Данте в советской культуре
Голенищев-Кутузов И. Н. Данте в советской культуре // Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура. — М., 1971. — С. 487 — 515.
http://nevmenandr.net/scientia/gkutuzov-dantevrossii.php
События 1914–1918 гг., гражданская война, интервенция, блокада, голод, расстройство транспорта, изменение всех привычных форм жизни, казалось, не должны были в начале 20-х годов нашего века способствовать в России расцвету литературоведения и, в частности, изучению Данте. Однако первый период Октябрьской революции поражает разнообразием творческих проявлений во всех областях культуры. В 1918 г., на самом рубеже великих перемен, в Самаре, в типографии штаба 4-й армии М. И. Ливеровская издала книгу, первые строки которой гласят: «Начинается новая жизнь» (Incipit Vita Nova).
Переводчица «Новой Жизни» говорит о больших трудностях, которые ей пришлось преодолевать, об отсутствии необходимых книг. Пусть попытка эта (вторая в русской литературе) далека от совершенства, она свидетельствует о неослабеваемом интересе к произведениям Данте в послереволюционной России.
Работой проф. М. И. Ливеровской, ученицы Ф. А. Брауна (принадлежавшего к старшему поколению учеников академика Веселовского), открывается советский период русской дантологии. Первые достижения его раннего этапа связаны с именами ученых, вышедших из школы А. Н. Веселовского и из школы И. М. Гревса, таким образом, традиции отечественной итальянистики были сохранены советской наукой.
Европейская научная общественность с интересом и некоторым удивлением наблюдала за культурными начинаниями еще не окрепшей советской власти. Довольно широкое распространение получило известие о том, что в библиотеке «Всемирной литературы» предполагается осуществить издание сочинений Данте под редакцией А. М. Горького 1. Итальянская литература занимала в планах издательства «Всемирная литература» заметное место 2, но реализовать горьковский проект в те годы оказалось не по силам.
В 1918–1921 гг. «Общество друзей Италии» организовало несколько дантовских чтений, на которых выступали с докладами преподаватель Московской консерватории М. Иванцов, профессор МГУ. В. Эрн и много сделавший для популяризации в России творчества Данте молодой итальянский ученый Виржилио Нардуччи 3.
Наступил 1921 год. И хотя Советская Россия с еще не залеченными ранами вышла к новой жизни из великих испытаний, 600-летие со дня смерти великого итальянского поэта было отмечено даже с большей торжественностью и в более многолюдных аудиториях, чем юбилей 1865 г., когда о значении «Божественной Комедии» для русского общества писали Федор Буслаев, Александр Веселовский, Герцен и Огарев.
Собирая материалы о чествовании памяти Данте в Советской России, я обращался не только к периодической печати тех лет, но и к живой памяти современников. Н. П. Киселев рассказал мне о торжественном юбилейном собрании в Румянцевском музее (ныне Гос. библиотека им. В. И. Ленина). На заседании, проходившем при большом стечении народа и в присутствии представителя народного комиссара просвещения, председательствовал директор музея В. Д. Голицын. Профессор истории Московского университета, заместитель директора Д. Н. Егоров произнес вступительную речь об эпохе Данте. Филолог-романист М. В. Сергиевский говорил о Данте и итальянской литературе. Н. П. Киселев сделал доклад о старопечатных изданиях поэта в русских книгохранилищах. Под руководством этого известного книговеда Румянцевская библиотека организовала выставку изданий Данте XV-XVI вв. из московских собраний (каталог ее, к сожалению, утрачен).
Дантовские дни были отмечены и любителями итальянской литературы в Казани (воспоминаниями о них со мной поделился академик медицины В. Н. Терновский). В кругах интеллигенции, близкой к университету, читался законченный к юбилею перевод «Ада», сделанный проф. С. П. Шестаковым в терцинах женскими рифмами (у нас обычно переводили и переводят итальянские одиннадцатисложники, перемежая мужские и женские рифмы). Казанский эрудит М. Ковалевский,, критически обозрев деятельность русских переводчиков Данте за 120 лет, пришел к заключению, что «все они не соответствуют нынешним повышенным требованиям» 4. Из упомянутых Ковалевским переводов «Божественной Комедии» двух первых десятилетий XX века большинство осталось в рукописном виде и не дошло до читателей. Увидел свет, и то лишь в 50-е годы, только брюсовский текст первой песни «Ада» 5.
Юбилейное заседание Общества друзей Италии в Петрограде открылось вступительным словом Ф. Ф. Зелинского. Автор исследования «Цицерон в истории европейской культуры» говорил об этическом значении творчества Данте, его непоколебимом стремлении к справедливости и призывал усерднее, чем когда-либо, читать бессмертную поэму Данте б. Перу этого выдающегося знатока античности принадлежит книга «Возрожденцы», в одном из разделов которой рассматриваются связи Данте с культурой древнего мира. Для сопоставительного анализа Зелинский выбирает одиннадцатую песнь «Одиссеи», шестую «Энеиды» и «Божественную Комедию» — три произведения, «между которыми непосредственный ток традиции наиболее несомненен: Вергилий озирается на Гомера, как Данте — на Вергилия»7. В эту цепь влияний автор считает необходимым добавить еще одно звено — «Видение Эра» из последней части «Государства» Платона. В центре внимания Зелинского — разность нравственного сознания трех эпох — гомеровской, римской и высокого средневековья.
У Гомера Аид равен для всех, загробного возмездия нет, даже лучший витязь Ахилл реет по тому же Асфоделову лугу, как и другие. Топография загробного мира у Вергилия значительно сложнее гомеровской. У автора «Энеиды» появляется дворец владык преисподней — Дита и Прозерпины с многочисленным персоналом, перевозчик Харон, не упоминаемый у Гомера, пес Кербер, известный и Гомеру, хотя и не играющий роли в сошествии Одиссея, двое судей — Минос во втором преддверии и Радаманф перед вратами Тартара и, наконец, Тиси-фона и ее сестры фурии, мучительницы окаянных; это — Эринии греческой эсхатологии, известные и Гомеру, хотя и не в этой роли. Если у Гомера тени Аида бессознательны, то в «Энеиде» все умершие, с которыми встречается главный герой поэмы, разговаривают с ним вполне сознательно. На эту эволюцию представлений о формах потустороннего бытия у двух величайших авторов античности оказали влияние учение Платона и орфические представления о «круге рождений и смертей».
«Аде», которые Данте заимствовал отчасти из шестой книги «Энеиды» и других мест поэмы Вергилия, отчасти из своего запаса античной эрудиции, Зелинский говорит о переосмыслении этих образов в «Божественной Комедии» в духе средневекового аллегоризма. Остановившись довольно подробно на теме Justitia в «Энеиде», Зелинский не углубился в исследование значения Справедливости в поэме итальянского последователя римского поэта.
Более детально и с привлечением новейших исторических данных тема Справедливости в поэме Данте будет разработана в трудах советских медиевистов в 40–60-е годы.
14 сентября 1921 г. в Большом зале Государственной филармонии в Петрограде состоялся торжественный концерт памяти Данте. Симфо-лическим оркестром управлял композитор А. К. Глазунов и известный дирижер Эмиль Купер. Были исполнены симфония Ф. Листа к «Божественной Комедии» и музыка С. И. Танеева ко второй канцоне «Новой Жизни» с русским текстом Эллиса в инструментовке выдающегося советского композитора и музыковеда Б. В. Асафьева.
Под псевдонимом «Игорь Глебов» Асафьев в брошюре, выпущенной Филармонией в честь юбилея Данте в 1921 г., поместил большую статью «Данте и музыка» (стр. 1–50). В начале своего исследования он рассматривает музыкальную основу поэмы, поражающей читателя остротой трагических противоположностей в своем звучании. Асафьев пишет: «В шестой песни пронзает слух Цербер: он рычит, лает, воет, ревет; в седьмой — хрипит Плутон, вопят, разделяясь на две толпы, скупые и расточители; в восьмой — страшный крик демонов, собравшихся над воротами адского города Дита, башни которого раскалены докрасна огнем подземным». Композитор воспринимает финал «Чистилища» как развернутое музыкальное шествие — ораторию. «Рай» для него — великая симфония света, звука, цвета, одна из недосягаемых вершин, на которую поднялся человеческий разум. Асафьев полагает, что к математике и астрономии, игравших первостепенную роль при создании «Божественной Комедии», необходимо привлечь еще один сочлен quadrivium’a — притом довольно важный — музыку, ибо она также входит в архитектонику и великий замысел поэмы.
Затем Асафьев дает краткий обзор произведений музыкантов, писавших на темы «Божественной Комедии», начиная от Винченцо Галилеи, отца великого астронома. Следует подробный анализ симфонии Листа и произведений русских музыкантов. Чайковский, по мнению Асафьева, идет совсем другими путями, чем Лист: он менее торжествен и не связан, как венгерский композитор, с пышностью барочной мессы. Чайковского пленила ясность Данте, меткость и тонкость его описаний, его упоение жизнью. Злые силы Inferno интерпретируются Чайковским не в сказочно-фантастическом духе Листа, а в живой осязаемой манере флорентийца: как рой насильников, как великая напасть, как адский гул.
В опере Рахманинова «Франческа да Римини», написанной на либретто Модеста Чайковского, музыка театрально-декоративна и описательна. Несмотря на жуткие проходящие хроматические гармонии, она не трагична и бедна контрастами.
Раскрывая особенности музыки С. И. Танеева на канцону из «Новой Жизни», Асафьев отметил плохое качество текста, с которым пришлось работать композитору, воспринимая Данте «в обрывочном и искалеченном переводе» Эллиса (Л. Л. Кобылинского). Музыка Танеева — одно из лучших созданий композитора, «сплошь напряженно песенная, где поет каждый штрих, каждый изгиб голоса и сопровождения», возникла под влиянием старинных итальянских мастеров хорового стиля. Создание Танеева могло возникнуть на русской почве благодаря давнему и благотворному взаимодействию музыкального гения русского и итальянского народов.
В сборник Филармонии вошел также эссей о Данте ленинградского филолога-западника Б. А. Кржевского, дважды переиздававшийся в 60-е годы 8.
Читательская потребность в популярной литературе о Данте была до-известной степени удовлетворена очерками писателя Бориса Зайцева (М., 1921) и профессора западных литератур Московского университета И. Гливенко (М., 1922), в которых в доступной форме, на уровне-знании того времени, рассказывалось о жизни великого флорентийца и его поэме.
В советской периодической печати 1921 -1924 гг. публикуются обозрения литературной жизни Италии, реферируются новейшие работы о Данте Кроме, Пассерини, Оветта, П. Азара, Векслера, дается информация о проведении дантовского юбилея во Франции 9.
Из этой журнальной дантианы выделяется оригинальностью суждений рецензия на книгу Б. Кроче «La poesia di Dante», подписанная инициалами Ю. Т. Неизвестного автора увлекла талантливость и смелость итальянского литературоведа, его разрыв с догмами схоластической филологии, его дерзкий вызов ханжеству критиков, «которые приближаются к священному свитку не иначе, как преклонив колени». Рецензент, по-видимому, разделяет многие из эстетических идей Кроче,. в первую очередь, об автономности произведения артиста от среды и высоком значении, которое Кроче придавал форме литературного фрагмента. Отмечая определенно критическое отношение Кроче к «Новой: Жизни», автор рецензии предвидит, что замечательная новаторская книга итальянского философа явится предметом оживленных дискуссий, ибо «она представляет новую ступень в изучении Данте, далеко оставляя за собой сделанное в этой области ранее, и должна будет когда-нибудь послужить отправным пунктом для критики будущего» 10.
Астрономические и физические представления автора «Божественной Комедии», космография поэмы и их связь с наукой средних веков и Возрождения стали объектом изучения математика и физика П. А. Флоренского, принимавшего участие в разработке генерального плана электрификации страны, и специалиста по метеорологии Д. О. Святского.
В 1922 г. П. А. Флоренский высказал мнение о том, что вселенная в представлении Данте основывается на «не эвклидовой» геометрии. 11 В «Чистилище» и «Рае» Данте не раз говорит о движениях, превосходящих скорость света. При таких скоростях формальное применение уравнения, выражающего массу движущегося тела, дает ей мнимое значение. Флоренский предлагает истолковать эту возможность как некое претворение материи и ее дальнейшую трансформацию. У Данте состояние бесконечно быстрого движения играет роль, аналогичную нашей неподвижности. Масса тела исчезает и в то же время существует во всех точках пространства. Свет оказывается единственным явлением, принадлежащим «обоим мирам». Поэтому Данте сравнивает свой полет из Земного рая в небесные сферы со вспышкой молнии. Попытка русского математика истолковать Данте при помощи новейших теорий мнимости и относительности опередила на несколько десятилетий аналогичные штудии на Западе. Укажем на одну из них — статью итальянского ученого М. Луччо, который пишет: «Эта вселенная конечна и заключена в сферическое пространство — эмпирей… Поверхность неподвижная, огромного размера; таким образом, наиболее современные представления о вселенной Эйнштейна и его последователей странным образом похожи на теории Данте» 12.
Д. О. Святский и его коллега, астроном Петроградского научного института им. П. Ф. Лесгафта Н. И. Идельсон произвели проверочные вычисления местонахождения Солнца, Венеры и Сатурна в марте, апреле и мае 1300 г., в дни, которые указаны в поэме Данте и в ранних комментариях как условные даты его путешествия. Благодаря этим вычислениям удалось объяснить курьезную ошибку Данте. Оказалось, что поэт пользовался известным в его время альманахом «Профацио», составленным одним еврейским хронологом, в котором имеется ошибка в положении Венеры для апреля 1300 г. того же порядка, что и у Данте 13.
«других небес», см. «Ад», XXVI, 127–129). Любопытно, что А. Веспуччи, рассказывая в своих письмах об увиденном им во время плаваний к берегам Нового Света созвездии Южного Креста, вспоминает 4 звезды южной полусферы, упомянутые Данте в «Чистилище» (I, 22–27).
Д. Святский дает сводку и северных околополярных созвездий, называемых в «Божественной Комедии». Он пытается изъяснить астрономически сущность загадочного шествия в XXIX песни «Чистилища»
Интересны соображения Святского относительно данного в поэме описания компаса, появление которого в Европе датировалось началом XIV в., а также его замечания о том, что градус прецессии в «Новой Жизни» Данте указывает исходя не из Птолемея (40’’), а из Гип-парха (36’’). «За восемь с небольшим лет жизни Беатриче,- пишет Святский,- небо неподвижных звезд поворачивается на 1/12°; но только из расчета в 36’’ на 8 с небольшим лет выйдет 1/12°».
Реконструкция астрономических и географических познаний Данте-потребовала от ленинградского астронома, метеоролога и историка науки скрупулезнейшего изучения текстов великого флорентийца.
В работах ведущих критиков начала 20-х годов в довольно острой форме был поставлен вопрос, какое значение имеет великий флорентиец, стихи которого Карл Маркс знал наизусть и часто упоминал в= своих произведениях, для новой пролетарской культуры. Вопрос о судьбах художественного наследия Данте в Советской России являлся частью более общей проблемы об отношении социалистической культуры к классическому наследию. В связи с этим возникла необходимость определить, выражаясь на языке тех лет, рупором каких социальных сил было творчество великого поэта, являлось ли оно прогрессивным-или носило ретроградный характер. Именно вокруг этих проблем и завязался спор 14.
«Очерков развития западных литератур» (1-е изд. - 1908 г.), занимался творчеством Данте, главным образом «Адом», еще до революции. Фриче заведовал литературным отделом Наркомпроса, в последние годы жизни-был деканом филологического факультета МГУ и главным редактором «Литературной энциклопедии», и мнение его было очень весомо. Фриче считал, что «Божественная Комедия» представляет возврат к старым,, изжитым средневековым видениям и хождениям 15. Данте — апологет дворянского класса и рыцарской культуры, «империалист в средневековом значении этого слова». Под словом «gentili» он подразумевает «графов, маркизов, сеньоров и других знатных людей Италии». Суждения эти в наши дни отзывают упростительством, впоследствии названным «вульгарным социологизмом».
Заметим, что Фриче как бы продолжает и развивает мысль А. Ве-селовского из его итальянского репортажа 1865 г.: «Итальянская буржуазия, написавшая в 1865 г. на своем знамени ийя Данте, явно обманывала себя и других. Если бы итальянские патриоты внимательно-вчитались в „Божественную Комедию“, они должны были бы понять, что величайшее произведение их национального поэта родилось из чувства, враждебного к флорентийской буржуазии XIII в., своею жадностью, своею страстью к быстрому обогащению, своим евангелием наживы, сгубившей то светлое время, когда над жизнью царили идеалы, рыцарства — доблесть и куртуазность — valore e cortesia" 16.
Весьма произвольно толкует Фриче отношение Данте к вождю крестьянского восстания в северной Италии, руководителю секты апостольских братьев Дольчино. «В аристократическом рае поэта, где утопают в блаженстве императоры и рыцари, дамы и святые, для коммуниста места не нашлось!» — патетически восклицает критик, продолжая в подобной же риторической манере: «Пусть так! Наш долг в день юбилея Данте, рядом с ним, боровшимся словом за аристократическое прошлое, поставить его современника Дольчино, сражавшегося мечом за будущее, за коммунизм».
Подобные конструкции по принципу «тезис — антитезис» с непременным противопоставлением прогрессивного (в данном случае фра Дольчино) и реакционного (т. е. Данте) надолго утвердятся в нашей дантологии, подменяя спокойное изучение сложной исторической действительности. Напомним факты, ни у кого в настоящее время не вызывающие сомнений: политически и идеологически Дольчино (как, впрочем,-большинство представителей других оппозиционных римскому престолу еретических движений) во многом был единомышленником поэта; так же как Данте, он ненавидел папу Бонифация VIII и неаполитанских королей из династии Анжу и осуществление своих планов связывал, как и Данте, с восстановлением империи.
которых когда-либо рождало человечество. Впервые в советском литературоведении Быстрянский отметил, что Данте был особенно дорог Марксу, произведения которого являют следы глубокого изучения творчества великого флорентийца. «По своему духовному типу,- писал Быстрянский, Маркс был до некоторой степени конгениален величайшему художнику средневековья. Как и Данте, Маркс обладал гордым, независимым характером и подобно итальянскому поэту испил до дна чашу злобы и ненависти, которую готовит гению классовое общество».
Рассматривая «Божественную Комедию» как самое великое из произведений мировой литературы, проникнутое моральными и политическими тенденциями, Быстрянский подчеркивает, что поэзия Данте активна и побуждает людей к действию; великий поэт никогда «не чурался презренной пользы». И хотя, по мнению Быстрянского, духовный мир революционного пролетариата далек от идеологии Данте, «рабочий класс сумеет оценить величие поэта». Пролетариат должен предъявить права и на духовные богатства, накопленные старым миром. Среди сокровищ поэтического творчества всех времен и народов, заключает он свою статью, как бесценная жемчужина будет вечно сиять поэма Данте, и она станет достоянием мирового пролетариата 17.
А. В Луначарский в своей «Истории западноевропейской литературы» 18 не соглашался с характеристикой Данте В. М. Фриче, считавшего автора «Божественной Комедии» величайшим средневековым поэтом. Вместе с Герценом Луначарский относит произведения Данте к раннему Возрождению. Данте, Петрарка и Боккаччо известными сторонами своего творчества, утверждает Луначарский, люди Возрождения, но каждый из них еще крепкими цепями прикован к средневековью Луначарский упрекает Фриче в том, что он распределяет авторов по клеткам и не принимает во внимание переходные эпохи. Интеллигенция всех времен, особенно в периоды резких исторических поворотов, оказывается разделенной на разные тенденции и часто не знает, куда ей идти. Данте, не принадлежа к буржуазии, проникся идеологией горожан, становившейся в это время общенародной. Если он проповедовал монархию — утопия просвещенного абсолютизма была одной из основных идей торгового класса, ибо буржуазия нуждалась в порядке и крепком правлении. В письме к Кан Гранде Данте настаивал на том, что цель «Божественной Комедии» — «вырвать живущих из когтей бедствия и вести их к счастью». Правомерно утверждать, что основная цель «Божественной Комедии», по признанию самого Данте,- социально-политическая. Таким образом, Данте был передовым человеком своей эпохи, родоначальником новой литературы. Для него как для представителя буржуазии, освобождавшейся от пут духовенства, главной целью являлась светская власть. Луначарский подчеркивал национальное значение Данте как создателя общеитальянского языка и сравнивал его с Пушкиным.
В 1921 г. в Академии художественных наук на конференции литературоведов, посвященной Данте, Луначарский произнес речь, к сожалению, не записанную, которая, по свидетельству П. С. Когана, была одной из самых пламенных и ярких речей одареннейшего оратора Великой Октябрьской революции.
в 1908 г. На семинаре изучались общественно-политические идеи флорентийца; вместе со своими учениками Гревс работал над переводом трактата Данте «О монархии». К сожалению, проектировавшееся русское издание трактата не осуществилось.
Гревс считал средние века прямым продолжением античности и средневековую культуру объяснял как дальнейшее осложненное развитие духовных ценностей Рима. Именно к римскому идеалу вселенского мира и единого государства, утверждал Гревс, восходит политический трактат Данте 19.
Своим многочисленным ученикам разных поколений И. М. Гревс сумел привить любовь к итальянской культуре и интерес к флорентийской истории эпохи Данте. Значение школы Гревса не ограничивается пределами отечественной науки. Большую известность в Италии и в мировой науке снискали труды ученика Гревса Николая Оттокара, признанного первым после Роберта Дэвидсона знатоком истории средневековой Флоренции.
Оттокару был ведом во Флоренции каждый дом и каждый камень, сохранившийся от времен Данте. В 20-е годы, когда я работал над книгой о молодости Данте и приезжал в Италию, мы бродили с Оттокаром по улицам и площадям столицы Тосканы, и он неторопливо воскрешал предо мной бурные будни флорентийской республики конца XIII — начала XIV в. Рассказы его были полны такими живыми подробностями и хранили память о стольких лицах, словно сам он был современником и свидетелем событий, происходивших в те стародавние годы. Ученик профессора Флорентийского университета Н. Оттокара — Н. Рубинштейн, тоже родом из России, читает лекции по средневековой истории Италии в Оксфорде.
Учившийся у Гревса уже в советское время доцент Азербайджанского университета П. Фридолин занимался в 20-е годы изучением экономической структуры флорентийской республики и проблемой зарождения в ней новых производственных отношений, в свою очередь определявших изменения в политическом устройстве родины Данте. Он не увлекался вошедшим в моду на Западе отожествлением Флоренции начала XIV в. с капиталистическим государством. «Самое большее, на что мы имеем право,- писал Фридолин в статье „Флорентийские цехи накануне капиталистической эпохи“,- это сказать словами К. Маркса: „Хотя первые зачатки капиталистического производства имели место уже в XIV-XV столетиях в отдельных городах побережья Средиземного моря, тем не менее начало капиталистической эры относится лишь к XVI столетию“ 20.
вечного мира. Трактат Данте „О монархии“ не является реакционным произведением, в нем не выражаются идеи средневековья. Данте предчувствовал будущее общество и более совершенное устройство человечества. Грабарь цитирует следующие строки из трактата Данте: „О род людской!.. Сколько бурь и потерь, сколько кораблекрушений ты должен был перенести, чтобы превратиться в многоголового’ зверя“ 21.
В советскую эпоху историки литературы непрестанно стремились к новой оценке наследия прошлого. Несколько работ было поснящено исследованию роли Данте в русской культуре XIX в. Акад. М. Н. Розанов занялся в последние годы своей жизни проблемой „Пушкин и Данте“. В заметке о „Скупом рыцаре“ 22 Розанов рассматривает проблему ростовщичества у Пушкина в сопоставлении с эпизодом „Ада“ Данте, в котором рассказывается о печальной участи падуанца Реджиналь-до дельи Скровеньи и его сотоварищей-лихоимцев в Аду. Скровеньи считал, так же как пушкинский скупой рыцарь, что золото — источник могущества, силы и благополучия.
В статье „Пушкин и Данте“ 23 Розанов анализирует стихи дантовско-го цикла, написанные Пушкиным в 1830–1832 гг. Опираясь на исследования пушкинистов начала века, он показывает глубокий интерес поэта к культуре Италии, имя которой Пушкин неизменно сопровождал эпитетами „златая“, „прекрасная“, „счастливая“, говорит о постоянном стремлении Пушкина увидеть родину Данте. Розанову кажется вполне убедительным утверждение Юрия Верховского, аргументированное в-статье 1909 г. 24
В конце 30-х годов акад. В. Ф. Шишмарев написал небольшую, но весьма содержательную статью, в которой анализирует рукописный отрывок „Комедии“ Данте, хранящийся в Ленинграде, в собрании Н. П. Лихачева25. Рукопись XV в. содержит стихи 64–136 XXVII и стихи 1–93 XXVIII песен „Ада“. Шишмарев устанавливает родство этого фрагмента с другими списками „Божественной Комедии“. В той же статье Шишмарев сообщает интересные сведения об издателе сочинений Данте в XVIII в. графе Кристофоре Сапата де Сиснерос (conte Cristoforo Zapata de Sisneros) — типичном авантюристе того времени, посвятившем первый том своего венецианского издания „Божественной Комедии“ 1757 г. императрице Елизавете Петровне. Из справки, полученной Шишмаревым от Пио Райна из венецианского архива, видно, что Сапата пользовался в разное время разными фамилиями. Он помянут в судебной хронике Венеции. По-видимому, императрица Елизавета не откликнулась на посвящение ей „Божественной Комедии“ и не одарила издателя. Не менее интересны сведения, которые Шишмарев дает о преподававшем в Москве в начале XIX в. Джузеппо Рубини из Ломбардии (род. в 1793 г.),- одном из первых итальянцев, ознакомивших свою родину с историей и литературой России 26. В России Рубини находился с 1824 г. В 1838 г. он издал на итальянском языке „Ад“ (придерживаясь текста Академии делла Круска) для студентов Московского университета.
В 20-е годы в СССР не появлялись новые переводы Данте. Исключение составляет исполненный в буквалистской манере неполный и неточный перевод „О народной речи“ („De vulgari eloquentia“), сделанный Владимиром Шкловским (Пг., 1922). Немногочисленные пока в советской дантологии исследования трактата Данте „О народном красноречии“ стали появляться только спустя четыре десятилетия. Начало им положил Р. А. Будагов 27.
–1952). Ученик Павла Виноградова, Дживелегов в начале XX в. занимался главным образом историей. Ему принадлежит остававшаяся долгие го* ды единственной в советской литературе книга о Данте — вышла впервые в 1933 г. в серии „Жизнь замечательных людей“. Второе издание, расширенное более чем в полтора раза, появилось в 1946 г. В предисло* вии к своей книге он писал: „Автору всегда доставляло большую радость то, что его лекции о Данте с живым интересом воспринимались молодежью“. Несомненно, что лекции А. К. Дживелегова, его статьи, предисловия и оба издания книги имели большое значение для популяризации в СССР великого итальянского поэта.
Увлекшись беллетризацией, Дживелегов перенасытил биографическую часть своей книги анекдотами, не отделяя их от исторически достоверных фактов; во многом неверна рисуемая им картина социальных и политических отношений в Италии XIII-XIV вв. Вне пределов досягаемости читателя остается средневековая культура, в особенности философия и поэтика. Данте одновременно показан как представитель идеологии нарождающейся буржуазии (вслед за Луначарским) и вместе с тем как придворный, стремящийся доставить удовольствие «князьям и баронам», особенно в «Пире» (что гораздо ближе к концепции Фриче). Подчеркивая филиппики Данте против богатства и жадности, Дживелегов считает эти обличения едва ли не ретроградными. В учении Данте о монархии он видит только средневековую темноту, поскольку Данте не является пророком национального объединения Италии. Если рассмотреть то, что было сделано русской дантологией от времен А. Ве-селовского до начала 30-х годов XX в., работы Дживелегова, посвященные Данте, не представляли собою существенного шага вперед ни во взглядах, тяготеющих к идеям позитивистов, ни в осведомленности, коренящейся в дантологии конца XIX в., преимущественно немецкой.
Более гибок и разносторонен, чем у Дживелегова, был анализ «Божественной Комедии» в работе Л. Е. Пинского28. Как все русские дан-тологи, Пинский обращает особое внимание на общественно-политическую сторону творений Данте. У Данте он отмечает критику нарождающихся буржуазных отношений, вскрывает этическую тему (проблема свободы и греховности), говорит о Данте как о реформаторе церкви и идеологе Римской империи. Подчеркнем одну интересную мысль Пинского, которой он стремится, по-видимому, разрешить противоречие во взглядах, возникшее между Луначарским и Фриче: «Патриархально-феодальные верхи (в Италии XIII-XIV вв.) протягивают руки патриархальным плебейским низам, и именно это обстоятельство делает протест Данте против капитализма всемирно значительным». Пинский отмечает плебейский реализм «Божественной Комедии» — те сцены в «Аду», которые Гегель называл «отвратительным величием Данте». В трагических мотивировках этих сцен и их «плебейской ориентации» Пинский усматривает близость к финалам шекспировских трагедий. Противоречивые особенности жанра «Комедии» являются отражением противоречивого характера культуры переходной эпохи: в недрах старой формы религиозного видения и проповеди подготавливаются и вызревают повествовательные формы нового времени. Статья Пинского, несмотря на то, что автор не смог избежать характерной для начала 30-х годов терминологии, была шагом вперед в преодолении упрощенных представлений о творчестве великого итальянца.
В 1934 г. Абрам Эфрос перевел «Новую Жизнь» — это был третий перевод «книги памяти» в русской литературе. По сравнению с вульгарными отсебятинами Федорова и вольным пересказом Ливеровской перевод Эфроса более близок к итальянскому оригиналу. Прозаический текст очень неровен. Иногда переводчик впадает в излишний буквализм, но чаще он упрощает конструкции фраз, искажает синтаксис Данте, вольно перелагает некоторые места. Менее всего удались стихи «Новой Жизни», они тяжелы, лишены певучести и звучания сладостного нового лада.
«Любовью» в женском роде — подобный произвол переводчика приводит к деформации образного строя и философской концепции «Новой Жизни».
Примечания к «Новой Жизни» составлены Эфросом в основном на основе комментариев Джованни Мелодия 1905 г. Рецензенты отмечали то неприятное впечатление, которое произвела вступительная статья к переводу, написанная в развязно-фамильярном тоне. А. И. Белецкий писал о недостаточных познаниях автора предисловия в области культуры и философии средних веков и Возрождения, равно как и в итальянской истории XI И-XIV вв.29
Значительным явлением в советской культуре был выход в свет перед самой второй мировой войной (1939) монографии М. В. Алпатова — «Итальянское искусство эпохи Данте и Джотто». Автор тщательно изучил Дэвидсона, хроники Дино Компаньи и Виллани. Он ознакомился с трудами Фосслера, Векслера, Пароди, Оветта, Порена, К. Риччи, с книгой о Данте Б. Кроче, не говоря уже об обширнейшей западной литературе по искусствоведению. Он не остался чужд и работам по истории средневековой философии (Жильсона и др.). В первой части книги Алпатова подробно говорится о культуре XIII в. Специальные разделы посвящены лирике сладостного нового стиля, «Новой Жизни» и «Божественной Комедии». Этот общекультурный фон дал возможность исследователю проникнуть глубже, чем его предшественникам у нас, в историю живописи Дудженто и начала Треченто.
Этой эпохой в искусстве Италии занимается и В. Н. Лазарев. Стремясь объяснить процессы возникновения и развития раннего итальянского искусства, он, так же как и М. В. Алпатов, привлекает синхронные материалы из области литературы и философии, обнаруживая пре-красную осведомленность в западной дантологии30.
Можно сказать, что в 30-е годы интерес к Данте в советском обществе не только не понизился по сравнению с предыдущим десятилетием, но скорее возрос, что отразилось и в поэзии, где среди многих произведений на тему Данте прозвучало одно из лучших в мировой литературе стихотворений о великом флорентийце — Анны Ахматовой:
В старую Флоренцию свою.
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою. —
Факел, ночь, последнее объятье,
Он из ада ей послал проклятье
И в раю не мог ее забыть.
Но босой, в рубахе покаянной,
Со свечой зажженной не прошел
Вероломной, низкой, долгожданной…
Ахматова как-то сказала мне, что она читает Данте всю жизнь. На вопрос, в переводе или в оригинале, она прочла по-итальянски наизусть длинный отрывок из XXXI песни «Чистилища», начинающийся «Ben ti dovevi, per lo primo strale — De la cose fallaci, levar suso…»
По-пушкински ясное и лаконичное стихотворение Анны Ахматовой «Муза» (1924 г.) силой поэтического самоутверждения, высоким сознанием своей значимости родственно по духу гению великого флорентийца. Русский советский поэт, как некогда его итальянский собрат, без ложной скромности ставил себя в круг владык поэтического слова:
Когда я ночью жду ее прихода,
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот, вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
"Ты ль Данту диктовала
Страницы «Ада»? Отвечает: "Я".
Именно эти строки прозвучали из уст Ахматовой в 1961 г. на ступеньках древнего храма в Сицилии, где ей торжественно вручали премию Этна-Таормина.
В 30-е годы острее, чем в начале XX в., стало ощущаться несоответствие уровня переводов Данте уровню русской поэтической культуры. Интенсивность и размах переводческого дела в стране привлек в область художественного перевода крупнейших мастеров слова. Перевод Д. Мина, начатый еще в середине прошлого века и бесчисленное множество раз перепечатывавшийся, никого уже не мог удовлетворить.
В 1932 г. А. М. Горький, направлявший работу издательства «Academia», счел необходимым заказать новый перевод «Божественной Комедии». Однако до М. Л. Лозинского никто не решался принять это нелегкое задание.
«Божественную Комедию» достоянием нашей поэзии, дать представление о творчестве Данте как о явлении искусства — это мог только стихотворный перевод, сохраняющий с наибольшей полнотой особенности итальянского стиха. Таким образом, советская школа перевода избрала труднейший из путей, не последовав за Кологривовой и многочисленными западными переводчиками, перелагавшими поэму кто прозой, кто белым стихом.
Более десяти лет продолжалась напряженная работа Лозинского над текстом Данте,- работа, которую поистине следует назвать подвигом. Одаренный поэт, человек высокой культуры, искушенный мастер поэтического перевода, он тем не менее осознавал всю трудность воссоздания «русского Данте». Лозинский писал: «По грандиозности замысла, по архитектурной стройности его воплощений, по многообразию и разительности образов, по страстной силе своего реализма поэма Данте не знает себе равных среди европейских литератур»31. В архиве Лозинского сохранилось множество выписок, свидетельствующих о тщательнейшей подготовке переводчика. Он изучал разные случаи enjambements, рифмы итальянского оригинала, фонетику стиха великого флорентийца 32.
В русских стихах он стремился сохранить максимальное разнообразие рифм в пределах одной и той же песни и определенную закономерность в чередовании звуков, свойственные оригиналу. Уясняя объем значения слов в поэме, Лозинский пытался находить их соотношения с русской лексикой. Сохранились его этюды о том, как следует переводить такие многосмысленные итальянские слова, как virtuoso и animo. Лозинский, ло его собственным словам, «научился мыслить терцинами». Силы для завершения своего огромного труда он черпал в непоколебимом убеждении в том, «что для русской речи и для русского стиха препятствий не существует»33 .
Если у лучшего переводчика «Божественной Комедии» XIX в. Д. Мина поэтический язык был как бы на одном уровне, стиль Лозинского многообразен и отражает лексическое разнообразие Данте. Просторечие, высокий торжественный стиль, повседневная фразеология — все богатство русского языка Лозинский использовал для того, чтобы найти выразительность, соответствующую силе Дантова стиха. Он понял высокую риторику автора «Комедии», чьи ритмы и рифмы то резки и жестки, то сладостны и нежны. Лозинский не упрощает синтаксиса Данте, не боится сложности его построений, и в той степени, в какой возможно, передает ее в структуре другого языка. Успех перевода определялся в немалой степени его связью с дантовской традицией русской поэзии — от Пушкина до Ахматовой.
34, труд Лозинского явился как бы вторым рождением оригинала, воссозданного средствами русского языка. Конечно, в переводе поэмы, насчитывающей более 14 тысяч строк (99 542 слова), не могут не быть менее удачные места (особенно во второй и третьей частях), однако они редки и следует удивляться замечательной точности передачи итальянского текста. Справедливо будет считать М. Л. Лозинского лучшим советским дантологом 30-х - 40-х годов нашего века.
«Ад» в переводе Лозинского появился в 1939 г. Война застала переводчика в самом разгаре его трудов. Несмотря на блокаду Ленинграда, в непосильно тяжких условиях осажденного города, Михаил Леонидович продолжал свою работу. Ему удалось сохранить рукопись незавершенных переводов и все подготовительные материалы. В 1944 г. в Москве вышло «Чистилище», а в 1945 г., в год победы,- «Рай». Нельзя не отметить того удивительного обстоятельства, что во время войны, когда страна испытывала нужду в бумаге и не было достаточно типографских рабочих, все же нашлись силы и средства, чтобы издать бессмертное творение великого итальянского поэта. В 1946 г. перевод Лозинского был удостоен Государственной премии первой степени. «Божественная Комедия» в его переводе переиздавалась еще семь раз. Эти факты — неоспоримое доказательство большого значения поэмы Данте для советской культуры.
В статье о Данте, посвященной памяти М. Лозинского, Юрий Олеша писал, что с именем и трудом Лозинского у него связано одно из значительных переживаний: впервые он прочел Данте именно в его переводе. Приведу из нее несколько строк: «Сперва о нем знаешь только то, что знают все: автор „Божественной Комедии“, умер в изгнании — на паперти в Равенне, любовь к Беатриче, „горек чужой хлеб, и круты чужие лестницы“. Ну и, конечно, с детства не покидает воображение фигурка в красном с зубчатыми краями, капюшоне, спускающаяся по-кругам воронки… И вот, собравшись с духом, вы начинаете читать; прочитываете — и перед вами чудо! Вы никогда не думали, никогда не допускали, что это так превосходно, так ни с чем не сравнимо. Вас обманывали, когда говорили вам. что это скучно. Скучно? Боже мойг здесь целый пожар фантазии!» 35
Олеша хотел приблизить великого писателя к русскому читателю, так как «нет большей радости, чем делиться прекрасным». О том, с каким мастерством Олеша, обладающий сам пламенной фантазией, мог бы сделать книгу — пересказ «Божественной Комедии» в его восприятии — свидетельствуют немногие напечатанные страницы. Олеша не раз говорил автору этой книги о своем намерении и советовался с ним по некоторым вопросам, у него возникавшим. К сожалению, смерть прервала его труды 36.
К. С. Анисимовой о Герцене. Она пишет: «Гордая тень великого флорентийца сопровождала Герцена на всем его жизненном и творческом пути»; «в отдельных его произведениях, в самых важных местах неизменно возникает отсвет дантовскои поэзии»37 .
В оценке Герцена Данте не столько поэт средневековья, сколько великий предшественник эпохи Возрождения. Следует подчеркнуть, что эта мысль стала одной из руководящих в последующей русской дантологии. Однако все усложняющееся на Западе и у нас изучение средневековья позволило нам в настоящее время ясно увидеть глубинные связи писателей XII-XIII вв. с греко-римской культурой и развивать идеи Герцена на современном уровне исторической науки 38.
Опубликованные в 50-х годах материалы свидетельствуют об энергичном участии, которое А. Герцен и Н. Огарев приняли в проведении дантовского юбилея 1865 г. В письме, адресованном редактору итальянской газеты для юношества 15 мая 1865 г., Огарев от своего имени и от имени Герцена заявил: «Я считаю своим долгом подать на празднике великого Данте русский голос, как бы слаб он ни был, лишь бы он выразил всю симпатию, питаемую нами к Италии, и всю нашу веру в ее будущее» 39. Огарев послал в «Gioventu» сонет, начинающийся «Италия, земного мира цвет».
Попытка рассмотреть историю Данте в России за полтора века была сделана в статье Н. Г. Елиной «Данте в русской литературе, критике и переводах»40 волновавшими русское общество. Если, говоря о влиянии Данте на Пушкина, Н. Г. Елина опиралась прежде всего на работы акад. М. Н. Розанова, то выяснение связей А. Блока с великим итальянским поэтом является ее исследовательским достижением. Досадны отдельные неточности в этой ценной работе (путаница с переводами конца XVIII в.), а также недостаточное внимание, которое уделено советскому периоду русской дантологии. Последнее обстоятельство, по-видимому, объяснялось неразработанностью в то время историографии отечественной дантианы. Пробел этот был восполнен библиографией «Данте в СССР», изданной в 1965 г. Фундаментальной библиотекой общественных наук Академии наук СССР 41.
Студенты наших высших учебных заведений, в 20-е и 30-е годы учившиеся по курсам западных литератур П. С. Когана, А. В. Луначарского и В. М. Фриче, после второй мировой войны черпали сведения о Данте из 18-й главы «Истории зарубежной литературы», написанной одним из компетентнейших советских итальянистов С. С. Мокульским 42. В более ранней работе по истории итальянской литературы (1930) С. С. Мокульский отмечал, что он исходит из взглядов на Данте Луначарского, в то время как А. К. Дживелегов разделяет противоположные воззрения (Фриче). В главе о Данте, написанной спустя 16 лет, С С. Мокульский в оценке социальных позиций Данте расходится с -Луначарским. Мы вполне согласны с его мнением о том, что Данте «удивительно чутко различал основные свойства слагавшегося буржуазного строя и отшатнулся от него с отвращением и ненавистью. В этом он показал себя глубоко народным поэтом, ломавшим узкие рамки и феодального и буржуазного мировоззрения». Нельзя не отметить также тонкого анализа «пейзажей» трех царств43. Все же с некоторыми высказываниями Мокульского нельзя согласиться. Он обесценивает трактат Данте «О монархии», в смысл которого глубже проникли Гревс, Луначарский и Грабарь. С. С. Мокульский слишком настаивает на том, что Данте подражал средневековым «видениям» и «хождениям»; вслед за романтиками он предпочитает «Ад» другим кантикам «Божественной Комедии», слишком прямолинейно толкует аллегоризм Данте.
Для лучшего понимания эпохи, в которую жил и творил великий поэт, важны появившиеся после войны исследования советских историков и экономистов об Италии XIII-XIV вв. Так, в монографии В. И. Рутен-бурга «Очерки из истории раннего капитализма в Италии», написанной со знанием западной специальной литературы, автор полемизирует с итальянскими экономистами и историками А. Сапори и П. Бонфанти, которые идеализируют и приукрашивают деятельность банкиров и купцов средневековой Италии. Заслуживают внимания также статья В. П. Стоклицкой-Терешкович «К вопросу о раннем капитализме во Флоренции XIV в.» 44
Изыскания И. М. Гревса и В. Э. Грабаря, занимавшихся политическими идеями трактата «Монархия», были продолжены в конце 50-х годов молодым харьковским историком Л. М. Баткиным. В его кандидатской диссертации «Социально-политическая борьба во Флоренции в конце XIII-начале XIV в. и идеология Данте» (1958) преувеличивалось влияние экономических факторов на мировоззрение флорентийца. Невольно вспоминалось ироническое замечание Антонио Лабриолы об ученых мужах, пытающихся изъяснять смысл Дантовой поэзии с помощью накладных, которые выписывали на свое сукно флорентийские торговцы — современники автора «Божественной Комедии». В последующих работах Баткина этот недостаток был преодолен. Примечательной чертой исследований Баткина, отразивших новый этап в развитии нашей исторической науки, является обращение к первоисточникам, самостоятельная проработка архивных материалов и хроник, изучение новейшей западной литературы. Расширение фактической базы привело к отказу от многих укоренившихся представлений, в том числе о феодальном характере гибеллинской партии и антифеодальном характере партии гвельфов. Картина гвельфо-гибеллинской борьбы, писал Баткин, опираясь на исследования учеников И. М. Гревса, Н. Оттокара и П. Бицилли, выглядит так пестро и хаотично, что возникает вопрос, возможно ли вообще как-то определить «гвельфизм» или «гибеллинизм». Не сходны ли эти термины с алгебраическими знаками, которым можно придать любые конкретные значения? 45 Он охотно цитирует одно время забытого у нас Бицилли, писавшего в книге «Салимбене»: «Разбираясь в путанице итальянских отношений XIII столетия, в этом невообразимом сплетении интересов, страстей, вожделений и притязаний, находишь единственный возможный ответ: был „гвельфом“ тот, кто боролся против „гибеллинов“, и vice versa» 46. И вывод: каждая коммуна придерживалась обычно той ориентации, которая помогала защитить свою независимость от мощных международных сил — папства, империи и французского короля.
Работы Л. М. Баткина «О сущности борьбы гвельфов и гибеллинов в Италии»47"Флорентийские гранды и поправки 6 июля 1295 г. к «Установлениям правосудия»48, «Подготовка и создание приората во-Флоренции» 49 показывают, что ученый свободно ориентируется в сложнейшей мозаике событий и отношений в Италии эпохи Данте. В статье «Хроника Дино Компаньи, или Притча Данте Алигьери» Баткин подвергает подробной критике домыслы Э. Роон-Бассерман, которая «смело» атрибутировала хронику — самому Данте! 50
В талантливой книге Баткина «Данте и его время. Поэт и политика» (М., 1965) нам представляется ошибочной концепция политической идеологии Данте. Тексты флорентийца не дают оснований для модернизации старого буржуазно-националистического мифа.
Просматривая сборники советских поэтов, изданные между 1940 и 1965 гг., мы найдем немало стихов, посвященных Данте, или тех, в которых упомянуто его имя и содержатся ссылки на его произведения-Приведу строфу из стихов Владимира Эльснера:
Лучится пламенем кровавый блеск;
И разве смог бы передать Вергилий,
Как ты, стенанья душ и Стикса плеск51.
В поэме «Теркин на том свете» А. Твардовский остается верен пушкинскому восприятию «Ада». Тема схождения живого в загробный мир разрабатывается в «Теркине» в пародийно-сатирическом плане, с гротескно-гиперболическими образами и реалистическими прозаизмами, позволяющими говорить о дальнейшем осложненном развитии дантовской традиции русской поэзии, берущей начало от стихотворений Пушкина. А. Твардовский предвидит ассоциации, которые могут возникнуть у читателей, и возможные упреки критики: «Новым, видите ли, Дантом объявиться захотел» 52.
трудам переводчиков, произведения великого поэта Италии стали доступны на родных языках народам Советского Союза.
Грузинский перевод «Божественной Комедии» (1933) на шесть лет опередил появление русского текста Лозинского. Замысел перевода поэмы Данте на грузинский язык возник у поэта Константина Гамсахур-дия, автора романов о грузинском средневековье, еще в 1919 г. во Флоренции. «Ад» он перевел в соавторстве с Константином Чичинад-зе, сопроводив его в издании 1933 г. краткими примечаниями и обширной вступительной статьей. Перевод исполнен в условных терцинах, без рифм, с окончаниями, которые являются своеобразными ассонансами. Вторую часть «Божественной Комедии» Гамсахурдия переводил один (1938), и, наконец, в 1941 г. тбилисское издательство «Федерация» выпустило полный грузинский текст поэмы («Рай» также в переводе Гамсахурдия). В предисловии к «Божественной Комедии» наибольший интерес для дантологов представляют параллели между творчеством Шота Руставели и Данте. Гамсахурдия называет автора «Витязя в тигровой шкуре» первым среди поэтов христианского мира до Данте.
Сопоставления Данте с поэтами Грузии находим в монографии Ш. И. Нуцубидзе «Руставели и Восточный Ренессанс» (Тбилиси, 1947). В ней сравнивается образ Тамары у поэта Иоанна Шавтели (XII в.) и образ Беатриче в «Божественной Комедии»53. Нуцубидзе подчеркивает единство поэзии и философии в творчестве Руставели и Данте.
Внимание исследователя сосредоточено на установлении идеологических и литературно-художественных связей Восточного (особенно грузинского XII в.) и Западного Ренессанса.
«Генезис эстетического чувства» К. Капанели, Шота Руставели и Данте являются писателями Предренессанса 54.
На той же точке зрения стоит О. Джинория, написавший большую статью на грузинском языке «Данте — последний поэт средневековья и первый поэт нового времени» 55 .
Основная тенденция грузинских литературоведов и историков философии — рассматривать явления культуры Западной Европы и Кавказа в IX-XIII столетиях как единый комплекс христианской цивилизации, питаемый общими источниками, прежде всего византийскими56 .
В советскую эпоху полный перевод «Божественной Комедии» получила и Армения. Работа над переводом и комментарием к поэме заняла у Арбуна Таяна более 15 лет. Армянский перевод, так же как и грузинский, делался поэтами, владеющими итальянским языком, с текста, оригинала, без посредства подстрочников, получивших, к сожалению, весьма широкое распространение в нашей переводческой практике. «Ад» был закончен А. Таяном в 1947 г., в 1952 г. в Ереване вышло «Чистилище» и в 1959 г. - «Рай». В начале 1969 г. издательство Академии наук Армянской ССР переиздало всю поэму в одном томе с цветными-иллюстрациями из ранних итальянских рукописей. Поэма Данте в переводе Арбуна Таяна, бесспорно, будет читаться не только в пределах советской Армении, но и в раскиданной по всему миру армянской диаспоре.
Советское востоковедение обратило особое внимание на средневековую культуру народов Средней Азии и Кавказа. Для дантологов исследования востоковедов И. Ю. Крачковского, Е. Э. Бертельса, Н. И. Конрада 57 светской культуры, обмирщению философии, к использованию античного наследия и арабской науки, что и в культуре этого периода Западной Европы, особенно Италии.
Выдающиеся советские исследователи Востока не раз касались Данте и предренессансной культуры Запада. В «Очерке истории персидской литературы» Е. Э. Бертельса рассматриваются хождения праведного мужа Артака Вираза по раю и аду с описанием грешников. Все проступки разбиты на категории, степени наказания в точности соответствуют преступлениям.
В поэме «Светоч души» (Мисбах-ал-арвах) шейха Аухададдина Кир-мани (умер в 1298 г.), в которой под аллегорическим покровом рассказа о странствии по неведомым фантастическим городам описываются различные стадии душевной жизни, Бертельс отмечает главы, представляющие сходство с «Божественной Комедией». По словам Бертельса, это доказывает общность почвы, на которой возникли оба произведения 58.
Бертельс сопоставлял также легенду об Авиценне с поэмой Данте. Авиценна встречается с неким старцем, древним как мир; старец поучает Авиценну, рассказывая о своих странствиях, и излагает структуру физических и духовных миров в виде своеобразной географии, постепенно доводящей слушателя до самых сокровенных глубин Эмпирея. Бертельс пишет: «Мы здесь как бы находим наметку основного мотива „Божественной Комедии“ Данте с той только разницей, что функцию Вергилия выполняет Хайи и не ведет своего ученика, а лишь описывает ему этот трудный путь» 59. Этот сюжет был широко распространен и в персо-таджикской суфийской литературе и нашел отражение в поэме Санаи (умер в 1141 г.).
«О народном красноречии», и Алишера Навои, написавшего спустя почти два столетия трактат «О тяжбе двух языков» (1499). Навои первым заговорил о культурном значении своего родного языка тюрки, о его праве быть литературным языком. Подобно великому флорентийцу, узбекский поэт выступает защитником своего родного языка и, не жалея красноречия, доказывает его преимущество перед персидским, признававшимся в его время единственным языком поэзии. Навои раскрывает лексическое богатство староузбекского языка, гибкость его грамматических форм, стилистические возможности, поэтическую выразительность. Полемическое сочинение Навои явилось как бы завещанием среднеазиатским поэтам, пишущим на родном языке, как некогда лингвистический трактат Данте — итальянским 60.
Крупнейший советский арабист И. Ю. Крачковский в докладе «Одна из параллелей к „Божественной Комедии“ Данте в арабской литературе», прочитанном в 1930 г. в Академии наук, рассматривал «Послание об ангелах» и «Послание о прощении» Абу-л-ала иль Маари. Арабский писатель начала XI в. дает описание рая и ада в диалогах с ангелами и обитателями загробного мира 61.
На Украине первый популярный очерк о Данте появился в 1941 г. в серии лекций «В помощь изучающим марксизм-ленинизм» как приложение к журналу «Большевик Украины». Автор брошюры Виктор Вер называет «Божественную Комедию» «одной из самых высоких вершин, которых достигало человечество на своем историческом пути».
Украинские литературоведы преимущественное внимание уделяют вопросам влияния Данте на творчество Т. Шевченко, Л. Украинки, Ивана Франко. В 1954 г. О. А. Домбровский защитил в Львовском университете диссертацию «Франко — комментатор и переводчик поэзии „Новой Жизни“ Данте» 62. Домбровский рассматривает переводы Ивана Франко на украинский язык стихов «Новой Жизни» (1913) 63«Ада», сделанный Франко в 1870–1880 гг. Часть пятой песни перевела Леся Украинка, десять песен «Ада» — В. Самийленко. Перевод Самийленко напечатан в галицкой «Правде» в 1892 г. 64
Новый — на этот раз полный — перевод «Ада» был сделан П. Кар-маньским и акад. М. Рыльским значительно позже. Он появился в 1956 г. в Киеве. Перевод исполнен пятистопным ямбом с постоянными женскими рифмами, как в итальянской поэзии. Украинские издатели воспользовались комментарием Лозинского к московскому изданию 1950 г. Вступительная статья А. И. Белецкого рассматривает состояние дантологии на Украине и, в частности, отмечает большую и неизменную любовь Тараса Шевченко к Данте. В 1852 г. Шевченко писал своему другу Бодянскому: «Данте говорил, что в нашей жизни нет больше горя, чем в несчастье вспоминать о минувшем счастье… я на себе испытываю это ежедневно». Шевченко много слышал о Данте еще в Петербурге (от художника Брюллова). Он читал перевод «Ада» Коло-гривовой (Фан-Дима) и встречался с переводчиком «Божественной Комедии» Д. Е. Мином.
Немаловажным событием в культурной жизни Украины явился выход в свет в юбилейном 1965 г. нового перевода «Новой Жизни». Осуществление его потребовало коллективных усилий группы поэтов, среди которых находим имена мастеров разных поколений, в том числе Мико-Лу Бажана и Ивана Драча. В течение многих лет работает над переложением «Чистилища» украинскими терцинами Е. А. Дробязко 65. ,
В 20-е и 30-е годы в Латвии появилось несколько изданий, посвященных Данте. Комитет, созданный в Риге для проведения 600-летней годовщины со дня смерти поэта, издал в 1921 г. сборник66, в котором был напечатан перевод «Ада» на латышский И. Массенса, а также статьи латвийских дантологов. Несмотря на мелкобуржуазные тенденции некоторых из них, в сборнике встречаются весьма осведомленные статьи, указывающие на серьезное изучение творчества Данте в Рижском университете. В течение последующих 15 лет Массенс окончил переводы и других кантик «Божественной Комедии» 67— терцины — оригинала), снабдив предисловием и комментариями, соответствующими современному уровню науки о Данте. К юбилею 1965 г. в Риге были подготовлены новые переводы стихов из «Vita Nova».
В Эстонии до самого последнего времени, насколько мы осведомлены, не существовало перевода «Божественной Комедии». Отдельные песни «Ада» в эстонском переводе появились лишь в 1962 г. в антологии литературы средних веков и Ренессанса, составленной В. Я. Алттоа68. Известный эстонский поэт Иоаннес Семпер, который в 1924 г. перевел «Новую Жизнь», для упомянутой антологии перевел третью песнь «Ада». Будем надеяться, что в скором времени эстонская литература обогатится полным текстом бессмертной поэмы Данте.
В конце 50-х годов была начата работа над первым полным собранием сочинений Данте на русском языке. К работе над переводами текстов Данте были привлечены ученые и переводчики, специализировавшиеся на античной, средневековой и ренессансной литературе. Двухтомный русский академический Данте содержит все канонические произведения великого поэта вместе с трактатом «О воде и земле», помещенным в разделе «Dubia».
Все переводы, кроме ставшего в нашей литературе классическим перевода «Божественной Комедии» М. Лозинского, исполнены заново, причем большинство из них впервые стали достоянием русского читателя. Политический трактат Данте «Монархия» перевел с латинского В. П. Зубов — это был последний труд выдающегося советского специалиста по истории науки, автора книг об Аристотеле и Леонардо да Винчи и исследований по средневековой эстетике. А. Г. Габричевскому принадлежит перевод прозаической части «Пира», представляющего первый опыт философской и научной прозы на итальянском языке. С большим изяществом передал по-русски латинские эклоги, которыми обменивался Данте с болонским поэтом Джованни дель Верджилио, Ф. А. Петровский; им же сделан перевод трактата «О народном красноречии». Молодой поэт-итальянист Е. Солонович перевел стихотворения Данте и совместно с И. Голенищевым-Кутузовым — письма. Переводы прозы и стихов «Новой Жизни», канцон «Пира», некоторых стихов Данте и цикла «О Каменной Даме» выполнены автором этой книги.
каждая строка русских стихов, не расходясь со смыслом дантовского текста, напоминала звучание итальянских. Советская школа поэтического перевода не допускает никаких «технических» послаблений. В баллатах, секстинах, канцонах, сонетах, эклогах и других стихотворных формах переводчики сохраняли особенности и порядок рифм и сложнейшей и изысканнейшей строфики подлинника, пытаясь донести до читателя удивительное поэтическое искусство и техническое мастерство Данте. Подобные переводы возможны лишь благодаря структуре русского языка, необычайно благоприятной для передачи самых разнообразных размеров других языков.
В комментарии к сочинениям Данте, написанном автором настоящей книги, даются не только необходимые фактические сведения, но рассматриваются эстетические достоинства произведений и отдельных мест, стиховедческие и историко-литературные проблемы. Комментатор стремился обнаружить всю широту и свободу дантовской мысли, восходившей и к Аристотелю, и к арабам, и к латинским классикам, а также к Платону. В мировоззрении Данте прослеживается влияние различных философских и религиозных идей его времени и показывается, как поэт становится борцом за единое мировое государство, врагом насилия и стяжательства.
Это издание, по замыслу его участников, должно было творчески переосмыслить достижения современной медиевистики и синтезировать почти двухвековой опыт отечественной дантологии.
Трудясь над созданием многотомной «Истории всемирной литературы», советские ученые не считают возможным изолировать Запад и обойти молчанием его вековые связи с Востоком. То, что мы называем «средневековьем» и «Ренессансом», имеет свои параллели в странах Азии. Мы стремимся найти для Данте, величайшего поэта Запада первого тысячелетия после падения Римской империи, место в общем развитии мировой культуры. В этом одна из основных задач современной советской дантологии. Мы не ограничиваемся, как полагают некоторые историки литературы Запада, раскрытием «идеологии» Данте, но, следуя марксистскому методу, стремимся охватить сложные явления в целом, изучая средневековую философию, античное наследие, поэтику и стилистику эпохи Данте. Мы считаем художественный анализ «Божественной Комедии» обязательным для литературоведа, но не хотим быть гидами в кунсткамере эстетических фрагментов.
В долгих и оживленных спорах у нас выработался взгляд на Данте как на предвозвестника грядущего, а не как на пророка прошедшего. Данте осудил стяжательство и лихоимство нарождающейся буржуазии во имя больших гуманистических принципов. Необходимость объединения человеческого общества, «устроенного ради достижения единой цели, а именно — счастливой жизни» («Пир», IV, IV, 1) ведет, по мнению великого итальянского поэта, к единому всемирному государству. Только в объединении человечества, утверждал Данте, можно достигнуть вселенского мира, полноты времен.
Во времена страшных событий последней войны Данте предстал нашему воображению как мерило правды, как грозный судия. В 1944 г. поэтесса Надежда Павлович сравнивала немецкие концлагери с видением адских кругов в «Божественной Комедии» и обращалась к ее творцу:
Ты, знающий путь в преисподней,
Свой плащ над бездной влача.
Как будешь судить сегодня
Убийцу и палача?
«Sed, omissa subtili investigatione, dicendum est breviter quod finis totius et partis est removere viventes in hac vita de statu miserie et perducere ad statum felicitatis»69.
Примечания.
1 E. Lo Gatto. Sulla Fortuna di Dante in Russia. - «Saggi sulla cultura russa». Roma, 1922, p. 167.
2 В интервью, данном корреспонденту газеты «Известия», заведующий отделом издательства А. Л. Волынский рассказал, что в течение одного только года (1918–1919) через его руки «прошли 18 томов, заключающих в себе наиболее ценные и крупные произведения итальянского гения». См. «Вестник литературы», Пг., 1919, №8, стр. 4–5.
3 E. Lоgattо. Dante in Russia. — «Italia che scrive», IV, 1921, p. 69–79.
«Божественной Комедии». - «Казанский библиофил», 1921, № 2, стр. 58–60.
5 В. Брюсов. Избр. соч. в двух томах, т. 2. М., 1955, стр. 570. В 1965 г. С. Бэлза, обследовавший архив Брюсова, опубликовал в статье «Брюсов и Данте» еще 8 начальных терцин из третьей песни «Ада» («Данте и славяне», М., изд-во «Наука», 1965, стр. 93–94).
6 Ф. Зелинский. Привет Данте. - «Вестник литературы», Пг., 1921, № 10, стр. 2–3.
7 Ф. Зелинский. Возрожденцы, вып. 3. Пг., 1921, стр. 58.
8 В кн.: Б. А. Кржeвский. Статьи о зарубежной литературе. М. - Л.. 1960, стр. 391–412 и как предисловие к «Божественной Комедии» в серии «Библиотека Всемирной литературы». М., 1967, стр. 5–16.
«Начала», Пг., 1921, № 1, стр. 262–267; «Печать и революция», М, 1924, кн. 4, стр. 257–258.
10 "Начала", Пг., 1921, № 1, стр. 262–265.
11 П. Флоренский. Мнимости в геометрии. М., 1922 (см. § 9).
12 М. Luccio. Teorie cosmogoniche e poesia nell’opera di Dante. - „Scientia“, 1960, t. 95, № 10, p. 308.
13 Д. Святский. Астрономия у Данте Алигьери в его „Божественной Комедии“. - „Известия Петрогр. научного института им. П. Ф. Лесгафта“, 1922, т. 5, стр. 285–287; некоторые важные и неясные проблемы астрономии и физика эпохи Данте вызывают споры и в настоящее время. См.: J. Meurers. Phisik und Astronomie der Dante-Zeit als Probleme der Gegenwart. - „Deutsches Dante-Jahrbuch“, Bd. 14, Weimar, 1963, S. 71 — 110.
толкования его творчества.
15 М. Фриче. Данте Алигьери. -»Творчество", М., 1921, № 4–6, стр. 33–38. См. также его рецензию на книгу И. Гливенко о Данте в журнале «Печать и революция», М., 1922, кн. I, стр. 277–278.
16 А. Н. Вeсeловский. Данте и мытарства итальянского единства. - Собр. соч., т. III. СПб., 1908, стр. 23. Впервые в газете «Санкт-Петербургские ведомости», 14–16 мая 1865 г.
17 В. Быстрянский. Памяти Данте. - «Книга и революция», Пг., 1921, № 1(13), стр. 13–16.
18 1-е изд. — М., 1924; 2-е изд. - М., 1930. Книга возникла из лекций, читанных в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова в Москве.
„De Monarchia“. Опыт синтетического толкования. - В сб.: „Из далекого и близкого прошлого“. Пг. - М., 1923, стр. 120–135.
20 „Известия Азербайджанского ун-та“, т. 13, Баку, 1928, стр. 83–95.
21 В. Э. Грабарь. Священная Римская империя в представлении публицистов начала XIV века. - „Средние века“, т. I, 1942, стр. 90–92.
22 „Сборник Отделения русского языка и словесности АН СССР“, 1928, т. 101,. № 3, стр. 253–256.
23 „Пушкин и его современники“, вып. 37. Л., 1928, стр. 11–41.
„Пушкин и его современники“, вып. XI. СПб., 1909, стр. 101–106.
25 В. Ф. Шишмарев. Рукописный отрывок „Комедии“ Данте музея Палеографии АН. - „Известия АН СССР“, Л., 1927, стр. 9–14.
26 См. также: А. Сгоnia. La conoscenza del mondo slavo in Italia. Padova, 1958, p. 416.
27 »Научные доклады высшей школы. Филол. науки". М., 1960, № 2, стр. 5–16; «Проблемы современной филологии». М., 1965, стр. 43–46; «Дантовские чтения». М, 1968, стр. 122–129.
28 Л. Е. Пинский. «Божественная Комедия» Данте. - «Записки Моск. гос. пед. ин-та», 1934, № 7, стр. 10–46.
«Художественная литература», М., 1935, № 2, стр. 50–55; Ю. Добр а нов. -"Новый мир", 1934, № 7, стр. 271–272.
30 В. Н. Лазарев. Происхождение итальянского Возрождения, т. 1. Искусство Проторенессанса. М., 1956; т. 2. Искусство Треченто. М., 1959.
31 «Литературный современник», Л., 1938, № 3, стр. 96–98.
32 См.: Е. Эткинд. Архив переводчика (Из творческой лаборатории М. Л. Лозинского). - В сб. «Мастерство перевода». М., 1959, стр. 394–403.
33 Выступление в Союзе советских писателей 12 февраля 1946 г.
«Звезда», Л., 1945, № 1, стр. 141–142); Б. Кржевского («Статьи о зарубежной литературе». М. -Л., 1960, стр. 408–411); А. Федорова («Советская книга», М., 1946, № 8–9, стр. 125–128).
35 Ю. Олеша. Из литературных дневников. - В кн.: «Литературная Москва», сб. 2. М., 1956, стр. 731–732.
36 Отрывки из задуманной писателем книги о Данте см. там же, стр. 739–740.
37 К. С. Анисимова. А. И. Герцен о литературе Запада. - «Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та им. Герцена», 1959, т. 196, стр. 80–84.
38 И. Н. Голенищев-Кутузов. Влияние латинской литературы IV-V вв. на литературу Средневековья и Ренессанса. - «Вестник древней истории», М., 1964, № 1; он же. Данте и Предвозрождение. - В сб.: «Литература эпохи Возрождения и проблемы всемирной литературы». М., 1967.
«Литературное наследство», т. 61. Герцен и Огарев, т. 1. М., 1953, стр. 906–907. Письмо опубликовано с черновика, содержащего поправки Герцена.
40 "Вестник истории мировой культуры", 1959, № 1, стр. 105–121. Библиография переводов и критической литературы 1918–1964 гг., составлена И. В. Голенищевой-Кутузовой. Достоинством работы является привлечение материалов на языках народов Советского Союза и учет дантовских штудий в национальных республиках.
42 С. С. Мокульский. Данте. - В кн.: «История зарубежной литературы. Раннее Средневековье и Возрождение». Под ред. В. М. Жирмунского. Изд. 2. М., 1959, стр. 206–228.
43 Там же, стр. 223.
44 «Средние века», сб. 5. М., 1954, стр. 338–350.
«Из истории трудящихся масс в Италии». М., 1959, стр. 75–83.
46 П. М. Бицилли. Салимбене. Очерки итальянской жизни XIII в. Одесса, 1913, стр. 199.
47 В сб.: «Из истории трудящихся масс в Италии». М., 1959, стр. 75–83.
48 В сб.: «Средние века», вып. 20. М., 1961, стр. 75–97.
49«Научные доклады высшей школы. Историч. науки», М., 1961, № 2, стр. 203- 218.
«Средние века», вып. 17, М, 1960, стр. 374–384.
51 Вл. Эльснeр. Страны и люди. Стихи. Тбилиси, 1957, стр. 97–98.
52 «Новый мир», 1963, № 8, стр. 15.
53 Отметим на стр. 184 чрезвычайно любопытную параллель схождения в Ад Беатриче и Тамары, которую ожидают там грешники.
54 «Труды Тбилис. ун-та», 1940, т. 14, стр. 45–88.
«Труды Тбилис. ун-та», 1956, т. 61, стр. 179–210.
56 И. Н. Голенищев-Кутузов. Эпоха Данте в представлении современной науки. - «Вопросы литературы», 1965, № 5, стр. 98–99.
57См. послесловие Н. И. Конрада в кн.: В. К. Чалоян. Армянский Ренессанс. М., 1963, стр. 159–165.
58 Очерк истории персидской литературы. Л., 1928, стр. 63.
59 «Известия АН СССР. Отд. обществ, наук», 1938, № 1–2, стр. 80
«Мухокаматуллфатайн» Алишера Навои. - «Труды Узбекского ун-та», 1959, № 95, стр. 151–16
61 См. издание Крачковским «Послания» в «Трудах Института востоковедения», т. 3, Л., 1932.
62 Частично опубликована в «Уч. Зап. Львовск. ун-та», 1955, т. 30.
63 Данте Aлiгiepi. Характеристика середних вiкiв. Життя и вибiр iз його поезii. Укр. мовою зладив I. Франко. Львiв, 1913; переиздана в Киеве в 1965 г.
64 М. Мороз. Данте украiнською мовою. - «Жовтень», Львiв, 1957, № 9, стр. 138–141
’язко издан в Киеве в 1968 г.
66 Dante. Rakstu krajums 600 gadu naves dienas pieminai. Riga, 1921.
67 Dante. Dieviska Komedija. Tulkojis J. Masens. Riga, 1937.
68 "Keskaja ja vaza — Renessansi kirjanduse antoloogia". Koostanud V. Alttoa. Tallin, 1962.
69 «Ho оставив всякие тонкие изыскания, нужно кратко сказать, что цель целого и части--вырвать живущих в этой жизни из состояния бедствия и привести к состоянию счастья» (Письма, XIII, 39).