4. "Пир"
"Пир" - Il Convivio - неразрывно связан с философскими канцонами, и столь же неразрывно он связан с латинским трактатом об языке - De Vulgari eloquentia. Канцоны написаны гораздо раньше, чем "Пир" дал комментарий к ним. Самая ранняя из них, Voi che"ntendendo ilterzo ciel movete - "Вы третье небо движущие знаньем", появилась в 1293 году. Она ровесница "каменным" канцонам. Над "Пиром", как уже говорилось, работа была прервана не раньше 1306 года. Трактат "Об итальянском языке" писался приблизительно в одно время с "Пиром", и в "Пире" о нем говорится. В самом трактате упоминается как еще живой маркиз Джованни Монферратский, умерший в 1305 году.
Канцоны непрерывно писались все годы изгнания. Некоторые из них отделяют от первой десятка полтора лет. Такова, например, канцона Tre donne intorno al cor mi son venute - "Три женщины пришли раз к сердцу моему", которую естественнее всего отнести к 1307 году.
Философские канцоны находятся в связи с занятиями Данте во Флоренции, в Падуе, в Болонье, быть может, в Париже и с кругом его чтения. Когда бурные страсти, разбушевавшиеся после смерти Беатриче, стали утихать успокоенные женитьбой и научными трудами, когда политическая деятельность открыла новый выход для темперамента, Данте задался целью подвести в стихах некоторый итог своим занятиям.
Те рифмы нежные любви, что в думах Искал привычно я, Приходится мне бросить...
Бросить, быть может, не "навсегда", не потому, что поэт уже не надеется к ним вернуться, а потому, что ему нужно говорить о других вещах "рифмой тонкой и суровой". Поэт, ставший вождем радикального крыла "белых" и требовавший для более успешной борьбы с внешними врагами расширения социального базиса флорентийской конституции, сочинял одну за другой туманные, аллегорические канцоны. В них "благородная дама", которая в "Новой жизни" была женщина как женщина, из плоти и костей, оказывалась довольно прозрачным псевдонимом философии, а особенно "тонкие рифмы", не получившие комментария в "Пире", остались непонятны не только для ремесленников младших цехов, с которыми Данте начал устанавливать крепкую политическую связь, но и для более образованной, но не очень ученой крупной буржуазии. С поэтом случилась странная вещь. Он вернулся к аллегоризму Гвиттоне д"Ареццо, то есть оказался как бы отброшенным назад от прогрессивных поэтических позиций Гвидо Гвиницелли и "сладостного нового стиля". Что лежало в основе этой перемены поэтического стиля?
Ответ на этот вопрос в первую очередь должна дать текстология тех стихотворений Данте, которые не вошли ни в один кодекс, носящий подлинную печать поэта. Текст "Новой жизни", текст "Пира", текст "Комедии" вышли из-под его пера. Спорные места в них не разрушают композиции и не поднимают вопросов о подлинности того или другого стихотворения. Совсем иное со стихами, не включенными в большие произведения Данте. В них спорно очень многое. Лучший знаток этого вопроса Микеле Барби, автор ряда исследований о стихотворениях Данте, не собранных в кодексы, говорит: "Canzoniere среди творений Данте было тем, что больше всего взывало о помощи. В него попали стихи, без всякого сомнения принадлежавшие другим, и, наоборот, были взяты под подозрение самые бесспорные; скорее свалены в кучу, чем расположены в системе те и другие, или же механически разбиты на группы согласно метрическим жанрам. Чтение во многих местах - до очевидности ошибочное или извращенное. Было необычайно трудно внести порядок в этот маленький хаос, и это долгое время мешало сделать то немногое, что было возможно".
Барби имеет в виду чисто текстологические трудности, которые он сам же взялся свести до минимума. Полный итог его работы должен был появиться в томе национального издания сочинений Данте, содержащем эти стихи. Беглые результаты своей кропотливой работы пока в виде голых текстов, без комментариев, Барби дал в каноническом томе сочинений Данте, изданном в 1921 году под его редакцией Дантовским обществом во Флоренции по случаю шестисотлетнего юбилея со дня рождения поэта. Многое стало более ясно и более понятно, но далеко еще не все трудности, возникающие при анализе этих стихотворений Данте, можно считать устраненными.
группу шесть сонетов тенцоны с Форезе Донати; следом за ними стихи, несомненно связанные с "Пиром", а дальше, тоже отдельно, стихи на темы о любви и обмен сонетами, относящиеся к годам "Пира". Вызывает, однако, удивление, что Барби, выделив в самостоятельную группу четыре "каменные" канцоны, поставил их вслед за стихами, написанными в период работы поэта над "Пиром". Естественнее было бы поставить их непосредственно после тенцоны с Форезе, тем более что сам Барби склонен приурочить написание "каменных" канцон к годам, предшествовавшим изгнанию. Последнюю группу сборника составляют различные стихотворения времен изгнания с Tre donne во главе. Замыкают собрание стихи сомнительные.
В стихотворениях, по времени совпадающих с годами работы над "Пиром" и следовавших за ними, Данте много отводит места философским вопросам. Эта философия, составляющая содержание крупных стихотворений, - моральная философия, непосредственно соприкасающаяся с нравами, бытом, практическими устремлениями людей. Разрешая поставленные себе проблемы, Данте очень часто прибегает к аллегории, и именно аллегория канцон вызывала всегда и еще продолжает вызывать много споров. Ее сопоставляют с аллегорией "Комедии", с символическими ходами схоластических умозрений, ее сближают с аллегорическими увлечениями итальянских сечентистов. Об аллегории "Комедии" будет еще разговор в дальнейшем. Что касается аллегоризма сечентистов, то нет ничего более несхожего. Данте прибегает к аллегории, чтобы придать видению жизни в целом и в отдельных ее проявлениях зрительную, почти осязательную пластичность. Аллегорические фигуры помогают ему конкретнее ощутить правду жизни. У сечентистов аллегория - просто игра, риторическая мишура, которая не только не помогает увидеть жизнь и правду жизни ярче и глубже, а, наоборот, иной раз сознательно затуманивает правду.
Вернуться к поэтическим аллегориям после яркого реализма стихов средней части "Новой жизни" Данте должно было побудить что-нибудь очень серьезное. Трудно установить, что это было. Можно только высказывать предположения. Одно напрашивается особенно настойчиво и опирается на данные "Пира".
"Пир" задуман как некая энциклопедия, сделанная формально по методу, лежащему в основе "Новой жизни". Каждая канцона должна была получить свой комментарий не в виде странички-другой прозаического текста, а в виде особого "трактата". Всех трактатов, то есть комментированных канцон, должно было быть четырнадцать, не считая первого вводного. Написано четыре трактата: вступительный и три других, комментирующих три канцоны. Во втором объясняется канцона "Вы третье небо движущие знаньем", в четвертом - "Те рифмы нежные любви", а в третьем Amor, che nela mente mi raggiona - "Любовь, что у меня в уме ведет беседу". Некоторые из канцон, не вошедших в состав "Пира" (одни сохранились, другие пропали), несомненно, вошли бы в него, если бы Данте продолжал его писать. Другие, которые по плану всего произведения для него предназначались, по-видимому, не были написаны.
Такова схема. Но с какой целью Данте взялся в изгнании писать этот громадный труд? Ведь только четыре трактата занимают около десяти печатных листов. Сколько могло занять все сочинение? Цель его должна была быть очень серьезная. Так и было.
захотелось показать своим согражданам: "черным", изгнавшим его, и "белым", от которых он ушел сам, - какого человека они лишились. Мысль, что книга поднимет его цену в глазах всех итальянцев, в том числе и флорентийцев, могла дать ему внутренний мир и удовлетворение. То, о чем раньше он говорил свободно, претворяя в поэтические образы, он теперь истолкует и подкрепит полновесной философской аргументацией: так хлеб за трапезой подкрепляет и дает большую питательность легким блюдам. И философские объяснения канцон станут настоящим "пиром". На него он зовет людей, не приобщенных к науке, ибо этим путем они получат к ней легкий и приятный доступ.
Кто же тот читатель, к которому, главным образом, обращается поэт? Он совсем не хочет иметь в виду ученых; для них нужно было бы писать все сочинение по-латыни. Иностранцам латынь не поможет, потому что они не поймут канцон, а итальянцам - потому что им не хватает благородства духа, необходимого для полного усвоения его мыслей. Итальянские ученые преисполнены жадности, и словесность в их руках из дамы превратилась в блудницу. Подлинное благородство духа присуще "князьям, баронам и рыцарям, а также многим другим знатным людям, не только мужчинам, но и дамам". Для них и нужно было писать сочинение по-итальянски.
Данте ничего не говорит о горожанах. Значит ли это, что он выбросил горожан, в том числе флорентийцев, из числа читателей своего трактата? Едва ли. Хотя он о них не говорит, они у него все время перед глазами, в его сокровенных мыслях. Эти мысли причиняют поэту боль, и ему хочется, чтобы сограждане, его отвергшие, читая его рассуждения и не находя в них упоминания о себе, испытывали чувство горечи и унижения. Им больше, чем кому-либо, Данте хочет показать, что не оскудели в нем ни поэтический дар, ни родники философской мысли, что ему есть что сказать людям и более высокого положения, чем всякие Спини, Пацци, Донати, что его идеи доступны дворникам и недоступны горожанам.
Новая идеология Данте, изложенная в "Пире", действительно представляет результат некой смены вех. Оторванный от городской почвы, поэт как будто хочет искать опоры в дворянско-феодальной. "Пир", доведенный до конца, мог явиться энциклопедией, формально приспособленной к требованиям и вкусам дворянского общества. В его четырнадцати трактатах должны были комментироваться канцоны, предметом которых являются "как любовь, так и добродетели". Какие же добродетели воспеваются в канцонах и дают материал для философского анализа в комментариях? Это прежде всего благородство - предмет канцоны "Те рифмы нежные" из четвертого трактата. В канцоне и в комментарии говорится о благородстве как о добродетели и восхваляется "истинное" благородство как этическое понятие. И это было логично, раз поэт обращался преимущественно "к князьям и баронам". В написанных трактатах не говорится о других добродетелях. О них должна была идти речь в тех, что Данте не написал. В последнем трактате, например, должна была объясняться канцона Doglia mi reca nello core ardire - "Боль в сердце мне вселяет смелость", восхваляющая прямодушие и его неизменную спутницу - щедрость. Затем в одном из трактатов должна была комментироваться канцона Poscia ch"Amor del tutto m"ha lasciato - "Когда совсем меня покинула любовь", где превозносится leggiardia - многосмысленное слово, означающее соединение открытого, веселого характера, изящных манер, светской обаятельности с тороватостью, - то, что у нас на Руси звали когда-то вежеством. Поэт в этом качестве ценит больше всего радость делать добро, свойственную благородным сердцам. Таким образом, все три канцоны о добродетелях, и комментированная и некомментированные, говорят о добродетелях феодально-рыцарского общества.
Но Данте отнюдь не безоговорочно признает все в аристократическом обществе совершенным. Он хорошо знает представителей дворянства и по своим флорентийским согражданам, и по морально сомнительным экземплярам, с которыми его столкнуло изгнание. В канцоне "Когда совсем меня покинула любовь" говорится о том, как чуждо знатным людям - флорентийским грандам и итальянским баронам - то чудесное качество, которое воспевает эта канцона, - "вежество". "Вы ложные рыцари, коварные и преступные!" - восклицает поэт, словно подводя итог тому неприглядному образу, который набросан перед этим в двух ставцах канцоны. А заключительная станца, рисующая образ идеального рыцаря, кончается убийственной строкой:
По-иному, но с тем же оттенком критики ставит вопросы о добродетелях канцона, которая должна была быть предметом четырнадцатого трактата: "Три женщины пришли раз к сердцу моему", быть может самая красивая из всех Дантовых канцон. Три женщины - аллегорические: прямодушие, щедрость и умеренность. Они пришли стучаться в сердце поэта как в некий приют, ибо знали, что там обитает Любовь. И "женщины" стали жаловаться, что они не находят себе места, что их отовсюду гонят, что их преследуют. Одна особенно убита горем. Она сама скорбь и слова ее излияние скорби. Голова ее опирается на руку, как подрезанная в стебле роза. Обнаженная рука, опора печали, ощущает луч, падающий из глаз. Другая рука прикрывает лицо, орошенное слезами. И поэт, гордый тем, что ему приходится делить горестную судьбу с добродетелями, объявляет, что изгнание для него честь. L"esilio che m"e dato, onor mi tegno. Ведь и добродетели изгнаны тем же обществом, которое изгнало его. Данте хочет, чтобы они нашли приют у тех, кто способен понять сокровенный смысл его стихов:
Рука людей не тронет пусть покров твой, о канцона, Чтобы увидеть, что прекрасная скрывает донна.
Тем, кто преследует поэта, недоступны глубины его творчества. Но они могут быть доступны "князьям, баронам и рыцарям". У них должны найти убежище и прямодушие, и умеренность, и щедрость. Особенно щедрость. Уже в двух канцонах Данте воспевает эту "добродетель". И поэту не кажется, что двух много. Ведь ему так было нужно, чтобы больше, больше цветов щедрости распускалось в сердцах его читателей.
Второй посвящен вопросам астрономии, говорит о девяти небесах, ищет соответствия между каждым небом и одной из наук известных схоластической классификации: Луна - грамматика, Меркурий - диалектика, Венера - риторика и т. д. И тут же доказывается бессмертие души. В третьем трактате излагается теория любви, а так как аллегорическая возлюбленная поэта не кто иная, как философия, то поются гимны философии и тому счастью, какое она дает любящим ее. Наиболее важный - четвертый трактат. Он самый большой: один занимает ровно столько места, сколько оба предыдущих. Предмет его - благородство. Данте полемизирует с определением, данным благородству императором Фридрихом II Гоэнштауфеном: "Благородство - это владение богатством исстари, соединенное с изящным образом жизни". Данте решительно восстает против этой формулы, утверждая, что богатство, ни старое, ни новое, не может создать благородства, ибо оно низменно по самому своему существу. И не порода делает благородным человека, а человек сообщает благородство породе. Рассматривая далее другие формулы, он отвергает их одну за другой. Его собственное определение таково: "Итак, ясно, что это слово, благородство, означает в применении ко всем предметам совершенство их природы". Прилагая эту общую формулу к человеку, Данте развертывает целую систему этики, обильно подкрепляя свои рассуждения цитатами из классиков античных и современных. Чтобы сгладить остроту полемики с лицом, увенчанным императорской короной, Данте пускается в рассуждение об империи вообще и о Римской империи в частности. Раньше он держался взгляда, что Римская империя была создана силой, а не разумной необходимостью. В "Пире" он набрасывает исходные пункты новой точки зрения, опираясь пока на "Политику" Аристотеля, не вводя в отвлеченные построения "Философа" аргументы, подсказанные жизнью. Коренным основанием императорской власти, согласно истине, является необходимость человеческой цивилизации, которая создана с одной-единственной целью: утверждения счастливой жизни. Первая классическая империя, Римская, была поэтому основана "не силой", а разумом, притом божественным". Следовательно, не может быть никакого сомнения в ее разумности и законности. И не может быть сомнения в праве римского народа властвовать над родом человеческим. Такие силлогизмы утверждают в глазах Данте идею Италии как единой нации, преемницы Римской империи. Эта идея еще не срослась с общественно-политическим кризисом, ожидавшим Италию, и пока еще не было нужды делать из нее практические выводы. Тем не менее, словно предвидя возражения, Данте бросает гневные слова по адресу воображаемых своих оппонентов: "Вы, самые неразумные и самые подлые животные, вы, осмеливающиеся оспаривать нашу веру!.. Будьте вы прокляты, вы, и ваша наглость, и те, кто вам верит..." В вопросах своей "веры" Данте не терпит противоречия.
относиться к богатству, являющемуся основой общества буржуазного. Филиппиками против богатства наполнены несколько глав четвертого трактата. Что богатство низменно по своей природе, мы уже слышали. Можно владеть очень большим богатством и с очень давних пор, но это не дает благородства. Богатство дается в руки любому, и дурному человеку легче стать богатым, чем хорошему. У кого богатство, у того неизбежно развивается жадность, порок, унижающий человеческое достоинство больше всего; у него появляется страх утратить свое достояние - забота, какой раньше не было. Накопление богатства в одних руках сопровождается лишениями и разорением для многих других. Богатство - источник зла. Оно уродует душу, отнимает у человека благодеяние щедрости. Мудрый не любит богатства и не огорчается, когда его теряет.
Мысли о природе богатства уже тогда не давали покоя Данте, и он будет до конца мучиться, пытаясь найти развязку этому основному узлу противоречий своего времени и не находя способов их разрешения. Итог его учения о смысле и общественном значении жадности будет подведен в "Комедии". Но эти вопросы уже в "Пире" и в смыкающихся с ним канцонах рождают в нем страстное отношение. В каждой строке этих глав четвертого трактата, особенно в XI и XII, чувствуется, как в поэте клокочет гнев против хозяев Флоренции, толстосумов всех мастей: купцов, банкиров, промышленников. Во всей книге нет другого места, написанного с большим темпераментом, чем эти гневные строки против капитала. Страстной прозе "Пира" вторят еще более страстные строфы канцоны "Мне боль вселяет в сердце смелость", где поэт дает волю своему негодованию против людей, которые, охваченные жадностью, копят и расточительствуют. Они роняют свое достоинство, унижают образ человека вплоть до уподобления животным: "Спешит скупец и не находит покоя... О, слепота, которая не разумеет безумия собственной жажды! Ибо он не может скопить богатств бесконечных, которые он старается набрать!"
Феодальные бароны должны были читать филиппики Данте с большим удовлетворением. Таков и был замысел поэта. Он хотел написать сочинение, показывающее меру его таланта, доставлявшее удовольствие "князьям и баронам" и задевавшее его сограждан. Вероятно, "князья и бароны" были довольны. Возможно, что флорентийцы были недовольны. Тем не менее Данте в "Пире" и в дальнейшем не стал человеком феодальной идеологии и не изжил отпечатков буржуазной культуры. Но он сохранил в себе лишь те ее элементы, которые были свободны от буржуазной ограниченности.