Алексеев М. П. и др.: История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение
Глава двадцать восьмая. Гуманизм в Нидерландах.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ГУМАНИЗМ В НИДЕРЛАНДАХ

В отличие от Германии Нидерланды благодаря своему благоприятному положению на стыке торговых путей из Северного моря в среднюю и южную Европу уже в средние века, как и Италия, являются в экономическом отношении одним из передовых участков Европейского континента. В XIII —XIV вв. города Фландрии и Брабанта (Брюгге, Гент и др.) становятся крупными центрами текстильной промышленности и торговли и пользуются широким политическим самоуправлением. Участие в мировой торговле огромной колониальной империи Габсбургов выдвигает с начала XVI в. Антверпен, а потом Амстердам как крупнейшие рынки мировой торговли и денежного капитала.

Раннее буржуазное развитие Нидерландов является основой политического обособления и национальной консолидации страны. Реформация, проникшая на территорию Нидерландов в форме кальвинизма, наиболее последовательно выражавшего буржуазную идеологию в оболочке религиозных догматов, скоро становится знаменем борьбы за национальную независимость против экономической эксплуатации и политического гнета испанского асолютизма и католической реакции. Война за освобождение Нидерландов, эта первая буржуазная революция нового времени (1572—1579), заканчивается после героической и кровавой борьбы освобождением лишь северной части «объединенных провинций» — нынешней Голландии, которая, добившись национальной и политической независимости, становится в XVII в., по выражению Маркса, «образцовой капиталистической страной»1

В XV и в первой половине XVI в. в промышленных и торговых городах Нидерландов создаются первые после Италии образцы ренессансного искусства (ван Эйк, Рогир ван дер Вейден, Мемлинг, Лука Лейденский и другие). В области портрета и жанра они достигают высокого мастерства, отмеченного характерными чертами бюргерского реализма (так называемый «фламандский стиль»).

Развитие гуманизма в Нидерландах, как и в Германии, почти совпадает по времени с Реформацией. Его первыми представителями были ученые-гуманисты с интернациональными научными интересами и связями Эразм Роттердамский, Рудольф Агрикола и другие. Изучение латинских и греческих классиков сопровождается переводами на нидерландский язык античных писателей (Гомера, Вергилия, Цицерона, комедий Теренция, сатир Горация и др.). Возникает ученая поэзия на латинском языке и латинская школьная драма по античным образцам. Так подготовляется почва для блестящего расцвета классицизма в голландской литературе XVII в., оказавшей широкое влияние на подготовку этого направления в других западноевропейских литературах (Питер Гоофт, Иост ван Вондел и другие).

Среди произведений нидерландской бюргерской литературы второй половины XVI в., по преимуществу дидактической, яркой сатирой против католической реакции является «Улей святой римской церкви» (1569) Марникса ван Синт Альдехонде, одного из ближайших соратников Вильгельма Оранского. Книга эта получила широкое распространение в немецком переводе Фишарта. Марникс является также автором народной песни «Виллельмус», посвященной Вильгельму Оранскому и сделавшейся гимном нидерландской революции. Другие анонимные народные песни этой эпохи, получившие название «Песен гезов» (по кличке, которую носили нидерландские повстанцы), являются наиболее ярким выражением героического духа народных масс в период кровавых преследований и революционной борьбы за национальную независимость.

Крупнейшим ученым-гуманистом начала XVI в. был Эразм Роттердамский (Desiderius Erasmus, 1466—1536). Уроженец богатого торгового города Роттердама, голландец по происхождению и «гражданин мира» по своим убеждениям, Эразм провел большую часть своей жизни за пределами своей родины в странствованиях по Европе, поддерживая дружеские отношения с передовыми представителями гуманистической мысли Италии, Англии и Франции. Особенно значительно было его влияние на ученое направление гуманизма, сложившееся в Германии. [322]

церковному обскурантизму и средневековой схоластике. Покинув монастырь, он продолжал свое образование в Париже, жил подолгу в Италии, Англии и Франции. В Риме ему покровительствовал просвещенный кардинал Джованни Медичи (будущий папа Лев X), в Англии он был дружен с знаменитым гуманистом Томасом Мором (автором «Утопии») и читал лекции но греческому языку, толкуя «священное писание» на основе филологической критики текста.

Ученые сочинения Эразма, написанные по-латыни, создали ему славу наиболее авторитетного знатока классической древности.

Его латинские переводы трагедий Еврипида впервые широко познакомили западный мир с произведениями этого греческого классика. Но особенно значительное влияние на европейскую мысль имело предпринятое Эразмом критическое издание греческого текста Евангелия с новым латинским переводом. Филологическая критика «священных книг» положила начало их историческому объяснению, порывающему с традиционным догматическим отношением к этим книгам как к «божественному откровению». В этом смысле критика Эразма повлияла на Реформацию, поставив вопрос об изучении «первоисточников» церковного вероучения и подорвав доверие к их официальному истолкованию.

Тем не менее в годы реформационного движения Эразм не присоединяется к немецким реформаторам, несмотря на то что ранее он неоднократно выступал против «порчи» католической церкви и положил начало попыткам «очистить» первоначальное «евангельское» христианство от позднейших толкований католического богословия. Поклонник светской гуманистической культуры и классической образованности, Эразм сторонится растущего религиозного фанатизма и ожесточения обеих борющихся партий, каждая из которых первоначально надеется найти в нем авторитетного союзника. Однако, когда углубление идейной и политической борьбы обнаруживает враждебное отношение лютеранства к гуманизму, он, подобно ряду других гуманистов, становится открытым врагом протестантизма и вступает в полемику с Лютером, против которого (в трактате «О свободе воли», 1524) он защищает духовную независимость человеческой личности. [323]

Из литературных произведений Эразма наибольшее значение имели «Похвала Глупости» (1509) и «Домашние беседы» (1518), написанные на латинском языке, как и все прочие сочинения великого гуманиста. «Беседы» представляют собрание диалогов нравоучительных и сатирических, серию живых разговоров и сценок, в которых, следуя образцу «Диалогов» Лукиана, Эразм дает сатирическое обозрение различных сторон современной частной и общественной жизни.

«Похвала Глупости», произведение, составившее славу Эразму как писателю и сразу после своего появления переведенное на многие новоевропейские языки. «Похвала Глупости» примыкает к традиции немецкой «литературы о глупцах», начало которой положил немецкий сатирик Себастьян Брант в своем «Корабле дураков». Как у Бранта, пороки современного общества выступают у Эразма в шутовском наряде, представленные как различные виды человеческой глупости и обозреваемые в форме шуточного панегирика, «похвального слова», которое госпожа Глупость произносит себе и своим поклонникам.

— в любовных и супружеских отношениях, в жажде славы и богатства, в чванстве «громкими именами и почетными прозвищами». [324]

Далее в свите Глупости перед нами проходят различные сословия и профессии средневекового общества: врачи-шарлатаны, «невежественные, нахальные и самонадеянные», законники-крючкотворы, умеющие приумножить свои имения, тщеславные поэты, философы, «уважаемые за длинную бороду и широкий плащ», которые, «ничего не зная в действительности, тем не менее воображают себя всезнайками», и другие. Особенную ненависть Эразма вызывают купцы. «Но глупее и гаже всех купеческая порода, — говорит он, — ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют, жульничают, надувают и при всем том мнят себя первыми людьми в мире, потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями». Эразм был современником эпохи первоначального накопления и видел возникновение нового общества, основанного на власти денег. Плутос (бог богатства), по его словам, есть «единственный настоящий отец богов и людей». «От его приговоров зависят войны, мир, государственная власть, советы, суды, народные собрания, браки, договоры, союзы, законы, искусства, игрища, ученые труды,— короче говоря, все общественные и частные дела смертных».

Не менее сурово обличает Эразм господствующий класс феодального общества — дворян, которые, «хоть и не отличаются ничем от последнего прохвоста, однако кичатся благородством своего происхождения», придворных и вельмож, которые живут как бездельники, спят до полудня, проводят день в забавах и потехах, «с шутами и девками», за закуской и выпивкой. «Нет ничего раболепнее, низкопоклоннее, пошлее и гнуснее, чем подавляющее большинство из них».

Наконец, сам монарх, окруженный раболепным поклонением и почти божественными почестями, изображается Эразмом со всеми своими человеческими слабостями — как «человек, невежественный в законах, едва ли не открытый враг общего блага, преследующий единственно свои личные выгоды, преданный сладострастию, ненавистник учености, истины и свободы, отнюдь не помышляющий о пользе общественной, но все мерящий на аршин собственных своих прибытков и вожделений».

«суеверов» он высмеивает почитателей икон и святых, из которых «один исцеляет от зубной боли, другой искусно помогает роженицам, третий возвращает награбленное добро» и т. д. «Вся жизнь христиан до краев переполнена безумствами этого рода». Священники поощряют подобное суеверие, потому что оно увеличивает их доходы. Эразм восстает против торговли индульгенциями, которыми церковь соблазняет верующих, обещая им за деньги прощение самых тяжелых грехов, «так что, ежели угодно, разрешается начинать сызнова весь порочный круг». Он изображает монахов, невежественных, распутных и полных самомнения; «смрадное болото» богословов, погруженных в бесплодные схоластические споры; епископов, которые больше всего заняты собиранием денег и, «как подобает епископам, смотрят в оба», возлагая заботу о своих овцах на Христа. [325]

Сам римский первосвященник, отстаивающий кровью и железом, анафемой и интердиктами свою светскую власть и достояние — «поля, города, селения, налоги, пошлины, владельческие права», — осуждается примером первых учеников Христа, учивших благочестию, кротости и нестяжанию.

«Глупость создает государства, поддерживает власть, религию, управление и суд. Да и что такое жизнь человеческая, как не забава Глупости?» Только одна природа, не тронутая человеческой цивилизацией, кажется Эразму источником подлинной мудрости и счастья: она одна «никогда не заблуждается, если только мы не попытаемся перешагнуть за положенные человеческой доле границы».

Однако эта критика современного общества не имеет у Эразма революционного характера. Сильный в насмешке и отрицании, он не имеет ясного положительного социального идеала, соответствующего его представлению о природе и человечности. Его философские раздумья о смысле человеческой жизни неизменно заканчиваются иронической резиньяцией мудреца, беспомощного перед нелепостями окружающей его социальной действительности. Она представляется ему, «ежели поглядеть с луны на людскую суматоху», подобной «стае мух или комаров, дерущихся, воюющих, строящих козий, грабящих, обманывающих, развратничающих, рождающихся, падающих, умирающих». [326]