Перевод Ольги Александровны Овчаренко.
http://www.falar.ru/forum/viewtopic.php?t=1053
СА ДЕ МИРАНДА
Историк литературы, желающий рассказать о жизни Са де Миранды, не располагает достаточным количеством достоверных фактов. Однако, если считать, что цель биографического очерка — выявление характерных черт личности и что между человеком и его творчеством существует гармония, то можно обойтись и без документального подтверждения этих фактов. Творчество заменяет биографию, ибо является, в конечном итоге, духовной биографией. Никто другой из наших великих писателей не растворялся так полно в своем творчестве, как Са де Миранда. Причем в своей поэзии он не делал уступок ни развлекательной фривольности, ни приятному для нас пустословию, ни словесному гедонизму, столь свойственному нашей развращенной психологии — в его поэзии все подчинено суровой строгости и художественной выразительности, а также пророческой своевременности содержания. Таким образом, поэзия Са де Миранды может рассматриваться как апостольское пророчество гуманизма.
Са де Миранда родился в Коимбре в 1487 г. Он был сыном Гонсалу Мендеша де Са, каноника кафедрального собора, и Инеш де Мелу, незамужней женщины благородного происхождения. Отец признал его своим сыном и узаконил позднее, и рождение ребенка не создало ему проблем и не бросило тени на престиж его фамилии. Ничего неизвестно об образовании и воспитании Са де Миранды, хотя Теофилу Брага выдвинул гипотезу о том, что поэт прослушал курсы грамматики, риторики и гуманитарных наук в школе при монастыре Святого Креста. Автор анонимной биографии Са де Миранды полагает, что поэт посещал курс права в Коимбрском университете, с чем согласиться невозможно, ибо университет был переведен из Лиссабона в Коимбру лишь в 1537 г. Так что юридическое образование он получил в Лиссабоне, и уже в 1517 г. во «Всеобщем песеннике» перед его именем стоит слово «доктор» — «доктор Франсишку де Са», и нет никаких оснований считать, что это не Са де Миранда, хотя Браанкамп Фрейре с этим и не согласен. Если верить свидетельствам анонимного биографа, то Са де Миранда выбрал курс права «скорее из уважения к королю Жуану, чем по собственной склонности. Подчинившись воле своего отца, он успешно учился, стал высоко образованным человеком, получил докторскую степень и читал различные курсы на этом факультете». Эта подробность сближает его с Франческо Петраркой, также изучавшим право в Монпелье и Болонье, и также по воле своего отца.
Так же, как великий автор «Канцоньере», оказавший на него столь большое влияние, Са де Миранда после смерти отца отказался от карьеры юриста, чтобы полностью посвятить себя литературе (и земле, в чем расходился с Петраркой, который культивировал, в основном связи с сильными мира сего, и эта деятельность, конечно, была более прибыльной, чем сельское хозяйство). Возможно, что, посещая занятия в Алфаме, одном из районов Лиссабона, он заходил и во дворец. К этому времени, вероятно, относится и его знакомство с Бернардином Рибейру, перешедшее затем в дружбу. Так или иначе, к 1510—1515 гг. относятся его первые сочининия, написанные «старым размером» (кантиги, вилансете, вольты, эшпарсы), удовлетворяющие вкусам двора и повторяющие общие места лирики того времени, но, конечно, превосходные по своему эстетическому уровню и отмеченные опосредованным влиянием Петрарки.
Что послужило причиной его путешествия в Италию и 1521—1526 гг.? Думается, что он хотел посетить наиболее культурную и наиболее в художественном отношении интересную страну того времени, где в течение XV столетия литература была восстановлена в своих правах, а в первой четверти XVI в. несравненные мастера пытались перевести на народную речь лучшие примеры мысли и красоты, выраженные в XV в. по-латыни.
«Послании к дону Фернанду де Менезешу» поэт скажет: «Я видел Рим, Венецию и Милан при испанцах и французах».
Действительно ли он общался с Витторией Колонна и представителями поэтического Возрождения того времени, наиболее известными из которых были Саннадзаpo и Бембо? Верно то, что с маркизой де Пескара его связывало отдаленное родство, которым он гордился, но мы осмеливаемся усомниться в их личном знакомстве, ибо не сохранилось никаких документальных свидетельств об этом. В этом отношении мы не идем столь далеко, как Каролина Михаэлис де Вашкунселуш, Теофилу Брага, Соуза Машаду, Рудригеш Лапа и даже Кошта Пимпан, наиболее осторожный из этих знаменитых исследователей. С нас достаточно знать, что из своего путешествия в самую культурную страну Европы он вынес любовь к тем поэтическим, философским и филологическим сочинениям, которые позднее стали придавать очарование литературным вечерам в Миньу.
Известно, что в 1527 г. он уже был в Португалии, но мы ничего не знаем о его возможных контактах с Гарсиласо или Босканом в Италии или на его обратном пути в Португалию через Испанию. Однако мы знаем, что он был в Коимбре во время пребывания там короля, бежавшего от разразившейся в Лиссабоне чумы, хотя и не сохранилось документальных свидетельств о том, был ли он при дворе в 1527—1530 гг., в период, когда искусство придворного обхождения нашло своего великого теоретика, автора наиболее знаменитой из книг, напечатанной в Италии в 1528 г.
Его добровольное изгнание в Миньу по-разному трактовалось литературоведами, начиная с его анонимного биографа, Теофилу и Каролины Михаэлис и кончая Делфином Гимарайншем и Соузой Машаду. Не будем идти за этими авторами с их мало обоснованными догадками. Подобно Кошта Пимпану, мы предпочитаем думать, что так же, как и поездка Са де Миранды в Италию объясняется его тягой к знакомству с наиболее культурной страной того времени, так и его расставание с королевским двором объясняется его личным вкусом и чертами характера, например — любовью к духовной независимости, позволявшей ему реализовать себя как человека и художника, ибо в 1530 г., когда ему было 43 года, он достиг полной духовной зрелости.
Цитата:
Одного лица и одной веры,
Которого можно сломать, но не согнуть.
Может быть кем угодно,
Только не придворным.
португальском дворе невозможно было реализовать тот идеал совершенной и духовной куртуазности, теоретиком которого в своем «Придворном» выступил Кастильоне.
Женившись до мая 1530 г. на доне Бриоланже де Азеведу, женщине превосходных качеств, к которой он всегда относился с любовью и привязанностью, он получил через несколько лет в собственность усадьбу Святой Марии при Двух Церквях, пожалованную ему королем. Но лишь незадолго до 1552 г. он стал жить в своем имении Тападе недалеко от Амареша, приобретение которого заботило его еще со времен женитьбы. Можно обоснованно предположить, что именно в усадьбе Двух Церквей, на берегу Нейвы, поэт создал почти все свои произведения в новом стиле, вывезенном им из Италии. Но около 1552 г. в Тападе он получает настойчивые просьбы принца Жуана прислать ему свои сочинения — и вот он опять во власти муз, переписывает и переделывает, сочиняет и перерабатывает, сокращает и дополняет.
Цитата:
Я задержался и боюсь, что подумают,
Что я многое переделываю и тем самым ухудшаю.
Туда ему приходит письмо Хорхе де Монтемайора, сопровождавшего в
Португалию из Испании невесту его принца. Но колесо фортуны стало поворачиваться в менее благоприятную для него сторону. 18 апреля 1553 г. в битве при Сеуте погибает его старший сын, а 2 января 1554 г. внезапно умирает его принц. На следующий год умирает оставшаяся безутешной после трагической смерти сына дона Бриоланжа. В том же году пропадает без вести инфант дон Луиш, которому поэт посвятил эклогу «Селия». И в 1557 г. умирает король Жуан III, который всегда относился к нему с большим уважением и к которому он обратился с одним из своих наиболее важных поэтических посланий. Удар за ударом. Возможно, что не все, что говорит анонимный биограф о постепенном угасании этого некогда несгибаемого человека после смерти жены, является правдой. Так или иначе, умер он в 1558 г., точная дата смерти не установлена, но, как показывают документы, найденные Соузой Машаду, это случилось после 16го мая.
«Aqui cantava Sá, d'aqui seguro, / Livre do mortal peso, ao ceo voou»); Антониу Феррейру (ó bom poeta, e já tua doce e branda / Voz se calou? J рог aqui não soa»); Педру де Андраде Каминью («A morte desfaz tudo, mas Miranda / Vivo é no ceo, e vivo na terra anda»), если называть лишь наиболее известных.
Таковы наиболее значительные этапы жизни Са де Миранды, и хотя их мало и они не всегда подтверждены документально, но из них восстанавливается удивительная личность человека свободного, независимого, сурового, простого и в высшей степени нравственного. Его действия, всегда опирающиеся на высокие моральные критерии, и воспоминания, сохраненные о нем его современниками, объясняют тот удивительный пиетет, которым был впоследствии окружен этот удивительный писатель. «Дух великий и героический» — вот какими наиболее точными словами определяется его поведение. И если благодаря такой биографии перед нами предстает человек в сиянии стольких высоких моральных и гражданских добродетелей, то творчество Са де Миранды позволяет нам изучать наиболее живые примеры человечности и приобщиться к личности в такой же степени европейской и в то же время в такой степени португальца, что, как свидетельствует его анонимный биограф, он много раз проливал слезы, думая о несчастьях родной земли. Удивительна гармония его жизни и творчества, уникальный пример из истории нашей литературы. Это творчество, однако, важно не только как отражение блестящей личности. Оно занимает значительное место в истории европейской и особенно португальской литературы.
Если мы оставим в стороне мнения Фарии э Соузы, звучащие диссонансом во всеобщем хоре и объясняющиеся тем, что он не сводил глаз со «своего поэта», то есть Камоэнса, то вслед за нашим эпиком Са де Миранда считался в XVI—XVII вв. самым значительным португальским поэтом. Ни один другой поэт после Камоэнса столько не читался и не изучался. Никому, как свидетельствует Каролина де Михаэлис, не слагалось таких дифирамбических, восторженных и гиперболизированных похвал. Тем не менее, современное литературоведение поставило под сомнение поэтический уровень Са де Миранды, ставя его ниже многих из его учеников и горячих почитателей, например Антониу Феррейры и Диогу Бернардеша, если не приводить других фамилий.
форму, читать и перечитывать его с искренней преданностью и глубокой рефлексией, преодолевать препятствия в виде фигур умолчания, делать над собой усилие и обнаруживать стержень поэтического текста, ибо Са де Миранда обращался с поэтическим материалом, согласно искусству, видящему в слове средство мышления и поэзии и возвращающему его к его исконной генетической оригинальности. Лишь немногие из современных исследователей, как нам кажется, говорили об этой ценной стороне его поэтики: Рудригеш Лапа в своем предисловии к изданию 1937 г.; Кошта Пимпан в своем исследовании сонета «О sol é grande» (1938); Жорже де Сена в своих «Размышлениях о Са де Миранде, или Искусстве быть современным в Португалии» (написано в 1958 г., опубликовано в сборнике его статей «Da Poesia Portuguesa» (1959) и Давид Моуран Феррейра в статье «Са де Миранда: новаторство и полемика» (опубликована в 1964 г. в I томе «As Grandes Polémicas Portuguesas» и перепечатана в «Hospital das Letras» в 1966 г.). Непонимание, объектом которого стал Са де Миранда, аналогично тому, которое сложилось в итальянском литературоведении вокруг поэзии Микеланджело. Между тем, эту поэзию необходимо воспринимать в контексте всей творческой деятельности гениального скульптора и художника, ибо его поэзия отражает его глубокую духовную жизнь и не менее глубокую неудовлетворенность.
На долю нашего автора выпала честь стать новатором и реформатором, главой новой школы, который ввел в португальскую литературу поэтические формы петраркизма, уже культивировавшиеся в XIII—XIV вв. сладостным новым стилем, Данте, Петраркой и его последователями. Этой его заслуги никто не умаляет: до Камоэнса был Са де Миранда. Но нельзя только сказать, что поэт был великим новатором — надо добавить, что новатор был великим поэтом. Видимо, малой или неглубокой начитанностью наших специалистов (как отметил еще Камилу) можно объяснить то, что некоторые пытаются отказать ему в этой славе. Он был первым португальским поэтом, обратившимся к десятисложниу, терцине, октаве и сонету. Он вывез из Италии и ввел в португальскую литературу ранее не знакомые ей жанры: эклогу, элегию, канцону и прежде всего послание, наиболее оригинальный жанр его лирики. Но Са де Миранда начинает свою поэтическую деятельность еще до отъезда в Италию: как уже отмечалось, его стихотворения относятся к лучшим произведениям «Всеобщего песенника». И если ни один специалист не отказывает его стихам, написанным старым размером, в непринужденности, легкости, ритмичности и словесной гармонии, чего, по мнению некоторых литературоведов, так не достает его стихам в новом стиле, то надо заметить, что нельзя быть большим поэтом в одном размере и плохим поэтом в другом. Но неужели мирандовский десятисложник на столько лишен гармонии и мастерства формы, как полагают эти специалисты? Неужели некоторые перебои ритма, отмеченные Каролиной Михаэлис в сонетах и некоторые тяжеловесные стилистические конструкции столь непростительны тому, кто был пионером этого метра в португальском языке? Разве нет аналогичных недостатков в поэзии Феррейры, Бернардеша и даже несравненного Камоэнса? Надо, наконец, заметить, что неудовлетворенность формой и постоянное стремление к совершенствованию поэтического слова были для поэтов XVI в. совсем не тем, чем для некоторых современных литературоведов: в них видели не признак бесталанности, а дух соревнования и пример для подражания, и не только потому, что об этом писал Гораций.
Оставив в стороне испанские стихотворения Миранды, давшие Гарретту повод осудить его за то, что он не писал, подобно Антониу Феррейре на одном языке, надо отметить, прежде всего, оригинальность, богатство и тематическую глубину его сонетов. Безусловно, в платонизме и петраркизме некоторых из них он подражал ряду своих европейских предшественников и, несмотря на поэтическую ценность своих сочинений, нередко повторял выразительные формы и стереотипы сладостного нового стиля и петраркизма. Но несколько позже так же поступит и Камоэнс, который будет более близко следовать за Петраркой, чем Са де Миранда. Предпочитая любовной теме тему вечных всеобщих изменений, мотив болезненного осознания быстротечности времени и другие серьезные проблемы, Са де Миранда придает своему петраркизму более глубокое звучание. Возвышенным характером отличается и тематика канцон, самой известной из которых является «Virgem fermosa, que achastes a graça», посвященная Богоматери и написанная в подражание Петрарке.
«Encantamento», ибо это первое португальское буколическое стихотворение, написанное десятисложником. Эклога «Montano», как отмечала еще Каролина Михаэлис, является первой редакцией эклоги «Башту», что подтверждается их тщательным сопоставлением.
«Башту» — это чрезвычайно значительное произведение не только из-за своей многословности и объема, за что эту эклогу сурово осуждали, но, прежде всего, благодаря своей тематике, столь тесно связанной с посланиями или сатирами Са де Миранды, если пользоваться названием его сборника 1626 г. В эклоге затрагиваются темы свободы индивидуума, социально-экономического положения трудящихся, и в первую очередь крестьянства. Эту эклогу, благодаря ее диалогическому характеру, можно было поставить на сцене. Мы считаем, что, несмотря на многословность, эклоги Са де Миранды сценичны в той же или еще большей степени, что и его «Чужеземцы» и «Фанфароны» — комедии, от анализа которых мы здесь воздерживаемся.
Большой интерес, без сомнения, представляют его элегии, особенно одна, написанная десятисложными терцинами в ответ Антониу Феррейре. Она посвящена смерти сына поэта, и в ней встречаются выражения высочайшей религиозности и намеки на поэтическую реформу Боскана и Гарсиласо, благодаря которой «почти на закате солнца забрезжил день».
«в манере итальянцев». В этих посланиях он проявил себя как поэт, моралист, пророк и гуманист, дающий советы королю, осуждающий развращенность духовенства и несправедливости магистратов, защищающий права униженных и оскорбленных, чье положение он ощущал, как свое. Хотя лишь последнее послание написано десятисложными терцинами и в этом тексте есть конкретные ссылки на путешествие в Италию и Испанию, а также на Петрарку и провансальских поэтов, во всех произведениях этого жанра Са де Миранда затрагивает животрепещущие темы, связанные с его конкретным жизненным опытом. По своей манере эти послания напоминают сатиры Ариосто, но отличаются от них своей большей гражданственностью. Некоторые из них были написаны еще до того, как поэт обосновался в Миньу. Это послание Перу де Карвалью (1527), дату которого определить легко, ибо мы знаем, что двор был в это время в Коимбре, и с этим связана и тематика стихотворения; послание Жуану Ройжу де Са де Менезещу, относящееся примерно к 1530 г. (здесь важен намек на бракосочетание поэта), и некоторые другие. Так или иначе, признавая всю важность этой проблемы, мы пока воздерживаемся до лучших времен от ее рассмотрения.
В этом очерке невозможно более подробно остановиться на тех причинах, по которым мы считаем этого автора одним из самых великих поэтов нашей литературы и европейской литературы XVI в. В это время не было другого столь значительного, серьезного и сурового поэта; не было поэта более глубокого, не прибегающего к фривольности за исключением написанных при дворе стихов. В своем протесте против развращенности двора и отказе от новых направлений социальной жизни Португалии, приведших страну к упадку и потере государственной независимости, он, вопреки тому, что писали некоторые, не идеализирует прошлое и не является реакционером. Никто, даже сам Камоэнс, не отличался в эту эпоху столь светлым разумом. И его поэзия по этой причине возвышается до уровня пророчества.
моментом в осуждении жажды приключений и восхвалении простоты. В этом за ним последовали его многочисленные ученики, в том числе и сам Камоэнс, однако в их творчестве эта тема оказалась более тесно связанной с реминисценциями из латинской поэзии. Laudator temporis acti, это верно, но только потому, что из прошлого можно извлечь важный урок на все времена, важный для настоящего и будущего нашей Родины и португальского народа.