Глава 1.
Город на берегу Арно
В дни Юлия Цезаря римляне, разрушив этрусское Фьезоле, на берегу Арно построили военный лагерь и назвали его Флоренция. Новое поселение, как всякий римский город-крепость, имело форму четырехугольника. Древние стены, сложенные из небольших кирпичей, двенадцать веков защищали жителей Флоренции, ставшей в средние века людным торговым городом. После крестовых походов, когда оживились торговые связи Запада и Востока, флорентийские купцы и ремесленники сумели использовать преимущества своего выгодного географического положения. Арно была тогда полноводной и глубокой, и корабли флорентийцев могли спускаться по реке к самому морю.
На единственном мосту через Арно, широком и крепком, предназначенном для тяжелой поступи легионов, в незапамятные времена появилась грубо высеченная конная статуя с мечом в руках. Средневековые горожане называли ее Марсом, по имени языческого бога войны и планеты, под знаком которой возник город. В эпоху варварских нашествий отряды Тотилы разрушили Флоренцию и всадника сбросили в реку. При Карле Великом, когда город начал заново отстраиваться, каменного стража Старого моста вытащили из воды. Не только суеверные простолюдины, но и образованные флорентийцы, как Данте и его наставник Брунетто Латини, верили в дурное влияние первого языческого патрона города. Братоубийственные побоища в стенах Флоренции объясняли влиянием Марса. Это она, красная планета, возбуждала гражданские распри и войны, вызывала бури и мятежи.
находились неподалеку от епископского дворца и потому назывались вратами епископов. Южные ворота, как и небольшая церковка перед ними, носили имя святой Марии, покровительницы этого входа. Кроме главных входов, были еще малые ворота, которые вели в монастыри и к владениям крупных собственников.
Характернейшей особенностью пейзажа средневековой Флоренции было великое множество башен разной вышины и размеров, обрамленных зубцами, с узкими щелями бойниц. Их островерхие макушки видны были путникам задолго до того, как они приближались к городским стенам. Если в античные времена над укреплениями высились всего четыре сторожевые башни, по одной в каждой четверти города, то в годы жизни Данте число их превышало полторы сотни. Башни росли над домами и кварталами, где жили феодалы, добровольно обосновавшиеся в городе или же переселенные в него силой. Воздвигались башни и объединениями горожан-пополанов для защиты от внутренних врагов. Когда в XIII веке горожане вошли в силу, они разрушили надменно устремившиеся в небо высотные постройки феодалов. Снесенные верхушки у башен грандов знаменовали победу коммуны внутри города, так же как срытые замки во флорентийской округе свидетельствовали о торжестве города- государства Флоренции над феодалами своего контадо.
В XII и XIII веках флорентийцы приступили к строительству мостов, чтобы соединить старый город с противоположным южным берегом реки, где возникли новые поселения, главным образом бедного люда. Самое восточное предместье за Арно долгое время оставалось поселком лачуг и трущоб. В XIII веке там выстроили свои монастыри недавно учрежденные ордена нищенствующих монахов: францисканцев и доминиканцев.
Бурно развивавшиеся ремесла и торговля привлекали во Флоренцию все большее количество пришельцев. Город стремительно рос и не умещался в старой ограде. В 1172 году пришлось обнести его второй стеной, которая поглотила пригороды, разросшиеся на западе и на востоке. Теперь, в новых своих границах, город был защищен водой: вверх по течению от Понте Веккио (Старого моста) в Арно вливалась небольшая речка Муньоне, один из рукавов которой подходил к старой стене, а с остальных сторон подступы к стенам оберегали глубокие рвы. Но и в этих пределах городу скоро снова стало тесно, и коммуна приступила к постройке третьего по счету пояса стен. Когда знаменитый проповедник доминиканского ордена Джованни из Виченцы, слывший чудотворцем, явился во Флоренцию, то народ, как рассказывается в хронике брата Салимбене, закричал: «Ради бога, зажмите ему рот! Он воскрешает мертвых, а у нас и для живых не хватает места». Город на Арно, имевший в начале XIII века десять тысяч жителей, к концу жизни Данте увеличил свое население до девяноста тысяч. Только три города в Европе превосходили его: Кордова, Палермо и Париж.
События времен Римской империи и варварских завоеваний мало интересовали современников Данте. Для флорентийца XIII века история начиналась с эпохи восстановления Западноримской империи, то есть с конца VIII столетия, когда франки Карла Великого, выгнав завладевших Италией лангобардов, поделили Тоскану на феодальные владения. На холмах и скалах предгорий Апеннин выросли мощные замки феодальных сеньоров.
крестьянам, бродягам, странствующим купцам и прочему неприкаянному люду.
В XII веке не Флоренция, а Лукка была столицей обширного Тосканского графства. Его владелица, бездетная маркграфиня Матильда, завещала свой феод папе. Но римские первосвященники оказались не в состоянии реализовать права, полученные по завещанию, и одолеть нараставшие центробежные силы богатевших городов и вассальных феодалов. Образовавшиеся на территории Тосканы города-государства, республики и тирании, медленно поглощали окружающие их феодальные владения и создавали собственные правительства. Лукка, Сьена, Пиза уже в XII веке имели вполне выраженное самоуправление, Флоренция — только в XIII.
Недолго продолжалась во Флоренции власть всенародного вече, которое созывалось звуками колокола на площадь и решало важнейшие дела города. Выделившаяся из самых богатых горожан верхушка — патрициат — постепенно забрала бразды правления в свои руки. Власть перешла к консулам и к Совету ста, составленному из «лучших людей» города. В это время бывшие вассалы маркграфини Матильды, почувствовав независимость и безнаказанность, разбойничали на больших дорогах и нападали на торговые караваны. Среди них были семьи, которые в недалеком будущем сыграют очень большую роль в истории города, как, например, графы Гвиди, графы Альберти, Буондельмонти, Уберти, Фрескобальди, Донати, делла Белла. Флоренция, воюя с ними, смирила гордых феодалов и заставила их переехать в город, где они должны были жить по крайней мере четыре месяца в году. Те же, кто не подчинился коммуне, жестоко расплачивались за свою строптивость: Флоренция разрушала их замки, а земли конфисковывала и присоединяла к своим владениям. Не удалось справиться только с мощными феодалами, гнездившимися в горных долинах Апеннин. Таким образом, в течение нескольких десятилетий город завладел всем Флорентийским графством, которое стало территорией Флорентийской республики. Флоренция подчинила своей власти или своему влиянию также небольшие соседние городки Фьезоле и Сан Джеминьяно, и даже Пистойю, сохранившую, впрочем, некоторую независимость.
Желая ослабить феодалов своего контадо, а также обеспечить потребности растущей промышленности в дешевой рабочей силе, а население города в продовольствии, коммуна приступила к освобождению крестьян на территории республики. В постоянном притоке рабочих нуждалось прежде всего флорентийское сукноделие. Берега Арно и ее притоков покрылись мастерскими по переработке шерсти. Флорентийские сукна, сперва неокрашенные, затем окрашенные, самой тонкой выделки, наводнили рынки Италии и Европы. Ловкие купцы немало наживались и на торговле изделиями искусных флорентийских ювелиров, оружейников, ткачей. Но не только своей торговлей и ремеслами богатела Флоренция.
Флорентийцы прославились по всей Европе как банкиры, заимодавцы, ростовщики. Их можно было встретить у подножия трона святого отца, папы, во Фландрии, в Испании и на Британских островах. Папа Бонифаций VIII как-то весьма ядовито заметил о вездесущих флорентийцах, всюду проникающих и всюду торгующих, оказывающих влияние на королей и сильных мира сего, что не четыре, а пять элементов существует на свете: вода, земля, воздух, огонь и флорентийцы. Первоначальный капитал составлялся безжалостным ростовщичеством. Все кто мог давали деньги в рост; давали охотно полуразорившимся феодалам под залог земель и даже епископам, которым принадлежали небольшие города и другие владения. Предположим, что епископу нужен был золотой кубок для подарка кардиналу в Риме или феодалу — константинопольские ткани, драгоценности, пряности, духи, — все это можно было найти во Флоренции у оборотливых купцов.
к сумме долга огромные проценты. Если должнику снова были нужны деньги, ему снова их охотно ссужали. Когда же и самому должнику становилось ясно, что заплатить он не в состоянии, ему приходилось уступать заимодавцу часть своих владений. Таким образом немало феодальных и церковных земель перешло в руки флорентийских ростовщиков. Так обогатились Кавальканти, которые были, по-видимому, сами феодального происхождения, так разбогател Джанфилиаццы, ссужавший деньги королям под залог драгоценностей и слывший первым ростовщиком Европы.
Ростовщичество — излюбленный его соотечественниками способ умножения богатств — Данте ненавидел от всей души и считал нечестным. В своей поэме он сделал его одним из самых гнусных и наиболее строго караемых пороков. А могущественных флорентийских финансовых воротил поэт представил в семнадцатой песне «Ада» в образе шелудивых, покрытых грязной коростой тварей, уподобив их скребущимся собакам. И точно обозначил каждого фамильным гербом, вышитым на мошне, свисавшей на грудь: лазоревый лев на желтом поле говорил о принадлежности к флорентийским Джанфилиаццы, а белый гусь на красном поле — к семье банкиров Убриакки.
В XIII веке Италия раздиралась борьбою гвельфов и гибеллинов. Существует много преданий и анекдотов о происхождении этих политических группировок и начале их распри, ставшей основным содержанием итальянской истории в продолжение нескольких столетий. Борьба гвельфов и гибеллинов, в сущности, сводилась к тому, что окрепшие итальянские города-коммуны не желали быть подвластными императорам священной Римской империи, в состав которой входила Италия, предпочитая протекторат папы. Они нередко признавали верховными резидентами своих городов королей и принцев французской крови, которых им рекомендовал папа, стремясь, впрочем, обрести автономию под эгидой святого отца. За этой политикой — не всегда дальновидной, исходившей нередко из узкоместных потребностей и менявшейся в зависимости от обстоятельств — стояли экономические и торговые интересы городов и городского патрициата. Так, например, Флоренция была связана с рынками и кредитами во Франции, поэтому интердикт (отлучение от церкви, которое папа мог наложить на город) нанес бы страшный удар торговым путям республики на западе Европы и подорвал ее финансы и промышленность.
Купечество многих городов, и в первую очередь Флоренции, причисляло себя к гвельфам и держало сторону римского первосвященника. Гвельфским стал также юг Италии, подпавший под власть династии Анжу после победы над последними Гогенштауфенами в середине XIII века. Не следует думать, что гибеллинами были только феодалы и городские патриции, — гибеллинскими были целые города, которым покровительство папы было не нужно, как, например, Пиза, ведущая свою торговлю с Востоком и конкурировавшая с Флоренцией. Гибеллинами была также часть интеллигенции: юристы и правители городов, образованные нобили и просвещенные купцы. Исповедовали гибеллинизм и приверженцы различных еретических движений, также видевшие в императорской власти единственную силу, способную противостоять ненавистной власти римских первосвященников.
Пути флорентийской истории времен Данте определили в значительной степени две битвы: при Монтаперти и Вене-венте. Первая, при Монтаперти, произошла еще до рождения поэта, 4 сентября 1260 года. В этот день гибеллины во главе с королем Манфредом, сыном императора Фридриха II, наголову разбили вооруженные силы республики. Как рассказывают авторы хроник, замешательство среди флорентийских гвельфов было вызвано изменой Бокка дельи Абати, который отрубил руку знаменосца коммуны Якопо де Пацци. Увидя, что знамя города упало, флорентийцы дрогнули и обратились в бегство.
«истребленья, окрасившего Арбию в багрец»), память о которой была свежа во Флоренции в годы детства и отрочества Данте, населили воображение великого поэта и первую кантику его «Комедии». В самых глубоких безднах ада, где казнятся предатели родины и своей партии, медленно продвигаясь по вечному льду, Данте нечаянно задевает ногой какую-то вмерзшую по шею человечью голову. «Ты что дерешься? — вскрикнул дух, стеная. — Ведь не пришел же ты меня толкнуть, за Монтаперти лишний раз отмщая». На вечные муки в ледяной могиле поэт осудил изменника своего родного города — дельи Абати.
Фарината дельи Уберти. Личность этого предводителя гибеллинов производила сильное впечатление на современников. По описанию хроники Филиппо Виллани, Фарината был высокого роста, лицо его было мужественно, руки и ноги сильны, облик величествен. Он обладал ловкостью военного, речи его звучали складно, советы удивляли быстротой и проницательностью. Он был смел, решителен и опытен в делах войны. Как писал позднее Бенвенуто д'Имола, один из первых комментаторов «Божественной Комедии», Фарината был последователем Эпикура и не верил в загробную жизнь. Он считал, что вся деятельность человека должна быть направлена на усовершенствование земной жизни. Церковь боялась этих идей: в 1283 году инквизиция посмертно осудила Фаринату и его жену, как еретиков, но Данте обессмертил его в стихах десятой песни «Ада».
После Монтаперти флорентийские гибеллины вернулись домой, но владычество их было непродолжительно. Оно окончилось оказавшимся для них роковым сражением на беневентском поле 1266 года, в котором погиб король Манфред. Данте в это время был один год. Распорядителями в Тоскане стали папские сторонники, возглавляемые принцем Карлом Анжуйским. Многие тосканские города признали верховную власть Карла, занявшего с помощью папы престол Неаполитанского королевства.
Когда выгнанные из Флоренции гвельфские вожаки вернулись, они начали мстить гибеллинам. После поражения сторонников Фаринаты при Беневенте власть во Флоренции больше не возвращалась к гибеллинам. Их партия была сломлена навсегда, но тем сильнее вспыхнули в городе «кровавой лилии» распри между самими гвельфами. Из живших в стенах города нобилей — бывших феодалов — далеко не все были гибеллинами, но многие, кто в силу семейных традиций, кто из соображений выгоды, принадлежали к главенствующей партии гвельфов. Понятие «магнат» или «нобиль» постепенно приобретало новый смысл. Сильно обогатившиеся купцы и промышленники также стремились иметь рыцарей в своей среде. Это достигалось разными путями. Можно было получить рыцарское звание от какого-нибудь из гвельфских королей или владетельных князей. Посвящение в рыцари могло произойти по постановлению высшего городского управления (синьории). В этом случае обряд посвящения совершал подеста, номинальный глава правительства, обычно нобиль из знатной семьи другого города.
Во времена Данте флорентийцы прекрасно помнили, что семья Черки, например, совсем недавно пришла откуда-то из села. За несколько десятков лет оборотливые мужики стали одними из самых богатых людей во Флоренции. И хотя сам глава семьи и огромного банкирского предприятия Вьери, а также его сыновья получили рыцарское достоинство, в городе их по-прежнему продолжали называть деревенщинами и «лесными людьми». Вошли в обычай смешанные браки между непомерно разбогатевшими и претендующими на рыцарское звание пополанами и старинной аристократией, постоянно нуждавшейся в деньгах. Во Флоренции различали нобилей по крови и нобилей по случаю. Впрочем, некоторые нобили-аристократы, как, например, Кавальканти, вовлекались в предпринимательство и ростовщические операции и золотили свой потемневший герб. В городе- республике твердо укоренилась гвельфская партия, но в самой ее среде происходило сословное расслоение.