3. Ранняя поэзия во Флоренции
"В 1283 году, в месяце июне, к празднику св. Иоанна Крестителя, в то время, когда город Флоренция пребывал в счастливом и прекрасном состоянии покоя, наслаждался отдыхом и миром, столь полезными для купцов и ремесленников и особенно для гвельфов, стоявших во главе города, - образовалась в приходе Церкви Санта Феличита, на том берегу Арно, дружина в несколько групп, в тысячу, если не больше, человек, одетых во все белое, и с вождем, который именовался Амором. Эта компания только и думала что об играх, развлечениях и танцах. Они ходили по городу с трубами и всякими инструментами, предаваясь веселью и радости, собираясь на совместные пиры, трапезы и вечери. Это празднество длилось почти два месяца и было самым благородным и славным из всех, которые когда-либо устраивались во Флоренции или в Тоскане. На него собирались отовсюду многие искусники и жонглеры, и все они встречали почетный прием и гостеприимство... И не мог проехать через Флоренцию ни один чужестранец, чтобы его не приглашали наперерыв друг перед другом эти компании и не провожали его потом верхами по городу и за город..."
Так повествует Джованни Виллани о жизни Флоренции в короткий период от мира кардинала Латино до начала распри "черных" и "белых". Время было действительно спокойное и счастливое. Раздоры остались позади. Мир между партиями был скреплен клятвами и целованием. Стихли военные грозы; конституция приората, удовлетворявшая требованиям ремесленных цехов, обещала дальнейшее смягчение внутренней борьбы. И население по-настоящему отдыхало. Богатств в городе было немало. Флоренция украшалась новыми пышными зданиями и веселилась. Веселиться она умела. "Белая дружина" проводила в своих играх аллегорию, по всей вероятности, несколько более сложную, чем подметил и записал простодушный летописец. Но и то, что он сохранил для потомства, вводит в самую гущу быта, в котором расцвела флорентийская ученая поэзия.
по городу то в торжественном шествии, то в ритмичном хороводе, то в стремительном плясе, в венках и гирляндах из цветов. Цветов Виллани не заметил. Кто обращает на них внимание в "городе цветов", и еще в июне месяце? Трубы гремят, песни несутся по улицам и площадям, а когда смолкают песни, звучат стихи. Их Виллани прослушал. Летопись пишется не для таких мелочей.
Но мы знаем то, чего не рассказал мессер Джованни. Мы знаем многих, кто слагал стихи в белой дружине. И можем назвать имена. Кое-кто был уже назван. Их немало, флорентийцев и других тосканцев, и разные у них стихи.
Жив еще старый Гвиттоне, но уже не выходит из монастырской кельи, и жив еще, тоже старый, Брунетто Латини. Жив и бодр. Он любит молодежь, и если не нарядился в белое, чтобы служить Амору, то, нужно думать, одобрительно улыбался, глядя, как веселятся другие. Но уже нет на свете умершего раньше 1280 года Гвиттонова ученика Кьяро Даванцати. Зато живы и полны задора два самых рьяных борца Гвиттоновой рати: Монте и Рустико да Филиппо, готовые каждую минуту вызвать весь свет на тенцону с самыми замысловатыми рифмами. Данте да Майано, поэт тоже из старшего поколения, держится старинных сицилийских ладов и любит побрюзжать на молодых, ходит в одиночку и не смешивается ни с кем. И в самом центре какой-нибудь из "белых" компаний хочется представить себе Гвидо Кавальканти, одного из первых кавалеров города, находившегося в самом расцвете своего таланта, диктующим законы всей белой дружине. Его имя на устах у всех. "Юноша изящный, благородный рыцарь, любезный и смелый, но высокомерный, склонный к уединению и усердный в занятиях", - пишет о нем Дино Компаньи, а комментатор Данте, Бенвенуто да Имола, называет его "вторым оком Флоренции во времена Данте" и говорит, что он защищал "по-ученому" мнения и заблуждения, которым отец его, мессер Кавальканти, следовал "по невежеству". Немного гротескный силуэт вольнодумца Гвидо промелькнул и в "Декамероне". Где-нибудь с Кавальканти - его соратники по "сладостному новому стилю": нотариус Лапо Джанни Рустикуччи и отпрыск банкирской семьи Дино Фрескобальди, сын Ламбертуччо, "собою красивый и приятный в обращении" (Донато Веллути), Террино да Кастельфьорентино и Джанни Альфани. И где-нибудь в белых рядах восемнадцатилетний, мало еще кому известный Данте Алигиери и, быть может, совсем еще юный Чино да Пистоя. В "белую дружину" едва ли был принят Гвидо Орланди, стихотворец из народа, не ученый, но умный и задорный. "Тысяча" была богатая, из "жирных" пополанов, а не из "тощих".
Поэтическое творчество развивалось бурно и беспорядочно. Но налицо были необходимые условия, могущие упорядочить поток поэзии: большая образованность и большие таланты. И порядок водворился. Как это произошло?