http://www.italia-mia.narod.ru/petrarca.html
Франческо Петрарка
В 1302 году после того, как во Флоренцию вошел Карл Валуа, и с благословения папы Бонифация VIII, Черные под предводительством Корсо Донати свели счеты с Белыми, главой которых был Вьери Черки. Среди Белых, приговоренных к изгнанию, был и некий Мессер Петракко, который вместе с Данте Алигьери отправился в Ареццо.
ему все же удалось спасти: он увез в Ареццо свою красавицу-жену Элетту, намного моложе его, на которой он недавно женился.
В Ареццо он сразу же стал важным членом "Белого Университета" - политической и военной организации изгнанников, которые готовились к защите. И вот, весной 1304 года Мессер Петракко был избран одним из двух делегатов, которых Белые послали во Флоренцию, чтобы обговорить с Черными условия возвращения и восстановления мира. Карл Валуа покинул Тоскану, папа Бонифаций умер, новый папа - Бенедикт XI - отказался распространить власть Церкви на Флоренцию. Ему хотелось одного - прекратить всяческую борьбу.
Петракко хорошо справился со своей дипломатической миссией, и после торжественной церемонии на площади Санта Мария Новелла он обменялся поцелуем примирения с делегатами от Черных под звон колоколов. Но, к сожалению, мир на поцелуе и закончился. Воспользовавшись смертью Бенедетто, Черные начали мародерствовать и жечь дома, возложив вину за все это на Белых, и снова вынесли им приговор "изгнание". Изгнанным ничего не оставалось, как применить силу. Но их акция была плохо скоординирована из-за недисциплинированности одного из предводителей, который решил действовать в одиночку, не дожидаясь подхода всей армии, это-то и провалило все дело.
Для Мессера Петракко это был большой удар, который означал не только провал всей его дипломатической миссии, но еще и потерю всякой надежды на возвращение на родину. Единственным его утешением в этот момент оказалась Элетта, подарившая ему (именно в день неудавшейся схватки - 20 июля 1304 года) очаровательного сына, которому дали имя Франческо. Вполне возможно, что поздравить счастливых родителей пришел сам Данте - друг нотариуса, бывший в то же самое время в Ареццо.
Маленький Франческо не успел привыкнуть к городу, в котором родился - вскоре вся семья переселилась в родное местечко Петракко - Инчиза Валь д'Арно. Здесь он и рос до семи или восьми лет и, возможно, что здесь же родился и его младший брат Герардо. Его детство было довольно-таки "диким" в этом местечке, насчитывавшем несколько сотен жителей и ограниченном несколькими километрами. Но в восемь лет ему выпало первое из многочисленных приключений его жизни: вместе с отцом он поехал в Пизу, куда Петракко направился для встречи с императором Арриго VII - последней надеждой "белых" беглецов. Все они уже были там, ожидая его. Был там и Данте, и шестьдесят лет спустя, в письме к Боккаччо Петрарка расскажет о том, что именно там, в Пизе, он и познакомился с великим поэтом.
"королевой морей", как когда-то: Генуя разгромила пизанский флот в битве при Мелории в 1284 году, а Флоренция потихоньку отобрала почти все принадлежавшее ей побережье, но старая славная Республика компенсировала эти потери, обратившись к искусству и культуре. Именно в это время возникли удивительный собор, знаменитая кампанила, потрясающий Кампосанто, который расписывали Джотто и Лоренцетти. Был уже знаменит и Университет (в основном - своим факультетом Права), благодаря Бартоло Сассоферратскому.
Пребывание в Пизе было недолгим, как и авантюра Арриго. После его смерти вся организация флорентийских изгнанников распалась. Данте вернулся в Верону, где к тому времени он уже обзавелся домом, будучи гостем Кангранде делла Скала. Петракко же с семьей отправился в Авиньон, куда папа Клемент V переместил центр Папства в 1305 году.
Петракко служил при папском дворе, но ему не удалось найти пристанище в этом городке, слишком маленьком, чтобы вместить тысячи прелатов, сановников и дипломатов, съезжавшихся со всех сторон. Поэтому семья Петракко перебралась в соседнее местечко Карпентра, где Франческо и рос до пятнадцати лет - счастливый и совершенно необразованный.
Это идиллия закончилась в 1319 году, когда отец, желавший, чтобы Франческо пошел по его стопам, отправил его в Школу Права - сначала в Монпелье, а затем в Болонью. И именно в Болонье Франческо и обнаружил собственное призвание.
Болонский университет был самым почитаемым в Европе, в нем учились десять тысяч студентов со всех концов света, которые придавали этому городу с примерно пятидесятитысячным населением космополитичный и непредвзятый характер. Студенты были разделены на "нации" - в зависимости от страны прибытия, и организовывали могущественные "корпорации", от которых зависел весь академический корпус. Именно им приносили клятву одетые в пурпурные мантии с капюшоном профессора, и от них же они получали жалованье, штрафы за необоснованное отсутствие и увольнение в случае, если их лекции больше не удовлетворяли студентов. Но наибольший престиж этому Атенеуму (помимо двухсотлетней истории) придавала его мирская направленность. Этот университет возник в самый драматический момент борьбы между Папством и Империей. И Империя помогала ему и финансировала все его начинания, позволив сформировать мирскую систему управления, противопоставив себя тем самым классическим церковным учреждениям. А это означало свободу, которая является залогом любого прогресса, а культурного - в особенности.
Поэтому вместо посещения лекций по праву он начал курс литературы, уделяя особенное внимание классике, которая именно в то время была "реанимирована". Вергилий, Цицерон, Сенека оказались для Франческо захватывающим открытием. На их текстах он оттачивал свою латынь, которая и так была уже достаточна хороша. И именно тогда он и заразился жаждой редких рукописей, которая в итоге сделала из него утонченного коллекционера, исследователя архивов, словом - первого великого гуманиста Европы.
О его студенческой жизни больше ничего не известно, похоже, что жил он только учением, поскольку приключения его товарищей и посещения таверн мало занимали его. Он был слишком элегантен, слишком требователен, слишком... сноб, чтобы чувствовать себя на коне во всех этих затеях. Он изящно одевался и ему нравилось, чтобы им любовались, но привлекало его скорее внимание ученых мужей, чем куртизанок. Наверное, были и у него какие-то увлечения, но вся его последующая жизнь показывает, что, несмотря на молодость и красоту, он был скорее эстет, чем человек чувства, посему он быстро отвернулся от страстей (если они вообще у него были).
Когда Петрарка приехал в Болонью, его матери уже не было - она умерла в 1318 году; он долго ее оплакивал и посвятил ей свои первые латинские стихи. В 1326 году умер и Петракко, и с ним исчезли и причины, заставлявшие Франческо делать вид, что он изучает Право. С облегчением он выбросил все кодексы, над которыми изнывал от скуки, и вернулся в Авиньон. Чтобы снискать хлеб насущный, он принимает сан, впрочем ограничившись низшими должностями, которые просто позволяли ему пользоваться церковными привилегиями. И действительно он, блестяще образованный, утонченный завсегдатай салонов, нашел свое место в Курии Кардиналов, которые очень ценили все вышеупомянутые качества.
Петрарка не был склонен отказываться от удовольствий, которые предлагал Авиньон. Как и всегда он выбрал самые рафинированные: самые эрудированные компании, самые изысканные рестораны, и даже любовницу, которая подарила ему двух детей, разумеется, - незаконнорожденных. Впрочем, все это не останавливало его от критики коррупции духовенства (к которому он и сам принадлежал) и от призывов перенести центр папства в Рим. Именно этими-то призывами он и завоевал симпатию и благосклонность двух могущественных братьев Колонна - Кардинала Джованни и Епископа Джакомо. Правда, можно допустить и предположение, что именно они и явились "вдохновителями" этой идеи.
Любовная связь Петрарки и отцовство не мешали ему быть моралистом; не помешали они и его влюбленности в Лауру - музу, которая вдохновила его на написание самых прекрасных стихов. Долго оставалось загадкой - кем была эта женщина и существовала ли она вообще, сомнения остаются и по сей день. Но в одном примечании, написанном на копии Энеиды Вергилия, принадлежавшей Петрарке (теперь она ревностно хранится в миланской Библиотеке Амброзиана), он сам оставил нам некоторые анаграфические сведения. В этом примечании точно указаны дата и обстоятельства встречи с Лаурой: на пасхальной мессе 1327 года (то есть через год после возвращения Петрарки в Авиньон) в церкви Санта Кьяра. Далее добавлено, что в тот же день и в тот же час, но уже 1348 года, Лаура умерла. Эти данные позволяют историкам предположить, что речь идет о Маркизе Лауре де Сад - дальней прародительнице другого знаменитого де Сада, который дал имя известной практике - садизму.
лицо с тонким профилем, выражающее стыдливость и скромность. Мы не знаем, была ли она уже замужем, когда ее увидел Петрарка. Однако известно, что она произвела на свет двенадцать детей. То есть, учитывая ее преждевременную смерть, между беременностями и заботами о детях у нее просто не оставалось материального времени, чтобы посвятить ухаживаниям Петрарки, даже если бы у нее и было подобное желание.
Впрочем, вполне возможно, что плотского желания не было и у самого Петрарки, который влюбился в Лауру так же, как Данте - в Беатриче: это было всего лишь поэтическим порывом. В Провансе в то время весь воздух был пропитан песнями трубадуров. Позднее и сам Петрарка напишет, что тогда стихи писали все, даже теологи, и странно было, что провансальские коровы не мычали стихами. И вполне естественно, что и он поддался всеобщему веянию, использовав старинные схемы, которые предполагали наличие вдохновительницы, Музы, которой поэт посвящал свои творения. Для Лауры Петрарка создал Canzoniere,даже не подозревая о том, что он окажется его пропуском в вечность и бессмертие. Он полагал, что эти стихи - второстепенны, поскольку его признавали как великого грамматика, латиниста, придворного и кафедрального писателя. Двести семь же сонетов на протяжении двадцати лет представляли для него всего лишь развлечение в свободное время. И тем не менее именно они - его шедевр - оказались единственной причиной, по которой о нем говорят как о великом поэте.
Между написанием сонетов он занимался и делами, чтобы как-то сводить концы с концами, что ему неплохо удавалось. Салонную жизнь в Авиньоне (где он был постоянным гостем Колонна) он перемежал путешествиями по делам, которые, впрочем, приносили ему большое удовольствие: ездил он в Париж, во Фландрию и в Германию. Помимо исключительного такта и умения ладить со всеми, что делало из него блестящего дипломата, у него был удивительных нюх на людей, и надо сказать, что из важных деятелей культуры того времени он не упустил ни одного. Ему нравилось не столько знакомиться с ними, сколько представить им самого себя. С подобными личностями он поддерживал переписку на латыни. Короче говоря, сейчас бы о нем сказали, что он был мастером в области public relations, и действительно, его имя было широко известно в интеллектуальных кругах Европы задолго до того, как к нему пришла слава поэта. В 1336 году он едет в Рим, будучи снова гостем семейства Колонна. Вечный город произвел на него сильное впечатлением величием своего прошлого и полным упадком настоящего. Он бродил по Форуму, на котором пасли овец, среди развалин Колизея и в конце концов начал писать пламенные послания Папе, призывая его покинуть Авиньон и вернуться в Рим. Правда, затем (со свойственной ему двойственностью) он лично предпочел вернуться в Авиньон.
По возвращении он купил маленький домик в Воклюзе - неподалеку от Авиньона. Его страсть (если она когда-то вообще пылала) к Лауре слегка поостыла, излившись в стихах. Теперь он предпочитал более простую жизнь. Его компанию составляли двое слуг, собака, природа и книги. Он ввел в моду альпинизм, будучи, возможно, первым, кто забрался на гору Венто. Ловил рыбу, занимался садом, но более всего увлекался перепиской в поистине цицероновском стиле. В своем увлечении латынью он дошел до того, что латинизировал даже имена своих оппонентов, называя одного Лелием, другого Сципионом, третьего Овидием. Он закапывался в архивы в поисках классических текстов. Когда он узнавал, что где-то был найден какой-то текст, которого у него еще не было, он не находил покоя до тех пор, пока не заполучал его копию или оригинал, копию с которого потом переписывал собственноручно. Из Греции ему прислали Гомера, после чего он начал страдать по Эврипиду. Зачастую он писал просто, чтобы писать, обращаясь порой даже к мертвым, например, к Титу Ливию, Виргилию и иже с ними. Его истинной страстью была страсть к классической литературе.
С женщинами же у него всегда были очень рассудочные и прохладные отношения. Ни одна из его пассий не смогла отвлечь его от интеллектуальных удовольствий и почти всю жизнь свою он прожил в одиночестве. Впрочем, не так уж их было и много - женщин в его жизни: Лаура (к которой у него, как уже упоминалось выше, было чисто "поэтическое" чувство) и мать двух его детей. Как он сам писал, после сорока лет у него уже не было никаких желаний (или же он просто не желал им поддаваться); по его словам, нет такой жизненной силы, которая могла бы удовлетворить одновременно все потребности литературы и плотских утех. Между же этими двумя он никогда не колебался в выборе: литература всегда была для Петрарки на первом и, пожалуй, единственном месте.
к папам, осуждая нравы и привычки авиньонского двора, которыми сам же и пользовался. Но с церковными догмами он не хотел спорить - себе дороже. Если же его спрашивали, что он о них думает, он весьма уклончиво отвечал, что сомневается во всем, кроме того, сомнения в чем были бы богохульством. Неплохой ответ, не правда ли? Именно в этой-то осторожности и уравновешенности и состоял, с одной стороны, секрет его счастья, с другой же, именно они и ограничивали его поэтическое вдохновение. Он был гораздо более утонченным стилистом, чем Данте, но ему не хватало дантовских лирических отступлений, всепоглощающей жажды Абсолюта, священного огня. И он сам это чувствовал. О Данте он всегда отзывался с уважением, допуская иногда некие замечания, из-под которых совершенно явно проглядывала зависть.
В 1341 году Петрарка возвращается в Рим, чтобы быть увенчанным лавровым венком поэта на Капитолии. Инициатором этого увенчания был уже известный нам кардинал Джованни Колонна. Римский Сенат, возглавляемый другим Колонна, сразу же принял это предложение: не столько из преклонения перед поэтом, сколько потому, что эта церемония была прекрасным поводом выказать римское превосходство хотя бы в области культуры. Теперь, когда Рим больше не был центром Папства, римляне не знали, что и придумать, чтобы привлечь к городу внимание всего остального мира. Настроение населения было - хуже некуда, если уж хлеба было мало, ему хотелось хотя бы зрелищ.
Прежде чем отправиться в Рим, Петрарка ненадолго остановился в Неаполе, у короля Роберта Анжуйского - своего страстного почитателя, который воздал ему всевозможные почести и отправил в Рим с эскортом. Петрарка ответил любезностью на любезность и восславил Короля как просвещенного мецената, которым тот вовсе не был. 8-го апреля, завернутый в алую мантию, подаренную ему Робертом, и сопровождаемый длинным и живописным эскортом из сенаторов, одетых в тоги, и молодых людей в ярких костюмах, он взошел на Капитолий, где его уже ждал Стефано Колонна с венком в руке и восхвалением на устах. С этого момента Петрарка становится "Поэтом" по преимуществу и остается им до тех пор, пока этот титул не перешел к Данте, под гневные выпады критики.
Избрание Клемента VI папой после смерти Бенедикта XII снова призывает его в Авиньон. Нужно было воздать должное новому папе и, по возможности, добиться от него каких-либо новых преимуществ. Клемент оказался доброжелательным и понимающим. Он пожаловал Петрарке должность приора в Пизе, каноника - в Парме и дипломатическую миссию в Неаполе. Здесь Петрарка и остановился на несколько месяцев, после чего отправился в путешествие в Болонью, Парму и Верону, где, роясь в архиве одной из церквей к своему вящему удовольствие обнаружил рукопись писем Цицерона к Аттику. Он не был новичком в поисках. Несколько лет до того в Льеже он раскопал другой текст Цицерона: речь Pro Archia. Именно подобные события были главными в его жизни. От политических дел он старался держаться подальше. Единственным событием, в которое он позволили себя втянуть, была история с Кола ди Риенцо.
Нет ничего странного в том, что римский плебс позволил себя надуть этому неуравновешенному демагогу. Странно то, что его речам внял такой блестящий и здравомыслящий интеллектуал как Петрарка. Тем не менее это именно так. Он оказался настолько увлечен идеями Колы, что ради того, чтобы следовать за ним, поставил на карту не только дружбу и протекцию семейства Колонна, но в 1347 году (во время первого пребывания Колы ди Риенцо в должности трибуна) покинул Воклюз, чтобы поехать в Рим и поддержать его. Впрочем, он не успел добраться до Рима, потому что в Генуе узнал о его падении. Но благодаря этому совпадению он оказался в Италии именно в том момент, когда там свирепствовала чума.
двух типов: одна - польмонит с кровотечением, который за три дня обескровливал больного, и вторая - бубонная, которая покрывала все тело гнойниками и убивала человека за пять дней. Описания эпидемии, оставленные хронистами того времени, поистине ужасающи. Сиенец Аньоло ди Тура пишет, что из-за переполненности кладбищ трупы хоронили в рвах, вырытых на скорую руку прямо на площадях города, и сам он похоронил собственноручно пятерых своих детей. Боккаччо говорил, что во Флоренции умерло около ста тысяч человек, что впрочем не совсем верно, поскольку именно таковым и было все население города. Виллани говорит о шестидесяти тысячах, но это тоже преувеличение. Тем не менее, потери в Европе были ужасающие. И смерть одной жертвы коснулась непосредственно Петрарки: Лаура. Поэт, имевший слабость во всем выискивать совпадения, утверждает, что уна умерла в тот же месяц, день и час, что и двадцать лет назад, когда он впервые ее встретил. И именно эта подробность и позволила установить, что муза Петрарки была маркизой Лаурой де Сад, упомянутой в списке умерших от чумы в Авиньоне 3-го апреля 1348 года.
Сам Петрарка избежал заражения, возможно, благодаря мерам предосторожности, которые он перенял у своего радушного хозяина - Якопо II Каррарского, правителя Падуи. Он был тем просвещенным правителем, который был одинаково увлечен властью, деньгами и культурой. Падуя при нем переживала один из самых блестящих периодов своей истории. Она была городом, который дольше всех остальных защищал свои комунальные свободы и именно поэтому она оказалась слабой в борьбе с Кангранде делла Скала из Вероны, который обложил ее налогами. Чтобы освободиться от этой зависимости, Падуя избрала правителем Якопо I Каррарского, который защищал ее с той же железной хваткой, с которой и правил ею. Ему на смену в 1345 году пришел Якопо II, убивший своего предшественника (семейные законы того времени оставляли убийце все права наследования). Впрочем, и сам он не избежал подобной судьбы, когда через четыре года погиб, заколотый кинжалами. В Падуе Петрарке особенно понравился Университет, недавно основанный, но уже прекрасно функционировавший. Сам Петрарка говорил о том, что он был поражен абэрроизмом (то есть аристотелеевским рационализмом, который царил в университете Падуи) и сам слышал, как некоторые профессора утверждали, что душа вовсе не является бессмертной, а христианство - не что иное, как суеверие, которое может удовлетворить лишь необразованный плебс. Петрарка не любил ввязываться в дискуссии, которые могли создать ему проблемы с Церковью, но в общем и целом он прекрасно чувствовал себя в этой атмосфере гуманистических изысканий, перемежавшихся придворными праздниками, и остался в Падуе на год - до окончания эпидемии чумы. Затем он он некоторое время разрывался между Мантуей и Феррарой в поисках важных людей и ценных рукописей. И наконец у него появилось желание отправиться в город своих предков - Флоренцию.
Там его ожидал Боккаччо, который незадолго до этого начал писать свой Декамерон. Они понравились друг другу, подружились и оставались друзьями всю жизнь, хотя снова встретились всего один раз. А возможно, дружба их сохранилась именно поэтому, потому что при абсолютно разном характере и вкусах они вряд ли могли бы ладить, часто встречаясь. Как только Петрарка уехал, Боккаччо убедил флорентийское правительство вернуть сыну изгнанника все имущество, отобранное у его отца в 1303 году. Правительство аннулировало конфискацию и предложило Петрарке кафедру в Университете. Петрарка от должности отказался и правительство снова конфисковало все его имущество.
В 1351 году он снова в Воклюзе, собираясь написать небольшое эссе De vita solitaria. И именно в этот момент он вступает в полемику, которая создала ему множество врагов. Поводом для нее послужило слабое здоровье папы Клемента VI, который благоволил к Петрарке и с которым у него были хорошие отношения. Поэт писал папе, уговаривая его не доверять врачам, которые, по его мнению, были ни чем иным как шайкой шарлатанов. Это письмо заставило многих думать, что за этим язвительным мнением скрывались личные мотивы. Возможно, и сам Петрарка чувствовал себя не слишком хорошо и имел зуб на врачей, которые не могли ему помочь. На эту мысль наводит и тот факт, что, поехав навестить своего брата Герардо (который был монахом), он изъявил желание также стать монахом. Но затем это его желание излилось в эссе De otio religiosorum и благополучно испарилось.
К тому же в Авиньоне он уже был не столь желанен, как прежде. И еще хуже он себя почувствовал после смерти Клемента, который продолжал традицию терпимости и меценатства, положенную папой Иоанном. На место Клемента вступил Иннокентий VI - священник аскетичный и воздержанный, который, к сожалению, был маловосприимчив к вопросам культуры. И вполне естественно, что он не любил Петрарку, а Петрарка не любил его. По мнению нового папы, от Поэта несло язычеством и он угрожал отлучить его от церкви как последователя Вергилия. За Петрарку вступился кардинал Талейран, но Поэт и сам уже понял, что воздух Авиньона ему не подходит. Посему он с радостью принял приглашение Джованни Висконти в Милан.
"Всего лишь своим присутствием, которое делает честь мне и моему королевству". Петрарка не заставил себя упрашивать. Он оказывал честь королевству Джованни в течение восьми лет, оставшись в Милане и после смерти Джованни.
Колы ди Риенцо он написал ему торжественное письмо, в котором приглашал императора посетить "сад Империи", чтобы восстановить мир, порядок и славу. Это письмо стилистически было гораздо более красивым, чем то, которое Данте написал в свое время Арриго VII, дедушке Карла. Но в нем не было той страсти, которая согревала произведения флорентийского изгнанника. Император и поэт встретились в Мантуе. Петрарка с большим талантом повторил свои приглашения и восхваления, а император выслушал его с вежливым удовольствием. Но оба они прекрасно понимали, что разыгрывают комедию. Этот хладнокровный правитель с блестящим умом знал, что этот "сад Империи" на самом-то деле был змеиным гнездом. И поэт знал, что император это знает. Тем не менее они расстались добрыми друзьями, настолько добрыми, что через два года Петрарка отправился в Прагу в качестве посла от Милана.
В том же году он ездил и в Венецию, чтобы в качестве представителя Висконти добиться примирения с Генуей. Партизанская война между двумя городами свирепствовала и через несколько лет превратилась в смертельный конфликт. Петрарка мало мог помочь делу. Но его поразила Венеция: силой своего флота, богатством и разнообразием коммерции, живостью жизни. И он оставил подробное и звучное описание этого города, искусно сплетя напыщенную хвалу двум Дожам, которые совершенно того не заслуживали.
Еще до этой поездки он начал писать серию поэм в терцинах - I Trionfi - возможно, "в пику" "Божественной комедии" Данте, которая в то время начала очень быстро приобретать известность и стала предметом многочисленного цитирования, что для Петрарки было просто ножом в сердце. "Триумфов" было несколько: триумф желания над чувством, воздержанности над желанием, смерти над воздержанностью, славы над смертью, времени над славой и вечности над временем. Финал же был прощанием с Лаурой, состоявшим в мольбе о прощении телесности его любви к ней и в выражении надежды на воссоединение с ней в раю. К сожалению, амбиции автора оказались явно непропорциональны вдохновению, которое слабо проглядывает в "Триумфах".
Петрарка еще шесть лет оставался гостем Висконти, выполняя иногда и другие миссии, но в основном же занимаясь отделкой своих произведений. В 1362 году, возможно, чтобы избежать новой эпидемии, он возвращается в Падую, а оттуда едет в Венецию, где Республика дарит ему дом на набережной degli Schiavoni. На сей раз чума унесла от него сына Джовании, о котором, по правде сказать, Петрарка не слишком-то заботился. У него осталась дочь Франческа, которая вышла замуж за Франческуоло да Броссано и подарила Петрарке внучку Элетту. Поэт скучал по ним. И именно в этот период легкий апоплексический удар напомнил ему о том, что жизнь неизбежно близится к концу. Он вызвал их к себе и вместе они обосновались в местечке Аркуа. Незадолго до этого в одном из писем он пожелал, чтобы смерть застала его за чтением или письмом. И его желание было услышано. Его нашли склоненным над книгой. И произошло это (в полном соответствии с его любовью к совпадениям) 20 июля 1374 года, в день его семидесятилетия. В своем завещании он просил подарить 50 флоринов для покупки плаща Боккаччо, который умирал от холода и голода.
удавалось вести подобную жизнь: полную дипломатических и культурных миссий, церемоний, дружеских встреч и бесед. Должно быть, он был неутомимым тружеником, обладавшим к тому же железной дисциплиной.
Современники восхищались в основном его латинскими стихами и прозой: Epistole metricae, Bucolicum Carmen, 24 книгами Familiarum rerum, De viris illustribus, Psalmi poenitentiales и т. п. Большой успех (правда, уже посмертный) снискала ему его поэма Африка. Но истинное величие Петрарка заслужил именно своим Canzoniere, сочинение которого сам он считал простым развлечением и даже стеснялся его, считая безделушкой. Подобно Данте, который считал себя теологом, а никак не поэтом, Петрарка обманывался, полагая, что является продолжателем классической культуры и "реаниматором" латинского языка. В действительности же он оказался самым что ни на есть современным поэтом и к тому же - великим итальянским стилистом, возможно - самым великим. Но кроме образца поэта нового поколения, он был еще и образчиком нового стиля жизни. Он оказался совершенно новым для того времени персонажем: великим "гуманистом" Возрождения. В отличие от средневекового человека, он был внутренне свободен. Для него мир был не "сном Бога", но вполне конкретной вещью, а жизнь - не мучительным покаянием, но увлекающим приключением, которое надо было прожить с максимальным вкусом и наилучшим образом. Ему нравилось нравиться и именно отсюда и происходят его вечные поездки и события, среди которых он оказывался. В культуре же он видел вариант служения, священничества, которое уводило его от всего остального. Ради рукописи Вергилия он мог пожертвовать не только политической идеей, но даже и Лаурой. И возможно, он увлекся идеями Колы ди Риенцо именно потому, что тот дал ему прекрасный повод для написания посланий во славу Рима.
В 1342 году, когда он уже был известным и модным персонажем, он взялся смиренно учить греческий с помощью калабрийского монаха Барлаама, которому потом - в благодарность за помощь - помог стать епископом. Он так никогда и не утешился из-за незнания этого языка и из собственного кармана заплатил Леонцию Пилату за организацию во Флоренции курсов латинского, чтобы любой желающий мог выучить латынь и перевести "Илиаду" и "Одиссею". Этот человек, который никогда не пошел бы на противоречие с папой или императором, рискуя заполучить проблемы, не колебаясь, продал бы душу дьяволу за тект Гомера. Он был тщеславным, но не мелочным. Например, он был расточительно щедрым с Боккаччо, вплоть до того, что перевел одну из его новелл из "Декамерона" на латинский язык, дабы литераторы всего мира могли насладиться ею "в чистом виде" - очищенной от присущей этому произведению вульгарности, как считал Петрарка. Он полагал, что элегантной может быть только проза, написанная на латыни.
Несколько месяцев назад в итальянской прессе появилось сообщение о том, что ученые Падуи пытаются восстановить истинное лицо Петрарки. Все тайны его облика и состояния его здоровья сокрыты в мраморной могиле поэта в Аркуа Петрарка - местечке на Евганейских холмах, переименованном в его честь. Об этом заявил Вито Террибиле Виль Марин - профессор паталогоанатомии Падуанского университета, который 18 ноября 2003 года должен был вскрыть могилу. Эксгумация останков поэта, умершего в 1374 году, уже производилась в прошлом, но, по словам ученого, она дала сомнительные результаты. Например, было установлено, что рост Петрарки составлял 183 см, что маловероятно для того времени. "Если состояние останков достаточно хорошее, мы сможем реально установить, каким был его физический облик и какими болезнями он страдал при жизни", - заявил эксперт, пояснив, что исследовательская группа произведет восстановление черепа, поврежденного при первой эксгумации. С помощью компьютера будет сделана попытка восстановить и черты лица Петрарки, что позволит сравнить их с его средневековыми портретами.