На правах рукописи
МАТЕРОВА
Елизавета Викторовна
ПОЭЗИЯ ВАГАНТОВ: ГЕНЕЗИС И ЖАНРЫ
Специальность: 10.01.03. - литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Москва-2007
Работа выполнена на кафедре всемирной литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета
Научный руководитель:
доктор филологических наук, профессор НИКОЛА Мария Ивановна
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, профессор ПОТАНИНА Наталия Леонидовна
кандидат филологических наук, КОЗИН Александр Александрович
Ведущая организация - Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского
Защита состоится «19» марта 2007 года в _ часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.10 при Московском педагогическом государственном университете по дресу: 119992, Москва, Малая Пироговская ул., д. 1, ауд. 304
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, Москва, Малая Пироговская ул., д. 1., ауд. 304.
Автореферат разослан «_» февраля 2007 г.
Ученый секретарь диссертационного совета
Диссертация посвящена исследованию генезиса и жанрового состава поэзии вагантов, возникшей и получившей широкое распространение в школярской среде в Западной Европе в период высокого Средневековья (конец XI - начало XIII вв.)
О пристальном внимании теоретиков и историков литературы к категории жанра на современном этапе свидетельствуют вышедшие за последние десятилетия работы отечественных и зарубежных ученых. 1 Заметно обострился интерес к исследованию генезиса и поэтики жанров средневековой литературы, важным вкладом в изучение которых стали труды А. Д. Михайлова, статьи Е. М. Мелетинского, ЛВ. Евдокимовой, Ю. Н. Реутина и др., вошедшие в сборник научных трудов «Проблема жанра в литературе средневековья», а также сборник исследований, посвященных различным аспектам поэтики жанра в средневековых литературах Руси, Западной Европы и Востока, в основу которого легли материалы конференции «Проблема жанра в литературах Средних веков», проведенной в ИМ ЛИ Комиссией по проблемам изучения средневековых литератур (2002 г.), работы ИГ. Матюшиной, М. ИНикола, М. К. Поповой и др.
Актуальность настоящего исследования определяется возросшим за последние годы интересом к явлениям средневековой культуры и, в частности, к поэзии вагантов. Об этом красноречиво свидетельствует и издание переводов, и многочисленные театральные постановки, музыкальной основой которых явилась кантата немецкого композитора К. Орффа на стихи знаменитой рукописи «Carmina Burana».
Однако, несмотря на активизацию изучения средневековой культуры, поэзия вагантов на сегодняшний день все еще остается явлением, недостаточно ирследованным, требующим комплексного изучения, необходимого для объективной картины литературного процесса в Средние века. Этим обосновывается научная новизна настоящей работы, в рамках которой впервые в отечественном литературоведении предпринимается попытка комплексно исследовать генезис и поэтику наиболее репрезентативных жанров поэзии вагантов.
Объектом исследования являются анонимные латинские тексты главной вагантской рукописи «Carmina Burana» (ок. 1225-1230 гг.), а также отдельные произведения Архипииты Кельнского, Вальтера Шатильонского и Примаса Орлеанского, получившие широкое распространение в вагантской среде. Поэзия вагантов рассматривается нами как явление светской культуры, а потому за пределами нашего исследования остаются вошедшие в сборник образцы литургической драмы и религиозной поэзии.
Цель настоящей работы - исследовать истоки и ведущие жанры поэзии вагантов. Для осуществления поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
- рассмотреть вопрос о месте вагантов в жизни средневекового общества;
- выявить литературные и фольклорные истоки поэзии вагантов;
- определить специфику бытования поэзии вагантов;
- выделить в наследии вагантов наиболее репрезентативные жанры,
- исследовать выделенные жанры с точки зрения генезиса и особенностей поэтики.
Теоретико-методологическую базу работы составили: труды Д. С. Лихачева, М. М. Бахгана, В. М. Жирмунского, М. Л. Гаспарова, А. Д. Михайлова, А. Я. Гуревича, Ж. Jle Гоффа, О. М. Фрейденберг, ВЛЛроппа и др., в связи с чем определяющую роль в исследовании играют культурно-исторический и историко-теоретический методы.
Положения, выносимые на защиту:
1. Поэзия вагантов - часть корпоративной культуры странствующих школяров, она теснейшим образом связана с этой социальной средой, выражает ее мировоззрение, эстетические и этические идеалы.
2. Поэзия вагантов возникла на скрещении традиций книжной (античной и библейской) И народной культуры. Обозначенные культурные традиции обнаруживают себя на разных уровнях организации текста: метрическом, образном, стилистическом, сюжетном.
«попрошайные» песни, песни о Фортуне, застольные песни и гимны), «священная пародия» (Parodia sacra), сатирические «мятежные песни» (Carmina rebella), жанры любовной поэзии (любовная элегия, любовная поэма, весенняя песня, пастурела), ученые «античные» поэмы.
4. Ведущей чертой жанровой поэтики вагантов является взаимопроникновение элементов книжной «учености» и фольклорных традиций.
Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.
Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов в дальнейших исследованиях жанровой системы, а также при разработке учебных пособий, чтении лекций и спецкурсов по истории литературы Средних веков.
Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в виде научных докладов на ежегодных XV, XVI, XVII и XVIII Пуришевских чтениях в МПГУ (2003, 2004, 2005, 2006), на II и III Межвузовской конференции молодых ученых в МПГУ (2003, 2004), на IX межвузовской научно-практической конференции «Художественный текст: варианты интерпретации» в БПГУ им. В. М. Шукшина (2004), а также на заседаниях кафедры всемирной литературы и аспирантского объединения. Основные положения работы отражены в публикациях по теме исследования.
Содержание работы
Во Введении дается обоснование актуальности темы диссертационного исследования, формулируется его предмет и цель, выдвигаются исследовательские задачи, раскрывается методологическая база работы, определяется научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту. Кроме того, Введение содержит обзор исследовательской литературы, посвященной как собственно поэзии вагантов, так и проблеме жанра в средневековой литературе в целом. Анализ научно-критической литературы свидетельствует о недостаточной изученности проблемы, как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении, и о необходимости комплексного исследования поэтического наследия вагантов.
В первой главе диссертации «Культурные истоки поэзии вагантов» речь идет о социальной сущности вагантства, месте вагантов в жизни средневекового общества, литературных и фольклорных традициях, которые легли в основу поэтического творчества вагантов, особенностях бытования этой поэзии. При этом поэзия вагантов рассматривается нами как органичная составляющая культурного феномена, именуемого «возрождением ХП в.». Признавая условность употребления термина «возрождение», который по отношению к Средневековью служит для констатации относительной активизации культурных процессов в жизни общества по сравнению с периодами их ослабления, мы, вслед за английским исследователем Ч. Г. Хаскинсом (Haskms С. Н. The Renaissance of the ХII-th Century. Cambridge, 1927), ограничиваем сферу действия этого понятия латиноязычной словесностью (преимущественно первой половины ХII столетия), ориентированной на классические образцы и в значительной степени проникнутой духом секуляризации.
В первом параграфе «Место вагантов в жизни средневекового общества» рассматривается вопрос о том, как формируется культурная среда, породившая столь значительное и яркое явление словесности, как поэзия вагантов, а также вопрос о месте в средневековом социуме представителей этой среды.
Возникновение и первоначальное употребление термина «ваганты» (букв, «бродячие») относится к периоду раннего средневековья, когда за соответствующий образ жизни так именовали низы духовного сословия, людей полуграмотных и весьма далеких от поэзии. Позднее, в эпоху социокультурного переворота XI-XII вв., когда идет строительство городов, наблюдается демографический рост и пробуждается торговля, в пришедшем в движение обществе возникает острая потребность в грамотных людях. Если прежде образование было закрытым, корпоративным и исключало возможность обучения лиц, не входящих в церковное сообщество, то культурная ситуация ХII в. ведет к росту социального престижа образования и значительному расширению круга людей, вовлеченных в этот процесс. Для совершенствования своего образования ученики переходят из одной школы в другую, и если в XI в. такие случаи были единичны и путешествовали наиболее любознательные учащиеся, то в ХII в. эта перемещения становятся массовым явлением. Бродячих школяров (vagi scholares) по традиции называли в агентами, однако они, в отличие от т. н. monachi gyrovagi предшествующего периода, были отнюдь не низами, а культурной элитой общества, чему в немалой степени способствовало знание латыни. Несмотря на то, что официально эта дисциплина считалась необходимой для изучения Священного Писания и Отцов церкви, ее преподавание значительно выходило за означенные рамки. Ученики читали Гомера в латинском переводе, Вергилия, Горация, Стация, Ювенала, Теренция, обязательны были упражнения в стилистике и dictamen metricum, т. е. в сочинении латинских стихов.
В ХII в. важнейшим событием, непосредственно связанным с бродячими школярами, стало рождение университетов, к которым учащиеся стекались со всех концов Европы. Государственная власть оказывала университетам свою поддержку, способствовала их юридической независимости, вручая охранные грамоты, дававшие университариям ряд привилегий.
Со временем школы и университеты стали выпускать столько ученых клириков, что для них уже не находилось места ни в канцеляриях, ни в приходах. В условиях перепроизводства людей умственного труда ваганты, вышедшие из стен университета, почувствовали себя изгоями: им приходилось скитаться от аббатства к аббатству в поисках покровителей и жить пожертвованиями.
У церковных властей кочующие клирики вызывали немало беспокойства и опасений. Клерикальный дух в университетской среде был слаб, подавляющее большинство не считало необходимым соблюдать правила церковного поведения, а диспуты порой носили фривольный характер. Школяры то и дело участвовали в различных историях, похождениях и попойках. Пренебрегая требованиями аскетической церковной морали, ваганты воспевают Вакха и Венеру, предают осмеянию лицемерие высшего духовенства, подрывая тем самым у народа уважение к духовному сану. Церковные соборы сурово порицают этих клириков «inter epula cantat» (т. е. поющих в застолье), те же в ответ обрушиваются на церковь и ее служителей обличительными стихами.
К середине ХIII в. поэзия вагантов замирает. С появлением нищенствующих монашеских орденов дороги Европы заполнили братья-проповедники, они стали, своего рода, властителями народных умов, оттеснившими вагантов с их латинскими песнями. Уйдя с исторической сцены, ваганты оставили богатое поэтическое наследие, а также передали следующему веку идеи свободы нравов, вольномыслия и критики религиозного общества, обнаруживающие себя в поэзии Рютбефа, Ф. Вийона, «Романе о Розе» Ж. де Мена, и др.
Второй параграф главы «Литературные и фольклорные традиции в поэзии вагантов» образность и фразеологию, усвоила литургическую и классическую метрику и трансформировала латинскую традицию, пропитав ее элементами фольклорной поэтики. Синтез «учености» и элементов народной культуры породил эстетическую систему, в рамках которой изящество и грубость, изысканность и простота, возвышенное и низкое не просто соседствуют, а обретают равноправие, равнозначность, что в целом отражает сущность средневековой картины мира с ее многоликостью и антиномичностью.
Подавляющее большинство вагантских текстов написано на латыни, языке, принадлежащем одновременно языческой римской культуре и христианской церкви. На протяжении всей эпохи Средних веков восприятие античности и ее культурного наследия было неоднозначным. Античный гуманистический идеал с его утверждением гармонии физической и духовной красоты вступал в противоречие с христианством. Несмотря на критику античности и суждения о греховности увлечения языческими авторами, отрицать преемственность культур было невозможно. Средневековая образовательная система возникла как прямое продолжение античной, использовала те же методы, обращалась к тем же текстам, прибавив к ним Священное Писание. Церковь нуждалась в грамотных людях, а потому не могла препятствовать изучению латыни. Освоить латинский язык без книг и учебников, созданных в то время, когда он бытовал как живой, не представлялось возможным, соответственно, чтение трудов древних авторов признавалось необходимостью и не вызывало возражений.
«средневековых возрождений»: каролингское возрождение (конец VIII-IX вв.), оттоновское возрождение (вторая половина Х-начало XI вв.) и тцк называемое «возрождение XII века», или «овидианское возрождение», называемое так вследствие необыкновеной популярности римского поэта в этот период. Будучи на стороне «классиков» в небезызвестном споре «artes» и «auctores» («теоретиков» и «классиков») и предпочитая теоретическому постижению мира эстетическое, ваганты зачастую идут по пути подражания классическим образцам. В тоже время у вагантов мы встречаем и формы литургической поэзии, и библейскую топику, помещенную в новый для нее контекст, соединенную как с элементами античной, так и фольклорной поэтики.
Текстовый анализ наследия вагантов показывает, что синтез культурных традиций, их переплетение и взаимопроникновение обнаруживают себя на разных уровнях организации текста: метрическом (античные метры, литургические секвентные строфы, закрепление ритмической системы стихосложения под влиянием народной поэзии), образном (образы античных богов как персонификация отвлеченных понятий, библейские персонажи, фольклорный образ героини любовных песен), сюжетном (переложение античных сюжетов), стилистическом (классические и библейские цитаты, риторические фигуры). На уровне идей очевидно наследование овидианской концепции любви-обладания и обличительного пафоса Ювенала. Степень освоения вагантами античного материала различна: от поверхностного, почти произвольного, употребления имен античных богов и героев до изящной разработки классических сюжетов. Что касается жанровых традиций, то от античности вагантами были восприняты застольная песня и сатира. Клерикальные жанры, такие как гимн, секвенция, проповедь, видение и литургическая драма, трансформированы и наполнены новым содержанием. Влияние народной лирики в наибольшей степени обнаруживает себя в «весенних» зачинах любовных песен, а взаимодействие народной смеховой и церковной культуры порождает такую форму словесного творчества, как священная пародия (Parodia sacra).
Будучи художественной системой, в которой диалектически взаимодействуют разнородные элементы, поэзия вагантов являет собой ярчайший пример гибкости средневековой ментальности. Ваганты, как представители социальных низов, впитавшие в себя книжную «ученость», трансформируют, «модернизируют» латинскую традицию и снимают своим творчеством существующее в официальной традиции неприятие народной культуры, антагонизм по отношению к ней, блокирование ее культурой ученой, наглядно демонстрируя возможность их взаимопроникновения и совмещения в одном сознании.
В третьем параграфе главы «Специфика бытования поэзии вагантов» речь идет об особенностях бытования, курсирования школярской поэзии.
возникновения. Поэзия вагантов является частью корпоративной культуры странствующих школяров, она теснейшим образом связана со своей социальной средой, выражает ее мировоззрение, эстетические и этические идеалы. При этом принадлежность того или иного произведения к поэзии вагантов определяется не формально-содержательными особенностями текста, а фактом его бытования в данной среде. Сословное единство в данном случае оказывается настолько влиятельным, что национальные различия практически не играют никакой роли и почти не обнаруживают себя (за исключением отдельных новоязычных вкраплений в рукописях латинских текстов).
Поэзия вагантов чужда индивидуализма, автор никоим образом не обособлен от аудитории, он «растворяется», полностью сливаясь со своим сословием. Здесь, как в народном творчестве и исторически ранней письменности, «индивидуальный компонент» Остается по преимуществу анонимным. Подобно фольклору, который выражает не индивидуальность, а то, что объединяет людей из народа между собой, поэзия вагантов является выражением некой коллективной истины. Анонимность большинства вагантских текстов закономерна, она продиктована самим способом существования этой поэзии. Чем больше в тексте того или иного автора было «сверхлияного», надындивидуального, отражающего мировосприятие, этические и эстетические ценности, единые для всех людей, причисляющих себя к вагантам, позволяющие им осознавать себя как сообщество, тем более широкое распространение получал текст, независимо от того, кем он был написан - почтенным ученым мужем или оборванным школяром. Стихи становились общим достоянием, а индивидуальное авторство мгновенно забывалось. Соответственно, тексты, воспринимавшиеся как нечто, принадлежащее всем, не ^огли оставаться неприкосновенными: их варьировали, сокращали или, напротив, дополняли новыми строфами, брали за образец, сочиняя новые. Факт изменяемости, существования вариантов отсылает нас к фольклорным формам творческой работы.
Таким образом, в вагантской среде тексты обретают статус общего достояния, бытуют анонимно, допускают вариации, становясь своего рода «корпоративным фольклором». Преобладание в поэзии вагантов «сверхличного», типического начала над индивидуально-авторским определило первостепенное значение жанра, в рамках которого замкнуто индивидуальное творчество.
Вторая глава «Жанры поэзии вагантов» посвящена исследованию поэтики наиболее репрезентативных жанров поэзии вагантов, в число которых входят т. н. школярские песни во всех их тематических разновидностях («попрошайные» песни, песни о Фортуне, застольные песни и гимны), «священная пародия» (Parodia sacra), сатирические «мятежные песни» (Carmina rebella), жанры любовной поэзии (тяготеющие к «ученой» традиции любовные элегии и поэмы, а также имеющие фольклорный генезис малые жанры -весенняя песня и пастурела), ученые «античные» поэмы.
«Школярские песни» посвящен анализу произведений этого жанра, внутри которого выделяются несколько тематических разновидностей.
Школярские песни являются поэзией, отразившей мировоззрение и отдельные реалии быта вагантов. Эти песни выдвинули особый тип героя, теснейшим образом связанного со своей средой - бродячего студента-клирика. Лирического героя школярской песни отличает молодость и дерзость, шутливый нрав, осознание причастности к «ученой» элите, социальное плебейство и, по выражению МЛГаспарова, высокий «духовный аристократизм».
Особое место среди школярских песен принадлежит т. н. «попрошайным песням», порожденным социальными условиями и имеющим утилитарное назначение. Попрошайня предстает в поэзии вагантов и как самостоятельный жанр, и как компонент в составе «ученого» послания (проповеди, исповеди, видения etc.), придавая изначально не свойственную ему специфическую вагантскую окраску.
Модель поведения героя, вошедшая в литературный этикет школярской песни, - беззаботное отношение к жизни, тяга к мирским наслаждениям, отказ от аскезы - обусловлена сформировавшейся у вагантов концепцией действительности. Ваганты подчеркивают несовершенство мира, в частности царящую в нем нестабильность, переменчивость счастья и несправедливость в распределении земных благ. Олицетворением законов земного существования в школярских песнях выступает Фортуна, являющая образ анархического и беспринципного бытия. Фортуна не карает за грехи и не вознаграждает за добродетели, она абсолютно равнодушна к заслугам, не соотнесена с божественным предопределением и десакрализована. Хаотичность действий Фортуны делает ее неуправляемой, и, по представлениям вагантов, не дает возможности ей противостоять, предугадать, что принесет завтрашний день. Следствием осознания вагантами непрочности даров. Фортуны становится призыв наслаждаться и жшъ одним днем, нашедший воплощение в славящих жизнь школярских гимнах и застольных песнях.
«мы» - это голос сообщества завсегдатаев кабака, бражников и азартных игроков, не пекущихся о завтрашнем дне. И даже в тех случаях, когда речь идет от первого лица единственного числа, как например, в «Исповеди» Архипииты, перед нами неиндивидуализированное «я», «я» говорящего от лица всех, а не одного.
Школярская песня - это одновременно хвала и хула, мысля оппозициями, ваганты обозначают свой этический идеал через четкое разграничение «своего» и «чужого», противопоставление приветствуемого и отвергаемого. Диалогичность мышления находит свое отражение и в том, что вакхическая тема у вагантов также реализуется в форме словопрения, несущего в себе элемент драматического конфликта и рисующего столкновение двух противоположных видений мира и способов ориентации в нем («Прение вина с водою», «Прение о Вакхе и пиве» etc.).
В формальном отношении школярская песня представляет собой гармоническое сочетание стиха и напева, ее стих - ритмический, основанный на хореической стопе, строфы «куплета» нередко чередуются с рефреном, выполняющим функцию тематического лейтмотива, довольно распространена анафорическая композиция (единоначалие строф или стихов внутри строфы), удвоения, повторы.
В основе школярской песни почти всегда лежит травестия, карнавальное перемещение, благодаря которому утверждается, пародирующий монашеские уложения «устав» Ордена вагантов, устанавливается, оппозиционный по отношению к ортодоксальному религиозному культу, культ чрева; молитвы обращаются в тосты, меняются местами пирующий и угощение («Орден вагантов», «Вещание Эпикура», «Кабацкая песня», «Жареный лебедь» etc.)
«Священная пародия и «мятежные несни» исследуются принадлежащие вагантам наиболее показательные образцы пародийных и сатирических жанров.
Священная пародия как форма игрового отношения к сакральному слову - травестирование библейских сюжетов и богослужебных ритуалов -возникает довольно рано (VII-IX вв.) и берет начало в монастырской среде, представляя собой дидактико-развлекательные тексты («Пир Киприана») и литературу, предназначенную для досуга во время праздников (византийские «Монашеские шутки» - Joca monachorum). Наибольшую популярность этот жанр приобретает в XI-XII вв. в школярской среде, к этому периоду относится наибольшее число сохранившихся памятников жанра.
Священная пародия представлена в наследии вагантов в форме пародийного богослужения - как мессы в целом («Всепьянейшая литургия», «Месса игроков»), так и ее отдельных частей - молитвы , секвенции, чтения евангелия («Молитва о монахах-полубратъях», «Аббат Куканы», «Ослиная секвенция», «Евангелие от марки серебра», «Евангелие о страстях школяра Парижского» etc.) Пародийный текст сохраняет композиционную структуру и стилистику исходного жанра, наполняя твердо установленную, сложившуюся форму иным, не соответствующим ей содержанием.
Со временем характер игры со священным словом у вагантов претерпевает изменения. Карнавальный смех священной пародии трансформируется, перерастает в злой, насмешливый, хулящий, однако хула эта ни в коей мере не нацелена на пародируемый сакральный текст. Комическое дублирование, связанное с праздничным шутовским обрядом, приобретает социальную заостренность. Священная пародия проходит путь от приуроченного к празднику безобидного комического дублирования к антиклерикальной сатире. Затронутая пародийными текстами тема корыстолюбия, бесчестности и алчности достигает у вагантов наивысшего развития в сатирических «мятежных песнях».
«мятежная песня» (carmen rebelle). Название жанра восходит к т. н. «Обличению Рима» (СВ 19), открывающемуся Строкой «Восстану против пороков мятежною песней...» («Utar contra vitia carmine rebelle»...). В отношении ряда мятежных песен установлено авторство, из неизвестности выступают два имени - Вальтер Шатильонский («Обращение к папе», «Стих о светопреставлении» СВ 86, «Для Сиона не смолчу я...» СВ 18, предположительно, им же написано упомянутое «Обличение Рима» СВ 19) и Филипп Гревский («Правда правд» СВ 3, «Булла разящая» СВ 93). В числе буранских анонимных образцов жанра следует отметить «Стих о симонии» (СВ 73), «Стих о всесилии денег» (СВ 73а), «Стихи о падении учёности» (СВ 69).
Объектом сатиры в мятежной песне становятся пороки, охватившие церковь, главными из которых, по мнению вагантов, являются алчность, лицемерие, симония, а также всеобщее падение учености, т. е. обличению подвергаются не отдельные неугодные лица, а система и господствующие нравы.
Мятежную песню отличает «ученый» сталь, чрезвычайно насыщенный античными образами, а также цитатами и реминисценциями из Священного писания. Тексты чаще всего основаны на стройной и строго выдержанной аллегории. Несмотря на обилие библейских цитат, грозный обвинительный пафос средневековые поэты черпают не только у библейских пророков, но и у поэтов античности, в частности у Ювенала. Папская курия глазами низшего клирика и изображение Ювеналом римского общества с точки зрения небогатого клиента-литератора оказываются весьма близки. Подобно Ювеналу, обеспокоенному некогда славным, а ныне безотрадным положением интеллектуалов - поэтов, историков, адвокатов, грамматиков, риторов - в Риме, ваганты сокрушаются о падении учености и пренебрежительном отношении к образованным, но небогатым людям.
Таким образом, жанр мятежной песни у вагантов порожден социальными противоречиями, недовольством низших клириков сложившейся системой церковного управления. Эти песни явились голосом протеста против засилья мздоимцев и кумовства. Собственно песенная форма обличительному монологу придавалась не всегда, лишь некоторые произведения связаны с напевом и имеют характерный для песенного текста рефрен. Единство жанра определяется в данном случае общностью тематики, обличительным пафосом и особой реминисцентной поэтикой.
Мятежная песня, в отличие от Священной пародии, далека от фольклора и являет собой жанр, опирающийся на ученую, книжную традицию. Для выражения социального протеста оказываются уместны реминисценции и из Священного писания, и из популярных античных авторов.
«Жанры любовной поэзии». Исследователи (М. Гаспаров, И. Матюшина и др.) неоднократно указывали на то, что средневековая лирика рождена на пересечении двух традиций - христианской, идущей от «Песни Песней», религиозное истолкование которой открыло путь эротическим мотивам в клерикальную поэзию, и античной, восходящей к поэзии Овидия. Синтез этих традиций дал жизнь, с одной стороны, духовной поэзии, связанной с культом Богоматери, а затем и светской куртуазной поэзии с ее платонической любовью-служением Прекрасной Даме, с другой же стороны - способствовал развитию эротической лирики, воспевающей чувственную любовь. Именйо эта, так называемая, «низовая» линия и получила развитие у вагантов, в наследии которых любовная лирика занимает одно из ведущих мест. В рамках любовной поэзии вагантов выделяются такие жанры, как тяготеющие к книжной традиции любовная элегия и поэма, а также восходящие к фольклору весенняя песня и пастурела.
Соответственно данный параграф включает три раздела: II. 3.1.«Любовная элегия», II. 3.2. «Любовная поэма», II. 3.3. «Весенняя песня и пастурела».
Поэзия вагантов реактуализирует один из ведущих жанров римской поэзии - любовную элегию. Средневековые поэты идут по пути подражания элегиям Овидия, черпают из них сюжетные ситуации, образы и мотивы, но при этом облекают «классическое» содержание в новую, рожденную их эпохой, ритмическую форму. Элегия вагантов, как и античная, является лирическим стихотворением «среднего» объема (50-80 стихов), отличается наличием одного субъекта речи (лирическое «я») и, как правило, представляет собой непосредственное обращение лирического героя к возлюбленной.
Портрет героини носит типический характер и являет относительно стабильный комплекс идеализированных черт. Устойчивые компоненты портрета восходят одновременно к овидианской эстетике (принцип последовательного описания частей тела красавицы) и к эстетике духовной лирики, посвященной Богоматери (мотив сияния). Религиозная традиция сообщает лирике вагантов, равно как и куртуазной поэзии, идею восхищения совершенством возлюбленной, овидианская же - придает этому восхищению телесность, подчеркивая, что предмет любви земная женщина.
Типичность, отсутствие индивидуализации, социальной определенности и каких-либо бытовых черт в образе героини указывают на литературное происхождение и самого образа, и связанных с ним переживаний. Ситуации - любовной победы, разлуки, ревности, встречи - условны и не являются отражением реального быта клириков, т. е. все переживания, подлинные и воображаемые, воплощаются только посредством литературной традиции. Проявлением характерной для средневековой литературы «эстетики тождества» является использование поэтических клише (идеализирующий портрет как комплекс стабильных черт, овидианский мотив «любовного воинства», топос «пять радостей любви», стереотипные образы-эмблемы, например, Венера и Амур как персонификация любви и т. п.).
Любовная поэма, как и элегия, является жанром, опирающимся на книжную - овидианскую и литургическую - традицию. Поэма представляет собой стихотворное произведение более значительного, по сравнению с элегией, объема (от 90 до 300 строк), написанное вагантской строфой, сочетающее лирическое и повествовательное начало, отличающееся наличием нескольких субъектов речи, чередованием монологической и диалогической формы.
Любовные поэмы свидетельствуют о сложном взаимодействии поэзии вагантов с современной ей новоязычной куртуазной литературой. Так, латинская поэма «Стих благоговейный о любовном исцелении» (СВ 50), сюжет и образная система которой восходят к «Роману о Розе» Гильома де Лорриса, одновременно воспевает н долготерпение героя, и радость обладания, сладость полученной им награды. Куртуазность для вагантов оказывается неотделима от телесности, служение - от обладания. Утверждение превосходства клирика над рыцарем в опирающейся на сюжетную схему словопрения поэме «Флора и Филлида» (СВ 65) осуществляется совершенно в духе куртуазии - с помощью так называемого суда любви.
В то же время ваганты в ряде случаев прибегают к травестированию «высокого» сюжета, пародируют рыцарское служение, облекая в аллегорическую форму такое бытовое, далекое от возвышенных чувств событие, как например посещение публичного дома («Храм Венеры», СВ 49). «Ученый» стиль любовных элегий и поэм (античные образы, обращение к приемам риторики, намеки и сравнения, основывающиеся на мифологическом материале) указывает на нацеленность произведений этих жанров на просвещенную аудиторию, способную оценить их по достоинству.
В хороводных весенних песнях вагантов в наибольшей степени проявились традиции народной лирической песни и календарного фольклора. В земледельческом календаре важное место занимал праздник весны, сопровождавшийся сжиганием чучела зимы, избранием майского короля и королевы. Непременным атрибутом весеннего праздника было майское дерево, символизировавшее жизненную силу природы. Одним из главных элементов майской обрядности был танец. Словесным дублирование плясового действа являются буранские весенние песни, включающие описание хороводной пляски. При этом весенние песни вагантов не только сохраняют связь с танцевальным хороводным действом, но и в ритмическом отношении остаются верны народным традициям.
психологический параллелизм картин из мира природы и человеческой жизни, в частности, параллелизм аграрно-эротических образов. В соответствии с народной традицией, любовь в весенней песне изображается как ликование плоти, соответствующее общему торжеству жизненных сил, охватывающему весной весь мир.
Сохраняя метрику и устойчивые мотивы народной весенней песни, ваганты привносят в свои произведения не свойственные фольклорному жанру элементы школьной латинской «учености» (например, античные мифологические образы - Купидон, Киприда (Венера), Парис, являющиеся традиционными поэтическими клише, используемыми вагантами при разработке любовной тематики).
В жанре пастурелы, представленном в «Carmina Burana» незначительным количеством текстов, ваганты в целом придерживаются традиционной сюжетной схемы, выработанной куртуазной лирикой: весенний зачин, встреча героя с пастушкой, диалог, основным содержанием которого являются любовные мольбы героя и ответ героини, решение которой знаменует развязку. В отличие от рыцарской поэзии, герой вагантов выступает вне социальной определенности (за исключением героя-школяра в СВ 63). Новаторство в данном жанре проявилось на уровне формы: пастурела вагантов имеет оригинальную сквозную рифмовку и особую строфу, восходящую к литургической секвентной строфе. Кроме того, новаторским и в весенней песйе вагантов, и в пастуреле становится звучание традиционных фольклорных мотивов на латыни, языке книжной культуры, а также привнесение в тексты отдельных элементов школьной латинской «учености».
В целом малым жанрам любовной поэзии вагантов - весенней песне и пастуреле - присуще сочетание традиционного жанрового топоса с новаторскими исканиями в области строфики (трансформация секвентной строфы в пастуреле) и обращением к элементам «ученой» стилистики (в весенней песне и пастуреле).
Четвертый параграф главы «Античные» поэмы» посвящен анализу стихотворных повествовательных произведений «среднего» объема (около 100 строк), в основе которых лежат сюжеты, восходящие к античности.
«Античная» поэма является «ученым», элитарным жанром, получившим развитие у вагантов. Ее появлению предшествовали разнообразные по своему содержанию сюжетные стихи на латинском языке, создававшиеся в Средние века в монастырской среде примерно за полтора-два столетия до овидианского возрождения. В изобилии мы встречаем их, например, в сборнике «Кембриджских песен» (начало XI в.), сюжеты которых восходят либо к народным сказкам и анекдотам, либо к житийной литературе. В отличие от этих более ранних образцов светской поэзии на латинском языке, ваганты отдают предпочтение классическим эпическим сюжетам.
Изначально античный материал широко используется в дидактических целях, при выполнении школьных поэтических упражнений, из которых постепенно и вырастает жанр «античной» поэмы т. н. (Fabula Heroica), разрабатывавшей античные сюжеты на более высоком художественном уровне и не стесненной учебными рамками. Зафиксированные рукописями тексты свидетельствуют о том, что наибольшей популярностью пользовались два генетически близких сюжета: о разрушении Трои и об Энее и Дидоне.
Троянский сюжет неоднократно привлекал внимание средневековых писателей. Показательно, что если авторы новоязычных сочинений («Роман о Трое» и т. п.) изображают участников троянской войны как средневековых рыцарей, то ваганты избегают включения в текст «античной» поэмы реалий современности и целиком остаются верны античному колориту.
В метрическом отношении поэмы неоднородны: одни тексты следуют античному метру (СВ 152, СВ 153, Langosch, р. 208), другие излагают античный сюжет средневековыми ритмическими размерами, придающими тексту динамизм, подчеркивающими острый драматизм событий (СВ 149, СВ 150, СВ 151 etc.).
Новаторским, по сравнению с античным эпосом, становится принцип разработки известного сюжета: отсутствует последовательное изложение событий, вместо него представлен калейдоскоп ярких эпизодов. Ослаблено фантастическое начало, отсутствует присущий античным сюжетам акцент на зависимость происходящего от воли богов. «Античным» поэмам вагантов свойственна высокая степень событийной концентрации, а также своеобразное чередование общего и крупного планов - укрупнение, развертывание отдельных эпизодов на фоне общей схематичности изложения.
расчете на то, что слушатели хорошо знакомы с первоисточником.
В Заключении подводятся итоги исследования. Список использованной литературы включает 243 наименования. В приложении представлена репродукция с книжной миниатюры «Колесо Фортуны» из рукописи «Carmina Burana».
Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:
1. Матерова Е. В. Университеты и школярская жизнь в Средние века // Преподаватель XXI в., № 3,2006. - с 43-48 (0,7 п. л.)
(0,1
Н. Л.).
3. Матерова Е. В. «Попрошайные песни» вагантов // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых. Материалы второй всероссийской конференции молодых ученых. - М. -Ярославль: МПГУ-Ремдер, 2004. - с. 199202 (0,3 п. л.).
4. Матерова Е. В. Жанр словопрения в поэзии вагантов. // Научные труды МПГУ. Серия: Гуманитарные науки. Сборник статей. - М.: «Прометей» МПГУ, 2004. -с. 154-158(0,3 пл.).
5. Матерова Е. В. Фольклорные и античные истоки любовной лирики вагантов// XVI Пуришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры: Сборник статей и материалов. - М., МПГУ, 2004. - с. 122-123 (0,1 пл.).
«Исповеди» Архипииты Кельнского // Художественный текст: варианты интерпретации. Материалы IX межвузовской научно-практической конференции. - Бийск: НИЦ БПГУ им,В. М. Шукшина, 2004. - с. 258-264 (0,7 пл.).
«Ваганты» и «голиарды»: к вопросу о происхождении терминов // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых. Материалы третьей всероссийской конференции молодых ученых. - М. -Ярославль: МПГУ-Ремдер, 2004 - с. 269-273 (0,3 п. л.).
8. Матерова Е. В. Фортуна в философской мысли средневековья и поэзии вагантов // Научные труды Mill У. Серия: Гуманитарные науки. Сборник статей. -М.: «Прометей» МПГУ, 2006. -с. 145-150 (0,3 пл.).
9. Матерова Е. В. Ваганты и их место в жизни средневекового общества // XVII Пуршпевские чтения: Сборник статей и материалов. - М., МПГУ, 2005. -с. 140-141 (0,1 п. л.).
10. Матерова Е. В. Колесо Фортуны: «Carmina Burana» К. Орффа на российской театральной сцене конца XX - начала XXI в. // XVIII Пуршпевские чтения. Сборник статей и материалов. - М., МПГУ, 2006. - с. 77-78 (0,1 пл.).
1. Duhrow Н. Genre. London, 1982; Fowl« A. The Future of Genre Theory // Future Literary Theory. London, 1989; Kenth Th. Interpretation and Genre - The Role of Generic Reception in the Study of Narrative Text. London, Toronto, 1986; Rosmarin A The Power of Genre. London, 1986; Тамарчепко Н. Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001;Todoiov Tz. Genres in Discours. Cambridge, 1990.; Вахрушев B. C. О теории жанра и об истории его изучения // Приключения жанра (проблемы теории и истории литературных жанров) Весы. Альманах гуманитарных кафедр Балашовского филиала Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского. - Балашов, 20Ö3, №22. - с. 4-28 etc