Вступление |
I.
Понимать поэтовъ, вообще, почти невозможно безъ нѣкотораго литературнаго образованія; но Шекспиръ въ этомъ отношеніи составляетъ исключеніе изъ всѣхъ поэтовъ древняго и новаго міра, потому что каждый человѣкъ, даже совершенно чуждый литературнаго образованія, непремѣнно почувствуетъ поэтическую силу его. Впрочемъ, достоинство Шекспира заключается не въ одномъ его поэтическомъ величіи: практическіе англичане не даромъ же называютъ сочиненія его книгою житейской мудрости и вѣрнѣйшимъ зеркаломъ міра и людей. Дѣйствительно, созданія его раскрываютъ передъ нами всѣ стороны души человѣческой, всѣ положенія семейной, общественной и исторической жизни. Онъ вводитъ насъ и въ событія римскаго міра, и въ миѳическое время галло-британскаго народа, и въ тревожный романтическій міръ рыцарства, и, наконецъ, въ свою отечественную исторію, и, изображая всѣ эти разнообразныя эпохи и отношенія, поэтъ такъ высоко стоитъ надъ предразсудками и партіями своего времени, обнаруживаетъ такое вѣрное пониманіе нравовъ, искусствъ, государства, такое глубокомысленное воззрѣніе на народы и времена, что почти не вѣрится, что онъ принадлежитъ XVI вѣку, а не нашему, несравненно болѣе зрѣлому и опытному. Житейская мудрость его и знаніе людей истинно поразительны, и авторитетъ его тѣмъ непреложнѣе, что Шекспиръ почепнулъ ихъ не изъ книгъ или умственныхъ теорій, а изъ собственнаго наблюденія надъ свѣтомъ и людьми, выработаннаго самою многостороннею внутреннею жизнью. И несмотря на все это, Европа почти двѣсти лѣтъ ничего не знала о такомъ великомъ поэтѣ, да и потомъ, когда она уже услыхала о немъ, такъ медленно понимались его достоинства, что Шекспиръ долгое время оставался для нея какою-то неразрѣшимою загадкою. Такое странное обстоятельство можно объяснить только изъ литературной исторіи Англіи.
Ни въ какой странѣ Европы не было изстари такой любви къ поэзіи, какъ въ Англіи. Правда, что Германія имѣла своихъ миннезингеровъ, Франція - своихъ труверовъ и трубадуровъ, но тамъ эти представители народной поэзіи почти тотчасъ же примкнулись къ высшимъ сословіямъ и скоро исчезли. Въ Англіи, напротивъ, вся исторія ея, можно сказать, слита съ ея менестрелями; они не только признаны были узаконеніями, но существовали какъ отдѣльное общественное сословіе, имѣвшее свои права, свое вліяніе и свои нравы и безъ котораго не обходились никакіе праздники и увеселенія. Какъ древніе британскіе барды и скандинавскіе скальды, менестрели Старой Англіи впродолженіи многихъ вѣковъ сохраняли въ ней вліяніе своихъ предшественниковъ. Позже всѣхъ странъ покоренная Римомъ и всѣхъ скорѣе оставленная имъ, Англія вовсе не получила того глубокаго и повсемѣстнаго отпечатка римской цивилизаціи, какой остался, напримѣръ, на Галліи. Древнее британское населеніе исчезло или разсѣялось передъ завоеваніями англовъ и саксовъ; затѣмъ покореніе англовъ датчанами и, впослѣдствіи, покореніе обоихъ этихъ племенъ норманнами образовало народонаселеніе, не противоположное по своимъ племенамъ, а родственное по своему общему германскому корню и, слѣдовательно, близкое по своимъ нравамъ и обычаямъ. Побѣжденные въ Англіи норманнами, саксы и датчане, конечно, были угнетены, но не такъ, какъ, напримѣръ, было въ Галліи, гдѣ варварскіе обычаи германскихъ побѣдителей должны были безпрестанно оскорблять изнѣженную цивилизацію побѣжденныхъ галловъ. Правда, что въ Англіи все народонаселеніе, побѣдители и побѣжденные, было одинаково варварское, за то оно было однородное и родственное, такъ что и христіанство здѣсь имѣло совсѣмъ другое развитіе, нежели въ средней и южной Европѣ. Франки, напримѣръ, обращенные въ христіанство, нашли въ завоеванной ими Галліи римское духовенство, уже богатое, сильное и уважаемое, которое естественно начало стараться о преобразованіи постановленій, идей, нравовъ и вѣрованій своихъ завоевателей. Напротивъ, христіанское духовенство саксовъ было само саксонское, такое же грубое и варварское, какъ и его духовная паства, но за то вполнѣ родственное ей и раздѣлявшее всѣ ея чувства и воспоминанія. Такимъ образомъ, возникающая цивилизація Англіи съ самаго начала своего стала развиваться, чуждая заимствованныхъ формъ и иностранныхъ элементовъ, которые замѣшались въ цивилизацію южной Европы. Это обстоятельство, обусловившее всю политическую исторію Англіи, не могло не имѣть рѣшительнаго вліянія, какъ на характеръ англійской націи, такъ и на развитіе ея поэзіи.
ѣми замѣчательными событіями ея исторіи: по народнымъ легендамъ, король Альфредъ, переодѣтый менестрелемъ, приходитъ въ лагерь датчанъ; за четыре вѣка до него, саксонецъ Бардульфъ менестрелемъ пробирается въ городъ Iоркъ, въ которомъ бритты осаждаютъ брата его Кольгрима; шестьдесятъ лѣтъ позже менестрель проводитъ датскаго короля Алафа въ лагерь Ательстона; наконецъ, въ XII вѣкѣ менестрель освобождаетъ Ричарда Львиное-Сердце. Положимъ, что все это не болѣе, какъ народныя легенды, но онѣ показываютъ, какое важное мѣсто занимали менестрель и его искусство въ народномъ воображеніи. Впрочемъ, не однѣ легенды и хроники свидѣтельствуютъ о народности менестрелей: въ 1315 году, при Эдуардѣ Второмъ, королевскій совѣтъ, желая прекратить бродяжничество, издалъ повелѣніе, запрещавшее прохожимъ останавливаться въ монастыряхъ и зàмкахъ бароновъ, "кромѣ менестрелей". Въ 1316 году, въ то время, когда король Эдуардъ праздновалъ въ Вестминстерѣ Духовъ день, въѣхала въ залу переодѣтая менестрелемъ женщина, на разубранномъ конѣ "по обычаю менестрелей", и, подавъ королю письмо, тотчасъ же выѣхала изъ залы. Король, недовольный письмомъ, сдѣлалъ строгій выговоръ привратникамъ, которые, въ оправданіе свое, отвѣчали, что "никогда не было въ обычаѣ отказывать менестрелямъ входъ въ королевскій дворецъ". Изъ обнародованныхъ монастырскихъ и церковныхъ архивовъ видно, что въ XV вѣкѣ нанимали менестрелей на всякій праздникъ, какъ для увеселенія собирающагося народа, такъ и для самой монашествующей братіи. Словомъ, гдѣ только собирался народъ - на монастырскихъ праздникахъ, на ярмаркахъ, въ деревняхъ и зàмкахъ - тамъ были непремѣнно и менестрели, распѣвая свои баллады о народныхъ герояхъ, о подвигахъ владѣтелей зàмковъ, и битвахъ Перси съ Дугласами, о Робинѣ Гудѣ и безчисленное множество другихъ, давно уже совершенно утратившихся изъ народной памяти.
ѣкѣ, вкусъ къ которой быстро распространился въ Англіи и охватилъ ея высшія сословія, повело, съ одной стороны, къ уничтоженію менестрелей, а съ другой - къ упадку народной поэзіи и отдѣленію ея отъ литературы собственно. Уже въ началѣ царствованія королевы Елизаветы парламентскій актъ поставилъ менестрелей на ряду съ нищими и бродягами. Образованныя сословія, пораженныя удивленіемъ къ древнему міру, съ презрѣніемъ смотрѣли на менестрелей, и, увлеченные стройной красотой его произведеній, съ жаромъ бросились изучать ихъ, и думали только о подражаніи своимъ классическимъ образцамъ. Естественно, что слѣдствіемъ всего этого было рѣшительное пренебреженіе національнымъ элементомъ, такъ что, можно сказать, до самаго конца XVI вѣка, когда появились уже произведенія Шекспира, въ Англіи не было собственно національной литературы. Конечно, были англійскіе поэты, но не было англійской національной поэзіи, потому что поэты эти были бòльшею частью только ученые, изучившіе латинское и итальянское стихотворство и старавшіеся подражать своимъ латинскимъ и итальянскимъ образцамъ. Ихъ сонеты, аллегоріи и разсказы естественно не могли имѣть въ себѣ много національнаго. Шекспиръ первоначально своими повѣствовательными стихотвореніями и сонетами вступилъ тоже въ ряды этихъ поэтовъ. Итакъ, почти до половины царствованія королевы Елизаветы англійская литература состояла изъ подражанія иностраннымъ образцамъ - французскимъ и испанскимъ рыцарскимъ романамъ, итальянской поэзіи и новеллистикѣ. Но на сценѣ англійской сталъ впервые проступать народный саксонскій характеръ, и возникавшій театръ сдѣлался очень скоро почти исключительною національною собственностью. Любовь къ театру быстро охватила дворъ, дворянство и народъ, и въ теченіе какихъ-нибудь двадцати пяти лѣтъ театръ совершенно вышелъ изъ своего до тѣхъ поръ весьма низкаго положенія. До Генриха VIII англійскія театральныя пьесы были слабыми или грубыми драматическими попытками, а уже дворы Елизаветы и Iакова особенно любили шекспировскія пьесы и, народъ преимущественно посѣщалъ представленія его труппы. Можетъ быть, современники Шекспира и не вполнѣ понимали достоинства его произведеній, но все-таки, кажется предчувствовали ихъ. Бэнъ-Джонсонъ, напримѣръ, въ стихотвореніи своемъ на смерть Шекспира, напечатанномъ въ 1623 году, высоко ставилъ его надъ всѣми англiйскими драматургами:
"Торжествуй, моя Англія!" говоритъ онъ: "ты можешь указать у себя на такого поэта, передъ которымъ должны преклониться всѣ театры Европы. Онъ принадлежитъ не одному нашему вѣку, а всѣмъ временамъ".
ѣмъ не менѣе Шекспиръ, котораго достоинства понимали знатоки и чувствовали его современники, при жизни своей далеко не пользовался обширною славой. Черезъ нѣсколько десятковъ лѣтъ по смерти своей онъ былъ почти совсѣмъ забытъ, и потомъ болѣе вѣка оставался въ совершенной неизвѣстности. Постараемся вкратцѣ изложить причины такого страннаго забвенія.
ѣли очень дурно. Духовенство, сословіе судейское, среднее сословіе, лондонскій лордъ-мэръ и городской совѣтъ постоянно были противъ театровъ и актеровъ. Набожность и строгіе нравы сильно возставали противъ чувственнаго, свѣтскаго искусства; даже писатели нападали на театръ, какъ на общественную порчу. Сами драматическіе авторы, какъ, напримѣръ, Гринъ и Госсонъ, раскаявались въ старости, какъ дѣлывали это рыцарскіе эпическіе поэты въ XIV вѣкѣ, въ своей прежней грѣховной дѣятельности, заклиная своихъ друзей бросить грѣшное искусство и, для искупленія своихъ грѣховъ, писали набожныя сочиненія. Самые горячіе защитники театра соглашались, что это такое дѣло, которое не можетъ существовать безъ подпоры и покровительства. Въ узаконеніяхъ того времени актеровъ постоянно ставили на ряду съ фокусниками, фиглярами, бродягами и разносчиками всякой дряни. Такимъ образомъ, во время своего самого цвѣтущаго положенія драматическое искусство въ Англіи должно было постоянно защищаться отъ угрозъ и преслѣдованій яростныхъ и сильныхъ враговъ. Правда, что положеніе актера было тогда очень выгодно, но на немъ лежало нравственное пятно: актеръ былъ богатъ, но отдѣленъ отъ общества, а театральный писатель, находясь въ совершенной зависимости отъ актера и не раздѣляя его денежныхъ выгодъ, былъ точно такъ же, какъ и тотъ, отвергаемъ обществомъ.
ò съ французскими и нѣмецкими поэтами прошлаго вѣка, когда ничто другое не развлекало вниманія публики и когда литературное движеніе одно наполняло собою всю жизнь общества и господствовало надъ всѣми другими интересами. Исторія Англіи, до утвержденія въ ней протестантизма Елизаветою, была самою тревожною и воинственною. Болѣе вѣка - съ 1339 до 1453 года - продолжавшаяся война съ Франціей выказала въ великолѣпномъ блескѣ мужество англійскаго рыцарства и воинственные таланты его предводителей: - Чернаго принца и короля Генриха V. Тотчасъ за тѣмъ возгорѣлась кровопролитная междоусобная война домовъ Ланкастерскаго и Iоркскаго, извѣстная подъ названіемъ войны Алой и Бѣлой Розы. Въ этой войнѣ, продолжавшейся тридцать лѣтъ, съ 1453 до 1485 года, погибла почти вся англійская аристократія бароновъ и болѣе милліона народа, такъ что при Генрихѣ VII оставалось въ верхней палатѣ только двадцать семь лордовъ. Послѣ тяжелыхъ и тревожныхъ царствованій своенравнаго Генриха VIII и католической Маріи Тюдоръ, восшествіе на престолъ Елизаветы было истиннымъ благодѣяніемъ для Англіи: съ этого времени начались и благоденствіе, и величіе ея. Религіозная самостоятельность націи, искусства и науки, свойственныя духу англійскаго народа, будущая морская сила и политическое значеніе государства - все это впервые стало обнаруживаться въ царствованіе Елизаветы. Необыкновенно быстро началъ тогда развиваться въ Англіи духъ предпріимчивости, торговли, промышленности; вмѣстѣ съ тѣмъ во внѣшнихъ сношеніяхъ своихъ и именно въ протестантской борьбѣ своей съ католической Испаніей и папой, англійская политика приняла чисто-національный характеръ. Гибель "непобѣдимаго испанскаго флота" (1588), посланнаго для завоеванія Англіи, отважныя морскія экспедиціи, образовавшія въ то время цѣлый рядъ героическихъ моряковъ - всѣ эти событія вмѣстѣ утвердили политическое превосходство маленькой Англіи надъ тогдашнею почти всемірною монархіею Испанскою и положили основаніе ея будущему морскому величію. Послѣ присоединенія къ ней Шотландіи, послѣдовавшаго по кончинѣ Елизаветы, начались счастливыя колонiальныя предпріятія. Способствуя развитію торговли и промышленности, начинали они быстро распространять внѣшнее вліяніе государства. Естественно, что при этой юной политической дѣятельности, при этомъ только-что обнаружившемся національномъ чувствѣ, среди такихъ важныхъ практическихъ и государственныхъ интересовъ, литература - и въ особенности театральная литература - могла занимать очень незамѣтное мѣсто. Отсюда легко понять, почему среди столь важныхъ государственныхъ событій такой философъ, какъ Бэконъ, и такой поэтъ, какъ Шекспиръ, хотя и были замѣчены знатоками, но далеко не имѣли всеобщей извѣстности. Слава Аріоста и Тасса и впослѣдствіи Расина быстро пронеслась по всему европейскому свѣту, а о Шекспирѣ въ XVII вѣкѣ никто не слыхалъ внѣ Англіи, и даже свидѣтельства объ его прежней славѣ въ отечествѣ надобно было впослѣдствіи отыскивать съ большимъ трудомъ. Такимъ образомъ, даже одна извѣстность Шекспира должна была съ самаго начала бороться съ враждебными обстоятельствами, тѣмъ менѣе могло быть рѣчи о пониманіи его произведеній. При жизни его на пьесы его только смотрѣли, и они написаны были единственно для представленія; кто ихъ не видалъ -- совсѣмъ не зналъ ихъ. Съ драматическимъ искусствомъ поэта было почти то же, чтò съ искусствомъ актера, которое имѣетъ ту бѣдственную участь, что его невозможно ни оковать, ни уловить, и исчезаетъ оно въ тоже самое мгновеніе, въ которое чаруетъ собою зрителей. Важные и серьезные люди того времени съ состраданіемъ посмѣивались надъ легкомысленнымъ занятіемъ ожидавшихъ себѣ безсмертія отъ своихъ театральныхъ стишковъ. Изъ шекспировскихъ пьесъ при жизни его напечатаны были очень немногія; сочинeнiя его явились, уже семь лѣтъ спустя послѣ его смерти, въ 1623 году, собранныя его товарищами. Въ то время произведенія его были еще въ нѣкоторой чести, хотя нашлись уже порицатели и гонители ихъ; затѣмъ въ скоромъ времени о нихъ совершенно забыли.
ѣ театры въ Англіи: строгій пуританизмъ не могъ терпѣть такихъ грѣховныхъ заведеній. Двадцатилѣтнее кровопролитіе и совершенное преобразованіе общественной и частной жизни въ Англіи уничтожили самое воспоминаніе о театрѣ и литературѣ, современныхъ Шекспиру: междоусобныя войны такъ потрясли націю и ея образованность, что она сдѣлалась ко всему равнодушна. Послѣ водворенія спокойствія, при Карлѣ II и Iаковѣ II, вмѣстѣ съ придворными увеселеніями воротился, правда, и театръ, но уже въ публикѣ не было къ нему такого участія, какъ во время Шекспира, да и кромѣ того, театръ этотъ сформировался по вкусу тогдашняго двора, легкому и поверхностному, для котораго вовсе не шли глубокомысленныя произведенія Шекспира. Вскорѣ затѣмъ началось господство французской литературы, изысканный и вылощенный вкусъ которой былъ въ рѣшительной противоположности съ національнымъ характеромъ шекспировскихъ пьесъ. Впрочемъ, начало этого направленія показывалось еще при жизни Шекспира: жившій въ то время критикъ Томасъ Реймеръ писалъ, что у обезьяны больше вкуса и природы, чѣмъ у Шекспира. Сочиненія Аддисона и Попа составляли тоже совершеннѣйшую противуположность съ произведеніями Шекспира. Господствующій вкусъ былъ до такой степени противъ него, что когда, въ 1709 году, Николай Pay (Row) предпринялъ изданіе его сочиненій и попробовалъ составить, по преданіямъ его біографію, то оказалось, что объ этомъ великомъ поэтѣ ничего не было извѣстно; едва можно было собрать оригиналы его сочиненій, а изъ всей жизни его сохранились только два-три пустые анекдота, отброшенные впослѣдствіи критикой. До сихъ поръ самыя тщательныя изысканія едва могли открыть кой-какія скудныя извѣстія о жизни Шекспира. Отъ Реставраціи до Гаррика, въ первой половинѣ XVIII вѣка, весьма немногія изъ пьесъ его были играны и то бòльшею частью въ самомъ искаженномъ видѣ. Мильтонъ, величайшій поэтъ Англіи послѣ Шекспира, однакожъ зналъ и читалъ его: онъ находилъ, что Шекспиръ своими произведеніями оставилъ по себѣ такой памятникъ, которому нѣтъ подобнаго въ мipѣ.
ѣкѣ, когда по всей Европѣ литературная жизнь заслонила собою жизнь политическую и религіозную, начали и въ Англіи отыскивать старую литературу и, вмѣстѣ съ тѣмъ, Шекспира. Начиная отъ Pay и Попа (1700--1723) и до нашего времени печаталось почти каждыя десять лѣтъ изданіе его произведеній, съ поясненіями и комментаріями. Таковы изданія Теобальда, Ганмера, Уарбортона, Джонсона, Стивенса, Мэлона, Рида и другихъ. Относительно обсужденія и оцѣнки поэта, какъ эти изданія, такъ и слѣдовавшія за ними представляютъ очень мало дѣльнаго: всѣ они сдѣланы были подъ господствовавшимъ тогда вліяніемъ французскаго вкуса. Оракуломъ этого вкуса былъ Вольтеръ. Къ трагедіи своей "Семирамида" приложилъ онъ разсужденіе о трагедіи, въ которомъ, между прочимъ, говоритъ, что въ Шекспирѣ самое высокое перемѣшано съ самымъ пошлымъ; "Гамлета" называетъ плодомъ воображeнiя пьянаго дикаря, грубою варварскою пьесою, которую не могла бы вынести самая низкая чернь во Франціи и Италіи. Такъ судилъ Вольтеръ; каковы же могли быть другіе судьи, которые въ поэзіи смыслили еще меньше его? Уарбортонъ, напримѣръ, писалъ, что онъ подобныхъ писакъ, какъ Шекспиръ, перелистовалъ только въ своей молодости, для отдыха отъ серьезныхъ занятій. Какъ смѣшно теперь читать педантическое резонерство всѣхъ этихъ критиковъ и пояснителей Шекспира! Въ Германiи Тикъ и Шлегель достаточно осмѣяли ихъ. Но труды старыхъ издателей Шекспира имѣли однакоже и свою почтенную и дѣльную сторону: до нихъ дошли произведенія поэта, почти уже чуждыя имъ по языку своему, по нравамъ и отношеніямъ, въ нихъ представляемымъ: позднѣйшіе изъ этихъ издателей и между ними особенно Джонсонъ, посредствомъ самыхъ усиленныхъ изысканiй, впервые сдѣлали поэта доступнымъ для массы читателей; множество до того времени непонятныхъ мѣстъ въ его пьесахъ обратили они, возстановленіемъ текста и своими объясненіями, въ первоклассныя красоты, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, многое испорченное въ языкѣ переписчиками, посредствомъ остроумныхъ предположеній, преобразилось въ высокую поэзію. Эти кропотливые труженики впервые открыли націи скрытыя ея сокровища -- и съ тѣхъ поръ начались и безпрестанно продолжаются новыя изданія сочиненій Шекспира. Безъ этихъ тружениковъ Европа, вѣроятно, ничего не знала бы о немъ.
ѣлали не много. Въ этомъ отношеніи все въ нихъ ограничивается однѣми отрывочными психологическими и эстетическими замѣтками. У Уарбортона, у Джонсона, у Стивенса - самаго остроумнѣйшаго изъ нихъ -- можно найти отличныя поясненія нѣкоторыхъ мѣстъ, характеровъ, выраженій, поясненія, противорѣчащія ихъ французскому вкусу и литературнымъ предразсудкамъ и доказывающія, какъ величіе поэта противъ ихъ воли проникало въ эти, такъ сказать, замкнутые умы. Но они остановились на половинѣ дороги, какъ Вольтеръ, не чувствуя, до какой степени нелѣпо мнѣніе, будто самая варварская грубость можетъ въ одномъ человѣкѣ соединяться съ самымъ поразительнымъ величіемъ. Сообразно съ этими рѣдкими проблесками истиннаго пониманія, въ которыхъ за мгновеннымъ блескомъ слѣдовала еще бóльшая темнота, сообразно съ этимъ родомъ отрывочныхъ замѣтокъ и взглядовъ, было и представленіе шекспировскихъ пьесъ въ Англіи и Германіи. Возрожденіе Шекспира на англійской сценѣ начинается съ двухсотлѣтняго юбилея poжденія его, празднованнаго въ 1764 году въ Стратфордѣ. Въ то время англійскія дамы начали хлопотать о воздвиженіи ему памятника въ Вестминстерѣ, а клубы -- о постановкѣ на сцену его пьесъ, а Гаррикъ принялся за изученіе его характеровъ. Съ игры Гаррика собственно началось возрожденіе Шекспира. Онъ отбросилъ напыщенную изысканность французской игры, неестественность и аффектацію французской манеры чтенія и впервые возстановилъ на сценѣ простоту и правду. Гаррикъ ежегодно давалъ до восемнадцати шекспировскихъ пьесъ, стараясь очищать ихъ отъ всего, что безобразило ихъ. Впрочемъ, изъ тогдашняго состоянія театра видно, что весьма немногіе актеры понимали свои роли; о томъ же, что называется ensemble пьесы и какъ, вѣроятно, ставилъ свои пьесы Шекспиръ, въ то время нечего было и думать. Въ Германіи, лѣтъ двадцать назадъ, Шрёдеръ-Деврiентъ обнаружилъ большой талантъ въ представленіи шекспировскихъ пьесъ, но онъ былъ совершенно одинокъ. Такимъ образомъ, медленно и постепенно, при пособіи комментаторовъ и актеровъ, начали понимать отдѣльные характеры шекспировскихъ драмъ и ихъ психологическую истину; но цѣлое поэта и цѣлое каждаго произведенія его оставались загадкою. Даже передѣлка для сцены шекспировскихъ пьесъ Гаррикомъ ясно показываетъ, какъ далекъ былъ этотъ знатокъ отъ настоящаго пониманія своего поэта. Но тѣмъ не менѣе это время было возрожденіемъ Шекспира въ Англіи; отсюда вскорѣ потомъ впервые перешелъ онъ въ Германію. Это обстоятельство имѣло большое значеніе, какъ для пониманія и оцѣнки самого поэта, такъ и для начинавшейся тогда въ Германіи драматической поэзіи.
ѣнилъ Шекспира по его достоинству, былъ безспорно Лессингъ. Онъ первый въ Германіи обратилъ вниманіе публики на Виландовъ переводъ Шекспира, бывшій до того времени вовсе неизвѣстнымъ. Незадолго передъ тѣмъ въ Германіи сравнивали Шескпира съ Грифiусомъ. Всѣ англійскіе издатели и пояснители Шекспира находились еще подъ французскимъ вліяніемъ, когда Лессингъ началъ доказывать всю пустоту и лживость французскаго вкуса и сужденій Вольтера объ искусствѣ. Вскорѣ потомъ вышелъ новый переводъ англійскаго поэта, сдѣланный Эшенбургомъ. Вкусъ молодыхъ нѣмецкихъ драматическихъ писателей совершенно измѣнился: всѣ oни сдѣлались страстными поклонниками Шекспира. Въ юношескомъ кружкѣ Гёте, въ Страсбургѣ, даже въ разговорѣ безпрестанно употребляли шекспировскую игру словъ, его шутки и остроты, писали въ его тонѣ и стилѣ; въ противоположность французской изысканности и чопорности, начали превозносить все нѣмецкое и національное, всякую рѣзкую и грубую простонародность. Къ силѣ и естественности устремился кружокъ этихъ молодыхъ людей; но въ результатѣ этого стремленія оказалось чрезмѣрное преувеличеніе того и другого, обратившееся въ карикатуру. Эта карикатура замѣтна какъ въ рисункахъ изъ Шекспира, сдѣланныхъ живописцемъ Фьюзели, такъ и въ поэтическихъ подражаніяхъ ему Клингера и Ленца. Но тѣмъ не менѣе это восторженное обожаніе и крайняя подражательность, замѣтная даже въ юношескихъ произведеніяхъ Гёте и Шиллера, способствовали въ Германіи къ болѣе близкому, внутреннему пониманію Шекспира. Постоянно сужденія этихъ молодыхъ людей очищались отъ преувеличенiй и заблужденій. Обладая въ равной степени и критическимъ и поэтическимъ талантомъ, они дали изученію Шекспира совсѣмъ иной характеръ и значеніе, нежели его тогдашніе англійскiе издатели. Гёте въ своемъ "Вильгельмѣ Мейстерѣ" сдѣлалъ такую характеристику "Гамлета", которую можно назвать ключомъ ко всѣмъ произведениямъ англійскаго поэта. Къ сожалѣнію, Гёте остановился на этомъ, можетъ-быть, потому, какъ онъ думалъ впослѣдствіи, что сколько бы ни писали о Шекспирѣ, все будеть недостаточно. Его огорчало, однакожъ, что Шекспира ставили выше его; сначала онъ думалъ соперничать съ нимъ, но впослѣдствіи почувствовалъ, что это соперничество совершенно бы уничтожило его.
ѣмецкая поэзія въ прошломъ вѣкѣ. Изученie Шекспира приняло въ Германіи совсѣмъ иной характеръ, нежели въ XVIII вѣкѣ въ Англіи. ВъГерманіи не писали комментарiевъ на Шекспира: для этого не было тамъ матерiала; но тамъ начали переводить его. Вмѣсто англiйскихъ комментаторовъ и издателей, въ Германіи, начиная съ Виланда и Эшенбурга до Шлегеля и Фосса, явился цѣлый рядъ переводовъ англійскаго поэта, съ примѣчаніями, а бòльшею частью вовсе безъ примѣчаній, что, скажемъ мимоходомъ, еще больше облегчало для публики чтеніе его произведеній. Лучшій нѣмецкій переводъ Шекспира принадлежитъ А. В. Шлегелю: ему удивляются сами англичане. Хотя въ этомъ переводѣ нѣсколько смягчены старые обороты и грубыя выраженія шекспировскаго времени, но общій характеръ подлинника переданъ съ полною вѣрностью. Большую услугу оказала нѣмецкая романтическая школа, сдѣлавъ Шекспира доступнымъ для массы читателей, но для внутренняго пониманія поэта, для раскрытія его личной натуры, для раскрытія общаго содержанія его произведеній сдѣлала она мало. Правда, что въ "Драматическихъ Чтеніяхъ" своихъ, изданныхъ въ 1812 году, А. В. Шлегель говоритъ отдѣльно о каждой пьесѣ Шекспира: все обнаруживаетъ въ нихъ тонкій, поэтическій тактъ и впечатлительность, все въ нихъ цвѣтисто, увлекательно, одушевленно; это краснорѣчивая, хвалебная рѣчь, совершенно противоположная сухимъ и педантичнымъ характеристикамъ англійскихъ издателей. Но, при всемъ томъ, кромѣ поэтическаго такта для пониманія поэта, такта, столь противоположнаго французскимъ предразсудкамъ прежняго времени, сочиненіе Шлегеля не представляетъ ничего удовлетворительнаго. Шлегель не пошелъ по той дорогѣ, какую указалъ Гёте въ своемъ "Вильгельмѣ Мейстерѣ". Послѣ него Францъ Горнъ (1823) въ пяти частяхъ развелъ водою шлегелевскую характеристику Шекспира: онъ всего больше восхищается природными шутами и вездѣ въ Шекспирѣ видитъ одну только иронію. Похвалы Горна, постоянно перемѣшиваемыя съ пошлыми сужденіями, становятся даже обидными. Потомъ Тикъ сбирался нѣсколько лѣтъ написать обширное сочиненіе о Шекспирѣ, представилъ нѣсколько доказательствъ внимательнаго изученія англійскаго поэта и его времени, но обѣщанное сочиненіе до сихъ поръ не явилось а напечатанные отрывки изъ него обѣщали очень мало.
ѣніе, произведенное сочиненіями Шекспира въ Германіи, подѣйствовало обратно и на Англію. Когда Натанъ Дрэкъ (Drake) издалъ, въ 1817 году, свое большое сочиненіе о Шекспирѣ, энтузiазмъ къ поэту въ отечествѣ его сдѣлался уже всеобщимъ. Съ эстетической стороны книга Дрэка неудовлетворительна: онъ болѣе старался представить время, въ которое жилъ поэтъ; но сочиненіе его имѣетъ то важное достоинство, что въ немъ впервые обработанъ въ одно цѣлое грубый и разбросанный матерiалъ комментаторовъ. Совершенно въ другомъ родѣ публичныя чтенія о Шекспирѣ Кольриджа (1813): они до того въ духѣ и манерѣ Шлегеля, что повели къ спору о томъ, кому изъ нихъ первому принадлежатъ эти чтенія. Они никогда не были напечатаны, кромѣ нѣсколькихъ отрывковъ, которые, впрочемъ, доказываютъ, что Кольриджъ первый изъ англичанъ смѣрилъ поэта его настоящей мѣркой. Онъ сильно возстаетъ въ нихъ противъ французскаго взгляда на Шекспира, по которому выходитъ, будто бы Шекспиръ былъ самъ себя невѣдавшимъ геніемъ; основательно доказываетъ, что разсудокъ его столь же великъ, какъ и простота, и естественность его искусства; что онъ не одна только странная и безсознательная игра природы; что его, такъ называемая, "безправильность" есть не болѣе, какъ мечта педантовъ; наконецъ, Кольриджъ излагаетъ мысли, тогда еще очень смѣлыя въ Англіи, что величiе Шекспира составляютъ не однѣ только блестящія частности, вознаграждающія за варварское безобразiе цѣлаго, но что, напротивъ, эстетическая форма цѣлаго столько же удивительна въ немъ, какъ и содержаніе, и что строительный разсудокъ поэта такъ же великъ, какъ и поэтическій геній его. Кольриджъ ставилъ его (и послѣ него Кэмбель и многie другіе) совершенно внѣ всякаго сравненія со всѣми другими поэтами, называлъ смѣшнымъ -- серьезно предпочитать ему Расина и Корнеля или сравнивать его со Спенсеромъ и Мильтономъ: словомъ, по его мнѣнію, Шекспиръ такъ высоко стоитъ надъ всѣми, что его можно сравнивать только съ нимъ же самимъ.
ѣднее время въ Англіи снова обнаружилось большое участіе къ Шекспиру и къ литературѣ его времени; но все это, такъ же какъ и въ прошломъ вѣкѣ, не переходитъ за черту матерiальнаго изученія, исключая, впрочемъ, сочиненій госпожъ: Джемсонъ и Ленноръ, которыя исключительно обратили вниманіе на духовную сторону Шекспира, хотя это вовсе не женская работа. Такъ называемыя шекспировскія общества Перси и Кэмденъ обнародовали много весьма рѣдкихъ мaтepiaловъ. Произведенія поэтовъ современныхъ Шекспиру были прекрасно изданы Дайсомъ (Dyce); даже были два раза напечатаны старинныя изданія Шекспира. Изъ нихъ особенно замѣчательно изданіе, сдѣланное Колльеромъ, добросовѣстнымъ, осторожнымъ ученымъ, которое должно служить основаніемъ всякому изученію Шекспира. Его тщательныя и дѣльныя изысканія объ англійскомъ театрѣ и литературѣ бросили совершенно новый свѣтъ на жизнь и отношенiя Шекспира. Но, несмотря на всѣ эти старательныя изысканія, читатель все-таки очень мало знаетъ о жизни его. За такую бѣдность свѣдѣній о внѣшней жизни Шекспира Колльеръ утѣшаетъ его, говоря, что сколько недостаточна исторія его жизни, столько же, напротивъ, полна истopiя его духа. Это правда, только надобно прибавить къ этому, что и для исторіи этого духа все-таки надобно искать опоръ въ тѣхъ немногихъ дошедшихъ до насъ извѣстіяхъ о внѣшней жизни Шекспира. Съ этой точки зрѣнія извлечемъ мы изъ скудныхъ свѣдѣній о внѣшней жизни его, отысканныхъ Колльеромъ, все то, чтò могло имѣть влiяніе на душу и умственное образованіе англійскаго поэта.