Филановский Г. Ю.: Апология Мишеля Монтеня.
О непостижимом

О непостижимом

И тут вроде отвлекусь совсем в сторону, хотя - не по Монтеню ли? - всё что излагаю, так или иначе связано одно с другим, и как-то обогащает картину моего мировидения, как, допустим, на живописном полотне сочетание жанровой сцены или даже портрета с архитектурным фоном, пейзажем, не говоря уже об убранстве интерьера, одежде. И, как я не раз отмечал, обостренное понимание значения деталей, оттенков, нюансов в литературе, искусстве, пожалуй, и науке нового времени - характерная примета, и Монтень - стану подчёркивать и впредь - здесь один из первопроходцев. И - попутно - стремление к сочетанию вроде бы до того несочетаемого - тоже показатель прогресса нашего в миропознании. И - в порядке самокритики - этот мой интеллектуальный дневник лишь призрачно рассчитан на возможного читателя, и внутренний редактор отдыхает.

После таких сентенций - новый прыжок мысли в сторону, но за пределы обнимаемого данным опусом. Нынче вообще узаконен такой жанр литературного творчества, как эссе (французское - опыт, набросок, -прозаическое ненаучное произведение философской, литературной, исторической, публицистической или иной тематики (от себя внутри словарного определения - а то и мешанине разных тем), в непринужденной форме излагающее личные соображения автора...". В этой связи стоит отметить, что в переводах Монтеня на русский язык до XX века общий заголовок был ещё непереводимым на русский - " Еssаi", и впоследствии как бы синонимичное "Опыты". И, прежде, чем рассказать об одном особо впечатлившем меня в той передаваемой в телепрограммах "битве экстрасенсов", участники которой юноши и девушки, почти школьники, позволю себе на эту небезразличную мне тему привести достаточно обширную цитату опять же из Монтеня, но из главы "Безумие судить, что истинно и что ложно на основании нашей неосведомленности".

"Не без основания, пожалуй, приписываем мы простодушию и невежеству склонность к легковерию на убеждение со стороны… В самом деле, чем менее заполнена и чем меньшим противовесом обладает наша душа, тем легче она сгибается под тяжестью первого обращенного к ней убеждения. Вот почему дети, простолюдины, женщины и больные склонны к тому, чтобы их водили, так сказать, за уши (наверное переводчик не рискнул русским "водить за нос" заменить буквальное французское). Но, с другой стороны, было бы глупым бахвальством презирать и осуждать как ложное то, что кажется нам невероятным, а это обычный порок всех, кто считает, что они превосходят знаниями других. Когда-то им страдал и я, и если мне доводилось слышать о привидениях, предсказаниях будущего, чарах, колдовстве или ещё о чём-нибудь, что было мне явно не по зубам, меня охватывало сострадание к бедному народу, одолеваемому всеми этими бреднями".

"не может быть". А, во-вторых, интересно проследить отношение к - условно говоря - сверхъестественному - со стороны как отдельных граждан, так и официальных идеологий. Далеко за примерами в данном случае ходить не надо: в комментариях к этой главе из "Опытов", понимающие всесильность идеологических цензоров, настаивают на том, что Монтень и в этой главе, и вообще категорически отвергает разного рода "чудеса" - с явным намёком на отношение автора к представленным в священных книгах и признаваемых официальным христианством. Следует заметить, что - пусть в средневековье, как, впрочем, и в советскую эпоху - идеологически власть имущие крайне ревниво относились к людям с необычными способностями, экстрасенсорными - в религиозном смысле - непонятное, необъяснимое - происки "нечистой силы", а для торжества диалектического материализма - нечто, по ходячему цензурному штампу тех времен - "путаное и вредное".

Что, кстати, не мешало иным диктаторам прибегать к посредству причастных к оккультизму - в различных вариациях. Но Монтень ищет ту "золотую середину" - между слепой верой во всемогущие чудеса, в действенность бездумно воспринятых предрассудков, и - упрямым "не может быть!" - по отношению к тому, что противоречит нашим убеждениям, более того - вроде бы и здравому смыслу. К этому Монтень пришёл не сразу, будучи с юности весьма скептически настроенным к массе заблуждений, с которыми он зачастую сталкивался в жизни и в книгах, и которые не мог не расценивать как таковые. Но - "Теперь, однако, я думаю, что столько же, если не больше, я должен был бы жалеть себя самого, и не потому, чтобы опыт принёс мне что-нибудь сверх того, во что верил когда-то, - хотя в любознательности у меня никогда не было недостатка, - а по той причине, что разум мой с той поры научил меня, что осуждать что бы то ни было с такой решительностью, как ложное и невозможное, - значит приписывать себе преимущество знать границы и пределы воли господней и могущества матери нашей природы; а также потому, что нет на свете большего безумия, чем мерить их мерой наших способностей и нашей неосведомленности. Если мы зовем диковинным или чудесным недоступное нашему разуму, то сколько же таких чудес непрерывно предстаёт нашему взору!"

Монтеня мы нашему познанию мира обязаны в первую очередь науке. "Вспомним, сквозь какие туманы и как неуверенно приходим мы к познанию большей части вещей, с которыми постоянно имеем дело, - и мы поймём, разумеется, что если они перестали казаться нам странными, то причина этому скорее привычка: нежели знание - "и каждый, утомившись и пресытившись созерцанием, не смотрит больше на сияющую храмину небес" - заключает Монтень цитатой из Лукреция. Ан нет, позвольте не согласиться! В "Ранней ягоде" - глава "Ну и что?" - говорит об интеллектуальной ущербности, а, может, и душевной скудости тех, кто ничему не удивляется, не поражается, не восхищается, да и не возмущается, ну, разные там звёзды в небесах, ну обнаружили где-то в космосе планетарные системы, но не обитающих там инопланетян; ну написал Лев Толстой "Анну Каренину", ну висят в музее, может быть, неплохие картины; ну расшифровали генетический код, ну какая-то Ванга верно предсказывала будущее - ну и что?.. Или в результате землетрясения, террористической атаки погибли женщины, дети - опять же - ну и что - для меня? Не первый раз, бывает... То ли дело - вздорожал сахар, посадили соседа - поделом, анонсируют увлекательный сериал по телеку... Конечно, мне не к лицу морализировать, да ещё утрируя реакцию тупого обывателя на происходящее и для него неинтересного - может это своего рода защитная психологическая реакция как "человека неустойчивого" - по моему определению...

Итак, предстоит сматывать клубок моих рассуждений - что настолько размотался от исходного, благо нить не разорвана. Первая остановка - юные экстрасенсы. Этой темы и смежным из сферы неведомого, верней, необъяснимого наукой, правда и с этим по-моему неплохо сочетаются положения взаимоотношений с Окином всего сущего, - в своих опусах посвящена не одна страница, и, таким образом, интерес мой и в этом не совсем праздного любопытства - а желания представить без мистики и признания сверхъестественного - как такое всё-таки - может быть. Не стану распространяться обо всех изумительных экспериментах, когда до этого взрослые, а в этой серии юные - демонстрируют взаправду исключительные способности - воспроизводить информацию о событиях прошлого, реалиях настоящего, причём вплоть до порой мельчайших и даже неведомых вопрошающим деталей, и - предсказывать будущее, но в этом требуется дальнейшая проверка, ибо признанные нынче астрологи и тому подобные далеко не всегда уличаются по прошествию более или менее длительного времени в не сбывающихся, иной раз даже близко - пророчествах.

Итак, в очередном испытании было предложено рассказать - кто сейчас находится в помещении за стеной, куда заглянуть никак невозможно. Ребята, кажется, трое из пяти, верно описали: мужчина, женщина - при этом о направлении их профессиональной деятельности, внешности, одежде, и, что было, так сказать, весьма неожиданным сюрпризом - обезьянка - дрессированная прима манежа. А заставил меня задуматься паренёк, фамилия которого, если не ошибаюсь, Лаврентюк, который размышлял вслух примерно так: "... третье - живое, маленькое, но не ребёнок, потому что существо без памяти..."Вот тебе раз! А как же замысловатые трюки, которым была обучена? Допустим, сведём это к выработанному условному рефлексу. Но наши домашние любимцы - собаки, кошки, наверное, и лошади, и ослы, и слоны, и верблюды - с которыми нынешний житель мегаполиса не сталкивается - не запоминают ли хозяев, своих, место обитания - даже временного, как наш покойный кот Мика, когда мы были на базе отдыха в одном из десятков домиков, а он уходил гулять и на соседние базы, но являлся туда, где мы были. Запоминают и ласку, и обиды, и как пахнет неведомое лакомое, и что позволено, а за что накажут. Но животное - внимание! - включает в свой жизненный опыт через память исключительно то, что каким-то образом влияет на благополучное существование в данных условиях. Скажем, городские птицы - места, где можно добыть корм; крысы - запах отравы в приманке; перелётные птицы - ориентиры дальних маршрутов, некоторые виды рыб - отличия пресноводных заводей для нереста, и так далее.

- снабдила всеохватывающей памятью и способностью её соответственно применять, перерабатывая сознанием, мышлением. Человек запоминает многое из увиденного и пережитого; возможно в памяти хранится вся информация, полученная органами чувств и - добавлю - внушенная Окином, но вот какое влияние всё это оказывает на мысли, на желания, на поступки, на судьбу в конечном счёте - об этом надо задуматься, как, вероятно, истоках того, что в принципе отличает человека, и определяет всё им совершаемое.