Вместо заключения
Интерес к Данте в России обогащал и отечественную и мировую культуру. В "чужой" культурной среде "Божественная Комедия" открывалась читателю порой непредугаданными гранями. Дантовское слово обретало при этом живые связи с действительностью, прорастало на русской почве своеобразными философскими, эстетическими и художественными идеями. Они опровергали представление о Данте как преимущественно католическом поэте, поэте-мыслителе католической Европы, и свидетельствовали о принадлежности Данте всему миру. Вместе с тем "русский" Данте воплощал в себе необыкновенную отзывчивость национальной культуры на общечеловеческий опыт. Наиболее ярко это проявлялось в том, что "Божественная Комедия" переставала восприниматься как литературный памятник, и Данте становился современным своим читателям, их эпохе.
Несомненно, что подобная ситуация была бы немыслима без успехов европейской дантологии. Ее достижения успешно осваивали и развивали русские ученые С. Шевырев, А. Волконский, Ф. Лоренц, П. Кудрявцев, Ф. Буслаев, А. Веселовский, В. Лесевич, Н. Стороженко, Д. Петров... Замечательны заслуги в изучении и популяризации творчества Данте и лучшего в прошлом переводчика "Божественной Комедии" Дм. Мина. Комментируя поэму, он обращался не только к штудиям дантологов немецкой школы, но и соотечественников поэта - Л. да Понте, Дж. Вольпи, П. Вентури, П. Фратичелли, работам Дж. Скартаццини и прекрасно знал труды комментаторов давно минувших времен: Р. да Имола, К. Ландино, Б. Даниэлло, Бутти и других. Вслед за переводом Мина было опубликовано еще шесть полных переложений поэмы: Д. Минаева, Н. Голованова, М. Горбова, А. Федорова, О. Чюминой и В. Чуйко.
роведения; по существу, лишь два русских имени, Шевырева и Веселовского, могут быть причислены к Олимпу европейских дантологов, да и в высшей степени художественный перевод поэмы принадлежит не Дм. Мину, а поэту нашего времени М. Лозинскому. Но это не значит, что у русской литературы не могло быть глубоких, плодотворных связей с творчеством флорентийца.
ятия "Комедии" и послужило предпосылкой очень личностного, "непредвзятого отношения к поэме Данте, его судьбе и всему творчеству. Итальянский поэт был "прочитан" в свете проблем национальной культуры и, в частности, поэтому стал, как говорит Достоевский, "почти русской силой".
"Вероятно, свою роль в освоении Данте сыграл и религиозный барьер. Католицизм итальянского поэта словно и не услышали в православной стране. Пожалуй, единственным исключением из русских писателей стали Эллис и Вяч. Иванов, который чутко реагировал на особенности художественного сознания Данте, обусловленные религиозным вероучением Запада. Других же волновали прежде всего нравственный пафос "Божественной Комедии" и ее универсализм, народные корни поэмы и эстетическое своеобразие дантовского космоса, художественная мощь образов "Ада" и спасительная идея любви.
Неукротимая свобода духа и чаяние братства, гражданская доблесть и жажда духовного преображения, мера скорби и мера ненависти, бытийственная философия и крестный путь через тернии к звездам - вот что было определяющим в "русском" Данте. При. этом в поле зрения почти никогда не вовлекались чисто филологические проблемы, ими занималась европейская дантология. Ее профессионализация нередко вела к утрате целостного художественного впечатления. "Комедия" рассматривалась как религиозная эпопея (Г. Гегель) или как "герметический" текст (Г. Россетти). Порой в ней видели законченное выражение философии католичества (Ф. Озанам) или сужали ее значение границами средневековой эпохи (Дж. Кардуччи). Правда, и на Западе, особенно в эпоху Рисорджименто, случались такие трактовки итальянского поэта, в которых предпочтение отдавалось ценностному содержанию поэмы. Ее автора называли "высоким страдальцем" (Дж. Байрон), "пилигримом вечности" (П. Шелли), но или политизировали образ поэта, или толковали его как предшественника Реформации.
ливости в самом широком смысле слова. Этот образ осложнялся различньми ассоциациями у декабристов и Герцена, А. Майкова и Дружинина, Гоголя и Вл. Соловьева, но именно он более других определял суть русского восприятия Данте. С этим образом автора "Божественной Комедии" читатели связывали высокую ответственность поэта за судьбы мира и готовность самоотверженно служить идеалу, осуществление которого обещало спасение человечества.