Филановский Г. Ю.: Апология Мишеля Монтеня.
Избирательность

Избирательность

Думаю, такая избирательность - и для творящих, и для "третьеспиральных" клиентов - такой, как писал ранее - разброс индивидов по ряду параметров - и по экстерьеру, и по свойствам души - величайшее достижение, не сомневаюсь, целенаправленной человеческой эволюции. Интересно, насколько этот в большей или меньшей степени эстетический фактор повлиял на половые предпочтения; в традициях Востока доныне, да и на Руси пару веков назад (вспомним няню у Лариных) симпатии молодых особенно не учитывались, всё решалось старшими; вместе с тем легенды иных народов повествуют о неразрешимых или разрешимых судьбой препятствиях для влюбленных; намечается ли, что влюбленные в этих легендах писаные красавцы, точнее - он - с набором эпитетов, и она "подобна полной Луне и так далее", или об этом умалчивается, но фокус в том, что издревле эстетическая оценка привлекательности колебалась, и порой весьма - между, как у Гегеля - объективным и субъективным, то есть, как нынче принято, демократическое большинство этноса или округи приблизительно представляли эталонную красоту мужскую и особенно женскую (ранее - у Монтеня - об идеальной форме женской груди у разных народов); любопытно, между прочим - наряды, косметика здесь не при чём, как на конкурсах красоты; но если и появлялась такая краля юная, то это не значило, что все вокруг поголовно, по излюбленному для этой ситуации словечку Пушкина, - за ней волочились. Эстетический подход - человеческих - в такого рода предпочтениях с учётом индивидуальных предпочтений - пожалуй, на первый план в женской привлекательности выставил лицо - и в деталях, и в целом, и взгляд, и улыбку, но как семья, исчисляемом не днями, а месяцами и годами, базовым становится краеугольный камень совместимости - по-монадному, или трещинки несовместимости, столь заманчивые для происков Дьявола.

Помните Чеховский рассказ о двух красавицах, совершенно разных: одна восточная, томная, другая русская кокетливая непоседа. В сонетах Шекспира воспевается некая безымянная для нас смуглянка, явно не претендующая на первенство среди признанных красавиц. "Её глаза на звёзды не похожи, нельзя уста кораллами назвать, не белоснежна плеч открытых кожа, и черной проволокой вьется прядь. С дамасской розой, алой или белой, нельзя сравнить оттенок этих щек, а тело пахнет так, как пахнет тело, не как фиалки нежный лепесток... И всё ж она уступит тем едва ли, кого в сравненьях пышных оболгали". Влюблен всерьёз и надолго - тут никуда не денешься, хотя следующий, 131 сонет завершается, по-видимому, не без основания так - "Беда не в том, что ты лицом смугла, - не ты черна, черны твои дела!" Правда, в переводе - не превосходном Маршака, но Ил. Иванова эти строки звучат иначе: "И горько, что за черные дела прелестную не милует хула", то есть, может, одно дело - жалобы влюбленного, другое - осуждение со стороны. А какой вариант более соответствует оригиналу? Склоняюсь ко второму - любящий всячески отмахивается от справедливых суждений даже сочувствующих родных, близких в адрес предмета обожания, и примеры подобной душевной слепоты - со стороны мужчины, и, тем паче, женщины, порой просто ошеломляющи.

Если, - не отрываясь от Шекспира - и в кругу Ромео, и среди возможных женихов Джульетты - было в Вероне немало привлекательных юных особ, то всё же неспроста именно к ним любовь пришла, как говорится, с первого взгляда; озарилось некое соответствие встреченного с каким-то идеальным образом в душе каждого. Ещё раз уже прозвучавшее сравнение предпочтений пищи духовной и вкусовых пристрастий или неприятия тех или иных продуктов и блюд на их основе, причем, по семейному опыту хорошо знаю, что проявляется такое чуть ли не с младенчества, и остаётся, в общем, стабильным в дальнейшей жизни. Не иначе, обусловлено генетически, так же, как характер, талант, то есть уже из, так сказать, духовной сферы личности. Таким образом, я склонен не только признать мнение о врожденных идеях, мелькнувшее у Платона и принятое Декартом, Лейбницем, но и включить в этот индивидуальный комплекс и эстетическую составляющую, причём безусловно выходящую за рамки эротических предпочтений.

" В начале жизни школу помню я... И часто я украдкой убегал в великолепный мрак чужого сада, под свод искусственных порфирных скал. Там нежила меня теней прохлада; я предавал мечтам свой юный ум, и праздно мыслить было мне отрада. Любил я светлых вод и листьев шум, и белые в тени дерев кумиры, и в лицах их печать недвижных дум. Всё - мраморные циркули и лиры, мечи и свитки в мраморных руках, на главах лавры, на плечах порфиры - всё наводило сладкий некий страх мне на сердце; и слёзы вдохновенья, при виде их, рождались на глазах. Другие два чудесные творенья влекли меня волшебною красой; то были двух бесов изображенья. Один (Дельфийский идол) лик младой - был гневен, полон гордости ужасной, и весь дышал он силой неземной. Другой женообразный, сладострастный, сомнительный и лживый идеал - волшебный демон - лживый, но прекрасный. Пред ними сам себя я забывал; в груди моей младое сердце билось - холод бежал по мне и кудри подымал. Безвесных наслаждений ранний голод меня терзал - уныние и лень меня сковали - тщетно был я молод".

в бабки, украинская ночь, монастырь на Казбеке, верные друзья, няня, Пётр, игральные карты, Мазепа, бесы... Рождаются и творят поэты, и пусть не такое уж многочисленное племя истинных любителей поэзии представлено на всех континентах; и среди посетителей художественных музеев, концертных залов, где исполняется серьёзная музыка; не праздных туристов, вглядывающихся в шедевры старинной архитектуры земель ближних и дальних; завзятых театралов - значительная часть - не из тех, которым лишь бы отметиться, засветиться, при случае блеснуть своим знакомством - если не с живыми знаменитостями, то с наследием таковых в прошлом, творческим наследием.