Познай самого себя
Но и наши чувства, органы чувств, как мы их воспринимаем, порой или нередко - не то, чтобы обманывают нас, но, как мы бы теперь сказали, снабжают информацией, которая может искажаться, и способностью утонченного или грубого отражения в душе (скажем, органом слуха - от так называемого абсолютного до "медведь на ухо наступил"), и настроением, и даже возрастом. "Ребёнок слышит, видит и осязает не так, как тридцатилетний человек, а тридцатилетний - не так, как шестидесятилетний (о восьмидесяти с лишним, "летнем" автор и не заикается); таков уж закон природы. У одних людей чувства более смутные и расплывчатые, у других более ясные и острые". Рассуждения Монтеня по этому поводу, иллюстрируемые выразительными и убедительными примерами, актуальны и сегодня. Думается, и здесь Монтень предостерегает от слепой доверчивости ко всему, что кажется верным, правильным, истинным - довлеет ли при этом традиция, культовый авторитет или наши чувства - добавлю от себя, как например, при влюбленности.
Добавление от себя - уж очень хочется встрять и своим личным, но всё же лучше прочесть у самого Монтеня: "Будучи от природы вялым и нескоропалительным, я не имею обширного опыта в тех бурных увлечениях, большинство которых внезапно овладевает нашей душой, не давая ей времени опомниться и разобраться... Желая сдержать и покорить страсть (ибо я не принадлежу к тем, кто поощряет пороки, и поддаюсь им, когда они увлекают меня), я когда-то пытался держать себя в узде; но я чувствовал, как она зарождается, растёт и ширится, несмотря на моё сопротивление, и под конец, хотя я всё видел и понимал, она захватила меня и овладела мною до такой степени, что точно под влиянием опьянения, вещи стали представляться мне иными, чем обычно, и я ясно видел, как увеличиваются и вырастают достоинства существа, к которому устремлялись мои желания; я наблюдал, как раздувал их вихрь моего воображения, как уменьшались и сглаживались мои затруднения в этом деле, как мой разум и моё сознание отступали на задний план. И лишь только погасло это любовное пламя, как в одно мгновение душа моя, словно при вспышке молнии, увидела всё в ином свете, пришла в иное состояние и стала судить по-иному..."
истины, и, вместе с тем, раскрывая горизонты - не непознаваемого, а непознанного. И приводимый Монтенем спектр суждений о том, что есть душа человека, мы вынуждены, как я отмечал в одном из опусов, при видимой для нас нелепости этих домыслов, признать, что по-настоящему далеки от ясного понимания той нематериальной субстанции, что ассоциируется у нас с неоднозначным словом или понятием - душа. А Монтень не стесняется, как в откровенной исповеди, выставлять и себя самого напоказ - я не лучше и, может, не хуже многих других, но каждый получает свыше способность быть самим собой, но не каждому суждено мужественно играть эту роль с начала до конца; и если оказался в золотой или позолоченной упряжи несвободы, и, прежде всего, несвободы мышления, творческой - пеняй на себя - в любых жизненных обстоятельствах. Биография Монтеня свидетельствует, что иногда и он вынужден был идти на уступки вышестоящим господам, но не кривил душой, по меньшей мере, в своих "Опытах".
"Апология Раймунда Сабундского" - прошёлся по её страницам - с начала до конца, и размышления Монтеня навеяли и мои отзеркаленные новым временем рассуждения о вещах, интересующих и волнующих гуманиста ХVI века. Монтень, как я понимаю, и не хочет анализировать происходящее в мире - ни как штатный философ, от которого ждут ответы на вопросы, ни, тем более - "по науке", никакой дидактики - как бы предвосхищая великую литературу и искусство нового, новейшего времени - вот таким мне представляется мир, так я открываю и для вас это моё виденье, а уж что душа ваша извлечет из моих откровений - не мне судить. Но сквозь ткань бесед мудреца с учениками - как было в безмятежности садов Академа, проступает тревога, подобно той, что у каждого из нас вдруг нахлынет безотчётно - иногда неспроста - беда с кем-то из близких, а чаще - непонятно отчего, - такое у меня ощущение при вчитывании в страницы "Опытов". Не знаю, насколько оно укрепится или развеется, когда начну вчитываться в разнообразные по темам главы "Опытов".
"Опытов" - хронологическая последовательность написания глав, или своего рода фуга - многоголосое повторение доминирующей темы - что же такое - человек; или - если аналогия из другой области искусства - живописи - этюд, а то и мозаика, - что естественно сливаются в цельную картину; наконец, как сборник стихотворений или рассказов одного автора, объединенных лишь его личным восприятием и отражением увиденного и пережитого. Итак, вслед за многостраничной "Апологией Раймунда Сабундского" следует небольшая глава "О том, как надо судить о поведении человека перед лицом смерти", для меня, в моём возрасте достаточно актуальная. "Когда мы судим о твёрдости, проявленной человеком перед лицом смерти, каковая есть несомненно наиболее значительное событие нашей жизни, необходимо принять во внимание, что люди с трудом способны поверить, будто они и впрямь подошли уже к этой грани. Мало кто умирает, понимая, что минуты его сочтены; нет ничего, в чём нас в большей мере тешила бы обманчивая надежда; она непрестанно нашептывает нам: "Другие были больны ещё тяжелее, а между тем не умерли. Дело обстоит совсем не так уж безнадёжно, как это представляется; и в конце концов господь явил немало других чудес. Происходит это от того что мы мним о себе слишком много; нам кажется, будто совокупность вещей испытает какое-то потрясение от того, что нас больше не будет..."
"мы": " И чем большую цену мы себе придаём, тем более значительной кажется нам наша смерть: "Как! Неужели она решится погубить столько знаний, неужели причинит столько ущерба, если не будет на то особого волеизъявления судеб? Неужели она с тою же лёгкостью способна похитить столь редкостную и образцовую душу, с какою она похищает душу обыденную и бесполезную?.." "Всякий из нас считает себя в той или иной мере чем-то единственным..." Спустя три века эти мысли с убийственной художественной силой воплотил Лев Толстой в "Смерти Ивана Ильича" и "Трёх смертях". Может быть - такая мысль пришла мне в голову - от древнейших захоронений у всех народов планеты, будь то даже сожжение трупа и развеивание пепла, - до упорядоченных кладбищ, и скорбными церемониями поминок, впрочем, заметим, у некоторых национальностей с формальным акцентом на воспоминаниях об ушедшем, особая шумиха вокруг смерти выдающихся личностей - показательная для живущих возможная гарантия загробного существования - для верующих в буквальном смысле, но убедительнее - в памяти потомков - это гораздо вернее, с призрачно оправдательным - жизнь прожита недаром, и, может быть, в большинстве людских существований и впрямь так оно и есть.
"Жить, продолжать жить во что бы то ни стало!" - этот генетически закрепленный девиз в мире живого, с оговоркой - пока ты выполняешь свою миссию - хоть как-то нужную для продолжения рода - то ли трутня, то ли бабочки-однодневки, то ли Киплинговского волка Акелы - пока не промахнётся на охоте. Смерть к любому живому существу может прийти, можно сказать, вовремя, то есть когда завершается отмеренным для этого вида срок земного существования, а, может быть, чаще - не совсем так - мало ли при содействии врагов - невидимых, болезнетворных бактерий, или хищников, паразитов, природных катаклизмов - и живое существо до конца отчаянно борется за жизнь - не потому, что знает о кошмаре небытия, но жизнестойкость также заложена генетически; и безысходная апатия, равнодушие к судьбе - разве что у высших животных в совсем уж невыносимых для привычного или сносного существования обстоятельствах, иной раз и психологических.
"его", человека вообще, но очень разных и очень по-разному. Монтень приводит несколько характерных примеров встречи людей со смертью, документально подтвержденных, в том числе, мужественно встречавших её лицом к лицу. Монтень пишет: "Людям страшно сводить знакомство со смертью. Кто боится иметь дело с нею, кто не в силах смотреть ей прямо в глаза, тот не вправе сказать о себе, что он приготовился к смерти..." Несколько раз в жизни, уже в достаточно зрелом возрасте, я испытал, можно сказать, ужас смерти, но вовсе не перед лицом смертельной опасности, напротив, в совершенно спокойной домашней обстановке, безо всякого повода, вдруг - это длилось несколько минут, но иначе, как "ужас смерти" назвать то, что я чувствовал, не могу. Похоже, как "арзамасский ужас", что подобным образом испытал Лев Толстой, находясь в гостинице Арзамаса. Я присутствовал при умирании моих близких или знакомых в их смертный час - трудно судить, как, находясь в сознании и понимая, что происходит, они, каждый из них, испытывал в душе; возможно, и без надрыва расставался с жизнью. И у меня в жизни, когда бывало очень худо с самочувствием, здоровьем, и мне казалось, что шансы очухаться не столь велики, я передавал Саше свои прощальные пожелания, которые она не могла и не хотела принимать всерьёз. А сегодня, в начале июля 2009 года - не знаю, сочтены ли недели, месяцы или даже годы моей жизни, но "будь готов! - всегда готов!" - как юный пионер семь десятков лет назад. Занятный момент, связывающий эту главу Монтеня и моё нынешнее состояние. Дважды приводится сходный эпизод, когда готовый покончить с собой решает уморить себя голодом; в одном случае так и погибает от истощения, в другом, мучимый болезнью, в результате голодания, как теперь бы назвали - лечебного, - выздоравливает. И в последние дни у меня отсутствует аппетит, ем весьма немного, почти насильно, но - может в конечно счете на пользу?..
"О том, что наш дух препятствует себе самому". Если бы мне довелось дать самую краткую характеристику Монтеню и его "Опытам", я бы назвал этого предшественника многих направлений современной философии, психологии, социологии - исследователем человеческих возможностей. По всем критериям - морали, творчества, влияния на судьбы ближних и дальних. В данной полуторастраничной главе затрагивается проблема выбора. "Забавно представить себе человеческий дух колеблющемся между двумя равными по силе желаниями. Он несомненно никогда не сможет принять решение, ибо склонность и выбор предполагает неравенство в оценке предметов. И, если бы кому-нибудь пришло в голову поместить нас между бутылкой и окороком, когда мы в одинаковой мере хотим есть и пить, у нас не было бы, конечно, иного выхода, как только умереть от голода и от жажды". Привет от Буриданова осла, но для Монтеня интересна не философская проблематика свободы воли, а то, какие порой неуловимые факторы влияют на принятие решений, на тот или иной выбор. Может быть, следует больше доверять интуиции, чутко прислушиваться к - уже по-моему - окинным - велениям свыше, конечно, не как чудесной помощи Всевышнего, но информационного, направленного на сохранение по возможности существующей монады, сигмонады, если, конечно, есть для этого шансы.