Елина Н.: Проза «Пира» Данте

http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer2/Elina3.php

©"Заметки по еврейской истории" №2(105) Январь 2009 года

Нина Елина

«Пира» Данте


к вопросу о жанре и структуре

Известно, что по замыслу Данте его сочинение «Пир» должно было состоять из 14 канцон и 15 прозаических частей – трактатов. Сочинение создавалось между 1304 и 1306 гг. и осталось незаконченным: были написаны 3 канцоны (из них две во Флоренции, до того как был задуман «Пир», и одна в изгнании, специально для него предназначенная) и 4 трактата – один вводный и три относящиеся к канцонам. Две канцоны, – переходные от любовной поэзии к философской, третья чисто философская или, точнее, моралистическая. Все три примыкают к другим канцонам Данте, написанным в разное время. Прозаи­ческая же часть занимает особое место в его творчестве и за­служивает специального исследования.

Содержание этой сложной прозаической части, где рассматриваются философские понятия, восходящие к разным теориям и концепциям, определило подход к ней: ее изучали только как произведение философское. После Джованни Виллани и Боккаччо, считавших ее сочинением «возвышенным и прекрасным»,[1] «достойным похвалы»,[2] позднейшие историки литературы, за редким исключением, отрицали ее эстетические достоинства (крупнейший ученый начала века К. Фосслер называл «Пир» «уродливым и безотрадным строением»[3]) и не создали ни одной монографии, посвященной ее поэтике. Разрабатывались лишь частные проблемы синтаксиса[4] и лексики.[5] Между тем жанровая структура «Пира» представляет значительный интерес и в историко-культурном плане, и в плане развития дантовского творчества.

Проза «Пира», указывает сам автор, – это комментарий к канцонам, и поясняет, что он подчинен канцонам, но без него цель – сделать мудрость доступной людям необразованным – не была бы достигнута.

– IV в. до н. э. – говорится о толковании Закона Божьего) и греческую античность (объяснение Гомеровских поэм в III-II вв. до н. э.), толкование получило особое значение при слиянии этих культур.

Экзегетика сыграла первостепенную роль в формировании христианства, так как помогала примирить евангельское вероучение, развившееся на основе синтеза иудейского монотеизма и других ближневосточных религий с греческой философией. В дальнейшем все средневековье занималось толкованием и комментированием: толковали библейские тексты (любая проповедь – это толкование такого текста), статьи римского права, сочинения Аристотеля, произведения античных поэтов. Это был способ ассимиляции и модернизации древних культур, влиявший на сознание людей более поздней эпохи. Комментирование было настолько распространено в средние века, что обращение Данте к этой традиции не удивляет. Но, обратившись к ней, он ее нарушил.

Сам он считал, что его комментарий отличается только тем, что написан не на латинском, а на вольгаре, т. е. флорентийском наречии. На самом же деле уже его старший современник Брунетто Латини снабдил свой перевод риторики Цицерона комментарием на вольгаре, но, по-видимому, счел это естественным и никак не оговорил. Данте же, признавая превосходство латинского языка над вольгаре, объясняет, почему он предпочел второй.

Первая причина эстетического свойства: канцоны написаны на вольгаре, и не подобает, чтобы комментарий в силу превосходства языка латинского затмил их. Из этого рассуждения вытекает, с одной стороны, что Данте ценил поэзию выше, чем ученую прозу, а с другой – что латинскую прозу, независимо от ее содержания, он рассматривал с эстетической точки зрения. Его эстетический подход, который обусловлен христианской онтологией, ищущей красоту в любом феномене, и риторическим образованием поэта, предваряет концепции Возрождения.

Вторая причина в том, что латинский комментарий был бы понятен только ученым, т. е. немногим, а Данте хочет научить «мудрости и добродетели» тысячи людей. Это своеобразное просветительство вызвано и объективными обстоятельствами и внутренним складом автора. С XII в. во всей Европе вспыхнула всеобщая страсть к учению, охватившая и итальянские города-коммуны. В начале XIII в. в Италии уже действуют три университета: в Болонье, Падуе и Неаполе. К знаниям стремятся не только те, кто там учится, но и горожане разных светских профессий, не очень сведущие в латинском языке. Для них составляются нотариальные документы на вольгаре, делаются переводы и пересказы исторических, философско-теологических сочинений, риторик, пишутся хроники, энциклопедии, письмовники. Идет общая демократизация и обмирщение культуры, Данте – сын флорентийской коммуны с ярко выраженным общинным сознанием, стал «просветителем», писавшем на вольгаре, прежде всего потому, что считал себя ответственным за других людей, их жизнь и нравы. А также потому, что вырванный из родного города, из своей корпорации, утративший, как ему казалось, уважение окружающих, он хотел, приобщая более широкий круг читателей к познанию, утвердиться, восстановить связь с миром или, по крайней мере, с людьми, жаждущими мудрости. Но отказался он от латинского языка и по другой причине – из-за любви к родной речи, любви, за которой скрывается зарождающееся чувство национального самосознания. Заметим, что одна из отличительных черт средневекового общества – космополитизм, в частности, выражался в приверженности к латыни. Обособление народностей проявлялось в развитии народных языков, которые в свою очередь помогали возникновению чувства национальной принадлежности. В Италии этот процесс шел чрезвычайно медленно, ему мешал не только космополитический институт церкви, особенно сильный в этой стране, но и муниципальный партикуляризм городов. Данте был первым человеком, в сознании которого появилось представление об общности людей, населяющих разные области Апеннинского полуострова. К этому представлению его привела любовь к родному языку, чувство, которое до него в Италии никто не выражал.

«Пира», оно определило стиль и наложило отпечаток на жанровую структуру. На вольгаре нельзя было писать так, как на латыни, благодаря другому языку «Пир» приобрел иной характер, неже­ли комментарии предшественников Данте.

Такого рода самосознание определяется общим развитием личностного начала в конце XIII в.

И наконец, в «Пире» впервые комментируется светская лирика, написанная на вольгаре. Таким образом, ее значение резко возрастает: она наравне с Библией, философскими сочинениями и латинской поэзией становится объектом изучения. Новое отношение к светской лирике тоже предваряет Возрождение, столь высоко ценившее художественное творчество.

Эти отличительные черты не исчерпывают, однако, жанровых особенностей «Пира», они проявляются и в его структуре, на которую, как замечает Мак-Леннан, повлияли комментарии предшественников.[6] Он, однако, не сопоставляет комментарий отдельных авторов, не указывает, что, сохраняя в основных чертах свою схему, комментарии на протяжении веков видоиз­менялись в зависимости от общего состояния культуры, от со­держания текста, иногда от личности комментатора.

Структура комментария во многом сложилась в период позд­ней античности, когда видную роль играли школы грамматиков и риторов. Комментарий к «Энеиде» Вергилия грамматика Сервия ("Commentarii in Virgilium" – 2-я половина IV в.) и ритора Тиберия Клавдия Доната ("Interpretationes Virgillianae" – V в.) строится по следующей схеме: пролог, краткий у Сервия, более пространный у Доната, где указывается цель комментария, сообщаются сведения об авторе, говорится о достоинстве его произведения, общем замысле, и собственно комментарий. У Сервия он филологический, пословный, в соответствии с задачами грамматической школы; у ритора Доната – смысловая интерпретация, которая должна стать канвой для орwhiteаторских упражнений (это различие между комментаторами ощущается уже в прологе: Донат, обращаясь к сыну, говорит о необходимости защитить Вергилия). Смысловая интерпретация у более поздних христианских комментаторов привела к тому, что «Энеиду» стали рассматривать как произведение аллегорическое (см., например, комментарий Бернарда Шартрского).

«Песни песней» Бернарда Клервосского (XII в.). Лирическим свадебным песням, приписываемым Соломону, он, как и другие теологи, придал аллегорический смысл (любовь Иисуса Христа и Церкви) и использовал их для проповедей, которые фактически и представляют собой комментарий к отдельным стихам. Первая проповедь заменяет пролог, в ней есть обращение к слушателям, характеристика сочинения, ее автора, раскрытие смысла сочинения, т. е. в общем, те же компоненты, что и у позднеримских комментаторов. Но существо их иное. Донат обращается к сыну, Бернард – к целой группе людей. Сервий сообщает биографические сведения о Вергилии, Бернард произносит панегирик Соломону. Сервий и Донат говорят о буквальном смысле произведения, Бернард – об аллегорическом. Эти отличия обусловлены разницей между позднеримской культурой с ее резко выраженным индивидуализмом, с ее трезвым, реалистическим восприятием мира и человеческих творений, и средневековой культурой, с ее мистичностью, спиритуализмом, с ее стремлением к соборности и символическими представлениями о действительности. В следующих проповедях (т. е. в комментарии), где один и тот же стих толкуется несколько раз в прямом и аллегорическом смысле, чтобы задержать на нем внимание слушателей и всесторонне его осветить, звучит страстная морализация, переходящая то в апологию, то в инвективы, свойственные публицистике, а возвышенный патетический стиль речи, ритмиче­ской и версифицированной, приближает этот комментарий к произведению художественной литературы, которое должно эмоционально воздействовать и на слушателей и на читателей.

Совсем другой характер носит комментарий Альберта Великого (XIII в.) к «Этике» Аристотеля (Super ethica. Commentum et Quetiones). Пролог очень краток, в нем определяется та материя, о которой пойдет речь в сочинении Аристотеля и соответственно в комментарии. «Опорным» элементом структуры пролога являются цитаты, от которых автор отталкивается. В самом комментарии производится подразделение абзацев «Этики», и каждое понятие логически расчленяется с помощью, многочисленных перечислений. Цель этого схоластического комментария – научить логически мыслить.

Иную цель преследует флорентинец Брунетто Латини (вторая половина XIII в.), который комментирует собственный перевод: сочинения Цицерона "De inventione" озаглавленного в переводе – "Rettorica" В прологе Латини подчеркивает полезность риторики вообще и книги Цицерона в частности. Утилитарно-просветительский подход, характерный для деятеля города-коммуны сказывается и в комментарии, где объяснению общего смысла фраз и отдельных слов сопутствуют самые разные сведения, которые должны расширить кругозор читателей. Соответственно комментарий соприкасается с энциклопедией. Обращает на себя внимание и появление личности самого комментатора, и не только в прологе, где он говорит о том, что был изгнан из Флоренции, но и в собственно комментарии. Это указывает на отход от традиции схоластических комментариев, сознательно безличных, и на развитие индивидуализма у городской элиты.

Структура «Пира» в самом общем виде совпадает со структурой других комментариев, она тоже состоит из пролога и собственно комментариев к канцонам.

и со схоластически расчлененного рассуждения о познании и причинах ему препятствующих; далее раскрывается цель сочинения, замысел и общее содержание «Пира», говорится о его авторе. Кроме этих традиционных элементов, появляются и новые: характеристика манеры изложения (то есть стиля комментария) и апология языка, на котором он написан, к содержанию канцон они отношения не имеют, зато подготавливают трактат Данте «О народном красноречии». Меняются и традиционные элементы. Предыдущие комментаторы отделяли цель и замысел комментария от авторских и касались в прологе только содержания комментируемого произведения, Данте не отделяет комментария от канцон, они вместе составляют «пиршественную трапезу». Много места он уделяет автору – то есть самому себе – и это не биографическая справка, как у Сервия, не панегирик, как у Бернарда, и не отдельный эпизод, объясняющий, почему возникла книга, как у Латини. Это длинное рассуждение этического свойства о том, насколько позволительно говорить о себе, перерастающее в горестное лирическое отступление, где речь идет об изгнании из Флоренции и скитаниях по чужой земле, и упоминаются созданные произведения и те, которые только замыслены.

«О если бы по соизволению устроителя Вселенной извиняющая меня причина никогда и не возникла! В таком случае и никто другой против меня не согрешил бы, и я сам не претерпел бы незаслуженной кары, кары, говорю, и изгнания и нужды. После того как гражданам Флоренции, прекраснейшей и славнейшей дочери Рима, угодно было извергнуть меня из своего сладостного лона, где я был рожден и вскормлен вплоть до вершины моего жизненного пути и в котором я от всего сердца мечтаю, по-хорошему с ней примирившись, успокоить усталый дух и завершить дарованный мне срок, – я, как чужестранец, почти что нищий, исходил все пределы, куда только проникает родная речь, показывая против воли рану, нанесенную мне судьбой и столь часто несправедливо вменяемую самому раненому. Поистине я был ладьей без руля и без ветрил; сухой ветер, вздымаемый горькой нуждой, заносил ее в разные гавани, устья и прибрежные края; и я представал пред взорами многих людей, которые, прислушавшись, быть может, к той или иной обо мне молве, воображали меня в ином обличий. В глазах их не только унизилась моя личность, но и обесценивалось каждое мое творение, как уже созданное, так и будущее» (I, III, 3-6).

Подобного рода переходы не случайны, они свойственны авторской манере Данте. Логические рассуждения на моральную тему перемежаются лингвистическими наблюдениями и публицистическими инвективами против тех, кто не умеет пользоваться родным языком или хулит его. Таким образом, в прологе, то есть первом трактате «Пира», по существу переплетаются разные жанры, хотя не вполне определенные и развитые: моралистический трактат, построенный по правилам аристотелевской логики, автобиография, где речь идет не столько о фактах, сколько о чувствах и творчестве, апология и инвектива. Почти все эти элементы – каждый в отдельности – были у предшественников, но в «Пире» они соединились, переплелись и получили дальнейшее развитие, создав органичную мозаику.

Собственно комментарий, т. е. II, III и IV трактаты, тоже имеет определенную структуру: кроме обычных для схоластических трактатов и комментариев подразделений – divisiones, в ней есть еще два элемента – razos, которые восходят к провансальской художественной литературе (они объясняют, по какому поводу написана канцона), и отступления, крайне редкие у предшественников. Эта структура, в общем, повторяет схему прозаического повествования «Новой жизни»,[7] с тем отличием, что основное место здесь занимают не razos, а подразделения, и отступлений значительно больше. Такая структурная близость говорит о том, что для Данте, как и для других средневековых авторов, нет строгой границы между художественным и философским произведением, он старается их слить.

«Пира». В частности, вводятся два эпизода из биографии: полувымышленной, романизированной в «Новой жизни», и реальной. Первый эпизод (II, II-III, I) напоминает о коллизии, происходящей в повести: после смерти Беатриче Данте влюбился в сострадательную даму, но в повести он эту любовь преодолел, а в «Пире» он намекает на победу нового чувства. Второй эпизод из реальной биографии (II, XIII) объясняет фактически первый: Данте рассказывает о своем увлечении философией, о чтении философских книг, о посещении монастырских школ и философских диспутов. Это увлечение привело к тому, что он, по его словам, стал воспевать философию под видом сострадательной дамы. Такого рода аллегория помогает ему сочетать художественный аспект «Пира» с философским, вернее научно-популярным, а все сочинения связать с «Новой жизнью».

Система подразделений, т. е. ядро комментария, сама по себе предполагала просветительский характер сочинения и поощряла развитие логического мышления. Данте делит канцоны на части, разъясняет их смысл, значение отдельных стихов и слов. Это приводит к своеобразному энциклопедизму, о котором уже упоминалось. Заметим, что жанр энциклопедий в XIII в. был «модным», он отвечал стремлению все познать и выражал тенденцию к универсализму (теологические своды, сочинения юристов и так далее). Энциклопедизм, присущий мышлению, проникает в искусство (готические храмы), в поэзию и становится чертой поэтики («Роман о Розе»). В «Пире» он является структурным принципом, разрешающим сочетать различные элементы содержания (от эстетики до теории государства). Естественно возникает некоторая фрагментарность изложения, которую Данте стремится преодолеть: между отдельными элементами заметны формальные связи по типу «говорил о... а теперь буду говорить о...», ассоциативные: «... женщина их увидела» (и дальше дается объяснение процесса зрения) – и содержательные (переход от астрономии к физике и математике, от рассуждения о разуме к теории познания). В 4-м трактате структурный принцип меняется, происходит переход к последовательному развитию одной темы: обусловлено это тем, что третья канцона была написана специально для «Пира» и ее легче было комментировать в одном определенном аспекте. Энциклопедический комментарий превращается в настоящий трактат, ставящий проблему сущности благородства, которое Данте считал качеством личным, а не унаследованным.

комментария. Личное отношение Данте к науке и философии – важнейшая отличительная черта «Пира». Особенно она заметна в отступлениях.

Отступления продиктованы общим моралистическим характером «Пира», многие из них в резкой форме выражают суждения автора. Отметим, что моралистические сочинения в XII-XIII вв. часто граничат с публицистикой и соответственно в них используются публицистические приемы инвективы и апологии. Большинство отступлений в «Пире» по своему содержанию и являются апологией или чаще инвективой, гневной и страстной. Так, возражая воображаемому противнику, защищающему ходячее мнение о благородстве, Данте восклицает, что на подобную «гнусность» надо ответить не словами, а «ударом кинжала». Резко порицает он современных правителей, противопоставляя им идеальных правителей прошлого. Публицистические отступления в научном трактате вызваны тем, что абстрактные рассуждения приобретают для флорентийского гражданина Данте Алигьери конкретность и актуальность, они связаны для него с реальной действительностью.

«Пира» – автобиографический, т. е. художественный, публицистический и научно-популярный, воплощенные в трех компонентах – razos, отступлениях и подразделениях, неразрывно связаны. Органично сочетаются в «Пире» и элементы разных жанров: автобиографии, памфлета, апологии, моралистического трактата, энциклопедии, обрамленных особым жанром – собственно комментарием.

Впоследствии в «Комедии» соединятся те же аспекты, сплавятся самые различные жанры и будет достигнут синтез, к которому на протяжении веков стремилась средневековая мысль. Так жанровая структура «Пира» не только связана со структурой «Новой жизни», но и предваряет структуру главной Книги Данте. Из «ученого» жанра комментария неожиданно вырастает большая повествовательная поэма – великий памятник художественной литературы.


Примечания

[2] Boccaccio C Vita di Dante// II comento alla Divina Commedia e gli altriscritti intorno a Dante/A cura di G. Guerri. Bari, 1918. Vol. 1. P. 55/

[3] Vossler K. Die gottlihe Romodie. Heidelberg. 1907. Bd. 2? t/ 1. S/ 235-235

[4] Lisio G. L’arte del periodo nelle opera volgari di Dante Alighieri e del secolo XIII. Bologna, 1902; Schiaffini A Tradizione e poesia nella prosa d’arte italiana dalla latinita medievale a G. Boccaccio. Roma, 1943;Vallone A. La prosa del “Convivio”. Firenze, 1967.

“Convivio” // Pagine e appunti di linguistica storica. Firenze, 1957

[6] Mac-Lennan L. Jenaro Autocomentario y comentarismj latino // Vox romanica. 1960. Juni. P. 87, 92, 122.

[7] Mac-Lennan L. Jenaro Op. Cit.; Елина Н. Г. Проза «Новой жизни» // Дантовские чтения. М., 1973. С. 146-150.