ДАНТЕ. "PARADTSO"

"PARADTSO"

Увидеть Сущность, где непостижимо
Природа наша слита с божеством.


Там то, во что мы верим, станет зримо,
Самопонятно без иных мерил;
Так - первоистина неоспорима.
Данте

Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

Апостол Павел

При выходе из Чистилища в Земной Рай происходит смена проводника. Грешник не может вести человека в область, примыкающую к небу. Здесь его взгляд становится смутен. Выход из Ада - бросок в мир красок, утренней зари, свободы, красоты, счастья. Мательда на лугу, которую видит Данте, - юная Прозерпина, собирающая цветы у кромки царства Плутона. После безнадежного отчаяния Ада и ожидания Чистилища чистая девушка подчеркивает контраст пропасти, разделяющей невинность и порок.

Встреча Данте с процессией XXIX-й песни символизирует мудрость Ветхого Завета и Евангелия, открывающую человеку вход в Рай. Мательда ведет поэта, пока они не встречаются с Беатриче. Но Благороднейшая - уже не земная любовь юного поэта, хотя в первый момент он и испытывает "обаянье былой любви". Довольно двусмысленны и слова Беатриче, обращенные к Данте:

"Была пора, он находил подмогу
В моем лице; я взором молодым
Вела его на верную дорогу.

Но чуть я, между первым и вторым
Из возрастов, от жизни отлетела, - 
Меня покинув, он ушел к другим.

Когда я к духу вознеслась от тела
И силой возросла и красотой,
Его душа к любимой охладела.


Он устремил шаги дурной стезей,
К обманным благам, ложным изначала,
Чьи обещанья - лишь посул пустой.

Напрасно я во снах к нему взывала
И наяву, чтоб с ложного следа
Вернуть его: он не скорбел нимало".

Очевидно, в этой сцене есть двойной смысл: глубоко личный, интимный, и теологический. Данте кается перед Беатриче, а заблудшая душа Человека - перед божественной мудростью. Но, кроме этого общего толкования, может быть и другое. Упреки Беатриче - это упреки собственной совести поэта. И потому он так остро их переживает. "Измена" Беатриче - это измена самому себе, отступление от юношеского идеала. В этом и состоит внутренний драматизм сцены.

Так или иначе, Беатриче - это небесная мудрость. И только она, мудрость, может вести героя дальше, в Небеса.

Встреча с Беатриче после [многолетней] разлуки - то третье свидание, ради которого первоначально и была задумана поэма. Но теперь в этой точке пересеклись многие другие цепочки событий. Беатриче все в том же красном платье, это именно она, а не отвлеченная аллегория, но в то же время она представляет небесную мудрость, она посланница Рая, она режиссер и действующее лицо в "миракле", поставленном для Данте. Более того, среди "трех благословенных жен", отражающих по правилам символического искусства Данте свойства Троицы (Мария - могущество, Беатриче - знание, Лючия - любовь), она занимает место Христа. И эта роль Беатриче тем более заметна в пасхальной атмосфере XXX песни. Центральное событие жизни Данте совпадает с праздником искупленного греха и с важным моментом человеческой истории.

Земная и небесная Беатриче прекрасно уживаются в одном образе поэмы, потому что все высшее должно иметь личностное воплощение. Архетипом для такого символизма является Христос, которого никакой теолог не мог назвать идеей или принципом, ибо догматически определено было, что он человек и Бог. Данте открыл в символизме бесконечные возможности для художника, увидел в сопряжении жизни и духа через символ смысл существования художника, его собственное дело, которое не может за него сделать никто.

Вознесение поэта - это преображение, изменение естества, "пречеловеченье". Данте великолепно передает переживания этого момента: удивление и восторг. В терцинах I 73 - 76 и II 41 - 45 улавливаются реминисценции на темы апостола Павла, а в пояснениях Беатриче слышны отзвуки патристической теософии:

...Всё в мире неизменный
Связует строй; своим обличьем он
Подобье Бога придает вселенной.
Для высших тварей в нем отображен
След вечной Силы, крайней той вершины,
Которой служит сказанный закон.
И этот строй объемлет, всеединый,
Все естества, что по своим судьбам - 
Вблизи или вдали от их причины.
Они плывут к различным берегам
Великим морем бытия, стремимы
Своим позывом, что ведет их сам.

Мировая гармония - это иерархия ценностей, каждая тварь имеет свою нишу в континууме устремлений. Место бытия высокой души - Эмпирей, куда она устремляется, будучи освобожденной от плоти, - таков смысл "неизменного строя", связующего мир.

Иерархия Рая неадекватна нисходящей структуре Ада: хотя блаженные души здесь тоже распределены по ступеням, все места в Раю равно блаженны, гармония желаемого и достигнутого абсолюта - это, если можно так выразиться, гармония "по потребностям".

По мере восхождения к Эмпирею возрастает проникновенность человека и сила его любви: он видит все новые уровни небесной красоты и все больше любит свет небес.

Первое небо - философия истины и знания, второе - философия истории.

Я вижу, что вовек не утолен
Наш разум, если Правдой непреложной,
Вне коей правды нет, не озарен.

Иными словами, истина - бесконечность Знания. На втором небе император Юстиниан произносит речь, в которой история представлена как искупление грехопадения Адама.

Христос, чтобы искупить грехопадение Адама, погубившего вместе с собой всю отпавшую природу, воплотился, слив себя с природой. Казнь Христа, которая распинала грешную природу, была высшей справедливостью, но она же позволила торжествовать иудеям, казнившим Бога. Поэтому справедливой была и вторая кара. Но почему Богом был избран такой сложный путь искупления? - недоумевает Данте. Создание Бога, отвечает Беатриче, если оно сотворено им непосредственно, обладает вечностью, свободой и богоподобием. Таков и человек. Он создан прямым актом божественной благости и в отличие от подверженных разрушению земных стихий, созданных косвенными силами, может быть бессмертным. Но грех, лишив человека одной доли совершенства - свободной воли, отнял у него и все остальное. Лишившись своих совершенств, человек уже не может столь же вознестись, сколь он пал. Ему нужна помощь Бога: или милость, или возможность самостоятельно искупить грех. Для Бога дело тем милее, чем больше в него вложено блага, поэтому он идет обоими путями. Простое оправдание человечества несравнимо со щедростью Божьей самоотдачи. И правосудие невозможно было бы осуществить, если бы не воплотившийся Христос, который стал, так сказать, и объектом и субъектом правосудия. В этой своеобразной диалектике у Данте соединены философия истории, философия личности и философия любви.

Главная идея "третьего неба" - очищающая сила любви и необходимость вдумчиво следовать природе. Свобода и любовь - важные категории Данте. Особо тщательно разработана вторая. Материальное богатство уменьшается при делении его между людьми, духовное - возрастает. Небесная любовь тем больше, чем больше приобщенных к ней. Любовь - родная сестра знания. Важнейшая мысль Данте - просветление освобожденной от плоти души: любовь и знание возрастают по мере очищения от земных сует. Рай - не слепое и пошлое наслаждение, но радость общения и блаженство любви. Недаром последнюю кантику Комедии Шелли называл непрерывным гимном вечно живой любви. На третьем небе обитают души любвеобильных. Их полет зависит от степени погруженности в созерцание Бога.

Четвертое небо - Солнца - граница вещественного мира. Здесь обитают души мудрецов, "взлетевших до Солнца". Вознесение на четвертое небо дает возможность поэту развернуть величественную картину средневековой мудрости.

Взирая на божественного Сына,
Дыша Любовью вечной, как и тот,
Невыразимая Первопричина
Всё, что в пространстве и в уме течет,
Так стройно создала, что наслажденье
Невольно каждый, созерцая, пьет.

Здесь происходит встреча Данте с духовным наставником - Фомой Аквинским, представляющим ему величайших учителей человечества. Перечисляя их, Данте в свойственной ему плюралистической манере помещает рядом Аквината и Сигера Брабантского, аверроизм которого искоренял Фома, а также "радикала-еретика" Иоахима Флорского и "консерватора" Бонавентуру, теснившего иоахимитов. Данте следует принципу "золотой середины": Фома расположен между своим учителем Альбертом Великим и своим противником Сигером. Царство Небесное, хочет сказать поэт, примиряет мудрость, истина слишком велика и обильна: каждому дано узреть свой срез бытия (!). Это одна из величайших идей Комедии, упредивших плюралистическую философию минимум на пять веков (!).

направлениях в виде венцов Ариадны, светящихся в темноте. Еще это 12 пар цветов, выросших из одного зерна веры. Еще это разновеликие огни, разные венцы, разные традиции:

...внутренний круг, доминиканский, более схоластичен, рационалистичен, больше связан с аристотелевской традицией; внешний, францисканский, больше связан с мистикой, с традицией Августина. В то же время чувствуется, что Данте вкладывает в эту конструкцию более конкретный смысл, что его классификация мыслителей тоньше, чем представляется на первый взгляд. Не случайно и движение в противоположных направлениях, при котором каждая позиция дает новую пару философов. Во всяком случае, поэт хочет показать нам, что споры, а иногда и взаимные преследования философов и мудрецов земли превра- щаются на небесах в созвучие, которое не только не исключает различия, иерархии (францисканский круг все же иерархически выше доминиканского), но и предполагает их. "Венец Ариадны" - это одна из первых попыток создать историко-философскую концепцию и теоретически объяснить процессы, происходящие в философии Средних веков... сама попытка Данте осмыслить кипение умственных страстей своей эпохи, привести в теоретический порядок разноголосицу тенденций, в реальной жизни скорее ломающих традицию, чем дружно поющих, как в Дантовском хороводе, была смелым шагом к новому пониманию философии.

Встречу с Фомой Аквинским и другими своими учителями Данте использует для прославления средневековой этики св. Доминика и св. Франциска. Фома и Бонавентура возносят хвалу аскетизму, смирению и любвеобильности Божьего менестреля (Франциска), помогающего Невесте-Церкви сохранить верность Жениху-Христу, и мудрости и вере херувима (Доминика). Смысл речей учителей церкви- единство целей и необходимость мудрости херувима (полноты знания) и любви серафима (пламенеющей любви к людям и Богу), а также неразрывная связь Востока (Франциск) и Запада (Доминик), аскезы (созерцания) и активности идеалов (организующей силы знания).

"Рай" - царство теологии, философии, абстрактных понятий, и в этом отношении самая трудная часть Комедии.

Лицезрение божества - это для Данте познание абсолютной истины и высшего блага. Эти два понятия для него слиты и составляют единый закон, управляющий мирозданием. Приобщение человеческой души к этому закону создает полную гармонию между человеком и божеством и человеком и миром.

В основе "Рая" лежит теологический пиетизм. Давая эстетическую интерпретацию третьей кантики Комедии, Джотто заключил, что теология не только не противоречит поэзии, но является ее основой. "Рай" - эпос внутренней жизни, поэзия благодати, лирика благоговения. "Рай" не абстрактен, так как в нем выражена высшая радость мистика. Мистицизм - основа образов поэмы. Свет, цвет, краски - не мотивы пейзажа, а теологические идеи, которые "придают радость стихам, воспевающим свет и небо". Метафорика "Рая" - аппарат поэзии трансцендентности. Кстати, это не противоречит мнению Кроче или Де Санктиса. "Рай, - считал Де Санктис, - это апофеоз духа, и так как телесная оболочка уже растворилась, божественное предстает в чистом виде". Подчеркивая высочайшую художественность Комедии, Кроче обратил внимание на небесную гармонию звуков и красок "Рая", пленительность образов, лиричность осиянных райских пейзажей, навсегда запечатляющихся в памяти читателя. А вот мнение И. Бродского:

В принципе поэтическая концепция существования чуждается любой формы конечности и статики, в том числе теологического апофеоза. Во всяком случае, Дантов Рай куда интереснее его церковной версии.

Центральный эпизод вознесения на пятое небо - встреча Данте со своим предком Каччагвидой. Суть его - важность человеческих корней, истории, культуры, связи с прошлым. Встреча с прапрадедом, помимо проче го, символизирует генетическую основу жизни, заложенную Богом и родом:

Возможное, вмещаясь в той тетради,
Где ваше начерталось вещество,
Отражено сполна в предвечном взгляде...

Тетрадь, книга судеб, - не просто метафора судьбы, но и связь генетическая, тайна рождения, принадлежность к роду.

Каччагвида открывает Данте его путь: изгнание, козни врагов, покровительство друзей, загадочную роль Кан Гранде. Каччагвида разрешает сомнения поэта в необходимости просветления человечества увиденным на небесах и предсказывает ему вечную славу.

Как покидал Афины Ипполит,
Злой мачехой гонимый в гневе яром,
Так и тебе Флоренция велит.

Того хотят, о том хлопочут с жаром
И нужного достигнут без труда
Там, где Христос вседневным стал товаром.

Вину молва возложит, как всегда,
На тех, кто пострадал; но злодеянья
Изобличатся правдой в час суда.

Ты бросишь все, к чему твои желанья

Стремились нежно; эту язву нам
Всего быстрей наносит лук изгнанья.

Ты будешь знать, как юрестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеням.

Пусть речь твоя покажется дурна
На первый вкус и ляжет горьким гнетом, -
Усвоясь, жизнь оздоровит она.

Твой крик пройдет, как ветер по высотам.
Клоня сильней большие дерева;
И это будет для тебя почетом.

Основа эпизода посещения шестого неба, помимо изощренной и во многом не проясненной символики, бьющей огромным фонтаном, содержит мифологическую историю троянского вождя Рифея и императора Траяна. Рифею за его стремление к правде Бог открыл грядущее, и тот стал христианином. Язычник Траян, оказавшийся в Аду, не утратил надежды вознестись на небеса и вознес мольбу Богу, после чего на короткое время вернулся в свое тело и, приняв христианство, попал в Рай. Так Данте прокомментировал слова Евангелия от Матфея "Царство Небесное силою берется". Хотя Бог непреклонен в исполнении категорического императива, он благ. Он оставляет человеку надежду на спасение, но не может дать его без усилия самого человека.

Но если воля Бога побеждена силами "живой надежды и любви возженной", то победителем остается все же Бог, ибо осуществилось его желание быть благим.

В седьмом эпизоде "Рая" мы видим лестницу Иакова, соединяющую небо и землю. По ней шествуют созерцательные души в облике огней, но это души давно ушедших, ибо "ныне к ее ступеням не подъята ничья стопа" - люди измельчали, утратили волю к Божьим высотам. Созерцательные души - это хранители чистоты веры, благодетельные монахи. Здесь Данте ждет встреча с Петром Дамиани и Бенедиктом Нурсийским. Почему их души возвышены до седьмого неба? Оба - теоретики монашества как образа жизни, а перу Дамиани к тому же принадлежит трактат "О всемогуществе Бога". Оба - обличители пороков слуг Господа. Для обоих Бог - выше времени и причины. На седьмом небе Данте сталкивается с двумя парадоксами: молчанием небес и отказом Дамиани открыть тайну предопределения. Первый состоит в том, что земная плоть Данте более не способна выдержать испепеляющей мощи звука небесных литаний, его слух просто отключен. Что касается тайны предопределения, то -

 незрим.

Речь идет о небесной границе человеческого слуха, разума и понимания. Действительно, Данте близок к последней высоте небес. На восьмом небе, в созвездии Близнецов, под которым родился поэт, Беатриче делает остановку, дабы оценить пройденный путь. Данте зрит землю и небеса, ничтожность "этого шара" в просторах космоса и всю мощь космического древа. Иерархия небес, видит он, это вселенское древо жизни, качающее божественную энергию сверху вниз, от Бога к обитателям земли разучившимся разумно использовать энергию жизни и отлученных от нее первородным грехом.

Восьмое небо - место обитания "торжествующих", отражающих сияние истины, символ торжества Божественной Мудрости и Силы. Освобожденный от материальной оболочки поэт зрит звездное сияние Марии и архангела Гавриила, а также трех апостолов, вопрошающих его о сущности веры, надежды и любви. Душа поэта знает ответы, и это открывает ему вход в Эмпирей. На пороге девятого неба Беатриче выдает Данте тайну грядущего, когда "хлынет светом горняя страна" и божественный вихрь повернет мир на истинный путь. При перелете на девятое небо Благороднейшая обращает внимание поэта на человеческую историю, символизируемую путем Улисса. Символика этой части чрезвычайные сложна для современного понимания, ее затемненность, видимо, соответствует неясности "конца времен" для самого Данте.

Одиссей Данте, если еще не Фауст, то человек колум-бовского типа, первооткрыватель, исследователь мира:

...мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.

Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены.

"Неужели мы рождены для скотского благополучия и остающуюся нам горсточку вечерних чувств не посвятим дерзанию выйти на запад, за Геркулесовы вехи - туда, где мир продолжается без людей?.."

Почему гибнет Одиссей? Что хочет сказать его гибелью Данте? Может быть, именно за дерзание "выйти за пределы"? Не из-за этой ли гордыни, не из-за того ли, что в стремлении к знанию Одиссей преодолевает страх нарушить запрет? Не потому ли, что героическое столкнулось с запретным? Не за нарушение ли естественной меры вещей?

Вот почему Одиссеева речь, выпуклая, как чечевица зажигательного стекла, обратима и к войне греков с персами, и к открытию Америки Колумбом, и к дерзким опытам Парацельса, и к всемирной истории Карла Великого.

вращения небес и воздействии небесных сил. Перводвигатель движется с максимальной скоростью. Скорости движения сфер зависят не от их величины, а от силы, которая определяется близостью к Богу. Не из этого ли источника черпали Ньютон и Эйнштейн свое вдохновение? Да и почему сам Данте так много внимания уделил небесным и световым скоростям? Была ли причиной его интереса к свету только аналогия скорости движения и степени познания Бога? Оставим эти вопросы для потомков. Мне же кажется, что Дантова физика неба все еще опережает нашу и что придет время, когда будущая наука еще соприкоснется с идеями этой части великой Книги.

Главная философская идея указанных песен: Эмпирей - невещественная, невременная и непространственная световая сфера, откуда сила, мысль и любовь Троицы передают свое воздействие пространственным и временным небесным сферам. Физикам-теоретикам - на заметку... В этом месте мне вспомнился постулат Пуанкаре, согласно которому конечное количество фактов имеет бесконечное количество теоретических описаний. Почему бы не поискать теорию, опирающуюся на Комедию? Ведь физики - шутят...

Желая добраться до самой сути творения, Данте хочет узнать, где, когда, как и для чего были созданы Богом изначальные миры. На вопрос "для чего?" Беатриче отвечает:

Не чтобы стать блаженней,- цель такая
Немыслима, - но чтобы блеск лучей,
Струимых ею, молвил "Есмь", блистая, - 
Вне времени в предвечности своей,
Предвечная любовь сама раскрылась,
Безгранная, несчетностью любвей.

Вопросы "где и когда?" ясны из сущности Эмпирея, слившего все "где" и "когда" в одну область умопостигаемого света и любви. Вопрос "как?" получает раскрытие в аристотелевско-схоластических формулах. Форма и материя направили в мир совершенства (бытия) свой тройной полет, как три стрелы: "вершиной" мира явилась чистая актуальность (atto puro), "дном" - чистая потенциальность (pura potenza), серединой - нетленная связь возможности с действительностью. И акт создания, и строй существа, и порядок трех сущностей "излился, как внезапное сиянье, где никакой неразличим черед" (XXIX 29 - 30). Все эти элементы существуют внутри единого целого и разделимы только в абстракции, но не в действительности - так учит аристотелевская школа и так утверждает поэма. Чистой актуальностью Данте в соответствии с традицией называет мир ангелов; чистой потенциальностью - проявляющийся в четырех стихиях мир материи; их вечная связь осуществлена в эфирных телах небесных светил.

И свет предстал мне в образе потока,
Струистый блеск, волшебною весной
Вдоль берегов расцвеченный широко.
Живые искры, взвившись над рекой,
Садились на цветы, кругом порхая,
Как яхонты в оправе золотой;
И, словно хмель в их запахе впивая,
Вновь погружались в глубь чудесных вод;
И чуть одна нырнет, взлетит другая.

На последнем небе зрение постепенно проясняется, и окрепшему взору поэта предстает непередаваемая по яркости, красочности, беспредельности картина, почти неподвластная перу или кисти художника. Беатриче предупреждает:

..Река топазов огневых
Взлет и паденье, смех травы блаженной - 
Лишь смутные предвестья правды их.
Они не по себе несовершенны,
А это твой же собственный порок,
Затем, что слабосилен взор твой бренный...

И действительно, то, что поначалу представлялось брегом реки, оказалось амфитеатром, огибающим сияние круга. Это круг божественного света, падающий на поверхность Перводвигателя и дающий ему жизнь и силу. Центральное сияние - желтая сердцевина, а сидящие в амфитеатре праведники - белые лепестки Розы. Как пчелы над цветком летают огненные ангелы с золотыми крыльями и одеждами цвета снега. Здесь не действуют земные законы, нег времени и пространства, близь и даль одинаково отчетливы.

познания, способное открыть тайны Небес. Бернард знакомит поэта с действующими лицами Розы. В ореоле сияния восседает Дева Мария, ниже Ева, затем Рахиль. По правую руку от Рахили заняла место Беатриче. Напротив Марии сидит Иоанн Креститель, ниже его - ряд божьих слуг: Франциск, Бенедикт, Августин. Иерархия - основа земли, но и Неба тоже. Бернард показывает Данте "патрициев империи небесной", сидящих слева и справа от Марии, - -Адама и Петра, "два корня розы неземной". Справа от Петра восседает апостол Иоанн, слева от Адама -

Моисей. Земная иерархия - иерархия силы, небесная - мудрости, блаженства, высшего счастья. Вечная Роза включает в себя все моменты священной истории, освобожденной от земной тщеты.

Вечная Роза динамична, активна и посредством ангельских посланников Бога связана с нижними мирами, забота о которых не оставляет праведников. Роза не просто цветет - она распускается, к ней добавляются новые лепестки. Души праведников не просто пребывают в Розе - они общаются с Богом и являются заступниками человечества перед Христом.

Бернард Клервоский обращается к Богоматери с молитвой и просит даровать смертному способность узреть Бога и донести это видение до других смертных. Мария (а вслед за ней и Данте) погружают взоры в глубины вышнего света:

Я видел - в этой глуби сокровенной
Любовь как в книгу некую сплела
То, что разлистано по всей вселенной:
Суть и случайность, связь их и дела.

Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
Один другим, казалось, отражен,
Как бы Ирида от Ириды встала;
А третий - пламень, и от них рожден.

Троица - трехлепестковая роза в Розе: два круга - Отец и Сын, третий, пылающий над Ними, - Святой Дух. Цвета Троицы: золотой - Отец, белый - Сын, пурпурный - Дух Святой. Данте пытается постичь совмещение в Круге Сына божественного и человеческого, но это уже выше человеческих сил.

И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.
Здесь изнемог высокий духа взлет;
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнца и светила.

Странствие Данте окончено. Свою миссию он выполнил, рассказав миру обо всем, что увидел "в царстве торжества, и на горе, и в пропасти томленья" (XVII 136 - 137). Поэма потребовала от него вдохновения поэта, мудрости философа, знаний ученого, интуиции пророка. Что не сказано им прямо, сказано в символе, сказано в образе. Многое же запечатлено в самом строении поэмы, в ее содержательной и формальной организации. Как по ориентировке алтаря можно восстановить день закладки храма, так и по структуре "Божественной Комедии" можно воспроизвести черты духовной жизни зрелого средневековья. Но сама эта задача требует творческих усилий Жизнь поэмы в последующих веках и ее современное понимание - это не только разъяснение ее загадок, но и самопознание тех, кто подходил к ней с Дантовым призывом: "Яви мне путь..."

у каждого художника", "ни один поэт не бывал столь сражен своей задачей, как я сейчас". Божественность неописуема, сокрушается поэт, она недосягаема для смертных.

Как художник Данте за много веков до Блейка, Мильтона, Байрона и Шелли (я не говорю уже о Шоу) осознал, что острохарактерность, свойственная Аду, теряется по мере приобщения человека к высшему нравственному закону и истине. Да и чувство появляется лишь в тех терцинах, где мистическая любовь озаряется редкими подсознательными вспышками-воспоминаниями любви чувственной, но поэт тут же одергивает себя и подавляет низкое земное одухотворенным райским. О том же ему твердит и Беатриче:

И женщина, что ввысь меня вела,
Сказала: "Думай о другом: не я ли
Вблизи Того, кто оградил от зла?"

Приобщение душ праведников к высшему благу лишает их индивидуальности: "индивид исчезает в роде, от трагедии остается только хор". Человеческие характеры проявляются, лишь когда персонажи обращают взор к земле. Человек свободен во зле, но несвободен в добре, как бы говорит Данте.

Лишь три человека действительно "живут" в "Рае": св. Бернард, Беатриче и сам Данте. Бернард и Беатриче ведут Данте и показывают ему небо, Данте созерцает небесные сферы и переживает увиденное. Св. Бернард появляется в самом конце, как символ мистического созерцания, когда уже божественная наука не нужна. Из всех святых, изображенных в "Рае", он один обладает человеческим ликом и характером. Быть может, он был ближе Данте, потому что был не только религиозным деятелем, но и поэтом, воспевшим деву Марию.

не имеет здесь лица: в "Рае" нет описания ее внешности.

Да и какая внешность могла быть у Божественной Мудрости, жительницы царства Высшего Разума? Известно лишь то, что ее красота становится возвышеннее и светлее с каждой новой сферой "Рая" и что поэт умолкает пред ее красой:

Я взгляд возвел к той, чьи уста звучали
Так ласково; как нежен был в тот миг
Священный взор, - молчат мои скрижали.

Райская Роза - выход из времени в вечность, из красоты земной - в неописуемую вечную. В Эмпирее пространство искривляется, материя обращается в свет, меняются геометрия и структура мира. Это - переход от Ньютона к Эйнштейну, от Евклида - к Больяи и Лобачевскому.