Пахсарьян Н. Т. Франсуа Вийон.

Н. Т. Пахсарьян

ФРАНСУА ВИЙОН

– XVI века. Книга I. — М.: Знание.

http://natapa.msk.ru/biblio/works/villon.htm

Рядом с готикой жил озоруючи



Наглый школьник и ангел ворующий,



(О. Мандельштам).

“В эпоху грубую стать первым смог Вийон, / Кто прояснил стихов старинных мутный тон” (пер. Н. Т. Пахсарьян). Но в европейскую поэзию Франсуа Вийон вошел не только своими замечательными стихотворениями, но и историей собственной жизни, ярким своеобразием личности. Имя этого французского поэта окружено множеством домыслов и легенд. Собственно, это лишь в истории средневековой поэзии у него одно имя - Франсуа Вийон. Так он неизменно называет себя в своих стихах. А в сохранившихся юридических документах, в дошедших до нас сведениях о его жизни очевидно, что этот человек носил несколько имен и легко их менял: Франсуа де Монкорбье (или де Монтербье), Франсуа де Лож, Мишель Мутон, Франсуа Вийон. Почти все, что мы знаем сегодня о жизни Вийона - это гипотезы, лишь немногая часть из которых может быть подтверждена документально, но и в документах есть разночтения и неясности. Долгое время главным источником для изучения биографии поэта читателям служили его поэтические сочинения: в стихах Вийон рисовал себя бедняком и бродягой, влюбленным школяром и сводником, добрым, хотя и беспутным малым, плутом и озорником и т. д., он менял маски, играя с читателем, но игра эта создавала впечатление такой естественности и неподдельности, что не мудрено было обмануться. Однако сегодня принимать буквально поэтический автопортрет Вийона за достоверно воссозданную историю его жизни было бы наивно. Современный читатель знает, что средневековая литература никогда не отражала действительность непосредственно, что она сохраняла приверженность традиции, канону, законам жанра и стиля, что даже очень личный опыт преображался в художественных произведениях того времени в соответствии с принятыми нормами словесного творчества. Потому многие “жизненные события”, как будто описанные в стихах самим Вийоном, представляют собою либо стилизации, либо пародийные вариации на поэтические клише средневековой комической поэзии, а не откровения писателя, отражающие действительные случаи из его жизни. Вполне возможно, например, что поэт не был тем незнатным бедняком, образ которого он рисует в стихах: некое дворянское семейство де Монкорбье могло быть связано с ним хоть и дальними, но родственными узами. Не стоит и преувеличивать связь поэта с преступным миром, не без тайного удовольствия констатируя сочетание в нем “гения и злодейства”: современные изыскания установили, что Вийон не был ни профессиональным вором, ни сводником, ни даже “разбойником веселого клира”, как называл поэта О. Мандельштам. Впрочем, все, что мы можем сказать о Вийоне - это более или менее вероятные попытки воссоздать облик поэта далекого от нас средневековья, сопоставляя и корректируя образ, созданный в его собственных стихах, в дошедших до нас “времен прошедших анекдотах” (некоторые из них изложены в романе Ф. Рабле “Гаргантюа и Пантагрюэль”) и в немногих официальных свидетельствах.

Франсуа Вийон родился, по-видимому, в Париже - в городе, “близ Понтуаза” (маленького городка возле Парижа), как шутливо уточняет он в своем “Катрене”. Судя по всему это произошло в год смерти Жанны д’Арк - 1431. Франция этого времени переживала перипетии Столетней войны, которая закончится лишь в 1453 г., но французская культура уже вступала в пору “осени Средневековья” (Й. Хейзинга) с ее щедрыми литературными плодами. Полагают, что мальчик рано потерял отца, и это усилило его привязанность к матери. А в возрасте семи или восьми лет Франсуа был, возможно, представлен некоему Гийому де Вийону, настоятелю церкви святого Бенедикта, взявшему на себя заботы об образовании ребенка. Биографы часто увлеченно описывают характер воспитателя Франсуа, его порядочность, доброту и заботу, вспоминая, что сам Вийон называл его “больше, чем отцом”, но наверняка мы ничего не знаем об этом человеке. У некоторых знатоков, исследовавших старинные архивы, есть сомнения и в родстве двух Вийонов, и даже в степени реального участия старшего из них в жизни будущего поэта. По совету и при поддержке каноника Гийома Вийона, а, может быть, и без нее в марте 1448 г. юноша по имени Франсуа де Монкорбье сдает в Парижском университете экзамен на бакалавра, а в мае-августе 1452 г. получает диплом магистра искусств и степень лиценциата. Обычно биографы уточняют, что Вийон ограничился неполным, лишь подготовительным образованием, однако, судя по документам, он получил право преподавания, а значит, возможно, и звание профессора. Но так или иначе, кабинетные ученые изыскания мало привлекали поэта: к этому не был склонен ни он сам, ни весь уклад тогдашней студенческой жизни в Париже, а Вийон ощущал свою принадлежность к сословию школяров, а не их наставников. Обычный досуг тогдашних школяров составляли пирушки, розыгрыши, драки. Не чуждый озорства, Вийон принимает участие в скандале вокруг межевого камня, который студенты несколько раз в течение 1451-1454 гг. перетаскивали от дома владелицы - суровой старухи-ханжи - на территорию Латинского квартала, вызывая гнев властей, но пользуясь поддержкой университетского начальства, защищающего вольности Сорбонны. По его словам из “Большого Завещания”, он посвятил этому событию шуточную поэму, но история ее не сохранила - а, быть может, она и не была никогда сочинена. Ведь Вийон часто в своих стихах описывал воображаемые, а не действительные события - например, собственную смерть от несчастной любви:


Он умер, от любви страдая!





(“Баллада последняя”, пер. Ф. Л. Мендельсона).

Конечно, легенды связывают его с соперничеством в любви, но на самом деле мы мало что знаем о реальных амурных делах поэта, оставившего нам сочинения, в которых он с равной убедительностью рисует себя то верным несчастным влюбленным, то легкомысленным повесой, то бедной жертвой сварливой красотки, то ловким сутенером, и т. д.. Перед смертью его противник дал показания, что он сам был зачинщиком этой драки и просит не преследовать “Франсуа де Монтербье, магистра искусств”. По распространенной версии, помилование было сразу же получено. Однако некоторые современные специалисты считают иначе. Дело в том, что грамота с изложением этого признания Сермуаза будет направлена Франсуа Вийону по происшествии довольно долгого времени - только через полтора года после самого происшествия. Правда, несколько ранее, шесть месяцев спустя после инцидента, им была получена грамота о помиловании “Франсуа де Ложа, иначе Вийона”, подписанная неким Сен-Пурсэном, из которой мы узнаем, что поэт, никогда прежде не совершавший ничего предосудительного, был вынужден бежать из Парижа, опасаясь преследований и не осмеливается вернуться, если не будет прощен. По гипотезе одной из современных французских ученых-филологов, Одетты Пти-Морфи, на самом деле именно по этому делу Франсуа Вийон и был первоначально приговорен к смертной казни, которую лишь гораздо позже, 5 января 1562 (или 1563) г. заменили высылкой из Парижа на 10 лет. Однако вернемся к началу жизненных перипетий поэта. В декабре 1456 г. Вийон по-прежнему (или снова) в Париже: на этот раз он принимает участие - стоит на страже - в похищении его приятелями большой суммы денег из Наваррского коллежа. Ему достается четвертая часть из пятисот золотых экю. Лишь после этого события мы можем сказать наверняка, что Вийон, не дожидаясь, пока преступление будет раскрыто, пускается в бега, написав известное шуточное “Малое завещание”, или “Прощание”, где оставлял своим знакомым такие “ценные” вещи, как, например, поношенные штаны или судебную тяжбу, пустой кошелек или яичную скорлупу и т. п..

С 1457 по 1460 гг. поэт странствует по Франции. За это время он побывал в Анжере, где находился тогда двор Рене Анжуйского, в Бурже, в Блуа при дворе герцога Карла Орлеанского (см. “Балладу поэтического состязания в Блуа”), в Бурбоннэ, Мэне и некоторых других местах. Достоверно мы не можем сказать, каков был род его занятий: биографы превращают его то в бродячего актера (так, например, считал Рабле), то в участника бандитской шайки (так полагают, основываясь на его балладах, написанных на воровском жаргоне), но ровно никаких твердых, бесспорных доказательств таких предположений нет. Весьма сомнительны также и сведения о том, что Вийон дважды - в 1460 и 1461 гг. сидел в тюрьме в Орлеане и в Мэне за какие-то провинности: эти истории реконструируются из стихотворений поэта, строки которых могут быть очень по-разному истолкованы, но документальные следы таких событий отсутствуют. И когда Вийон действительно попадает 2 ноября 1462 г. в парижскую тюрьму Шатле, то это, скорее всего, связано со старым делом о Наваррском коллеже: преступление было раскрыто только в мае 1457 г., о чем было доложено церковному суду священником Пьером Маршаном и лишь в июле 1458 г. участник ограбления, Ги Табари, выдавший остальных на допросе, предстанет перед законом. Кроме того, как только Вийон признался в своем участии в данном деле и подписал обязательство возвратить факультету теологии Наваррского коллежа 120 золотых экю (свою долю украденного), он был тут же выпущен на свободу, проведя в тюрьме всего 5 дней. Последний из достоверно известных нам эпизодов жизни Вийона - его присутствие в качестве свидетеля во время драки между неким Робеном Дожи и папским нотариусом Фербуром. Когда произошла эта драка - неизвестно, а грамота о помиловании, выданная Дожи, датируется ноябрем 1463 г. Поскольку существуют значительные расхождения между датировками по старому и новому стилям, то возникает, по-видимому, ошибочное представление, что именно из-за участия в этом деле Вийон был заключен в тюрьму, приговорен к смертной казни, в ожидании которой он написал “Балладу повешенных”, а затем помилован - в январе 1463, а не 1462 г., и отправлен в изгнание. Но ни характер самого события, ни, главное, отсутствие какой-либо вины свидетеля, даже если он имел к тому времени дурную репутацию у правосудия, не дают оснований для такого, чрезмерно сурового, приговора. Вот почему современные историки считают сомнительной подобную, некогда весьма популярную версию. Но так или иначе после 1463 г. Вийон не упоминается ни в каких документах и мы не знаем, куда он направился из Парижа, чем занимался, где и когда умер.

лирический двойник поэта разыгрывает такое большое количество поэтических тем, ситуаций, масок, что перед нами предстает по существу вся художественная система поэзии Средневековья, воссозданная одновременно в концентрированном и пародийном виде. Притворно вживаясь в образы своих героев и даже героинь ( монаха, сутенера, школяра, вора, гулящей девицы, набожной старухи, и т. д.), Вийон демонстрирует виртуозное владение различными языками и голосами эпохи. Он как будто не изобретает ни новых форм, ни нового стиля, обращаясь к мотивам и образам средневековой поэтической традиции, но никогда и не воспроизводит ее буквально, внося в свои стихотворения определенную внутреннюю дистанцию по отношению к тому, что в них изображает - даже тогда, когда обращается к самым печальным темам, как тема собственных страданий и смерти. Об этом ярко свидетельствует, например, знаменитое вийоновское четверостишие:





Увы, ждет смерть злодея,

И сколько весит этот зад,



Способность сделать предметом пародийной игры не только канонических персонажей и привычные сюжеты средневековой литературы, но и свое собственное лирическое “я” сочетается у Вийона в то же время со стремлением запечатлеть в своих стихотворениях личный опыт, детали реальной жизни, конкретных людей. Это становится главным новаторским завоеванием его главного сочинения - “Большого Завещания”. Вот почему поэта причисляют к тем, кто не только подводит литературный итог Средневековья, но и к зачинателям новой, ренессансной поэзии, к поэтам, уже стоящим на пороге эпохи Возрождения. Недаром Вийона знали и издавали в ХУ1 столетии: считается, что он вдохновил Ф. Рабле на создание образа Панурга; знаменитый поэт Ренессанса К. Маро считал его поэзию неуничтожимой временем, и он сам и другие стихотворцы этого времени подражали Вийону. Даже в период классицизма Вийон не был забыт, а с того момента, как в начале Х1Х века его заново открыли романтики во главе с Т. Готье, его поэзия находит все новых и новых почитателей не только во Франции, но и за ее пределами. Русский читатель познакомился с поэзией Вийона только в ХХ столетии, но ныне число изданий и переводов его стихотворений постоянно множится.