ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
КЛЕРИКАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА
1
В продолжение всего периода, предшествующего возникновению городской литературы, т. е. примерно до конца XII—XIII вв., наряду с народной поэзией развивалась поэзия клерикальная. Это выражение в применении к средневековой культуре и литературе имеет более широкий смысл, чем в применении к позднейшей эпохе. До XII в. школьная образованность была монополией духовенства, и грамотностью, так же как и знаниями в тесных пределах «тривиума» и «квадривиума», обладали лишь клирики и те немногие светские лица,. которые обучались в монастырских и епископских школах. Эти грамотеи были единственными в те времена носителями «просвещения», и их литературное творчество, посвященное в очень значительной мере религиозным сюжетам, тем не менее не исчерпывалось ими. Оно включало разнообразную тематику, так или иначе связанную со школьной наукой и какими-либо знаниями, например разного рода дидактику или историографию.
Клерикальная литература культивировалась во всех странах параллельно на латинском и на местных живых языках. Произведения второго рода, будучи доступны более широким слоям общества, в большинстве случаев полнее отражают актуальные запросы и интересы. Видное место в клерикальной литературе занимают жития святых и иного рода религиозные легенды, циркулирующие во множестве вариантов как на латинском, так и на всех национальных языках, переходя из страны в страну, от одного народа к другому.
Жития святых довольно разнообразны по своему содержанию. Можно различить три основные группы их. Первую образуют жития, проникнутые аскетической идеей. Сюда относятся жизнеописания святых, подвергавших себя всевозможным лишениям или истязаниям, изнурявших себя голодом, бодрствованием и т. п. Из них особенно популярно было житие св. Алексея, сложившееся на Востоке, переведенное с сирийского языка на греческий, затем с греческого на латинский, распространившееся в этом виде на Западе и обработанное на большинстве европейских языков. Стихотворное «Житие св. Алексея» — один из наиболее ранних памятников старофранцузской поэзии (XI в.). [136]
Алексей, сын римского «графа», с юных лет решил посвятить себя богу. Чтобы отвратить его от этого намерения, отец женил его на девушке знатного рода, но в брачную ночь, оставшись наедине с невестой, Алексей рассказал ей о своем обете и с ее согласия тайно ушел из дома. Удалившись в Малую Азию, он провел там семнадцать лет, истязая свою плоть. После этого он возвратился в Рим и, неузнанный родителями и женой, прожил еще семнадцать лет в конурке, которую ему отвели из жалости в отцовском доме. Умирая, он написал письмо, в котором называл себя, и положил его себе на грудь. В то время как родные читали это письмо, к дому подошла процессия во главе с папой и императором, извещенными ангелом о том, что здесь умер великий святой. Алексея похоронили с почетом, и на его могиле стали совершаться чудеса.
Другую группу составляют жития миссионеров, обращавших разные племена и области в христианство. Таковы были англо-сакс Бонифаций (VIII в.), распространивший христианство в Германии, и ирландец Колумбан (VI—VII вв.), отправившийся в Галлию, чтобы основывать там монастыри и проповедовать чистоту нравов и милосердие при дворе жестоких и распутных меровингских властителей. Третья группа посвящена подвигам человеколюбия и защите угнетенных. О галльском святом Германе (V в.) рассказывалось, что все деньги, которые ему удавалось собрать, он тратил на выкуп рабов и пленных.
Многие жития святых, обогатившиеся романическим вымыслом чисто светского, отчасти фольклорного происхождения, являются в известной мере предшественниками рыцарской повести и романа.
Таково, например, житие Георгия Победоносца, о котором рассказывалось, что он был славным прекрасным рыцарем, убившим дракона и спасшим таким образом жизнь дочери каппадокийского царя, которая должна была быть принесена в жертву чудовищу. Дракон народной сказки был перетолкован в этой христианской обработке ее как дьявол. [137]
сочувствием всем страдающим и униженным. В одном случае богоматерь исцелила больного монаха собственным молоком, в другом — спасла жизнь повешенному, поддерживая его тело в воздухе своими руками.
Очень выразителен рассказ, обработанный впоследствии А. Франсом в новелле «Жонглер богоматери».
Один жонглер, принадлежавший к числу не певцов, а потешников-акробатов, поступил в монастырь. Не зная латинских молитв и не видя другого способа почтить богоматерь, жонглер решил послужить ей своим искусством: он стал кувыркаться перед статуей богоматери, ходить на руках и проделывать другие трюки. Когда он вконец истомился от усилий, богоматерь подошла к нему и, взяв кусок ткани, овеяла ему лицо и грудь неземной прохладой.
Другая легенда дала сюжет пьесе Метерлинка «Сестра Беатриса», изображающей милосердие богоматери по отношению к павшей и раскаявшейся монахине.
Чрезвычайно распространены были сказания эсхатологические, т. е. посвященные вопросу о посмертной судьбе человека. Помимо обычного у средневековых людей влечения ко всему мистическому, сюжеты такого рода манили к себе широкие массы тем, что в чудесных картинах «земного рая» или в изображениях загробной кары злых и блаженства добрых все угнетенные и обездоленные черпали утешение и надежду на расплату после смерти со своими притеснителями. [138]
в море — об острове с белыми овцами величиной с оленя, о другом острове, которьш внезапно поплыл у них под ногами, оказавшись гигантской рыбой, о единоборстве грифа с драконом, о «птичьем рае» и т. п. Вплоть до эпохи Возрождения сказание о плавании Брендана, более чем какое-либо другое, питало воображение смелых путешественников и побуждало их к далеким экспедициям.
Другой, еще более популярной темой было изображение загробной жизни, разработанное в целом ряде латинских «видений» — Павла, Макария, Патрика и других.
В легенде о «Чистилище св. Патрика», использованной позднее Кальдероном в драме того же названия, рассказывается, что Патрик, проповедуя христианство в Ирландии и натолкнувшись на сопротивление злого короля, стал молить бога о том, чтобы тот явил чудо, которое подтвердило бы истинность его веры. Внезапно в горе раскрылась глубокая пещера, в которую решился проникнуть рыцарь Оуэн. Он долго шел во мраке, пока не попал наконец, на огромную равнину, наполненную стонами и рыданиями; это было чистилище. Одни из грешников жарились там на вертелах или мерзли в оледеневшем озере, другие корчились в муках, пригвожденные к земле железными шестами; у некоторых сидели на груди дьяволы, терзавшие их своими клыками. Выйдя оттуда, Оуэн пошел дальше и увидел райские сады, но проникнуть в них он не смог.
Значительное место в клерикальной литературе занимает церковная драма, выросшая непосредственно из богослужения.
2
Моральная дидактика представлена большим числом проповедей, поэм о «страшном суде», призывающих к покаянию, нравоучительных рассказов наполовину светского характера и т. д. Такие рассказы начиная с XII в. объединяются в сборники, из которых крупнейший — «Римские деяния» («Gesta Romanorum») составлен был в Англии. Название сборника объясняется тем, что первоначально он состоял из рассказов, действие которых относилось ко временам Римской империи. Каждый рассказ, изложенный сжато и сухо, сопровождается обстоятельным нравоучением в христианском духе. В числе других здесь содержится рассказ о жестоком ростовщике, желавшем вырезать у своего должника фунт мяса, и о трех шкатулках, обработанный Шекспиром в «Венецианском купце». Из «Римских деяний» черпали свои сюжеты многие другие драматурги и новеллисты Возрождения.
«научной дидактикой» эпохи, целиком подчинено суеверно-мистическим представлениям. Главным источником всех почти сведений по естествознанию послужил греческий трактат «Физиолог», возникший в Александрии во II в. н. э. Анонимный автор его, черпая материал частью у Аристотеля, частью в библии, частью, наконец, в устной традиции, дал описание некоторых, обычно сказочных, свойств животных, присоединив к этому аллегорическое истолкование их, согласно которому одни из зверей оказывались выражением божественного начала, другие — дьявольского. [139]
«бестиарии» (т. е. книги о животных). В них символическое истолкование животных (нередко фантастических) и их свойств разработано до тонкости. Наивное любопытство сочетается с христианской назидательностью.
Птица Феникс, сжигающая себя на костре и затем возрождающаяся из пепла, «означает», как говорит автор, воскресение Христа; пеликан, питающий своих птенцов собственной кровью, также «означает» Христа, пролившего свою кровь для искупления рода человеческого; сирена, губящая своим пением моряков «означает» богатства мира сего, которые усыпляют человеческие души и губят их: мореход—душа, корабль — тело, море, по которому он плывет,— земной шар.
Впрочем, назидательность в такого рода сочинениях не всегда обязательна. Она отсутствует, например, в возникшем около того же времени англо-нормандском «Лапидарии» (трактат о камнях), содержащем только описание волшебных свойств нескольких десятков камней, перечисленных в алфавитном порядке.
Впоследствии разрозненные сведения по отдельным областям естествознания и других наук стали объединять в обширные энциклопедии, которым обычно давались названия: «Образ мира» или «Зерцало». Большой известностью пользовалось возникшее в XII в. во Франции латинское «Тройное зерцало» Винцентия из Бове; из книги его черпались знания еще в эпоху Возрождения. [140]