ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ЛИТЕРАТУРА РЕФОРМАЦИИ
Средневековая католическая церковь как главное идеологическое орудие феодального принуждения занимала господствующее положение во всех областях идеологии. Поэтому революционная борьба против феодализма должна была не только привести к конфликту с церковью — наиболее мощным в политическом отношении феодальным учреждением, она вместе с тем неизбежно принимала форму богословской ереси, направленной против церковного вероучения. Как указывает Энгельс, «для того чтобы возможно было нападать на существующие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости»1. Поэтому буржуазные революции XVI—XVII вв. выступают под знаменем церковной реформации.
церкви от непосредственной власти римской курии и к подчинению ее задачам местной государственной власти. Напротив, в политически раздробленной Германии с ее многочисленными духовными княжествами, подчиненными более папе, чем императору, римская церковь могла распоряжаться совершенно бесконтрольно, подвергая страну хищнической эксплуатации с помощью всевозможных церковных налогов, юбилейных сборов, торговли реликвиями и индульгенциями и т. п. [299]
«Привольная жизнь откормленных епископов, аббатов и их армии монахов вызывала зависть дворянства и негодование народа, который должен был все это оплачивать, и это негодование становилось тем сильнее, чем больше бросалось в глаза кричащее противоречие между образом жизни этих прелатов и их проповедями»2.
Поэтому оппозиция против папства приобретает в Германии общенациональный характер, хотя различные классы общества вкладывают в нее различное политическое содержание. Если крупные князья были не прочь обогатиться за счет секуляризации духовных владений и тем усилить свою независимость от императорской власти, то бюргерство боролось против церковного феодализма в целом, за ликвидацию католической иерархии и церковного имущества, за «дешевую церковь» без монахов, прелатов и римской курии, требуя восстановления демократического церковного строя раннего христианства. Крестьяне добивались отмены феодальных повинностей, барщины, оброка, налогов, привилегий господствующих классов; разделяя основные требования церковной реформы, выдвинутые бюргерскими реформаторами, они шли дальше этих последних, мечтая о восстановлении равенства, существовавшего в отношениях между членами ранней христианской общины. Нередко, в особенности при соприкосновении крестьянского движения с плебейской революцией в городах, к требованию равенства гражданского присоединялось требование имущественного равенства и организации общества в духе уравнительного коммунизма, характерного для плебейских движений XVI—XVII вв. В целом, однако, можно говорить о двух основных течениях реформационного движения в Германии — об умеренной бюргерской реформации, возглавляемой Лютером и объединившей оппозиционные течения среди имущих классов, и о реформации плебейско-крестьянской, революционной, связанной с Великой крестьянской войной 1524—1525 гг., наиболее ярким идеологом которой был Томас Мюнцер.
Взрыв крестьянской революции в Германии вызвал объединение имущих классов. Бюргерство, политически раздробленное и недстаточно сильное, чтобы выступать самостоятельно, должно было искать защиты у князей. Победителями из социальных боев эпохи Реформации вышли князья как носители местной, провинциальной централизации. «Они выиграли не только относительно, в результате ослабления своих конкурентов — духовенства, дворянства и городов, — но и абсолютно, так как им досталась spolia optima (главная добыча) за счет всех остальных сословий» 3.
В тех частях Германии, где победила Реформация, она способствовала укреплению власти князей, присвоивших себе большую часть церковного имущества и право верховного руководства делами лютеранской церкви. Во второй половине XVI в. немецкие города окончательно теряют свое политическое значение вследствие общего экономического и политического упадка Германии и Италии, вызванного перенесением международных торговых путей из Средиземного моря в Атлантический океан. [300]
«Лютер, — пишет Энгельс, — дал в Виттенберге сигнал к движению, которое должно было вовлечь все сословия в водоворот событий и потрясти все здание империи. Тезисы тюрингенского августинца оказали воспламеняющее действие, подобное удару молнии в бочку пороха. Многообразные, взаимно перекрещивающиеся стремления рыцарей и бюргеров, крестьян и плебеев, домогавшихся суверенитета князей и низшего духовенства, тайных мистических сект и литературной — ученой и бурлескно-сатирической оппозиции — нашли в этих тезисах общее на первых порах, всеобъемлющее выражение и объединились вокруг них с поразительной быстротой».4
Мартин Лютер (Martin Luther, 1483 — 1546) происходил из семьи состоятельного тюрингенского крестьянина-рудокопа. Он обучался в монастырской школе и в восемнадцатилетнем возрасте поступил в Эрфуртский университет, где, оставаясь в стороне от гуманистического движения, занимался изучением богословия. Глубокая религиозность толкнула его на поступление в августинский монастырь. В 1508 г. ученый-монах, получивший впоследствии степень доктора богословия, сделался профессором богословского факультета в г. Виттенберге в Саксонии. В 1510 г. ему удалось по делам своего ордена побывать в Риме. Зрелище морального разложения, царившего в папской столице, произвело на него, как и на многих других немецких паломников того времени, чрезвычайно тягостное впечатление. Еще раньше его мучили религиозные сомнения. Поводом для его первого публичного выступления послужили злоупотребления продавца папских «индульгенций», монаха Тецеля, рекламировавшего в грубой форме свой «товар» как верное средство для «спасения» души. Лютер выступил с проповедью, осуждавшей продажу индульгенций, а в 1517 г. прибил на дверях виттенбергской церкви свои 95 тезисов, направленных против злоупотреблений католической церкви. Ряд публичных диспутов, вызванных этими тезисами, заставил Лютера углубить свое учение. Сущность его заключалась в противопоставлении личной веры, индивидуального религиозного чувства — формально понимаемым «добрым делам» (т. е. выполнению церковных обрядов) и «священного писания», свободно толкуемого человеческим разумом,— авторитету церковного «предания» (т. е. позднейших догматов и установлений католической церкви).
На основе этих индивидуалистических религиозных принципов, характерных для буржуазной идеологии нового типа, Лютер в дальнейшем пришел к отрицанию папской власти, духовной иерархии, монашества и т. д. как учреждений, извративших дух первоначального христианства. [301]
В 1520 г. он публично сжег папскую буллу, осуждавшую его учение как еретическое, и напечатал на немецком языке обращение «К христианскому дворянству немецкой нации», призывая императора и князей освободить Германию от папской власти и произвести общую реформу церкви.
«заблуждений» и был осужден как еретик; но саксонский курфюрст Фридрих, глава княжеской оппозиции против императора, предоставил опальному защиту и убежище в замке Вартбург в Тюрингии, где Лютер занялся переводом библии на немецкий язык, с намерением сделать «священное писание» доступным народным массам.
Поддержанный широким общественным движением, охватившим все сословия, Лютер первоначально резко выступал против римской церкви, предлагая князьям бороться с папой «оружием, а не словами». «Если мы наказываем воров мечом, убийц виселицей, а еретиков огнем,— писал он в это время,— то почему бы нам не напасть на этих вредных учителей гибели, на пап, кардиналов, епископов и всю остальную свору римского Содома со всевозможным оружием и не омыть наших рук в их крови?» Однако по мере углубления реформационного движения, напуганный его народно-революционным характером, он скоро становится проповедником мирного прогресса. «Я не хотел бы,— заявляет он,— чтобы евангелие проповедовалось насилием и пролитием крови». Окончательное изменение политических позиций Лютера, как и всего немецкого бюргерства, было вызвано страхом перед событиями крестьянской революции. Сперва Лютер высказывался о крестьянском движении в примирительном духе, признавая справедливость жалоб восставших на чинимые им притеснения, хотя в то же время он осуждал самое восстание как «противное евангелию».
В дальнейшем он изменяет народному движению и полностью переходит в лагерь князей. «Их нужно бить, душить и колоть, тайно и открыто так же, как убивают бешеную собаку»,— так пишет Лютер о восставших крестьянах. «Поэтому, господа, спасайтесь, колите, бейте, давите их, кто как может...»
Энгельс сравнивает поведение Лютера по отношению к восставшим крестьянам с трусливым двоедушием немецкой буржуазии, предавшей революцию в 1848 г. из страха перед пролетариатом5. [302] [303 ― илл.]
«ересей» Лютер организует «конституцию» реформированной бюргерской церкви»6 на основе уступок и соглашений, последовательно ограничивая те элементы индивидуализма и рационалистической критики, которые первоначально наличествовали в его полемических выступлениях. Тем не менее частичная победа бюргерской Реформации с ее программой национализации церкви имела большое значение для дальнейшего развития немецкой литературы и просвещения на национальном языке. Особенно значительное влияние оказала в этом отношении немецкая библия Лютера (1522—1534), которая благодаря своему широчайшему распространению послужила основой для складывавшегося в это время общенемецкого литературного языка. Будучи выходцем из народа, Лютер как переводчик обнаружил поразительное чувство немецкого языка. Широко черпая из сокровищницы народной речи, он советовал учиться родному языку не в латинских книгах, но «у матери в доме, у детей на улице, у простолюдина на рынке и смотреть им в рот, как они говорят, и сообразно с этим переводить: тогда они уразумеют и заметят, что с ними говорят по-немецки». Теми же свойствами народного красноречия отличаются немецкие проповеди Лютера, его богословско-политические памфлеты и послания и «Застольные речи». Лютер является также автором многочисленных религиозных песен, получивших распространение в протестантской церкви вместе с богослужением на национальном языке. Подобно другим переводчикам латинских церковных гимнов и псалмов, Лютер опирается при этом на устную традицию народной песни. Подводя итоги литературной деятельности немецкого реформатора, Энгельс писал: «Лютер вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка, создал немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того проникнутого уверенностью в победе хорала, который стал марсельезой XVI века»7 (лютеранский церковный гимн: «Наш бог — нерушимая крепость...»).
Среди вождей революционного движения 1524—1525 гг. выделяется героическая фигура Томаса Мюнцера (Thomas Münzer, ок. 1490—1525). Подобно Лютеру, Мюнцер был священником и доктором богословия и выступил сперва как церковный реформатор, но скоро разошелся с Лютером, проповедуя полное уничтожение старой церкви и связанных с ней общественных и государственных отношений. В 1522г. он возглавил первые революционные выступления плебейских масс в г. Альтштедте в Тюрингии. [304]
Изгнанный из Тюрингии при участии Лютера, он перенес свою деятельность в юго-западную Германию, повсюду организуя революционное движение и рассылая своих эмиссаров, по большей части представителей революционно настроенного низшего духовенства, которые своей проповедью в значительной мере подготовили всеобщий взрыв крестьянского восстания в этой части страны. Сам Мюнцер к началу революции вернулся в Тюрингию, призванный сюда своими сторонниками, захватившими в начале 1525 г. власть в г. Мюльгаузене. Не только городские плебейские массы, но все мелкое бюргерство Мюльгаузена вместе с восставшими крестьянами примкнуло к Мюнцеру. Но, несмотря на мужество и энергию своего вождя, повстанцы продержались недолго. Отряд Мюнцера был разбит князьями, сам он был взят в плен, подвергнут пытке и обезглавлен. Он был казнен, когда ему было немногим больше 30 лет.
с атеизмом. Мюнцер не считал библию единственным источником божественного откровения: библейскому авторитету он противопоставлял живое откровение разума в человеке, существующее во все времена и у всех народов. Разум для Мюнцера и есть «святой дух», вера есть пробуждение разума в человеке. Мюнцер отрицал потусторонний мир и загробное воздаяние за грехи. Призванием верующего он считал установление «царства Божия» на земле. Под «царством Божиим» он понимал общественный строй, основанный на гражданском и имущественном равенстве, уничтожении частной собственности и классовых различий, а также государственной власти, независимой от общины трудящихся. «Я ясно говорил перед князьями, что вся власть принадлежит общине, которая может ее вручать и отнимать». Все должно быть общим, учил Мюнцер: работа и имущество; каждому следует давать по нуждам и потребностям его. Таким образом, социально-политическое учение Мюнцера приближалось к утопическому коммунизму.
В отличие от Лютера, для которого истинная вера представляла путь к индивидуальному нравственному самосовершенствованию, Мюнцер, как представитель народной реформации, придал своей теологии ярко выраженный социальный характер: реформация означала для него политический и социальный переворот, который должны были совершить народные массы — «христианское объединение», организованное для борьбы против феодального гнета и эксплуатации. В своих посланиях он подчеркивал лозунг, выдвинутый крестьянской войной — разрушения замков и монастырей, конфискации и раздела имущества их владельцев, видя в этом акт восстановления божественной справедливости. «Люди голодны,— писал он,— они должны и хотят есть».
Проповеди Мюнцера носили ярко революционный характер. Он обличал «разбойничий» характер германской феодальной государственности. [305]
«Государи и господа,— говорил Мюнцер,— главные лихоимцы, воры и грабители; они присваивают себе все создания, всякую тварь, рыбу в воде, птицу в воздухе, растение на земле — все должно принадлежать им. Бедным они говорят о божьих заповедях: бог повелел, говорят они, не воровать, но они считают, что к ним самим эта заповедь не относится; поэтому они дерут шкуру с бедного поселянина, работника и всех, кто живет под ними. Если кто воспротивится, то его отправляют на виселицу, причем доктор Враль приговаривает: аминь». Прозвищем «доктор Враль» Мюнцер заклеймил Лютера, изменившего народному движению. Он обвинял Лютера в том, что тот подчинил церковь власти князей и хочет сам сделаться новым папой. В противоположность Лютеру, стороннику «мирного прогресса», он призывал народ к восстанию, цитируя при этом священное писание: «Говорил же Христос: я принес не мир, но меч». «Противящихся откровению Божию следует истреблять без всякой пощады, как истребили Иезекия, Иосия, Даниил и Илья жрецов Ваала, ибо иначе христианская церковь никогда не возродится». Библейское красноречие Мюнцера, воспитанное религиозным пафосом ветхозаветных пророков, характерно в эпоху Реформации для проповедников народной революции.
Социальные бури Реформации вызвали обширную литературу агитационного характера, в которой общественно-политические вопросы (в характерной для того времени религиозной оболочке) становятся предметом страстных споров и обсуждения широких народных масс.
— гуманистического диалога или сатиры, пользующихся латинским языком и доступных лишь узкому кругу образованных, заменяется новым жанром религиозно-политического памфлета на немецком языке, агитационного воззвания или диалога в прозаической или стихотворной форме, обращенных к широкой общественности и защищающих противоборствующие интересы различных общественных групп. Было отмечено, что в первые годы Реформации (1518 — 1523) вышло в свет значительно больше немецких книг, чем за первые 50 лет от начала книгопечатания. Рядом с Лютером, Гуттеном и Мюнцером с такими брошюрами выступает ряд других известных и безыменных авторов. Главным действующим лицом в подобных агитационных памфлетах нередко является немецкий крестьянин, сторонник реформации и враг папистов. Например, в получивших особенно широкое распространение сатирических диалогах «Карстганс» и «Новый Карстганс» (1521) под этим прозвищем выступает крестьянин, беседующий с Лютером и Зиккингеном о церковных неустройствах. В «Диалоге между апостолом Петром и крестьянином» (1523) сам основатель римской церкви обличает ее преступления, а его собеседник приходит к заключению: «Правда, мы, крестьяне, должны когда-нибудь соединиться, созвать наш крестьянский собор и пригласить на него всех духовных и светских». [306]
«Крестьянин должен будет навести порядок, показать себя господином в доме и дать попу в руки цеп, чтобы и он зарабатывал своим детям на пропитание».
События Реформации и крестьянская война нашли себе отражение в стихотворных листовках и в народной песне. Однако огромное большинство дошедших до нас стихотворений времен крестьянской войны вышли из лагеря врагов народной революции, тогда как революционная поэзия подвергалась преследованию и уничтожению. Не сохранились поэтому и духовные песни, с которыми шли в бой сторонники Томаса Мюнцера. Кроме двух более ранних рифмованных листовок, рассказывающих о первых крестьянских восстаниях, «Башмака» и «Бедного Конрада» (1513 — 1514), до нас дошли как скудные остатки революционного фольклора этой эпохи всего две песни о восстании в Мюльгаузене (1525), в которых безыменный поэт, сам участник восстания, оплакивает горькую участь побежденных крестьян.
Примечания.
1. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 361.
3. Там же, с. 434
5. См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 366-367.
6. См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 366.
— 347