МАЛЕНЬКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ О НАРОДНОСТИ
"Народный" художник, Рабле что-то не очень жаловал массу. Его народ - носитель всех пороков эпохи, он анархичен и легковерен, слеп и беспомощен, полон предрассудков и суеверий, беспощаден и жесток. Гаргантюа непрерывно и непристойно потешается над ним. В третьей книге Пантагрюэля мы видим, как под улюлюканье толпы сжигают колдунов и чернокнижников - тех, к помощи которых каждый прибегает в трудную минуту. А вот типичйый образчик эпистемон-панурговской философии толпы:
Нет слаще тени - чем тень от кухни, слаще пара - чем испарения горячего пирога, слаще звона - чем звон столовой посуды.
Нет слаще тени - чем тень от постельных занавесок, слаще пара - чем испарения женской груди...
народа и в возможность скорого изменения этого порочного мира, столь густо населенного ордами Пикрошолей и Дипсодов.
(Кстати, со времен Лионского Доктора Жан-Парижанин, не в обиду будет сказано, столь же мало изменился внутренне, сколь преобразился внешне.)
По своим взглядам Рабле - консерватор. Мне не нравится твое постоянное стремление к новшествам и презрение к общепринятым обычаям, говорит Пантагрюэль Панургу. Анархизм Панурга ему не по душе. Даже релятивист Пантагрюэль вольнодумству, беспорядочности и дерзости городского либертина противопоставляет некие устои и идеалы, впрочем, весьма расплывчатые. Много говорят о Телемской обители, этой раблезианской утопии, но мало говорят о том, что она лишь однажды мелькает на страницах книги и тут же исчезает. И появляется лишь потому, что "мы всегда стремимся к тому, что запрещено, и жаждем того, в чем нам отказывают".
Ставить Телемскую обитель в один ряд с утопиями - значит извращать сатиру Рабле. Там, где Мор и Кампа-нелла мечтали, а их последователи строили фаланстеры, в коих "всё запрещено", Алькофрибас провозглашал величайший принцип культуры - "всё дозволено", принцип, по которому сегодня строится культура и наука.