Орлин Стефанов.
СОХРАНЯТЬ ВЕРНОСТЬ СЕРВАНТЕСУ
Интервью газете „Учителско дело” № 30
от 14 октября 2013
Спасти нас может не рыцарство, а созидание
Орлин Стефанов - театровед, литературовед и публицист. Родился 19-ого декабря 1945-ого года в Софии. Критик академических и общепринятых представлений о творчестве ряда известных авторов, литературных героев и исторических личностей.
После трех семестров на актерском факультете в Софии, Орлин Стефанов учится на театроведа в ЛГИТМиК-е, теперь СПГАТИ, Санкт-Петербург. Свою докторскую диссертацию он посвятил самой знаковой пьесе в мировом драматургическом наследии: "Эдипу- царю" Софокла. Новым истолкованием отброшена привившаяся еще со времен Аристотеля ремифологизация драмы, восстановлено ее оригинальное название: "Эдип- тиран". Поиски Орлина Стефанова охватывают широкий круг произведений мировой и болгарской литературной классики, а также эстетические и философские проблемы. Диссертация вышла двумя изданиями, а его монография „Антигона Софокла 25 веков спустя”, отпечатана и в авторском переводе на русский язык. Орлин Стефанов является автором книг: „К новому прочтению греческой классики”, „Экология духа или Искусство и идеократия”, „Свобода в искусстве и насилие догм”, „Когда искусство откровение” и отпечатанного ксерографским способом на русский язык сборника „Философия души и наследие: от античности к современности”, публикаций в альманахах и научных сборниках, в журналах: „Пламък”, „Проблеми на културата”, „Философски алтернативи”, „Музикални хоризонти”, „Минало”, „Театър”. Его студии опубликованы в солидных академических изданиях в России и в Канаде, в престижных русских тематических электронных библиотеках. Популярны также его авторские моноспектакли по произведениям Софокла, Сервантеса, Ильфа и Петрова, Ботева, Руссо... Кроме регулярных участий в научных конференциях, Орлин Стефанов был лектором в Могилевском и Киевском университетах, в Республике Саха (Якутия) и в столице Башкортостана Уфа…
Яркий творец и неординарная личность, Орлин Стефанов не вмещается в обычные рамки. Об этом пишет писатель и поэт Георгий Константинов, который характеризует Орлина Стефанова как: „нестандартного, действительно не догматичного человека и автора, который абсолютно не способен примкнуть к какой бы то ни было группировки в теперешней распавшейся на островки культурной жизни”, „правдолюбивый, открытый и неподкупный человек пера”.
„Завещание Сервантеса”. В нем рассматриваются интерпретации Дон Кихота и Санчо Пансы в литературах мира, в Болгарии и России, а так же в общественном сознании. Очередное исполнение назначено на 6-ое ноября 2013-ого года, 17. 30 в зале „Вера” Столичной библиотеки.
- „Мудрец в своих намерениях, в своем идеале и в словах своей проповеди, и безумец в действиях, Дон Кихот шагает по белу свету, для того, чтобы сегодня человечество имело прекрасную модель высшей нравственности” – этот фрагмент из эссе можем прочитать в Интернете. Таково массовое толкование литературного героя в книге, которая по своей распространенности занимает второе место сразу после Библии. Что настораживает вас в подобном роде утверждениях?
- Вообще, патетическая приподнятость в таких писаниях достаточно сомнительна. Этот, вне всякого сомнения, помешанный человек создал себе фальшивых представлений, как о добре, так и о зле. Считает благим делом спасти каторжников, раз их оковали наперекор их желанию. Не берет в расчет, что это все же преступники. Соответственно, оказавшись на воле, они побивают и обкрадывают своего освободителя. Не гоже вводить высшую нравственность, воплощая надуманные модели. Во времена Сервантеса их пропагандировали рыцарские романы и пасторальные вычурности. Подражая как раз таким благоглупостям, идальго, принявший громкое имя Дон Кихот Ламанчский, попадает в невиданно нелепые, бесподобно комичные злоключения.
- Г-н Стефанов, Вы настаиваете, что давно пора уразуметь всю пророческую мощь известнейшего романа в мировой литературе, что нам надлежит проникнуться тем тревожным предупреждением, которое содержится в этом произведении. Что Вы имеете в виду?
- Ведь и в наши дни преподносятся всевозможные модели подражания. Если уже не „Чапаев” и „Как закалялась сталь”, то „Джеймс Бонд”, „Звездные войны”. Место пасторальных бантиков и жеманных виршей, не остается пустым – крепко укоренилось дамское чтиво и мыльные сериалы. Великий гуманист остерегает нас не поддаваться „облучению” такого рода „шедеврами” массовой лже-культуры.
„донкихотство” – вредоносное и опасное явление?..
- Увы, различия диаметральны. Сервантесу дорог Алонсо Кихано, прозванный Добрым. Не задолго до своей кончины его герой вылечился от сумасшествия. Эта метаморфоза зафиксирована в эпитафии, составленной его верным другом Самсоном Караско: „Умер мудрым, жив безумным”. Несоответствующим истолкованием перечеркнута воля столь громко расхваливаемого автора. Нас накачивают восхищаться экзальтированным героем, несмотря на трагикомические ситуации, в коих сам он оказывается.
- В подтверждении своего видения Вы указываете: у Петко Р. Славейкова, Любена Каравелова и Христо Ботева иные, чем сегодняшние, взгляды и интерпретации образа Дон Кихота? Чем объясняется, что не они поставлены во главе угла для преподавания в школе?
- О, не учитываются высказывания Ивана Вазова, первого переводчика на болгарском Т. Китанчева, поэта Т. Измирлиева. А также Пушкина, Гейне. Правда, это не модные авторы – они попросту вечны, неувядающие. Каким является и сам Сервантес, которому они верны. А что до „модерного” Унамуно, он настаивает, а эпигоны восторгаются его утверждением, будто нам надлежит быть донкихотистами, а не сервантиистами. И возникает вопрос: будем ли учить детей вневременным ценностям, или же станем превращать их в декламаторов догматических представлений?
- Вместе с тем, довольно часто Дон Кихот и Санчо Панса являются героями в искусстве пародии и карикатуры, иными словами, их толкование в обществе не однозначно. Почему же „официальной” остается „другая” версия?
его „рыцарь” выплачивает ему жалование, важные господа засвидетельствуют свои „почтения”, ему мерещатся доходы от губернаторства. Верно, что простофиля часто терпит издевательства, однако ему приплывают золотые монеты и подарки для его половинки и для дочери, каких он бы не видел и во сне...
- „До своего признания истина проходит три ступени. В начале ее определяют как абсурд. Потом ее насильно отвергают. А, наконец, видят в ней нечто, само собой разумеющееся”. Обыкновенно наблюдаем такую вот последовательность. Рассчитываете ли Вы на понимание?
- В тех случаях, когда мне удается развернуть свои аргументы, то у любой публики: будь то ученые, школьники, просто зрители, я нахожу понимания, меня награждают аплодисментами, мою брошюру читают и обсуждают. Накопилось немало публикаций в журналах и в сборниках после научных конференциях: В МГУ им. Ломоносова, а в Болгарии в Союзе ученых на секции философии, также в альманахе „Петербургские строфы”. Студию «Завещание Сервантеса» поместили на русском сайте, с издателями которого я поддерживаю связь, но ее уже рекомендуют и на других местах в сети. Вот с переработкой школьных программ придется немало подождать. Вероятно, повезет только будущим поколениям. Сопротивление монополистов не так- то легко преодолеть. Но не стоит унывать. Неплохо бы переворачивать успокаивающую сентенцию, мол, хорошее не проходит без трудностей, и тогда нас будет мобилизовать измененное правило: „Если хочешь, чтоб получилось, готовься одолеть трудности”! Это почему надо принимать на веру Мигеля де Унамуно, если в его эссе „Об эрудиции и критики” читаем: „В своем комментарии о „Дон Кихоте” я постоянно оставлял в сторону Сервантеса и меня нисколько не интересовало, что думал этот добрый идальго, сочиняя свое произведение”. Но как же так? „Добрый идальго” – гениальный писатель, его „произведение” – это шедевр. Ну, я делаю ставку на автора и не считаюсь с интерпретатором, который своим снисходительным – „добрый идальго” – прикрывает свою злость фальсификатора …
- Тема об истине в „Дон Кихоте” по существу является дискуссией об истинах и заблуждениях, которые проявляются в жизни человека, вечное противоречие между добром и злом…
- Я бы сказал: между истиной и желанием заблудить. Потому что, если кто заблуждается искренне, то мы проникаемся сочувствием: таким образом воспринимаем и поражения, которые обрушиваются на „рыцаря”. Но если истина раскрыта прославленным писателем со всей категоричностью, то ее подмена может породить разве что гнев и ярость. Нам надлежит быть непреклонными и по причине могучей силы, которой технологии вооружают теперешних „рыцарей”. Современные средства для передвижения и поражения „неверных” гораздо мощнее хилого Росинанта, ржавых оружий и доспехов Дон Кихота. Все чаще и чаще мир ужасается очередным преступлениям, для которых социальными или же религиозными „праведниками” провозглашены „идеальные” побуждения. Убийца многих молодых людей Брейвик располагал взрывчаткой и огнестрельным оружием со снайперским прицелом, но объявляет, что он – рыцарь!..
„Дон Кихоте”, которую Вы отстаиваете?
- Прежде всего, есть надежда, что произведение будет прочитано. Ведь, когда оно воспринимается сквозь призму догматических представлений о прекрасном рыцаре, читателя одолевает скука. Теряется та ирония и неподражаемая пластичность повествования. Потом толчком к чтению увесистых томов может послужить только какое-нибудь внеочередное обстоятельство. Например, путешествие до Америки, предпринятое Томасом Маном в компании „Дон Кихота”. И вот откровенное признание: прежде он не читал романа систематически и до конца, а прославленному писателю 59 лет! (По всей видимости, Хемингуэй тоже не среди заядлых читателей „Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского”, раз при напутствии какого-то начинающего писателя он не включает его в перечень произведений для обязательного чтения.) Разве мыслимо высказывать свои суждения до того как ты прочитал данное произведение до последней странички? В таких случаях просто варьируют критический „фольклор”, тех представлений, которые внушают всевозможные предисловия и эссе. А потом недоумеваем, откуда появляются непередаваемые глупости в сочинениях абитуриентов. Посмотрите, что за характеристика дана академиком Ефремом Карамфиловым в его эссе „Дон Кихот и пересмешники”: „Иезуиты, эти враги человеческих чувств, всегда имели ведро холодной воды, заполненное логическими формулами для охлаждения пламенных горячих голов”. Если примем на вооружение такой критерий, Сервантес окажется в рядах самых ярых и самых пакостных иезуитов.
- Как вы считаете, может ли ваш взгляд войти в школьную программу? Какие будут последствия? Что необходимо знать молодым людям сегодня?
- Это просто необходимо. Давайте сопоставим, что и как в известнейшем эпизоде в Восьмой главе Первой части. Ее название: „О славной победе, одержанной доблестным Дон Кихотом в страшной и доселе неслыханной битве с ветряными мельницами, равно как и о других событиях, о которых мы не без приятности упомянем”. Однако о какой победе может идти речь, раз крыло еще первого „великана” сбрасывает нашего наездника вместе с его клячей на землю. Видя все это сквозь затуманенную оптику доктрин, читатель не воспринимает сие происшествие, не смеется над проявлением этого сумасшествия. Получается какая-то „интерпретативная дислексия”. На предупреждение Санчо: нет же никаких великанов, мнимый рыцарь отвечает упреком: „Сейчас видно неопытного искателя приключений”.
…Нам надлежит вернуться к непосредственному восприятию событий, к развитию характера Дон Кихота, чтоб оградить роман от избитых представлений. Увы, ими пренебрегаются те свойства высокого искусства, о которых говорит Пушкин. В самом деле, непомерное чтение приводит идальго к помешательству. Напоминаю описание Сервантеса еще во Второй главе Первой части: „…Солнце же стояло теперь так высоко и столь нещадно палило, что если бы в голове у Дон Кихота еще оставался мозг, то растопился бы неминуемо”. И великий гуманист приводит своего героя до просветления: „Поздравьте меня, дорогие мои, я уже не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, за свой нрав и обычай прозванный Добрый (…) Ныне я уразумел свое недомыслие”. Именно к этим переменам и прозрениям нужно приобщать молодых людей, чтоб они отбрасывали влияние массовой „культуры”. Увы, и здесь развитые технологии дают больше возможностей для злоупотребления инстинктами. Слишком „доходчиво” внушаются модели для подражания. Так наше предназначение быть больше человеками выталкивается на обочину.
Софоклом события в "Эдипе- тиране" (таково подлинное заглавие шедевра) и в " Антигоне". Не надо ссылаться на Судьбу, а следовало бы подчеркнуть вину и ответственность героев. Ведь фантастическая сила, которая будто распоряжается нашей жизнью, упомянута только в речи самого тирана. В тот момент, когда выясняется: теперешний владетель всего лишь подкидыш, ему приходится придумывать обеляющую версию, будто он сын Судьбы, а Месяцы ему братья. Идеализация Эдипа берет свое начало в трактате придворного мыслителя Аристотеля. Впрочем, в его адрес Сервантес тоже бросает саркастические реплики…
Только так, отказываясь от догм, можем воспитывать достойные потомки, которые обеспечат процветание не только для себя, но и для общества в целом. Спасти нас может не рыцарство, а созидание!..
Вопросы задала: Светла Струмина