И. Г. Матюшина. О жанровой эволюции рыцарской саги (часть 4)

***

Итак, жанр рыцарской саги, появившийся в Скандинавии под влиянием континентальных романов, на всех этапах эволюции испытывает воздействие исконной литературной традиции. Нельзя не заметить, что по мере развития жанра рыцарские саги все дальше отходят от послуживших толчком к их появлению континентальных романов. Переводные норвежские саги испытывают воздействие куртуазной литературы в несравненно большей степени, чем исландские саги, рожденные в стране, где ни придворной среды, ни самого двора никогда не существовало.

Для того чтобы попытаться определить степень этого влияния на исландские рыцарские саги, кратко суммируем их нарративную структуру. Давно замечено, что в основе почти всех исландских рыцарских саг лежит четырехчастная структура: юность героя — мотивация поиска и отъезд героя — цикл приключений и конфликт — возвращение героя и свадьба. Согласно наиболее распространенной схеме, протагонист знатного рода, побуждаемый своими советниками или друзьями к вступлению в брак, отправляет посла за невестой (реже герой едет сам, но переодевшись и скрыв свое имя). В первый раз сватовство обычно оказывается неудачным (препятствием к достижению цели может быть нежелание отца, самой невесты или существование соперника; эти препятствия преодолеваются силой оружия, убеждения, приворотными средствами и т. д.), тогда требуется второе и третье посольство (при этом король или его посол является в обличье нищего, купца, изгнанника, паломника и т. д. и оставляет в засаде вооруженный отряд, который впоследствии помогает ему в достижении цели). Прибыв к чужеземному двору, жених или его посол тайно встречается с невестой, после чего следует или насильственное похищение невесты, или ее тайное бегство с возлюбленным, или их свадебное путешествие. Возможно также двойное бракосочетание: героя — с невестой, посла — с подругой или доверенным лицом героини.

Нельзя не заметить, что описанная выше структура в общих чертах совпадает с той универсальной морфологической схемой историй о поисках невесты, которая была распространена в Северной и Западной Европе в конце XII — начале XIII в., когда французские романы проникли в Германию, а германские героические сказания — в Скандинавию. Возможно, имела место традиционная литературная диффузия, которой способствовало устное проникновение в исландскую культуру мотивов и моделей из немецкого эпоса миннезингеров, заимствованных, в свою очередь, из французской литературы. Хотя известно, что в истории европейского романа преобладает заимствование, возможен и компромисс между инокультурной и исконной традициями, попытки примирить недавние заимствования с собственно скандинавскими сказаниями. В результате в Исландии появились сочинения, поразительно традиционные в использовании персонажей и легендарных мотивов и столь же инновационные в развитии популярного сюжета о поисках невесты. Скорее всего, в исландских рыцарских сагах произошла амальгамация исконных мотивов именно с этой повествовательной структурой.

От традиционно скандинавской нарративной структуры унаследована рыцарскими сагами и биография героя, нередко не подающего надежд (kolbítr), и рассказ о его рождении и юности, и повествование о его потомках. Что же касается истории рода (рассказ о сватовстве родителей героя, предшествующем его собственному), то она традиционно присутствует, с одной стороны, и в сагах о древних временах (ср. сватовство в нескольких поколениях в «Саге о Вёлсунгах», «Саге о Хрольве, сыне Гаутрека», «Саге о Торстейне, сыне викинга»), а с другой — в континентальных романах (ср. «Тристан и Изольда», «Клижес» Кретьена, «Парцифаль» Вольфрама, «Кудруна»).

К числу исконных мотивов, характерных для исландских рыцарских саг, относятся также: мотив кровной мести или похода, предпринятого ради отмщения, неразумный (имеющий фатальные последствия) обет на пиру, волшебная буря на море, описание морских походов, нередко по всей Северной Европе (Скандинавия, Русь, Ирландия, Британия), изображение битвы (иногда как простой заполнитель), перебранка, убийство великана (или великанши), сидение на кургане, перемена обличья, добывание особенного (или волшебного) оружия. Некоторые из этих мотивов, например морское плавание, буря, битва и т. д., используются и в континентальных романах.

Встречается в исконных сагах и образ героя, не прилагающего должных усилий, чтобы добиться любимой им женщины, и образ соперника — антагониста героя. Мотив любовного треугольника появляется не только в «Тристане», но и во многих рыцарских сагах и в сагах об исландцах: если Тристану суждено обмануть ожидания своего дяди, то в «Саге о Тидреке» сходным образом ведет себя Хербурт, уводя от Тидрека Хильдр. Напомним, что в основе саг о скальдах («Саге о Кормаке», «Саге о Гуннлауге», «Саге о Халльфреде», «Саге о Бьёрне, Герое из Хитдаля») тоже лежит соперничество героев из-за женщины. Одно из отражений этого мотива можно увидеть в предопределенном судьбой соперничестве между Хельги и его сводным братом Хедином из-за Свавы.

Иногда соперником героя становится его близкий друг, родственник или посланец, в некоторых случаях принимающий на себя роль жениха (подобно Тристану, который внушает невесте чувство к самому себе, поступает и Хербурт в «Саге о Тидреке»). Встречается роль нечестного посла и в германском эпосе (Сигурд, посланный Гуннаром, берет на себя роль жениха), и в сагах об исландцах (Торд в «Саге о Бьёрне, Герое из Хитдаля»). Напряженность в эпической песни (или в восходящей к ней саге о древних временах) может создаваться сомнением в том, верен посол или нет (Сигурд и Брюнхильд).

Самая тема поисков невесты отнюдь не нова в исландской литературе, как о том свидетельствуют и эддическая «Поездка Скирнира», и пересказ Снорри Стурлусоном того же сюжета о Скирнире, отправляющемся за невестой для Фрейра.

с теми, что получают распространение в рыцарских сагах, встречаются и в исконной мифологической и литературной традиции: это и дева-воительница, подобная Брюнхильд, и герой, как Гуннлауг или Кормак, не прилагающий усилий, чтобы добиться своей невесты, и похожий на Скирнира и на Локи герой-трикстер, хитростью завоевывающий свою отвергающую брак невесту.

Напротив, в отличие от позднесредневековой континентальной литературы, в исландских рыцарских сагах сюжеты артуровских романов не получили продолжения, хотя, судя по частотности «артуровских» мотивов, встречающихся в собственно исландских сагах, и по числу переведенных текстов о короле Артуре (помимо норвежской «Саги о Тристраме и Исёнд» и исландской «Саги о Тристраме и Исодд», ср. также «Сагу об Ивене», «Сагу об Эреке» и т. д.), можно понять, что они были превосходно освоены и во всех подробностях известны в Исландии. Из переводных саг артуровского цикла могли заимствоваться мотивы, имена, характеры, топика (например, эпизод с благодарным львом из «Саги об Ивене» воспроизводится изолированно или в сочетании с мотивом драконоборчества в нескольких исландских рыцарских сагах, в частности в «Саге об Экторе», «Саге о Конраде, королевском сыне», «Саге о Вильяме Кошеле», «Саге о Сигурде Молчаливом»)[67], однако сюжет самого популярного в средневековой литературе романа о Тристане и Изольде остается невостребованным в исландских рыцарских сагах. Ситуации, заставляющие вспомнить о любовном треугольнике в романе о Тристане и Изольде, в исландской литературе изображаются иначе: любящие всегда остаются верными своему долгу; мотив супружеской измены нигде не встречается. В отличие от континентальных романов, в рыцарских сагах, герои которых ради дружбы и родства отрекаются от любящих и любимых ими женщин, узы побратимства, не говоря уже о братстве по крови, оказываются несравненно сильнее, чем узы любви.

Саги, сюжет которых мотивируется родственными узами, очевидно, восходят к фольклорной традиции, так же как и саги о пассивных героях и саги о девах-воительницах. Из трех упомянутых групп исландских рыцарских саг рассказы о девах-правительницах наиболее близки к исконной древнескандинавской мифологической и литературной традиции. Следует заметить, что образы дев-воительниц, вероятно восходящие к фольклорному архетипу и встречающиеся не только в германской, но и в романской, кельтской, славянской традициях, несколько отличаются от героинь исландских рыцарских саг, где, как можно предположить, тот же фольклорный архетип получает особенное развитие. Исландские девы-воительницы гонят не только тех, кто к ним сватается, но и самую мысль о браке, а потому подвергают всех без исключения женихов разнообразным оскорблениям и истязаниям. Скорее всего, образы героинь в рыцарских сагах о девах-воительницах восходят к той же древнегерманской традиции, что и «щитовые девы» из саг о древних временах, валькирии, подобные Сваве и Сигрун, в песнях «Старшей Эдды» и скандинавские королевы, описанные Саксоном Грамматиком.

степени, чем число основанных на их сюжетах рифмованных эпических поэм — Рим[69] . С возникновением рим прозаические сюжеты рыцарских романов вновь получили стихотворное воплощение, столь существенное для трансформации безличной саговой традиции в авторскую поэзию рим.

Создание жанра рифмованных эпических поэм и его необычайная распространенность, вероятно, обусловлены несколькими факторами. Прежде всего, их генезис связан с возникновением потребности в создании поэтического жанра, который соответствовал бы повествовательной организации саг, рассказывавших связные истории, а не представлявших последовательность отдельных кратких зарисовок. Поэтическая реформа была не в последнюю очередь продиктована и тем, что, как уже говорилось, в Скандинавии в XIII в. стали переводиться стихотворные французские романы, обреченные быть прозаическими до тех пор, пока в скандинавской литературе отсутствовали способы изложения сюжетов пространных нарративных произведений в поэтической форме. Поиски адекватного аналога английским метрическим романам, немецким рифмованным поэмам, французским chansons de geste привели к рождению knittelvers в Швеции и рим в Исландии. С возникновением рим не только был создан жанр развлекательной литературы, но и была продолжена традиция повествовательной поэзии. О том, что римы с успехом исполняли все возложенные на них функции, свидетельствует тот неослабевающий интерес, который они вызывали на протяжении пяти веков.

тому, что римы успешно ассимилировали новые европейские сюжеты. Благодаря римам, процветавшим в Исландии и в XX в. (последний из опубликованных текстов написан в 1965 г.), сюжеты рыцарских романов остались популярными в Исландии до наших дней. Так рецепция жанра рыцарского романа, его трансформация и включение в иную систему поэтики способствовали тому, что из всех европейских стран Скандинавия оказалась наиболее благоприятной для сохранения сюжетов рыцарских романов, где им была суждена долгая жизнь.