Вышенская Ю. П. Куртуазная традиция в средневековой английской поэзии.

Ю. П. Вышенская
КУРТУАЗНАЯ ТРАДИЦИЯ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ
АНГЛИЙСКОЙ ПОЭЗИИ

STUDIA LINGUISTICA XVI. Язык. Текст. Культура: Сборник. –
СПб.: Борей Арт, 2007 – 246 с.

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени А. И. Герцена
Факультет иностранных языков

http://ephil-herzen.com/wp-content/uploads/2009/05/studia-16.pdf

Литературные традиции романских стран средневековой Европы во многом определили стилистическую специфику творчества Дж. Чосера. Однако, как отмечает известный американский литературовед Ч. Мьюскатин, приоритет принадлежит французской литературной традиции. Французская литература являет собой не только сюжетный источник для произведений английского поэта, но и сокровищницу литературных поэтических канонов, на основе которых был создан неповторимый самобытный стиль Дж. Чосера [Muscatine, 1957: 6].

В настоящей статье предлагается опыт анализа одного из наиболее значимых в литературном наследии Дж. Чосера поэмы “The Canterbury Tales” с точки зрения взаимосвязи английской и французской литературных традиций на примере «весенней темы».

Одной из важных составляющих фрaнцузской стилистической традиции является куртуазная традиция, согласно которой кансона – один из наиболее любимых и популярных жанров провансальских трубадуров, должна была открываться так называемым «весенним запевом» – описанием весны, выдержанном в лишённом пышности и цветистости стиле, предварявшим собственно повествование. Устойчивость этого элемента определяется старинными связями с южно- французским фольклором, в частности с весенней обрядовой песней [Дынник, 1979: 215].

В известной мере этой схеме подчиняется и композиция анализируемой поэмы – пролог открывается описанием цветущей английской природы:

Whan that Aprille with his shoures sote
The droghte of Marche hath perced to the rote,
And bathed every veyne in swich licour,
Of which vertu engendred is his flour;
Whan Zephirus eek with his swetе breeth
Inspired hath in every holt and heath
The tender croppes, and the yonge sonne
Hath in the Ram his halfe cours y-ronne,

[Chaucer, 1995: 1].

Приведённый пример демонстрирует применение довольно скудного арсенала стилистических средств – в основном, устойчивых метафор и эпитетов, характерных для английских народных баллад swetе breeth, tender croppes, the yonge sonne. Использование названий месяцев, в данном случае весенних – Aprille, Marche в качестве маркеров художественного хроноса – типичный приём для куртуазной поэзии, также роднит с нею “The Canterbury Tales”.

Стилистическое родство проявляется не только в идентичности ономастических констант художественного времени, но также и в использовании названий месяцев в составе образных средств. Так, название весеннего месяца May – самого любимого в английской фольклорной традиции неоднократно встречается в портретном описании Эмилии (Emelye), героини рассказа Рыцаря. Май следует рассматривать как английский аналог апреля в провансальском поэтическом календаре, что объясняется причинами географического характера, поскольку на юге Франции весна наступает именно в этом месяце. Mай – период распускающихся цветов, а потому в портрете Эмилии преобладают эпитеты и метафоры флористического круга:

This passeth yeer by yeer, and day by day,
Til it fil ones, in a morwe of May,

Than is the lilie upon his stalke grene,
And fresher than the May with floures newe –
100For with the rose colour stroof hir hewe,
I noot which was the fairer of hem two

Эмилия – чосеровский двойник куртуазной Донны, центрального персонажа лирической провансальской поэзии. Её портрет «написан» в соответствии с правилами формульного описания, принятого в куртуазной поэзии. За эту типичность английский исследователь творчества Дж. Чосера М. Юссе называет Эмилию «бесцветной» [Hussey, 1968: 52], очевидно, подразумевая отсутствие индивидуальности героини. Однако образы Донны, Весны, Любви в куртуазной традиции полагаются тождественными, поэтому образ Эмилии следует рассматривать как эквивалент образа Весны.

Отметим, что в цветовой палитре портрета героини, а также и описании природы неоднократно встречается прилагательное grene, в то время как другие цвета практически отсутствуют. Объяснение этому следует искать в специфике колористического восприятия средневековым человеком окружающего мира. Как отмечает У. Эко, в эстетической шкале цветовых предпочтений эпохи средневековья наибольшая ценность принадлежит непосредственности, простоте. Эта особенность мировосприятия проявляется в отсутствии колористичекого изобилия, появляющегося значительно позже, и ограничении цветовой палитры простыми, основными цветами в средневековой живописи, а в поэзии – исключение всякого рода двусмысленности в определении цвета «трава – зелёная, кровь – красная, молоко – девственно бело» [Эко, 2004: 92].

В рамках средневековых эстетических теорий цвета цвет рассматривается как источник красоты, при этом, например, Гуго Сен-Викторский предпочтение отдаёт именно зелёному цвету как символу Весны [Эко, 2004: 92].

Помимо композиционных и образных параллелей с кансоной, в анализируемой поэме наблюдается подобная взаимосвязь с другим популярным жанром в куртуазной лирике – провансальской балладой, сюжетная основа которой строится на взаимоотношениях трёх центральных персонажей – юной красавицы жены, её возлюбленного и обманутого ревнивого мужа. По этой сюжетной схеме развиваются события в рассказе купца. Весенняя тема в этом рассказе получает некоторую переакцентуацию.

– названия месяцев Januarie – имя седовласого старца Maius – имя его молодой прекрасной супруги, выступают в качестве, соответственно, символов старости и юности. Флористические образы используются, например, при описании старика Januarie, который, объявив друзьям о своём намерении вступить в брак, сравнивает себя с сухим деревом, внезапно покрывающимся весной бутонами:

Though I be hoor, I fare as dooth a tree
That blosmeth er that fruyt y-waxen be;
A blosmy tree nis neither drye nе deed.
[Chaucer, 1995: 392].

наследия Дж. Чосера следует иметь в виду, что для него как с эстетической, так и с философской точки зрения человек и вселенная являют собой нечто неделимое целое. Сквозь смех проступают размышления самого поэта о необратимости временного потока человеческой жизни.

В силу ограниченности рамок данной статьи дальнейший анализ представляется невозможным, но направление его – достаточно перспективным.


* * *

ДЫННИК В. А., 1979. Б. де Вентадорн и «радостная наука» трубадуров // Бернарт де Вентадорн. Песни. М.

CHAUCER G., 1995. The Canterbury Tales. London.

’s World. Cambridge.

MUSCATINE CH., 1957. Chaucer and the French Tradition. A Study in Style and Meaning. Berkley and Los Angeles.