И. Г. Матюшина. О жанровой эволюции рыцарской саги (часть 3)

***

В отличие от тех саг, где образ героя характеризуется известной пассивностью, в тех произведениях, к анализу которых мы переходим, главные персонажи проявляют повышенную активность, а нередко и агрессивность. Таковы саги о девах-воительницах, составляющие отличительную особенность средневековой исландской литературы. Если в других литературных традициях эпизодически встречаются образы строптивых принцесс, укрощаемых женихами, то в исландской словесности возникает особая разновидность жанра рыцарской саги — рассказы о единовластных правительницах своих стран, вообще не желающих слышать о браке, ибо замужество грозит им ослаблением власти и утратой социального статуса. Они не только категорически отказывают женихам, но и подвергают их словесным и физическим унижениям.

В рыцарских сагах для героинь таких рассказов существует специальное обозначение — meykongr «дева-правительница», сами же они знаменательно именуют себя «королем» (kongr), но не «королевой» (dróttning). Соотношение между упомянутыми лексемами не исчерпывается родовыми различиями. Хотя титул королевы — dróttning — может относиться и к незамужней правительнице, и к жене короля, в сагах он обычно подразумевает указание на ограниченность власти, производной от власти супруга-короля (kongr, konungr).

Неполную синонимичность обозначений можно особенно ясно показать на примере «Саги о Парталопе», единственной переводной саги, где образ героини переосмысляется (в отличие от французского романа XII в. «Партонопей Блуасский», послужившего для нее оригиналом) в соответствии с исконной исландской традицией именно как образ девы-правительницы (meykongr), отвергающей всех женихов до тех пор, пока ее не завоевывает самый доблестный. Героиня «Саги о Парталопе» Мармория становится в возрасте пятнадцати лет, после смерти своего отца, правительницей всей Греции, в ее подчинении находятся двадцать четыре правителя других стран, в том числе Парталоп, сын короля Франции и ее будущий муж. Советники побуждают ее вступить в брак, однако ей кажется унизительным титул императрицы — keisarina (или, согласно другой версии саги, «королевы» — dróttning) — после того, как она называла себя «дева-король» (meykongr).

Марморию напоминает героиня «Саги о Сигргарде Смелом», пятнадцатилетняя Ингигерд, которая после смерти отца созывает собрание и провозглашает себя королем (kongr) над всей страной. Автор саги комментирует, что женщины, которые вели себя таким образом, назывались в то время «девами-правительницами» (meykongar). Когда Сигргард сватается к ней, она объявляет ему, что во всем превосходит его, ибо единолично владеет всей полнотой власти в своей стране, считает саму себя «своей наилучшей советчицей»[35] и никогда ни у кого и ни в чем не собирается спрашивать позволения (V, 54–55). Желание Ингигерд быть именно королем, а не королевой удостоверяется тем, что она присваивает себе мужское имя Инги. От лица рассказчика добавляется, что она была столь властной и на всех наводила такой ужас, что никто не осмеливался перечить ей ни в чем (V, 49).

Присвоившую себе мужское имя Ингигерд можно сравнить с героиней «Саги о Хрольве, сыне Гаутрека», относящейся к сагам о древних временах. Торнбьёрг, единственная дочь шведского короля Эйрика, с самого детства преуспевает в воинских искусствах. Когда отец наделяет ее воинами и вручает ей в правление третью часть страны, она провозглашает себя девой-правительницей (meykongr) и дает обет не вступать в брак. Своих женихов Торнбьёрг не только оскорбляет и высмеивает, но ослепляет, отрубает им конечности, убивает. Свое имя она переделывает в мужское и называет себя Торберг, поэтому пришедший свататься к ней Хрольв обращается к ней так, как обратился бы к королю: «Да здравствуешь ты, господин (herra), и да процветает твое королевство»[36] (III, 81). Торнбьёрг делает вид, что принимает Хрольва за нищего, и с позором прогоняет его и сопровождающих. Отвергнутый Хрольв собирает войско, вызывает «короля Торберга» на бой, побеждает «его» и тем принуждает Торнбьёрг признать его превосходство и вступить с ним в брак.

Подобно Торнбьёрг, Седентиана, героиня «Саги о Сигурде Молчаливом», становится правительницей страны после того, как ее отец Флорес и мать Бланкифлур (главные персонажи переводной саги, основанной на французском романе о Флуаре и Бланшефлёр) решают удалиться из мирской жизни. Седентиана объявляет себя «единовластным королем» — einvaldskonungr (II, 102)[37], а ее отец требует, чтобы все могущественные люди в стране присягнули ей на верность, после чего она настаивает на исключительном употреблении мужского титула.

Этот мужской титул, присваиваемый женщиной, нигде не подвергается оценке автором или рассказчиком саги, за исключением «Саги о Гиббоне», где единственный раз по этому поводу высказывается некоторое неодобрение: Флорентия, правительница одной трети Индии, как становится известно герою, столь заносчива, что заставляет называть себя «королем» (22). Эта не вполне лестная характеристика вложена в уста карлика, представляющего Флорентию герою (и читателю) и дающего ее словесный портрет: «Действительно, она вправе носить это имя, ибо может быть названа цветком и яблоней, превосходящей всех женщин, где бы они ни были во всем мире. Каждый, кто находит удовольствие в сочинении кратких саг или рассказов, должен умолкнуть и ничего не говорить о ее красоте». Голос персонажа заглушается далее голосом повествователя, который дополняет сравнение с яблоней, несомненно восходящее к «Песни Песней», ссылкой на Овидия: «Но я клянусь моей верой, говорит тот, кто сочинил этот рассказ, что если бы у меня была ученость, образование и красноречие Овидия, чтобы я мог говорить о любви, то тогда я сочинил бы не меньшую книгу, чем Библия, о ее красоте и ее учтивом поведении (kurteisligum listum)»[38].

Использование французского заимствования (kurteisligr — «куртуазный») в последней строке приведенного описания в не меньшей степени указывает на его происхождение, чем включение в текст слов рассказчика. Как известно, в исконной исландской прозе рассказчик никогда не вмешивается явно в ход повествования, в отличие от французских романов, например Кретьена де Труа, где автор комментирует все, о чем идет речь, в том числе и красоту героини. К описаниям Кретьена, возможно, восходит повествование о внешности Седентианы в уже упоминавшейся «Саге о Сигурде Молчаливом»: «Она была красива телом, подобно прямому тростнику, и, как и следует, стройна. Ее глаза сверкали, как звезды в ясную погоду, и лучи света, казалось, исходили от нее. Ее голова была округлой, как острова, что становятся цвета золота от яркого сияния, как горящий огонь или солнечные лучи, а волосами своими она могла бы покрыть себя всю. Такими же были ее щеки и прелестный рот. Вся она была так прекрасно сложена, что всем было ясно, сколь успешно природа во всех отношениях сотрудничала с самой судьбой, чтобы создать ее. превосходящую всех девушек, где бы они ни были во всем мире» II, 100). Приведенное описание сопоставимо со словесными портретами Кретьена не только по многословности и идеализированности, но и по целому ряду конкретных, очевидно, формульных деталей. Так, в описании героини в романе «Эрек и Энида» (421–441) Кретьена мы находим упоминание и о золотых волосах, и о глазах, сияющих полодобно звездам, и о белизне кожи, и о ярком румянце.

á): «Она была и мудрой, и красивой, ее лицо было светлым и румяным, будто алая роза слилась со снежно-белой лилией. Ее глаза были яркими как карбункулы, ее кожа была бела как слоновая кость, ее волосы, как золото, ниспадали вкруг нее до земли»[39] (V, 3). Сравнение с лилией встречается и в «Саге о Дамусти», о которой уже шла речь выше: «О ее сиянии говорится, что она превосходила в яркости растение, называемое лилией, но когда ей случалось меняться в лице, то она заливалась краской так, что сияние было не меньшим, чем у солнца, встающего в чистом небе» (51–52). Легко заметить, что в описаниях героини нередки сравнения со светом, солнцем, звездами и т. д., а также метафоры, подсказанные миром природы.

Нет сомнения в том, что искусство словесного изображения в исландских сагах находится под влиянием традиции рыцарских романов (ср. также описание Изольды в романе Готфрида Страсбургского «Тристан», 10890–10989). Вместе с тем в последних отнюдь не акцентируется мудрость героини, о которой идет речь и в приведенном портрете Нитиды, и в рассказах о других героинях исландских саг. В уже упоминавшейся «Саге о Хрольве, сыне Гаутрека» Торнбьёрг называется «более мудрой и красивой, чем другие женщины» (IV, 62), брат же героя, Кетиль, говорит, что в Скандинавии не найти лучшей невесты, ибо она превосходит всех женщин (IV, 67–68).

В отличие от рыцарских романов, в исконных скандинавских памятниках мы находим помимо описаний красоты героини и упоминания о ее мудрости, и даже ее обозначение королевским титулом (konungr). Так, в одной из вис исландского скальда Одди Глумссона восхваляемая героиня прямо именуется конунгом: «Вряд ли мы, как я думаю, достойны Эрменгарды, знаю я, что умная земля головной повязки (= женщина) может быть названа конунгом среди женщин»[40]. В «Саге об оркнейцах», в которой цитируется приведенная виса Одди, говорится и о красоте Эрменгарды: «Она несла в руке кубок, была одета в прекраснейшие наряды и распустила волосы, как девушка, перехватив их золотой лентой у лба»[41]. Ярл Рёгнвальд взял ее за руку и произнес вису о том, как красивы ее волосы, в которой упомянул и о ее уме: «Действительно, твои волосы, / умная Биль (= женщина), более /прекрасны, чем у других/увитых золотом жен./Опора долины ястреба (= женщина) / позволяет упасть на плечи своим / волосам — я обагрил когти жадного/орла — золотым, как шелк».

Тема висы Рёгнвальда имеет параллели и в прозе, и в поэзии скальдов, например у Кормака — «Волосы, что расчесывает Сив льняной повязки (= женщина)»; у Эйнара Скуласона — «земля ложа змеи (= женщина) позволила светлому снегу головы (= волосам) свободно струиться»; у Снорри Стурлусона — «Я вошел туда, где красивейшая женщина сидела в палатах, Герд головной повязки (= женщина) распустила свои волосы». В «Саге о Кормаке» говорится: «ее (Стейнгерд) волосы были лучше, чем у (других) женщин»[42]; в «Саге о Гуннлауге» сказано, что у Хельги «были такие длинные и густые волосы, что они могли закрыть ее всю, и они были красивы, как золотые нити»[43] (пер. М. И. Стеблин-Каменского). То же рассказывается в «Книге о Заселении страны»[44] о Халльгерд, дочери Одда, чьи «волосы обвивались вокруг ее тела до пола, и о ней говорили, что у нее самые красивые волосы из всех исландских женщин, кроме Халльгерд Длинноногой»[45]. Легко заметить, что описание внешности женщины в прозе и в скальдической поэзии часто ограничивалось этим своеобразным символом красоты.

Говорится в поэзии скальдов и о прекрасных глазах женщины, например в висах, цитируемых в «Саге о Кормаке»: «Сверкнули мне сияющие / огни обеих щек (= глаза) / женщины»; «Луны ресниц (= глаза), / острые, как у сокола, / облаченной в лен Христ пучины лука (= женщины) / сверкнули мне из-за светлого / неба бровей (= лба). Этот луч звезды век (= взгляд глаз) / Фрид золотого ожерелы (= женщины) / несет несчастье и мне, / и Хлин колец (= женщине)». В висах Кормака глаза любимой названы с помощью кеннингов сияющими «огнями щек», «соколиноострыми лунами ресниц», «звездами век», ее лоб — «небом бровей». Упоминание в едином контексте неба, звезд, луны создает «космический» образ, в котором для скальда замыкается вся вселенная.

8), svinn snót — «умная женщина» (Бьёрн Арнгейрссон № 3), orðsœll — «счастливая на слова» (Бьёрн Арнгейрссон № 2), и ее знатное происхождение: vel borinn (Кормак № 5; ср. œttgóð — Халльфред № 5), œttgöfug — (Бьёрн Асбрандссон № 3). Хотя внешний облик героинь не становится самостоятельным предметом изображения в песнях «Старшей Эдды», здесь также встречаются упоминания об уме героини (horsk — «умная», Hav. 1028; Am. 353, JO5, svinnhugur — «умная», НН II.II72)[46].

Как явствует из процитированных отрывков, и восхваление женской красоты, и утверждение превосходства одной женщины над другими не новы ни для скандинавской поэзии, ни для прозы. Можно с уверенностью утверждать, что индивидуальная красота героини по достоинству оценена как скальдами, так и авторами исландских рыцарских саг, ибо превращена в предмет литературного изображения. Сказанное позволяет увидеть в образе девы-воительницы контаминацию исконных и заимствованных мотивов.

Не только физическая привлекательность героини, но и ее красноречие и природный ум, замеченные и в поэзии скальдов, и в песнях «Старшей Эдды», становятся объектами описания в исландских рыцарских сагах. За словесным портретом героини в сагах обычно следует рассказ об ее прочих совершенствах. О героине «Саги о Нитиде» говорится, что она была наделена не меньшими способностями, чем самый выдающийся ученый, «своим умом она могла бы воздвигнуть крепчайшую стену вокруг ума других людей» и перехитрить всех; она «могла отыскать десятки решений любой задачи, для которой другие находили только одно решение» (V, 4). О Торнбьёрг в «Саге о Хрольве, сыне Гаутрека» сказано, что она была не только мудра и красива, но и высокомерна и горда (IV, 70). О Седентиане в «Саге о Сигурде Молчаливом» повествуется: «И когда эта выдающаяся девушка поняла, что она отмечена и украшена всеми природными дарами мира и превосходит других женщин в красноречии и всех науках (með snilld orða ok öllum fróðskap), ее высокомерие и гордость стали расти и она начала почти презирать всех знатных жен и сыновей благородных людей так сильно, что не могла подумать ни об одном рожденном в северном полушарии, с которым она могла бы соединиться в любви, не навлекая на себя позора» (II, 100). Автор саги объясняет гордыню героини и нежелание вступать в брак ее высоким мнением о собственной красоте и учености, а не только унаследованным ею богатством и неограниченной властью, поэтому идеализированное описание ее внешности, ума, учености, обходительности не вступает в противоречие с ее крайней жестокостью по отношению к тому, кто собирается вступить с нею в брак.

Поведение героини по отношению к жениху предвосхищается и мотивируется во всех исландских рыцарских сагах о девах-правительницах. Так, в «Саге о Кларусе» учитель рассказывает королевскому сыну о принцессе Серене, которая столь умна и сведуща в науках, что вся ученость принца покажется равной невежеству пахаря[47] (V, 7). Из описания Филотемии в «Саге о Динусе Заносчивом» можно заключить, каким именно было образование девы-правительницы, которое помогало ей отвадить нежеланного жениха: «Она так хорошо освоила все семь книжных наук с примыкающими к ним областями, что каждое искусство, казалось, происходило от нее, и не было ей равных в целом королевстве. Она изучила волшебство и язык рун так, что никто не мог сравниться с ней во всем мире, ей была известна вся природа земли, и ход небесных светил, и наука о звездах, все свойства растений, камней, деревьев, побегов, источников всего мира. Поэтому она владела великими чарами и многим тем, о чем даже мудрые мужи не имели представления»[48] (12–13).

Сюжет «Саги о Динусе Заносчивом» строится вокруг того, как Филотемия, подобно другим девам-правительницам, столь же умная, сколь и жестокая, использует свои искусства и чары в борьбе с женихом, который во всех отношениях является ее alter ego. Как и она, он необыкновенно хорош собой, владеет всеми науками, волшебством и рунами и, подобно ей, не желает и думать о браке. Свое прозвище он получает, в частности, за презрение ко всем женщинам.

(Guiamars Ijód) из собрания «Стренглейкар». Герой «Песни о Гвимаре» остается равнодушным ко всем женщинам и пренебрегает их чувствами до тех пор, пока проклятие оленя, которого он убивает во время охоты, не обрекает его на невыносимые страдания от неразделенной любви. Сходную перемену герою «Саги о Динусе Заносчивом» суждено претерпеть потому, что Филотемия при помощи своих чар (волшебного яблока) заставляет его полюбить себя лишь для того, чтобы помериться с ним силами и испытать удовольствие его отвергнуть. Ее желание унизить жениха мотивировано исключительно гордыней и ненавистью к противоположному полу.

Подобно тому как образ героя представляет собой зеркальное отражение образа героини, ее поведение по отношению к нему воспроизводится позднее в саге в его поведении по отношению к ней. Исчерпав все чары, пустив в ход всю свою ученость, прибегнув ко всем бывшим в ее распоряжении хитростям, Филотемия принимает Динуса в качестве супруга. Однако теперь ей суждено испытать те же самые унижения, каким подвергался по ее милости герой, и изведать к нему равную по силе страсть.

Унижение жениха, социальное неравенство героя и героини входят в число топических мотивов исландских рыцарских саг. Так же как и сюжет «Саги о Динусе Заносчивом», сюжет всех этих саг строится вокруг попыток героя перехитрить ненавидящую его девушку и силой и (или) хитростью склонить ее к браку. Такова, например, «Сага о Кларусе», в которой содержатся все характерные для этой жанровой подгруппы мотивы. Во-первых, героиня саги — прекрасная принцесса Серена, дочь французского короля Александра, в которую по рассказам видевших ее людей влюбляется Кларус, отвергает всех женихов и самую мысль о браке. Во-вторых, в соответствии с канонами жанра героиня унижает своего жениха (как только герой объявляет о своих намерениях, Серена выставляет его с пира, называя его «мужланом» — þorpari — и советуя ему поискать подходящего общества среди бродяг и оборванцев). В-третьих, отвергнутый жених мстит за нанесенное ему оскорбление и получает согласие на брак (большую часть саги занимает рассказ о том, как Кларус, переодетый и назвавшийся принцем Эскельвардом, завоевывает невесту с помощью своего мудрого учителя из Аравии). Подобно «Саге о Динусе Заносчивом», эта сага не заканчивается описанием брачного торжества, но повествует о том, каким унижениям Кларус подвергает Серену, чтобы проверить ее постоянство.

Возможно, в этой саге впервые появляется мотив женской алчности, используя которую жениху удается одержать победу над строптивой невестой. Когда отвергнутый Кларус вновь появляется перед Сереной в обличье чужеземного принца и обладателя золотого шатра и золотого медведя, Серена соглашается провести с ним ночь, а затем и выйти за него замуж, только чтобы заполучить приглянувшуюся ей вещь (V, 28). Подобно Серене, героиня «Саги о Сигргарде Смелом» Ингигерд соглашается встретиться наедине с отвергнутым ранее и неузнанным ею в обличье купца женихом, так как хочет приобрести принадлежащие ему ковер-самолет и огромный карбункул, а затем ускользает от него на том самом волшебном ковре, на котором он хотел ее похитить. Героиня «Саги о Викторе и Блавусе» Фульгида тоже улетает от своего жениха, переодетого купцом, на принадлежащем ему ковре-самолете, а прежде того соглашается разделить с ним ложе, как только он обещает ей драгоценный ларец, в котором никогда не иссякают золотые монеты (37).

Фульгиде удается перехитрить Виктора и подвергнуть его обычному наказанию незадачливых женихов — его обривают и мажут дегтем. То, что происходит на брачном ложе с Кларусом, тоже напоминает судьбу остальных героев саг о девах-правительницах, начиная с Брюнхильд. Выпив вина, Кларус погружается в глубокий сон, во время которого приближенные Серены избивают его и сдирают с него кожу. В «Саге о Сигргарде Смелом» герой тоже получает согласие своей невесты Ингигерд провести с ним ночь, но в первые два вечера неожиданно для себя засыпает, за что наутро ему приходится вытерпеть ее насмешки и упреки. Поняв, что погружается в сон благодаря волшебной подушке и покрывалу, герой избавляется от них в третью ночь и подвергается нападению двенадцати хорошо вооруженных воинов Ингигерд. Как и всем другим героям исландских рыцарских саг, ему, избитому и раненому, удается ускользнуть на родину в Гардарики (Русь), чтобы впоследствии отомстить за свое унижение.

героиня тоже сначала предлагает герою разделить с нею ложе, подносит ему сонное зелье, а затем обривает его, приказывает извалять в дегте и бросить в глухом лесу (37–38). В «Саге о Сигурде Молчаливом» сходному наказанию подвергаются старшие братья героя, Хальвдан и Вильяльм. Они оказываются схваченными людьми девы-воительницы Седентианы, которая сначала изливает свою ярость в оскорблениях, называя Хальвдана «бродягой» (loddarí), «дураком» (fól), «негодяем» (fantr), «попрошайкой» (sníkjari), затем велит обрить обоих братьев, вывалять в дегте, избить, вырезать на их спинах изображение совы, а на груди выжечь клейма (II, 126–127). Явившийся отомстить за братьев герой тоже заключается под стражу, а затем помещается на две недели в яму с ядовитыми змеями и ящерицами.

и моральном унижении героя видели также желание героини получить над ним полную власть и добиться сексуального превосходства[49], сами же саги о девах-правительницах трактовались как плод монашеской мизогиничности и, в более широком плане, как отражение того отношения к женщине, которое было характерно для позднесредневековой христианской культуры[50]. Внимание исследователей привлекало также социальное положение описываемых персонажей: основной конфликт саг о девах-правительницах рассматривался как результат стремления героя добиться более высокого социального статуса благодаря выгодному браку[51].

Последнее предположение кажется вполне вероятным прежде всего потому, что в исландских сагах редко идет речь о чувствах героя. Не любовь, но желание найти достойную по положению и состоянию жену мотивирует поход за невестой в «Саге о Ярлманне и Херманне». Ярлманн дает совет Херманну вступить в брак с женщиной, имеющей могущественных родных, чтобы рожденные ею дети унаследовали богатство и королевство. В «Саге о Кириалаксе» (Kirialax saga) отец тоже советует герою вступить в брак с Флоренсией, так как она дочь греческого императора, который уже стар и скоро уступит свое царство зятю. Побратим героя в «Саге о Стурлауге Трудолюбивом» объявляет отцу своей невесты о желании стать его зятем для того, чтобы увеличить свою славу и богатство. О браке по расчету идет речь и в «Саге о Сигурде Молчаливом»: старший брат героя Хальвдан ищет руки Седентианы, желая поправить свое пошатнувшееся благосостояние. По его словам, он хочет найти жену и утвердить себя с помощью богатства и власти над страной (II, 121). О его намерениях вполне открыто сообщает Седентиане сопровождающий его брат Вильяльм, убеждающий ее согласиться на этот брак, ибо ее власть, отданная Хальвдану, поможет ему добиться преимущества над большинством королей в северных странах (II, 125).

Едва ли может вызвать удивление, что, подобно Седентиане, героини саг ничуть не чувствуют себя польщенными подобными предложениями матримониальных сделок, так как считают себя превосходящими всякого жениха по древности рода, власти, богатству и, наконец, по уму и образованности. Брак означает для них и утрату власти, и унизительную зависимость от мужа. Самоочевидно, что интересы героя, желающего повысить свой социальный статус и благосостояние, и его невесты, стремящейся сохранить всю полноту власти над страной, трудно примирить.

Тот же конфликт, несомненно отражающий реально существовавшую дилемму, служит темой многих континентальных романов, но трактуется в них иначе. Во французских романах нередко изображается, как женщина-правительница, отвергающая брак, оказывается легкой добычей какого-нибудь искателя приключений, желающего присвоить ее состояние, и подвергает опасности себя и свою страну. Обычно в этой ситуации на сцене появляется герой, которому представляется возможность спасти и честь дамы, и ее владения. Так, в романе Кретьена де Труа «Ивейн» герой приходит на помощь даме Наризон, неспособной отразить нападение герцога Алиеса; в том же романе приближенные советуют Лодине вступить в новый брак, ибо она и ее подданные нуждаются в защите. В другом романе Кретьена «Персеваль» герой спасает Бланшефлёр, когда Кламадий, которому она отказала, осаждает Бельрепейр.

(Mögus saga jarls) в пряди о Гейрарде, где рассказывается об Элинборг, унаследовавшей после смерти отца (короля Франции) власть над всей страной. После того как она отказывает всем сватавшимся к ней, правитель из Африки по имени Приам нападает на ее страну и угрожает захватить столицу Реймс. Он предлагает Элинборг или вступить с ним в брак и обратиться в веру Тора и Одина, или попытаться собрать войско, на что он дает ей один месяц, после чего угрожает захватить ее королевство, а ее саму отдать своим слугам.

Так не только романы, но и исландские саги свидетельствуют о том, что «особую привлекательность женщине в глазах мужчины часто сообщало социальное положение ее отца или богатство, унаследованное ею от первого брака»[52]. Возможно, именно поэтому исландские девы-правительницы изображаются как наиболее желанные невесты — брак с ними был, несомненно, выгоден, потому что, будучи единственными наследницами родового имущества, они целиком передавали его в руки мужа[53]. Однако только в исландских сагах героиня стоит перед осознанным выбором: вступить в брак или сохранить власть. И только в исландских сагах героиня решает его в пользу власти и сохранения родового имущества.

Неизвестно, повлияла ли на скандинавскую традицию античная культура, в частности греческие амазонки. Неизвестно также, какая реальность стоит за образами дев-воительниц (судя по археологическим данным, оружие в женских погребениях до сих пор не найдено). В пока остающемся единственным исследовании исландских рыцарских саг о девах-воительнищах, сделанном Марианн Калинке, предполагается влияние на этот жанр арабских сказок[54]. В качестве параллели исландским девам-правительницам М. Калинке приводит образ принцессы эд-Датмы, весьма сурово обращающейся со своим женихом принцем Бахрамом («Тысяча и одна ночь», ночи 597–598)[55]. Подобно германским «щитовым девам», она побеждает в бою многих отважных принцев, отбирая у них коней, оружие и броню и накладывая на их лоб клеймо: «этот человек получил свободу от эд-Датмы». Встретившись на поединке с принцем Бахрамом и поняв, что ее ждет поражение, она прибегает к хитрости — поднимает забрало — и одерживает победу над ослепленным ее красотой принцем. Побежденный принц, как и те женихи, о которых идет речь в исландских сагах, мстит за свое поражение. Он является к принцессе и ее служанкам в обличье старца и предлагает драгоценности и наряды той, которая согласится выйти за него замуж. Не желая, чтобы служанкам досталось что-либо, чего нет у нее, эд-Датма переодевается рабыней, приходит к мнимому торговцу и спрашивает его, согласен ли он взять ее в жены. В ответ он предлагает ничего не подозревающей девушке самые ценные сокровища, а затем овладевает ею.

Даже краткий пересказ арабской сказки дает возможность заметить ее отличия от исландских саг с похожим сюжетом: тот способ, которым невеста одерживает победу над женихом, мотив переодевания невесты, характер мести жениха. Черты сходства этого рассказа и исландских саг не настолько велики, чтобы исключить возможность полигенезиса, тем более что сюжет о строптивой невесте встречается не только в восточном, но и в германском фольклоре.

В собрание сказок, созданное братьями Гримм, включен рассказ («Король Дроздобород») о королевской дочери, которая крайне высокомерна, хотя и необычайно хороша собой, никого не считает достойным своей руки и не только отказывает всем женихам, но наделяет их насмешливыми прозвищами и осыпает злыми словечками. Эту строптивую невесту укрощает осмеянный ею жених, являющийся к ней в обличье нищего музыканта и заставляющий ее саму тоже испытать унижения и оскорбления. Сходный сюжет об «укрощении строптивой» используется также в норвежской сказке о Хаконе Бородаче (Hákon Borkenskjegg), включенной в собрание Асбьёрнсена и My (как и в исландских сагах о девах-правительницах, здесь тоже появляется мотив женской алчности: герой одерживает победу с помощью золотого веретена).

рыцарских сагах. Знаменательно, что рассказы о девах-воительницах чаще всего встречаются в сагах, где большую роль играет вымысел, сказочная фантастика, а потому, прежде чем соглашаться с предложенными гипотезами влияния, следует попытаться выяснить возможные источники внутри самой древнегерманской традиции.

Одно из ранних упоминаний о деве-воительнице мы находим в «Беовульфе» (1931b–1962), где речь идет о Трюд, «на чье лицо/ заглядеться не осмеливался / ни единый / из лучших воителей, / кроме конунга, / ибо каждый знал: / страшной каре / повинный подвергнется, / смертным узам, / и меч, не мешкая, / огласит над злосчастным / приговор Судьбы — /и без жалости / смертоносное лезвие / сокрушало жизнь»[56] (пер. В. Тихомирова). Трюд смирилась после того, как ее укротил Оффа, полюбивший и взявший ее в жены. Рядом с именем Трюд в рукописи стоит слово mod — «гордость», возможно, ее звали Модтрюд, т. е. Трюд Гордая, Надменная. Синонимичными прозвищами наделяются также и другие девы-воительницы. Считается, что предание об Оффе и Трюд возникло еще до захвата Британии англами и саксами (V в.). Не исключено, следовательно, что Трюд (или Модтрюд) — одна из первых германских дев-воительниц, известных нам по имени.

Образы дев-воительниц встречаются и в мифологии Скандинавии. Напомним историю богини Скади, о которой рассказывает Снорри в «Младшей Эдде». Когда умирает ее отец Тьяци, Скади берет шлем, кольчугу, оружие и отправляется в Асгард мстить за своего отца. Ее брак с Ньёрдом не удается, так как он настаивает на том, чтобы жить у моря, а Скади не желает покидать владения своего отца в горах (Трюмхейм). Хотя Снорри не называет Скади «девой-правительницей» (meykongr), она, скорее всего, именно ею и является и в качестве владелицы наследной вотчины отца, и в качестве исполнительницы долга родовой мести.

Несмотря на неудачный брак, у Скади и Ньёрда рождается сын Фрейр. О его любви к Герд рассказывается в одной из песней «Старшей Эдды» — «Поездка Скирнира». Полюбившуюся Фрейру девушку не зря назвали «типичной гордой и своевольной дочерью исландского хёвдинга, не желающей подчиняться жениху»[57]. Она напоминает исландских дев-воительниц и своей красотой (Фрейр говорит о ней: «Близ дома Гюмира / мне довелось / желанную видеть; / от рук ее свет / исходил, озаряя / свод неба и воды», 6, пер. А. Корсуна), и своим поведением по отношению к жениху. Она категорически отвергает все предлагаемые ей сокровища: кольцо Драупнир и молодильные яблоки («Одиннадцать яблок / в обмен на любовь / никогда не возьму я,/Фрейр никогда / назваться не сможет/мужем моим», 20, пер. А. Корсуна[58]), а когда посланец Фрейра Скирнир грозит отрубить ей мечом голову, отвечает, что не стерпит угроз и все равно не ответит согласием (24). Покориться ее вынуждает лишь заклятие, налагаемое Скирниром.

Предполагается, что «Поездка Скирнира» — культовая языческая песнь, исполняемая во время весеннего праздника соединения земли и солнца, а включенное в нее заклятие основано на заклинаниях, бытовавших в устной традиции в языческие времена. Вполне возможно, что изолированные женские образы: Герд, Скади, Трюд, встречающиеся в германском эпосе и основанных на нем памятниках, преемственно связаны с образами исландских дев-воительниц, происхождение которых следует искать в германской и особенно в скандинавской мифологии, как она отражена в «Старшей» и «Младшей Эдде» и в «Беовульфе».

Сигрун (в песнях о Хельги Убийце Хундинга) и Брюнхильд (в песнях цикла о Сигурде Фафниробойце). В сагах о древних временах, например в «Саге о Вёлсунгах», основанной на том же материале, Брюнхильд именуется уже не валькирией, а «щитовой девой». Говоря о «Саге о Тидреке», Брюнхильд называли «первой скандинавской девой-правительницей (meykongr) […] северной германской героиней, которая должна была отдаться Сигурду, прежде чем смогла разделить ложе с Гуннаром»[59]. В «Песни о Нибелунгах» (ок. 1200 г.) Брюнхильд, напоминающая, а вернее, предвосхищающая скандинавских дев-воительниц, симптоматично называется правительницей (kuneginne) Исландии. Она обладает необыкновенной мощью, несравненной красотой (diu was unmázen scœné) и огромной гордостью (übermuot, с. 326); всех женихов она заставляет помериться с ней силой и грозит смертью любому, кто проиграет в этих состязаниях (327.4). Нигде, кроме «Песни о Нибелунгах», образ девы-воительницы в средневековой немецкой литературе не встречается, если не считать отдаленной параллели в более позднем романе «Танрис и Флордибель» (сер. XIII в.), в котором героиня заставляет короля Артура обещать ей казнить всякого, кто захочет завоевать ее любовь, но потом прилагает немалые усилия, чтобы обойти это обещание.

В сагах об исландцах мы не находим этого образа героинь, но можно условно сказать, что к нему восходит Гудрун из «Саги о людях из Лососьей долины» или Халльгерд в «Саге о Ньяле». В королевских сагах, а именно в «Саге об Олаве, сыне Трюггви» (гл. 43), включенной в «Круг Земной», рассказывается история о Сигрид, матери конунга Олава Шведского и владелице больших поместий в Швеции. Сигрид приглашает на пир конунга Вестфольда Харальда Гренландца, с которым когда-то воспитывалась, и оказывает ему дружеский прием. Конунга усердно угощают, а когда он ложится спать, Сигрид приходит к нему, наполняет его кубок и настойчиво склоняет его к тому, чтобы он выпил. Наутро пир возобновляется, Сигрид опять вступает с конунгом в беседу и говорит, «что не считает свои владения и свою власть в Швеции меньшими, чем его власть и владения в Норвегии. От этих речей конунг стал невесел и молчалив. Он собрался уезжать и был очень расстроен» (пер. М. И. Стеблин-Каменского)[60]. Спустя год Харальд вновь приезжает в Швецию, встречается с Сигрид и спрашивает, пойдет ли она за него замуж. Сигрид отвечает ему отказом, тогда он является к ней в усадьбу, причем одновременно с другим конунгом по имени Виссавальд (Всеволод) из Гардарики (Русь), который тоже сватается к ней. Сигрид поит их хмельным напитком, а когда видит что они и их дружинники мертвецки пьяны, приказывает расправиться с ними огнем и мечом. После того как все либо сгорели, либо были убиты, Сигрид замечает, что «так она хочет отучить мелких конунгов от того, чтобы приезжать из других стран свататься к ней. С тех пор ее стали звать Сигрид Гордая (in stórráda)» (пер. М. И. Стеблин-Каменского).

Мотив пира, героиня, укладывающая жениха в постель и допьяна поящая его, унижение жениха, категорический отказ «невесты» от брака, наконец, расправа с обоими женихами, после которой героиня приобретает свое характерное прозвище, — все это традиционно вплетается в сюжетную ткань саг о девах-воительницах. Рассказ Снорри (1178/79–1241) о Сигрид, во многом напоминающий истории о девах-воительницах, очевидно, предшествует их распространению в Исландии. О Сигрид говорится и в других скандинавских источниках: в древнейшей версии «Саги об Олаве Святом» (конец XII в.), а также в «Легендарной саге об Олаве Святом» (начало XIII в.), т. е. тоже до возникновения интересующей нас жанровой разновидности саг.

Едва ли не первое сохранившееся в скандинавской традиции упоминание о деве-правительнице мы находим у Саксона Грамматика в «Деяниях данов» (после 1200, но до 1219 г.), который описывает, в частности, их характер: «Некогда в Дании были женщины, которые одевались так, чтобы выглядеть как мужчины, и каждую минуту посвящали упражнениям в воинских занятиях, они не хотели утратить силы своих доблестных мышц и предаться изнеживающей роскоши. Ненавидя изысканный образ жизни, они закаляли тело и ум трудом и выносливостью, а женский дух приучали к присущей мужам безжалостности. Они столь рьяно заботились о воинской доблести, что можно было думать, что они утратили все свойственное женскому полу. Особенно стремились к такому образу жизни те, кто обладал сильным характером или высоким и крепким телом. И забыв о том, кто они такие, предпочитали жесткость нежности, желали распрей, а не поцелуев, изведали вкус не губ, но крови, искали не объятий, но битв, вложили оружие в те руки, что должны были прясть, жаждали не постели, но убийства, и тех, кого они могли бы победить своей красотой, они пронзали копьями»[61].

Это описание дается в «Деяниях данов» в связи с рассказом об Альфхильд, которая надевает мужской наряд и начинает вести воинственный образ жизни, чтобы избежать ненавистного ей брака. Подобно другим девам-правительницам, Альфхильд все-таки выходит замуж. Ее дочь Гюрид оказывается последним отпрыском королевского рода («все войны и тяжелые события так истощили датскую королевскую семью, что наконец мужи осознали, что она сократилась до одной женщины, Гюрид, дочери Альва и внучки Сигара»[62]). Когда Гюрид понимает, что «весь королевский род состоит только из нее одной и нет ни одного мужчины равного ей, с которым она могла бы вступить в брак, она по своему желанию дает обет безбрачия, считая предпочтительным обойтись без мужа, чем выбрать кого-то из сброда»[63]. Как и ее мать Альфхильд, Гюрид оказывается способной стойко сражаться, когда, надев мужскую одежду, выходит на бой вместе со своим сыном.

чтобы защитить себя. Она становится «искусной женщиной-воином, у которой дух мужа живет в теле девы; с развевающимися по плечам кудрями она идет в бой впереди самых отважных воинов». Ее воинской доблести отдает должное Регнер (Рагнар Кожаные Штаны), для которого она в одиночку побеждает всех его противников. Посватавшись к ней, Регнер сталкивается с ее непреодолимым отвращением к браку и получает отказ за отказом, пока в конце концов не добивается ее руки. Рождение сына Фридлейва, который становится ярлом Норвегии и Оркнейских островов, не спасает их от развода. Своего следующего мужа Ладгерда убивает во сне, так как «предпочитает одна править своей страной, чем делить власть с мужем»[64].

Такой же жестокой и высокомерной оказывается другая героиня Саксона Грамматика, королева скоттов Герминтруда. Она не желает вступать в брак, и ни одному ее жениху (до Амлета) не удается избежать смерти (книга IV). Тем не менее ее образ не вполне соответствует тому, который складывается в исландских рыцарских сагах, ибо, встретив Амлета, она сама обращается к нему, предлагая себя в жены. Герминтруда говорит ему, что могла бы называться королем (rex), если бы не была женщиной, и добавляет, что тот, с кем она решит взойти на ложе, станет королем, ибо царский скипетр лежит в ее руке. Заметим, что уже здесь намечено различие между королем и королевой, возможно до некоторой степени мотивирующее нежелание исландских дев-правительниц нарушать обет безбрачия.

Еще менее напоминает образ исландской «щитовой девы» героиня Эдинбург из средневекового французского лэ под названием «Доун» (Doon/Doun), которое становится известным в Скандинавии благодаря собранию «Стренглейкар». Богатство героини делает ее столь заносчивой, что она отвергает всех женихов. Подобно Брюнхильд в германской традиции, она готова вступить в брак с тем, кто окажется ей равным по силе и сноровке. Однако для выдержавшего испытании она стелет постель, в которой тот осужден погибнуть от удушья. Доун решает отомстить за свое унижение и покидает Эдинбург после трёх дней, проведенных с нею. У Эдинбург рождается сын, который, став взрослым, встречается с отцом и вступает с ним в поединок. Почти побежденный, Доун узнает, что был ранен собственным сыном, и открывает ему, что покинул его мать из-за ее высокомерия и неуживчивого нрава, после чего они оба возвращаются к ней.

Образ героя, мстящего деве-воительнице тем, что покидает ее, встречается и в сагах о древних временах. В «Пряди о Хельги», составляющей часть «Саги о Хрольве Жердинке», этот мотив включен уже не в рыцарский (как в «Песни о Доуне» или в тех сагах, о которых уже шла речь), но в мифо-героический контекст. В отличие от рыцарских саг, для которых характерно вполне счастливое завершение (героиня, исчерпав всю свою силу и уловки, дает наконец согласие на брак), в сагах о древних временах и других героико-мифологических источниках та же ситуация получает трагическую развязку. В «Пряди о Хельги» герой отвергает Алов, когда она соглашается принять его в качестве мужа. Его отказ становится причиной трагического инцеста с собственной дочерью Ирсой, о чем ему впоследствии сообщает ее мать Алов. История этого инцеста известна по нескольким источникам: «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусона (где рассказывается, как конунг Хельги похитил жену конунга Адильса Ирсу, но через три года, уже заимев от нее сына Хрольва Жердинку, узнал от ее матери Алов, что женат на собственной дочери), «Деяниях данов» Саксона Грамматика (где речь идет о мести Торы, ставшей жертвой насилия викинга Хельги, которая посылает свою дочь Ирсу соблазнить собственного отца) и латинскому изложению 1596 г. Арнгримом Йоунссоном не дошедшей до нас полностью «Саги о Скьёльдунгах» (XII в.).

Пересказ Арнгрима ближе всего к версии «Саги о Хрольве Жердинке», так как в нем появляется образ королевы Олавы, правящей вместе со своим мужем страной саксов, которая сначала поит вином домогающегося ее викинга Хельги, а затем, когда тот засыпает, заставляет своих людей обрить его, вымазать в дегте и отнести на корабль. Через год Хельги мстит ей за свое унижение. Он похищает ее, уводит в лес и не отпускает ее трое суток. У Олавы рождается от него дочь Ирса, которой впоследствии суждено стать женой собственного отца.

Во-первых, ее героиня уже не королева, которую в отсутствие мужа пытается соблазнить похотливый викинг, но дева-воительница, не желающая слышать о браке, будучи, однако, лучшей невестой во всех северных странах. Во-вторых, герой отнюдь не хочет нанести урон ее чести, а напротив, прибывает в страну саксов, чтобы предложить ей вступить с ним в брак. Поведение героини тоже характерно для исландских саг этого жанра: она сначала отвергает его, затем как будто бы соглашается провести с ним ночь, поит его допьяна, укалывает сонным шипом, обривает его, мажет дегтем и приказывает засунуть в мешок и отнести на корабль.

Дальнейшее поведение героя полностью соответствует жанру саг о девах-воительницах. Он возвращается отомстить за себя, а для этого переодевается, приносит с собой сокровище и, пользуясь алчностью героини, заманивает ее в лес, после чего она признает себя побежденной и соглашается вступить с ним в брак. Все перечисленные мотивы характерны для исландских рыцарских саг. Далее, однако, повествование переносится из мира рыцарского романа в мир героического эпоса, где трагическая развязка предрешена. Помня о своем прошлом унижении, Хельги отвергает невесту. Месть Алов, обрекающей собственную дочь стать жертвой инцеста, так же ужасна, как месть другой героини германского эпоса — Брюнхильд.

для рыцарских саг образов и мотивов из героического эпоса, опосредованного сагами о древних временах. Последнее подтверждается, во-первых, тем, что несохранившаяся «Сага о Скьёльдунгах», к которой восходит и прядь о Хельги из «Саги о Хрольве», предшествует распространению исландских рыцарских саг, и, во-вторых, примером других саг о древних временах. Напомним, например, о «Саге о Хрольве, сыне Гаутрека», о которой уже шла речь в связи с образом Торбьёрг, соединяющей черты германской «щитовой девы» и девы-правительницы, а также о «Саге о Хервёр и конунге Хейдреке» (Hervarar saga ok Heiðкeks konungs, гл. 4, 5), где рассказывается о деве-воительнице по имени Хервёр, единственной дочери Ангантюра, который погибает до ее рождения.

Хервёр описывается в саге как типично германская «щитовая дева»: с самого раннего возраста она лучше владеет луком со стрелами, копьем и мечом, чем иголкой с ниткой. Не зная о том, кто ее отец, она воспитывается у своего деда, ярла Бьяртмара из Альдейгьюборга (Старая Ладога). Став взрослой, Хервёр (в полном вооружении и в мужской одежде) сначала убивает и грабит людей, а потом, узнав о судьбе своего отца, присваивает себе мужское имя (Хервард), присоединяется к отряду викингов и становится его вожаком. Отправляясь на поиски могилы отца, она говорит матери: «Снаряди меня так, как снарядила бы сына»[65]. Прибыв на остров Самсей, где похоронен ее отец Ангантюр, она на закате отправляется к его кургану, преодолевает огненную преграду и вступает с ним в диалог, переложенный в поэме «Пробуждение Ангантюра». Она требует от отца принадлежавший ему при жизни меч Тюрфинг и, несмотря на его гнев, грозные пророчества и предупреждение о том, что «ни одна женщина в мире не смеет взять его в руки», добивается своего. Получив меч, Хервёр возвращается в мир живых и продолжает некоторое время вести образ жизни, подобающий мужчине-воину, однако затем выходит замуж, у нее рождаются двое сыновей, один из которых (Хейдрек) и есть главный герой саги.

Поведению героини можно дать самые различные объяснения, в том числе психоаналитические. Несомненно, что главным мотивом ее действий является стремление завладеть мечом, составляющим достояние ее рода и передаваемым по наследству по мужской линии (Ангантюр унаследовал его от своего отца Арнгрима). Так как Хервёр оказывается единственным отпрыском героического отцовского рода, ей приходится взять на себя функции сына[66]. Когда Ангантюр вручает ей меч, он наделяет ее всеми достоинствами, «силой и отвагой» (afl ok eljun), свойственными сыновьям Арнгрима. Пока у нее не рождается свой сын, потомок героического рода ее отца, которому она может передать меч, она продолжает быть «потомком Арнгрима» сама.

давлением обстоятельств, брать на себя функции мужчин: они исполняли долг мести, вступали в права наследства, платили wergild. Их отвращение к браку, очевидно, объясняется желанием сохранить неограниченную власть над своей страной, унаследованную от отцов и представляющую достояние рода.