С. Пискунова.
«Жизнь Ласарильо с Тормеса»
Жизнь Ласарильо с Тормеса» (La vida de Lazarillo de Tormes») (Анонимная повесть, публ. 1554 одновременно четырьмя отличающимися друг от друга изданиями в Бургосе, Алькала-де-Энарес и Антверпене. Пер. К. Н. Державина)
Эта анонимная повесть стала прообразом плутовского романа, как в XIX в. был переименован жанр, распространенный в испанской литературе конца XVI — первой половины XVII в. и известный под названием «пикарески» (от исп. picaro — плут, прихлебатель, пройдоха). Успех повести подтверждается ее многочисленными переизданиями, продолжениями (первое — 1555) и подражаниями ей. Анонимный автор повести был, по всей видимости, выходцем из церковных кругов, о чем свидетельствует его свободное обращение с библейскими образами и мотивами, которые не раз обыгрываются и пародируются в повести.
Ласарильо с Тормеса (Lazarillo de Tormes) — главный герой плутовской повести, названной его именем. Сам тип авторского повествования здесь предсказывает его устойчивый характер в жанре пикарески, где всегда рассказчик говорит о себе, выступает и как действующее лицо, а повесть о его жизни стилизуется то под послание, то под дневник, то под мемуары или путевые заметки. Нередко повествование принимает пародийный характер относительно традиционных жанров исповеди, ораторской речи или церковной проповеди, в результате чего рождается исповедь «наизнанку», нацеленная не на покаяние, а на самооправдание, не на раскрытие «человека внутреннего», а на демонстрацию «человека внешнего» во всей неприглядности прожитой им жизни.
Уже само происхождение героя, на котором в пикареске делается особый акцент, сразу ставит его в положение парии. Наглядный пример тому — рано лишившийся отца, Л., сын мельника-вора и женщины, ставшей после гибели мужа прачкой и сожительницей негра-коновала. Рождение Л. на мельнице, стоящей на реке Тормес, название которой стало его прозванием, иронически перекликается с мифом о рождении эпического героя «из вод» (ср. «Сказку о царе Салтане»), отразившемся в сюжете «Амадиса Гальско-го» — «Юноши моря».
Наибольшее сходство с пикаро-плутом Л. обретает лишь в конце своего жизненного пути (соответственно — в роли автора письма к «Вашей милости»), когда он ведет внешне благополучное существование, купленное ценой полного бесчестия (в чем сам он ничуть не отдает себе отчета), поскольку его занятие — городской глашатай, вкупе с обязанностью выступать помощником палача — было самым презираемым в Испании, а его семейное «счастье» зиждется на покровительстве священника, женившего Л. на своей наложнице (объяснить эту щекотливую ситуацию и пытается герой-повествователь в письме к «Вашей милости»). Таким образом, Л. здесь — особое социально-асоциальное существо, человек, прибившийся к «добрым людям» и тем не менее оставшийся изгоем.
Простодушие, искренность, самооправдательная исповедальность послания Л. «Вашей милости» неизменно окрашены авторским ироническим отношением к герою и к его рассказу. Вместе с тем Л. как действующее лицо повести, как мальчик-поводырь слепца и слуга других господ, как Ласарильо (исп. суффикс «ильо» имеет уменьшительно-ласкательное значение) значительно привлекательнее. В своих поступках он движим чувством голода, инстинктом самосохранения. Мотив «голода», от которого ищет спасения мальчик (Ласаро — исп. вариант Лазаря, персонажа Нового Завета, умирающего от голода у дверей богача, — Лк, VII), объединяет первые три главки «рассказа» из семи, составляющих повесть.
занятием, даже профессией), но еще не выродившимся в утрату собственного достоинства, остроумный и наблюдательный, простодушный и сметливый, Л. — сама Природа, судящая людей и современные церковные установления (антиклерикальная сатира занимает в повести существенное место) с позиций естественных потребностей, здравого смысла и христианства в его исконной, не замутненной столетиями церковных толкований форме, о возрождении которой пеклись Эразм Роттердамский и его последователи.
Как сама Природа, Л. в каждом из эпизодов-главок повести умирает и возрождается, подобно еще одному евангельскому Лазарю, умершему и воскресшему по слову Божию, а также подобно всякому умирающему и воскресающему герою-божеству. Непосредственным прообразом повести не случайно является сюжетно завязанный на ритуале инициации «Золотой осел» Апулея, из которого анонимный автор «Ласарильо» заимствовал не только многие сюжетные мотивы (например, службы у разных хозяев, голода, побоев, временной смерти и воскрешения), но и форму повествования от первого лица.
С темой воскрешения героя связан еще один характерно карнавальный мотив повести — мотив вина, к которому Л. испытывает особое влечение со времени своей службы поводырем слепца и которое не раз, по словам последнего, «даровало» Л. жизнь. Вокруг мотива вина выстраивается и центральный эпизод первого рассказа — эпизод с кражей вина из кувшина слепца, в донышке которого Л. проделывает дырку, высасывая вино через соломинку, пока хозяин прикрывает горлышко кувшина рукой. Этот эпизод автор «Ласарильо» заимствовал из старинного французского фарса.
Вполне традиционным является и большинство других мотивов и образов повести. Однако в ее контексте все они обретают особую смысловую насыщенность, превращаются в образы-символы и в образы-эмблемы, привлекая поколения читателей своей глубиной и многозначностью. Таковы хозяева Л. — внешне традиционные персонажи-типы средневековой литературы: Слепец-побирушка, Поп, Дворянин. Но каждый из них вырастает до образа-символа: слепой Жизни, к жестоким законам которой — законам выживания сильного или хитрого — приобщается Л. во время службы мальчиком-поводырем (благодаря урокам слепого зрячий Л. «прозревает»), фальшивой Веры, надутой Героики, на которых зиждился общественный уклад имперской Испании.
Правда, в отношения Л. с его третьим хозяином — нищим идальго, служба у которого знаменует финал его физических мучений (слепец не давал ему вина, священник — ни вина, ни хлеба, у идальго самого не было ни того, ни другого, и Л. вынужден был просить милостыню на улице, чтобы накормить и себя и хозяина), вкрадывается некое в целом для пикарески чуждое, сострадательное начало: голодный Л. жалеет своего голодного хозяина.
— булл, дающих купившему отпущение грехов (постановление Рима, вызывавшее наибольшее негодование у истинно верующих), и к другим священнослужителям, каждый из которых так или иначе попирает и христианские заветы, и законы церкви.
Нелицеприятное повествование Л. о развратной жизни и проделках его хозяев, направленных против паствы, не может заслонить того факта, что его благополучие куплено ценой приобщения к их образу жизни. История Л. — своего рода первый в европейской литературе «роман антивоспитания», а ее герой предвосхищает не только персонажей — пикаро, но, может, еще в большей степени — характерный для европейской литературы нового времени тип героя-приспособленца к обстоятельствам и среде обитания.
С. П.