Фролов И. Уравнение Шекспира, или “Гамлет”, которого мы не читали.
III. Пролог как эпилог или проза-паразит в стихотворном теле.

III. ПРОЛОГ КАК ЭПИЛОГ ИЛИ ПРОЗА-ПАРАЗИТ В СТИХОТВОРНОМ ТЕЛЕ

Начнем с того, чем пьеса заканчивается. Вспомним слова Горацио сразу после воцарения Фортинбраса:

Горацио:

И я скажу незнающему свету,

…)

(…) Все это

Я изложу вам.

Фортинбрас:

Поспешим услышать



А я, скорбя, свое приемлю счастье;

На это царство мне даны права,

И заявить их мне велит мой жребий.

Горацио:



Из уст того, чей голос многих скличет;

Но поспешим (…)

(перевод Лозинского)

Воспользуемся английским текстом (вторая, наиболее полная редакция “Гамлета” 1604 года издания). Последняя фраза вышеприведенной цитаты (3891-я строка) выглядит так:

“But let this same be presently perform'd.” (Но давайте именно это немедленно представим/сыграем).

В первой редакции 1603 года еще определеннее: “Then looke vpon this tragicke spectacle” (посмотрим сей трагический спектакль“Но поспешим”.

Перед нами ни что иное, как перенесенный в конец пьесы пролог, и Горацио выступает не только в роли Пролога – актера, заявляющего тему предстоящего представления, – но и рассказчиком, по существу, автором пьесы, которую он готов сейчас же представить новому королю Дании Фортинбрассу.

К сведению: в первой редакции 1603 г. имя Горацио несколько раз пишется как “H oratio” (так к нему обращается Гамлет) – и это не ошибка наборщика. “H” в латинском языке заменяло некоторые часто употребляемые слова, такие как , а oratio означает речь, дар речи. Учитывая аналогию с именем римского поэта Горация, можно предполагать, что шекспировский Горацио заявлен в пьесе в двух ипостасях – как хорошо владеющий поэтической речью и как хранитель речи Гамлета, свидетель и участник событий, . Там же сам Гамлет подается как H amlet – что можно перевести как литературный наследник принца Амлета, героя повести XII века Саксона Грамматика, в которой впервые появился сюжет о датском принце, мстящем за смерть отца. В свою очередь Амлет Омлоти – сумасшедший, и тогда H amlet . Кто этот сумасшедший, которому наследует наш герой, пока неясно, как неясно вообще, имеет ли право на жизнь наша трактовка имени. Но мы должны быть терпеливыми – впереди ждут ребусы куда более сложные.

Итак, в условном пространстве шекспировской пьесы разворачивается внутреннее представление, автором которого, как оказалось, является Горацио. Самое простое – предположить, что под именем Горацио Шекспир вывел себя, и рассматривать всю пьесу сквозь этот обманчиво-прозрачный кристалл. Однако не будем торопиться, и обратим внимание на одну особенность, присущую некоторым трагедиям Шекспира. Я имею в виду чередование поэзии (пятистопного нерифмованного ямба) и прозы на протяжении всего повествования – причем смена их на первый взгляд не поддается какому-либо разумному объяснению. Зачем автору нарушать строй своей пьесы, и на что он указывает этими сбивками? Такая структура пьесы сама по себе вызывает вопросы – когда я читал “Гамлета” в школе, то с подростковым максимализмом решил, что прозаические вставки есть лишь следствие авторской неряшливости, простительной для той дремучей эпохи, в которую автор жил и творил. Уже позже мое скороспелое мнение было “подтверждено” различными авторитетными высказываниями – например, английская критика в течение целого столетия не считала творчество Шекспира “правильным”, поскольку этот автор далеко уклонялся от правил классицизма, а Вольтер даже назвал его гениальным варваром.

“Гамлета”. Историки литературы относят его создание ко времени между 1598 и 1602 годами. В списке произведений Шекспира, опубликованном в 1598 году “Гамлета” еще не было, а в июле 1602 года “Месть Гамлета, принца Датского” была зарегистрирована в Палате книготорговцев. Первая печатная версия датируется 1603 годом, вторая – значительно расширенная – 1604-м, но есть достоверные свидетельства, что эта пьеса уже игралась в 1601 году. А отрезок английской истории 1601-1603 гг. чрезвычайно значителен. Он начинается неудачным восстанием под водительством графа Эссекса, фаворита королевы Елизаветы (до сих пор нет единого мнения – был ли он любовником престарелой королевы или ее незаконнорожденным сыном). Восстание было подавлено в самом начале, и графа по указу королевы казнили. Сама Елизавета пережила своего любимца на два года. В 1603 году она умирает, и власть ее переходит к Якову (Джеймсу) VI, королю Шотландии и сыну Марии Стюарт, казненной Елизаветой в 1587 году.

Пьеса, созданная в такое исторически сложное, переломное время просто обязана нести в себе отношение автора к событиям, свидетелем или участником которых он был. Но в то время сделать это напрямую было просто невозможно – существовал даже королевский указ, накладывающий запрет на отображение в пьесах действующих монархов и других лиц королевской фамилии. В таких жестких цензурных условиях не могло не процветать уже упомянутое искусство стеганографии – и о нем нужно помнить, чтобы вставная проза превратилась из авторского огреха в полное смысла сообщение, вложенное в поэтический текст.

“Гамлетом” (как, впрочем, в случаях с большинством его пьес) “пришел на готовенькое” – я не имею в виду историю датчанина Саксона Грамматика (XII в.), или ее пересказ французом Бельфоре (1576), – но говорю о пьесе, шедшей на лондонских сценах уже в начале 90-х годов XVI столетия. Все исследователи единодушно приписывают авторство того “Гамлета” Томасу Киду, английскому поэту и драматургу, умершему в 1594 году. Кстати, это он впервые ввел в английскую драматургию тему мести, призрака, вещающего правду, и пьесу в пьесе.

(С Томасом Кидом связана одна трагическая история. В 1593 году могущественный Тайный Совет пытками выбил из него показания на Кристофера Марло, поэта, который сейчас считается предшественником Шекспира – именно Марло первым применил в английской драме прозо-поэтическую структуру. Марло были предъявлены обвинения в атеизме (и, несмотря на это, в предпочтении католицизма протестантизму, а также, в гомосексуализме и других грехах. Кристофер сам был тайным агентом Совета, однако его арестовали, потом отпустили под подписку, а через несколько дней он погиб при странных обстоятельствах в стычке со своими коллегами-агентами. Спустя две недели вышла из печати поэма “Венера и Адонис” – первенец Уильяма Шекспира.)

“тела” нашего “Гамлета” послужил сюжет, знакомый тогдашнему зрителю. Похоже, что это пересказ пьесы Кида, исполненный Шекспиром в своей творческой манере. В чужую, по сути, пьесу, Шекспир внедрил прозу-“паразита”, несущую собственную смысловую нагрузку, и поддерживающую свою жизнеспособность сюжетной кровью пьесы-“хозяина”. Сравнение, конечно, неблагозвучное, однако фактически оправданное.

Можно поставить небольшой эксперимент – разделить поэзию и прозу пьесы, превратить ее непрерывность в две пунктирных линии. Оказывается, что поэтический пунктир действительно содержит в себе почти полный кидовский сюжет – а точкой пересечения линий можно считать пьесу в пьесе “Мышеловка”, посредством которой в традиционно понимаемой фабуле Гамлет уличает Клавдия. Эпизод, включающий “Мышеловку” очень тонко сплетен из прозы, пятистопного нерифмованного ямба и рифмованных стихов, читаемых актерами, и оказывается важнейшим общим местом взаимопревращения вымысла и реальности.