Человек и всё одушевленное
"Самомнение - наша прирожденная и естественная болезнь. Человек самое злополучное и хрупкое создание и, тем не менее, самое высокомерное". Это цитата из Монтеня, но, как сказано в комментариях, "Приводимое высказывание принадлежит Плинию Старшему. Оно настолько пришлось Монтеню по душе, что было выгравировано в числе других изречений на стене в его библиотеке. Монтень цитирует его и в других главах своей книги". И уже весьма отдаленно согласуя собственные рассуждения с туманными идеями - того, чему вроде бы посвящена апология, Монтень задаётся главным вопросом: а в чём по существу такое уж превосходство человека хотя бы в сравнении с "братьями меньшими", даже насекомыми? "Наконец, каких только наших способностей нельзя найти в действиях животных! Существует ли более благоустроенное общество, с более разнообразным распределением труда и обязанностей, с более твёрдым распорядком, чем у пчёл? Можно ли представить себе, чтобы это столь налаженное распределение труда и обязанностей совершалось без участия разума, без понимания?" Следует цитата из Вергилия: "Судя по этим примерам и признакам некоторые утверждали, что в пчёлах есть доля божественного ума и эманаций эфира".
Комментарии к комментариям - по современному словарю: "эманация - латинское - истечение, в древнеримской философии (неоплатонизм, гносцицизм) объяснение происхождения мира путём истечения творческой энергии божества, то есть переход от высшей ступени бытия (универсума) к низшим, менее совершенным ступеням". Если "творческую энергию" представить как стремление к самоорганизации, устойчивому существованию образующихся сигмонад, то в декларируемой мной монадологии - наоборот - переходы от низших ступеней к высшим. И - опять же по словарю иностранных слов одно из определений эфира - "в античной философии тончайшая материя, наполняющая мировое пространство; "пятое начало", или квинтэссенция, в отличие от четырёх (огня, воды, земли и воздуха)". Надо отдать должное античным мыслителям - их попыткам представить модель мироздания, в которой заложена возможность существования и небесных светил, и многообразного мира живого, и, в конце концов, человека, который всё это жаждет осмыслить.
кандидаток в матки-царицы; и беспощадное истребление всего сословия трутней после того, как самый прыткий сделал своё дело, - древним такое что ли было неведомо, или подобная модель общественного устройства не казалась им предосудительной, впрочем, всеобщая история знавала и примеры похлеще. Нет, такие аналогии возникли лишь в ХVIII веке, в сочинении моралиста Мандевиля "Жужжащий улей, или оправдание порока" с его собственным комментарием, в сжатом виде декларирующем, что "благосостояние народа зависит от трудолюбия каждого гражданина, а трудолюбие, в свою очередь порождается страстями и пороком."
законам существуют и Солнце, и Луна, и реки, и деревья. И не с чужих слов, но, как чуткий наблюдатель, рассказывает об увиденном рядом, в стенах своего фамильного замка или неподалёку. "Разве ласточки, которые с наступлением весны исследуют все уголки наших домов с тем, чтобы из тысячи местечек выбрать наиболее удобное для гнезда, делают это без всякого расчёта, наугад? И разве могли бы птицы выбирать для своих замечательных по устройству гнезд скорее квадратную форму, чем круглую, предпочтительно тупой угол, а не прямой, если бы они не знали преимуществ этого? Разве, смешивая глину с водой, они не понимают, что из твёрдого материала легче лепить, если он увлажнен? Разве устилая свои гнёзда мохом или пухом, они не учитывают того, что нежным тельцам птенцов так будет мягче и удобнее? Не потому ли защищаются они от ветра с дождем и вьют гнёзда на восточной стороне, что разбираются в действии разных ветров и считают, что один из этих ветров для них полезнее, чем другие?"
Сегодняшнего читателя не удивишь проникновенными рассказами о жизни самых различных живых существ - от микроорганизмов до обитателей океанов, джунглей, тундры, пустынь, но в эпоху Монтеня это было, можно сказать, откровением - оказывается человек разумный - гомо сапиенс - не вправе претендовать на свою исключительность, дарованную Творцом всего сущего во вселенной. Но такого рода антропоморфизм, истоки которого в глубокой древности, на заре человеческой истории - может быть экстраполирован на любой объект или монаду - по-моему. Не откажешь в разумности, скажем, нашей планете, с её отдаленностью от Солнца - не ближе, и не дальше, годичной орбитой, суточным вращением вокруг своей оси и наклоном последней, и благодаря этому возможны такие смены и дня и ночи, и времён года; и проживание, и произрастание сотен тысяч видов флоры и фауны - в тропиках и в тайге, в реках и океане, на целых континентах и на отдельных островках. И, если на то пошло, - как не повторить излюбленный мой пример с атомом углерода - это ж надо сообразить - при удачном стечении обстоятельств компании этих атомов столь изумительно объединиться в сверхтвердый и сверкающий алмаз; или организовать целлюлозные цепочки - строительную основу всего растительного царства; или вшестером сомкнуться в бензольное кольцо-родоначальнице множества естественных и синтетических красителей, лекарственных препаратов.
Главная цель и этих рассуждений Монтеня, думается, как говорится, поставить человека на место, можно сказать, усредненного представителя рода человеческого, но и в самом авторе, и даже в великих личностях былых веков, этот внутренний "усредненный", по крайней мере, в обыденной жизни, не в творческих свершениях, как говорится, командует парадом, и определённая разумность существования живых существ, как правило, в оптимальных для жизни особи, продолжения рода, в целом и примечательных частностях - даёт фору нашим неразумным, бессмысленным, несправедливым, чтобы не сказать хуже, по отношению к тем, кого считаем недругами, и нередко к сородичам, близким, родным.
"На каком основании приписываем мы творения животных какому-то врожденному слепому инстинкту, хотя эти творения превосходят всё, на что мы способны по своим природным склонностям и знаниям!" Отсюда следует, что уже в ту эпоху иные мыслители проницательно определяли роль "врожденного слепого инстинкта" буквально во всём, что обеспечивает выживание данного вида в его природной экологической нише; можно добавить с генетически потенциальной возможностью включить в эту нишу и, допустим, человеческое жилище, как те же ласточки - замок Монтеня, или упоминаемые им также пауки, не говоря уже о паразитирующих мышах, тараканах, блохах. Но для Монтеня важно понять, беспристрастно констатируя - как это вроде бы самые разумные их всех одушевленных тварей - люди - на поверку ведут себя зачастую совсем не так, чтобы их действия с любой точки зрения можно было бы назвать разумными, ибо совершаются в основном под влиянием низменных желаний, стремлений и страстей.
Гораздо позже в научный обиход вошёл термин "борьба за существование" - в одном из своих опусов подробно разбираю приложение этого понятия к живым существам, но уже Монтень задаётся вопросом: а не произвела на белый свет природа гомо - заметим библейская версия шестого дня творенья и первородного греха как первопричины наших злоключений, доныне витающая в сознании многих верующих - для Монтеня остаётся, говоря по-нынешнему,- за кадром; так что - человек и в самом деле "печальный пасынок природы"? и - уже по Монтеню "природа отказывает нам в средствах, с помощью которых мы могли бы путём какого-то обучения и совершенствования уравнять наши способности с природными способностями животных. Ввиду этого, несмотря на неразумие животных, они во всех отношениях превосходят всё, на что способен наш божественный разум. Мы вправе были бы на этом основании назвать природу несправедливой мачехой".
почтением - пиететом, восторженностью, повествуя о личностях самоотверженных, героических, творческих, одним словом, достойных безоговорочно высокого звания человека на Земле. Следует цитата из Лукреция: " Вот и младенец, подобно моряку, выброшенному жестокой бурей на берег, лежит нагой и бессловесный на земле, совсем беспомощный в жизни с той минуты, как природа с тяжким усилием исторгла его из материнского лона и бросила в мир. Его жалобный плач раздаётся кругом, - да и как ему не жаловаться, когда ему предстоит испытать столько злоключений? Между тем и крупный и мелкий скот, и дикие звери вырастают не нуждаясь ни в погремушках, ни в том, чтобы их утешала нежно ломаными словами кормилица. Не нужно им различных одежд, в зависимости от времени года; нет у них, наконец, нужды ни в оружии, ни в высоких стенах для охраны своего достояния, ибо всё им в изобилии производит земля и искусно готовит природа".
"Знаменитый римский поэт-философ. Дидактическая поэма в гекзаметрах "О природе вещей" в 6 книгах - изложение физики, космогонии, психологии и этики по Эпикуру (единственный источник эпикурейской философии)... раскрывая пред читателем природу и её силы, Лукреций стремится освободить людей от предрассудков, от слепой веры в богов, от страха страданий и смерти и убедить в могуществе знания и превосходстве философии". Лукреций кончил жизнь самоубийством. Как-то не вяжется с расхожим мнением, что эпикурейство - это безудержное стремление к наслаждению жизнью, и только. И потому можно привести сокращенную заметку об Эпикуре из той же дореволюционной энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
"Эпикур, 341-270 до Р. Х., знаменитый греческий философ и основатель эпикурейской школы, жил в Афинах. Эпикур обосновал свою этику на сенсуалистической теории познания в материалистической физике (атомизме) Демокрита". Прервём заметку об Эпикуре - выпиской из словаря - определение термина, характеризующего мировосприятие философа. "Сенсуализм (латинское - восприятие, чувство) направление в теории познания, согласно которому чувственные ощущения являются основной и главной формой достоверного познания: " нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах"; противоположное - рационализм." Теперь продолжение энциклопедической статьи: "Всякое живое существо с момента рождения стремится к удовольствию, как к высшему благу и избегает страдания как величайшего зла, но ценно не мимолётное наслаждение, а "устойчивое удовольствие".
И в этом месте прерву небольшую в сокращенном изложении энциклопедическую статью "Эпикур" - как прерывают собеседника, когда не в состоянии далее выслушивать уж очень неверные с нашей точки зрения доводы, обвинения, нудные повторы - тем паче, если собеседник представлен лишь цитатой, к тому же выбранной тем, кто намерен привлечь его авторитет или, напротив, оспорить - какой уж тут диалог; но и Мишель Монтень постоянно использует такой приём - а я тоже частенько злоупотребляю этим, словно вовсе в непринужденной беседе, когда уже цепляешься за какую-то мысль, и заносит в сторону размышлений уже в ином направлении. "Живое существо с момента рождения стремится к удовольствию как к высшему благу" - возможно такое соображение философа, веками уходя от первоисточника, представлено вульгаризировано; и в этом, пожалуй, не мешает определиться - каково моё разумение подобной тезисной посылки. Живое существо, ограничимся пока дочеловеческими, появляется на свет с доминантой: по возможности и выживать по выверенной рядом поколений генетической программе, и способствовать продолжению рода.
Забегая вперёд, можно заметить, что в сущности то же определяло судьбы, может быть, большей части, как говорили встарь, простолюдинов - по словарю тех, кто "не принадлежал к привилегированным сословиям - крестьянин, мещанин, рабочий" - я бы вместо "рабочий" поставил "ремесленник". Наблюдая снова прилетевшего из Штутгарта с мамой - моей дочкой Олей - моего внука Даню - чувствую, как его переполняет радость жизни, подобная той, что у игривых подростков наших "братьев меньших", кстати, гаснущая с возрастом и у них - не из потаенного ощущения неуклонного приближения к собственному небытию - впрочем это возможно одна из версий. Конечно, малыш капризничает, плачет, когда тому есть причины - не только, как у тех же "братьев меньших"- страдания от голода, жажды, недугов, боли - но, скажем, запретов на то, что ему вдруг захотелось сделать или получить - и в этом уже человеческое начало.