой природы — моря, скал, зеленеющих лугов и деревьев. Наконец, в «Рае» мы находим ослепительный блеск и прозрачность, лучезарные краски; рай — обитель чистейшего света, гармоничного движения и музыки сфер. Сопоставление двух описаний леса (в I песни «Ада» и в XXVIII песни «Чистилища») ясно показывает разнообразие красок «Божественной комедии», соответствующее различному настроению поэта в разных кантиках: если в первой песни «Ада» лес изображен мрачным и зловещим, то в «Чистилище» он нарисован мягкими красками.
Рядом с живописным мастерством Данте следует отметить присущий ему пластический дар. Каждый образ «Божественной комедии» отливается в подлинно скульптурные формы. Так, Фарината дельи Уберти стоит, гордо выпрямившись во весь рост, в своей горящей могиле. Так, трубадур Бертран де Борн изображен держащим собственную голову в высоко поднятой руке. Трубадур Coрделло сидит, гордый и недвижимый, на своем камне, «словно лев когда он отдыхает». Поэт Брунетто Латини изображен с лицом, высушенным адским жаром. Форезе превратился в скелет от голода. Особенно выразителен в этом смысле один из самых страшных эпизодов поэмы — эпизод с Уголино, которого поэт встречает в девятом круге ада, где наказывается величайшее с его точки зрения преступление — предательство. Уголино яростно грызет шею своего врага, архиепископа Руджери, который, несправедливо обвинив его в измене, запер его с сыновьями в башне и уморил голодом.
Рассказ Уголино о муках, испытанных им в ужасной башне, где на его глазах умерли от голода один за другим его четыре сына и где он, в конце концов обезумевший от голода, набросился на трупы, является одним из самых потрясающих мест «Божественной комедии». Не случайно К. Маркс, описывая положение безработных в Англии, в капиталистическом аду, упомянул о «трагедии Уголино и его сыновей»3
Мощный реализм Данте, достигающий своей высшей ступени в показе страшных мучений грешников, томящихся в аду, находит адекватное выражение в лексике поэмы, ее образности и стилистике. Если уже в ранних своих произведениях Данте, примыкавший в то время к поэтам «сладостного нового стиля», делал попытки преодоления условности и абстрактности этого стиля, то в «Божественной комедии» он идет еще дальше в этом направлении и окончательно выходит за пределы «сладостного нового стиля» с присущим последнему изяществом и красивостью формы.
Данте пишет мужественным, сжатым, энергичным языком, который является исключительно гибким орудием выражения его мысли и удивительно приспособлен к показу изображаемых им объектов. Слова Данте на редкость крепки, увесисты, «благородно шероховаты», по выражению одного критика. Он не останавливается перед грубыми, низменными, вульгарными выражениями и опасается только того, что его стих — еще недостаточно «хриплый и скрипучий, как требует зловещее жерло, куда спадают все другие кручи».
Все отмеченные особенности «Божественной комедии» как художественного произведения связывают ее с искусством Ренессанса, одной из важнейших особенностей которого являлся напряженный интерес к земному миру и человеку. Однако Данте не может быть еще признан поэтом Ренессанса в полном смысле этого слова, потому что реалистические тенденции в его творческом методе противоречиво уживаются с чисто средневековыми устремлениями. Среди последних особенно важное значение имеют аллегоризм, пронизывающий всю поэму Данте от первой до последней ее песни, а также чисто католическая символика. Каждый сюжетный момент в поэме, каждый ее образ и ситуация могут и должны быть истолкованы не только буквально, но и иносказательно, притом в нескольких планах: морально-религиозном, политическом, биографическом и т. д.
Так, например, в первой песни своей поэмы Данте рассказывает, как «на середине своего жизненного пути» он заблудился в дремучем лесу и чуть не был расерзан тремя страшными зверями — львом, волчицей и пантерой. Из этого леса его выводит Вергилий, которого послала к нему Беатриче. Вся эта первая песнь поэмы — сплошная аллегория. В религиозно-моральном плане она истолковывается следующим образом: дремучий лес — земное существование человека, полное греховных заблуждений; три зверя — три главных порока, губящие человека (лев — гордость, волчица — алчность, пантера — сладострастие); Вергилий, избавляющий от них поэта,— земная мудрость (философия, наука), Беатриче — небесная мудрость (теология), которой подчинена земная мудрость (разум — преддверие веры).
пробуждения человеческого сознания под воздействием земной мудрости, философии. Чтобы покинуть путь заблуждения, человек должен познать себя.
Все грехи, наказываемые в аду, влекут за собой форму наказания, аллегорически изображающую душевное состояние людей, охваченных данным пороком. [213]
Например, сладострастные осуждены вечно кружиться в адском вихре, символически изображающем вихрь их страсти. Столь же символичны наказания гневных (они погружены в смрадное болото, в котором ожесточенно борются друг с другом), тиранов (они барахтаются в кипящей крови), ростовщиков (у них на шее висят тяжелые кошельки, пригибающие их к земле), колдунов и прорицателей (их головы вывернуты назад, так как при жизни они кичились мнимой способностью знать будущее), лицемеров (на них надеты свинцовые мантии, позолоченные сверху), изменников и предателей (они подвергнуты различным пыткам холодом, символизирующим их холодное сердце).
Такими же моральными аллегориями переполнены чистилище и рай. В чистилище пребывают, согласно учению католической церкви, те грешники, которые не осуждены на вечные муки и могут еще очиститься от совершенных ими грехов. Внутренний процесс этого очищения символизируется семью буквами Р (начальная буква латинского слова peccatum — «грех»), начертанными мечом англа на лбу поэта и обозначающими семь смертных грехов; эти буквы стираются по одной по мере прохождения Данте кругов чистилища. Очистительные наказания грешников в чистилище столь же символичны, как и вечные муки грешников в аду. Путеводителем Данте по чистилищу является по-прежнему Вергилий, читающий ему длинные наставления о тайнах божественного правосуия, о свободной воле человека и т. д. Поднявшись с Данте по уступам горы чистилища к земному раю, Вергилий покидает его, так как дальнейшее восхождение ему, как язычнику, недоступно.
На смену Вергилию приходит Беатриче, которая становится водительницей Данте по небесному раю, ибо для созерцания божественной награды, даруемой праведникам за их заслуги, земная мудрость уже недостаточна: необходима небесная, религиозная мудрость — богословие, олицетворяемое в образе возлюбленной поэта. Она возносится с одной небесной сферы на другую, и Данте летит за ней, увлекаемый силой своей любви. Его любовь очищается теперь от всего земного, греховного. Она становится символом добродетели и религии, и конечной целью ее является лицезрение Бога, который сам есть «любовь, движущая солнцем и другими звездами».
«Божественной комедии» имеют политический смысл. С политической точки зрения дремучий лес символизирует анархию, царящую в Италии и порождающую три указанных выше порока. Вергилий, прославивший в своей «Энеиде» Римскую империю, символизирует гибеллинскую идею всемирной монархии, которая одна, по мнению Данте, может установить на земле мир. Три царства загробного мира символизируют земной мир, преображенный в согласии с идеей строгой справедливости. Папы, боровшиеся с гибеллинами, находят место в аду, а Брут и Кассий, изменившие Цезарю, объявляются величайшими преступниками наряду с Иудой, предавшим Христа. Но если морально-религиозные аллегории сближают «Божественную комедию» с литературой раннего средневековья, то политические символы и намеки придают ей светский отпечаток, не типичный для средневековой литературы. [214]
Но противоречием между морально-религиозным и политическим смыслом «Божественной комедии» не исчерпывается глубокая противоречивость поэмы Данте как произведения, стоящего на рубеже двух великих исторических эпох. В сознании Данте элементы старого и нового переплетаются самым причудливым образом. С одной стороны, Данте проводит сквозь всю свою поэму мысль о том, что здешняя, земная жизнь есть подготовка к будущей, вечной жизни. С другой стороны, он обнаруживает страстный интерес к земной жизни и пересматривает с этой точки зрения целый ряд церковных догматов и предрассудков. Так, например, внешне солидаризируясь с учением церкви о греховности плотской любви и помещая сладострастных во втором круге ада, Данте внутренне протестует против жестокого наказания, постигшего Франческу да Римини, обманом выданную замуж за Джанчотто Малатеста, уродливого и хромого, вместо его брата Паоло, которого она любила. Застигнув Франческу в объятиях Паоло, Джанчотто заколол обоих. Лаконичный, поразительный по силе рассказ Франчески о ее грешной любви, которая привела ее вместе с возлюбленным в ад, выслушивается поэтом с горячим сочувствием к их страданиям, и он лишается чувств по окончании рассказа Франчески (песнь V).
Данте критически пересматривает аскетические идеалы церкви также и в других отношениях. Временами соглашаясь с церковным учением о суетности и греховности стремления к славе и почестям, он в то же время устами Вергилия восхваляет стремление к славе. Он превозносит и другое свойство человека, столь же сурово осуждаемое церковью, — пытливость ума, жажду знания, стремление выйти за пределы узкого круга обычных вещей и представлений. Яркой иллюстрацией этой тенденции является замечательный образ Улисса (Одиссея), казнимого в числе других лукавых советчиков. Улисс рассказывает Данте о своей жажде «изведать мира дальний кругозор». Он описывает свое путешествие и так передает слова, которыми он ободрял своих усталых спутников:
О братья,— так сказал я,— на закат
Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб солнцу вслед увидеть мир безлюдный!
Подумайте о том, чьи вы сыны:
Но к доблести и к знанью рождены.
(«Ад», песнь XXVI)
С гениальной прозорливостью Данте предвосхищает в этом рассказе Улисса открытия великих мореплавателей конца XV в. В образе Улисса проглядывают черты Колумба, который появится через полтора столетия.
Характерной чертой «Божественной комедии» является систематическое обличение в ней католического духовенства и его стяжательского духа. Пороки церковников осуждаются в «Божественной комедии» упорно и многократно. [215]
«Раю». Данте влагает их в уста апостола Петра и кардинала Дамиани, замечающего, что прелат, едущий верхом,— это две скотины в одной шкуре. В XIX песни «Ада», повествуя о наказании пап, торгующих церковными должностями, Данте сравнивает их с блудницей Апокалипсиса и гневно восклицает:
Сребро и злато — ныне бог для вас;
И даже те, кто молится кумиру,
Чтят одного,— вы чтите сто зараз.
Нападки Данте на алчность церковников впоследствии станут одним из основных мотивов антиклерикальной литературы нового времени.
наживы, ибо считал деньги главным источником зла, главной причиной падения нравственности в итальянском обществе. Устами своего предка, рыцаря Каччагвиды, участника второго крестового похода, он рисует в XV песне «Рая» чудесную картину старинной Флоренции, в которой господствовала простота нравов, отсутствовали погоня за деньгами и порожденные ею роскошь и распутство:
Флоренция в ограде древних стен,
Где бьют часы поныне терцы, ноны,
Трезва, скромна, жила без перемен.
Такая идеализация доброго старого времени вовсе не является выражением отсталости Данте. Данте очень далек от воспевания мира феодальной анархии, насилия и грубости. Но в то же время он удивительно чутко различил основные свойства слагавшегося буржуазного строя и отшатнулся от него с отвращением и ненавистью. В этом он показал себя глубоко народным поэтом, ломавшим узкие рамки и феодального и буржуазного мировоззрения.
«Божественной комедии». Так, ученый-филолог из Болоньи Джованни дель Вирджилио упрекал Данте в том, что он пользуется для своей ученой поэмы народным языком и «мечет бисер перед свиньями». Он рекомендовал Данте перейти на латинский язык, который обеспечил бы его поэме достойных и компетентных ценителей. Но Данте пренебрег этим советом, потому что он писал для народа и хотел быть понятным самому широкому кругу читателей. Именно потому, — объясняет поэт в своем письме к Кан Гранде делла Скала,— он пользовался в этой поэме непритязательным, низким слогом и написал ее на народном языке, «на котором говорят между собой даже женщины».
Итальянский народ понял и оценил поэму Данте раньше и правильнее ученых людей. Он окружил легендами величавый образ автора «Божественной комедии» уже при его жизни. Тотчас после его смерти появляются комментарии и подражания, уже в XIV в. терцины «Комедии» распевались на площадях. [216]
Одновременно начинаются и публичные истолкования поэмы. Первым комментатором, читавшим публичные лекции о Данте, был Боккаччо. Он создал традицию, удержавшуюся в Италии по сей день.
Особенным успехом «Божественная комедия» пользовалась в годы национально-освободительного движения XIX в. («Рисорджименто»), когда Данте начали превозносить как поэта-изгнанника, мужественного борца за дело объединения Италии, видевшего в искусстве могучее орудие борьбы за лучшее будущее человечества. Такое отношение к Данте разделяли также Маркс и Энгельс, причислявшие его к величайшим классикам мировой литературы. Точно так же и Пушкин относил поэму Данте к числу шедевров мирового искусства, в которых «план обширный объемлется творческою мыслию».
Примечания.
2. Маркс К. И Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 23, с. 728. Прим. 189