О РОМАНЕ ПРАТОЛИНИ «МЕТЕЛЛО»
Итальянская критика разных направлений проявила удивительное единодушие в оценке художественных достоинств романа Васко Пратолини «Метелло», открывающего задуманную автором трилогию о судьбах итальянского рабочего класса с конца минувшего века до наших дней. 1 «Все признают,— пишет в «Ла Фьера Леттерариа» (1955, № 6) Джанкарло Вигорелли,— что «Метелло» является первым и даже единственным социалистическим романом, написанным в Италии вне какого-либо пропагандного намерения». Вернувшись к истокам итальянского романа (А. Мандзони) и успешно соединив в своем творчестве заветы социалистического романа Горького с повествовательной манерой Чехова, Пратолини, как бы обратясь вспять к литературным традициям прошлого, сделал нежданный «скачок вперед» и создал роман нового типа, какого еще не было в итальянской литературе.
Путь Пратолини в большую литературу был нелегок. Детство и юность его прошли на фоне событий первой мировой войны, трудных послевоенных лет, мрачного периода фашистской диктатуры. Еще подростком должен он был зарабатывать свой кусок хлеба. Как Горькому — одному из любимейших писателей Пратолини,-— ему пришлось учиться во многих «университетах», ценою лишений и жертв приобретать образование, совершенствовать свой талант. Первые очерки и рассказы Пратолини, рассеянные по журналам молодых писателей конца 30-х годов, не обратили на себя особого внимания. Известность пришла к нему вместе с повестями, увидевшими свет в начале 40-х годов,— «Зеленым ковром», «Улицей Магадзини», «Семейной хроникой» и «Кварталом».
— это узкие улочки и закоулки флорентийских кварталов и предместий, населенных рабочими и мелкими ремесленниками. Старые, сырые дома, вызывающие своим убожеством щемящее чувство тоски. «Трещины, покосившиеся рамы, ржавые водосточные трубы, грязные, побуревшие от времени фасады, изношенное белье, развешанное в окнах, нищенская обстановка жилищ» — таков обычный пейзаж певца кварталов Сан-Фредиано, Рифреди и улицы дель Корно. Флоренция, которую открывал Пратолини, мало похожа на нарядный и чистенький город-музей, который показывают туристам. Вопиющая нищета районов флорентийской бедноты, бесстрашно обнаженная писателем, самим фактом своего существования говорила о том, что демагогические обещания «фашистской революции» установить социальную справедливость и создать государство, которое примирит труд и капитал, оказались пустой фразой.
«Мы — люди, изнуренные непосильным трудом»,— говорят о себе герои повести «Квартал», и здесь мало что менялось в течение веков. Со старых фресок Мазаччо глядят на потомков удивительно схожие с ними лица бедняков средневековой Флоренции, свидетельствуя о том, что не одно столетие яшвет в нужде и лишениях рабочий люд столицы Тосканы. «Воспоминания об отцах отцов наших — это воспоминания о людях бедных и усталых, окончивших свои дни на больничной койке, в приюте для нищих или застигнутых смертельным недугом прямо у станка». Трепетной, нежной любовью любит писатель обитателей кварталов бедноты. С воодушевлением миссионера и отвагой исследователя проходит Пратолини по улицам и площадям рабочих районов своего родного города, замечая повсюду «дружелюбные лица, чистые сердца и натруженные руки» и с восхищением рассказывая «о доброте, верности и теплых чувствах, живущих в наших домах, пропахших киноварью, с сырыми пятнами на стенах».
Не следует забывать, что в произведениях раннего периода Пратолини был связан по рукам и ногам военной цензурой последних лет режима Муссолини и потому, естественнно, не мог говорить во весь голос о фашизме, о политической жизни страны.
Мы можем ныне лишь о том поведать,
Чего мы не хотим и чем не стали.
«Квартал» (1943) не случайно взят у одного из самых крупных поэтов итальянского герметизма — Эудженио Монтале, который, как и многие деятели итальянской культуры, занимал позицию внутреннего неприятия фашистской диктатуры. С литераторами «Ронды», сумеречниками и герметиками2, молодого писателя сближало помимо преемственности литературной формы обостренное ощущение моральных проблем и оппозиция к режиму. В «Квартале», например, рабочая молодежь издалека наблюдает за маршировками отрядов фашистских юнцов и девиц — социальная база режима не рабочие и не беднота трущоб. Лишь немногие из рабочих парней поддаются военно-шовинистической пропаганде, воздействовавшей на самые низменные инстинкты и спекулировавшей на патриотических эмоциях молодых людей, для которых война представлялась единственной возможностью вырваться из однообразия повседневной жизни с ее унылыми буднями и беспросветной нуждой. Расплата за эти иллюзии была жестокой. На горестный вопрос молодой прачки, у которой империалистическая война против абиссинского народа отняла жениха и брата, герой-рассказчик «Квартала» с полной убежденностью отвечает: «Они умерли не напрасно. Их пример должен научить нас бороться, чтобы никто больше не смог нас обмануть». Всем своим содержанием книги Пратолини восставали против утверждения идеолога фашизма философа Джованни Джентиле, будто фашистская доктрина является выражением «воли, разума и чувств всего народа». Своей глубокой человечностью и демократизмом, светлыми образами ищущих правду молодых людей повести Пратолини, как и произведения его старшего друга и единомышленника Элио Витторини, вселяли веру в здоровые нравственные силы трудового народа, душу которого не смогли растлить чернорубашечники.
Развал фашистского режима и всех его институтов подтвердил верность наблюдений Пратолини, Витторини и писателей их круга, с чувствительностью сейсмографов отметивших те явления в народной жизни и сознании, которые вылились в 1944—1945 гг. в мощное движение антифашистского Сопротивления. Творчество Пратолини послевоенного периода связано с порывом к переоценке всех ценностей, овладевшим многими прогрессивными деятелями итальянской культуры под воздействием антифашистской революции. Ощущалась острая потребность в разрушении мифов, созданных фашистской пропагандой, и в пересмотре концепций буржуазно-либеральных идеологов, в частности «отца итальянской буржуазной демократии» Джованни Джолитти (заметим, что многие из его идей были позаимствованы фашистскими политиками). Речь шла в первую очередь о том, чтобы показать, сколь большую роль играл в истории Италии рабочий класс, весь ее трудовой народ. Тема эта была внутренне близка Пратолини, который прекрасно знает положение рабочего класса Италии, нужды, стремления и надежды итальянского пролетариата.
Духом революционной романтики овеяна «Повесть о юных влюбленных» (1947), где Пратолини создал образ народного героя — богатыря Мачисте, который добровольно, повинуясь голосу своего горячего сердца, пожертвовал жизнью, чтоб спасти людей, с которыми в страшную ночь Апокалипсиса (1925 г.) должны были зверски расправиться головорезы-сквадристы. Кузнец с улицы дель Корно принадлежал к числу тех, кто в час, когда надо было вступать в бой с несправедливостью, «всегда стояли в первых рядах, в авангарде, который тысячи раз падал, сломленный ударами врагов, но снова и снова поднимался на ноги».
По складу характера, по врожденному душевному благородству, нравственной цельности и чистоте, по силе убежденности в правоте своего дела и тех идей, в которые он раз и навсегда уверовал, герой нового романа Пратолини «Метелло» — родной брат богатыря кузнеца из «Повести о бедных влюбленных». И здесь рядом с молодыми героями стоят старые, искушенные в политической борьбе передовые рабочие, которые терпеливо и ненавязчиво, более собственным примером, нежели словами, помогают юным разбираться в сущности и социальном смысле сложных явлений действительности. Их дружбе как живому воплощению преемственности революционных традиций многих поколений итальянского рабочего класса писатель уделяет большое внимание.
Хроника улицы дель Корно («Повесть о бедных влюбленных») и роман «Метелло» поставили Васко Пратолини в ряд крупнейших прозаиков современной Италии и всей мировой литературы.
Если в «Зеленом ковре» (1941) и «Улице Магадзини» (1942) Пратолини прежде всего лирик, погруженный в воспоминания детства, то в произведениях, непосредственно предшествующих «Метелло», все сильнее и сильнее звучит мотив среды, окружения, коллектива. В первых его повестях слишком сильно чувствовалась личность автора, проявления его лирического «я». Гипертрофия субъективного психологизма, весьма свойственная французским романистам начала века, в первую очередь Прусту, да, пожалуй, и «Новеллам на каждый день» Луиджи Пиранделло, соединялась у молодого писателя со стремлением социально осмыслить описываемую им среду. Для раннего Пратолини характерны формы лирической автобиографии, некоторая фрагментарность и импрессионистичность. Быть может, стремление Пратолини изобразить действительность такой, какая она есть, заставляло его порой слишком детально описывать отрицательные стороны жизни, почти что любоваться ими. Пусть не упрекают его за то, что он не идеализирует мир, который видит: «Если я расскажу вам о пороке, обо всем грубом и непристойном, что творится в нашем квартале, что вы на это скажете? Мы ведь бедные люди»,— пишет он в «Квартале».
В «Метелло» мы не найдем повышенного интереса к сексуальной патологии, ницшеанских идей «сверхчеловека», жаждущего помериться силами с самим создателем, и других декадентских мотивов, которым писатель отдавал дань еще в «Повести о бедных влюбленных». Медленно, но неуклонно в течение последнего десятилетия Пратолини приближается к социалистическому реализму, преодолевая и субъективизм своих первых повестей и натурализм более поздних произведений.
Творческая работа писателя отразилась, конечно, и в его стиле, и в языке его прозы. Манера стала сдержаннее, порою даже суше, стиль лаконичнее. Писатель научился себя ограничивать. Пратолини строго следит за соблюдением единства повествования, старается избегать излишеств в деталях, натуралистических подробностей и расплывчатой сентиментальности, которыми он некогда грешил. В романе нет торжественной риторики патетических сцен, присутствующей в знаменитой хронике виа дель Корно. Фрагментарность и некоторая поверхностность первоначальных его опытов преодолены. На повествовательном стиле «Метелло» как бы оставила след суровая школа жизни, пройденная писателем вместе с его любимыми героями. Роман отмечен не только зрелостью мастерства, но и зрелостью политического мышления, в котором нашла художническое отражение политическая зрелость итальянского рабочего движения наших дней — одного из самых организованных и сплоченных в капиталистическом мире.
«Метелло», преобладала разговорная, часто небрежная по конструкции фраза с упрощенным синтаксисом, если лексика была перегружена диалектальными словами и жаргонизмами, то в «Метелло», где также немало местных флорентийских (и даже неаполитанских) выражений, но употребленных в меру и только в диалогах,— синтаксис гораздо ближе к общелитературному итальянскому языку.
«Метелло» — большой творческий успех высокоодаренного писателя. Пратолини написал настоящий роман, а не биографическую повесть или хронику, роман, где уже не чувствуется непременное присутствие авторского «я», где писателю удалось создать образы людей, живущих своей жизнью, говорящих сами за себя и вместе с тем являющихся носителями характерных особенностей их среды и времени.
«Метелло» Пратолини показал классовую борьбу итальянских тружеников без всякой сентиментальности и слащавого примиренчества, но и без утрировки и схематичного деления героев на положительных и отрицательных, не оглупляя противников и не превращая их в отвратительных марионеток. Благодаря широте и непредвзятости точки зрения, благодаря пониманию писателем подлинных, а не мистифицированных законов развития общества борьба двух начал предстает в романе несравнимо убедительнее и противоречия между классами вскрыты гораздо резче, чем у многих его предшественников. Действительно, Пратолини не «пропагандирует», но показывает с художественной достоверностью и остротой жизнь рабочего класса Флоренции в «эру Джолитти» (столь восхваляемую апологетами «классового мира»), его борьбу за минимальные права на человеческое существование.
Пратолини повествует о жизни молодого каменщика Метелло Салани примерно с 1875 г. до первых лет XX в. Отец Метелло, человек огромной физической силы, был известен во флорентийской рабочей среде под именем мифологического героя Какуса (по скульптурной группе Бандинелли у Палаццо Веккио), «ибо только один Геркулес мог с ним справиться». Какус — анархист, как и многие из его друзей, из которых некоторые участвовали в боях Парижской Коммуны. Прекрасно обрисованы, с присущим автору юмором, фигуры рабочих-анархистов, бывших противниками как монархистов-католиков, так и тогда еще немногочисленных социалистов. Впрочем, Какус далеко не разделял идей Бакунина и даже плевался при упоминании имени этого барина, игравшего в революцию. Какус утонул, добывая песок со дна Арно, его жена умерла еще раньше, и Метелло остался круглым сиротой. Ребенка воспитала семья его кормилицы-крестьянки. Детство он провел в бедном селе в окрестностях Флорепции. В год неурожая, когда нечем было заплатить помещику за аренду клочка земли, семья, приютившая Метелло, покинула родные края и эмигрировала в Бельгию, на угольные шахты.
Метелло не захотел стать батраком в имении и бежал во Флоренцию, чтоб добывать свой хлеб в городе, где родился. Он жил в каморке грузчика Бетто по прозвищу Учитель, друга его покойного отца, который выучил парня грамоте и познакомил с книгами Прудона и Кропоткина. Бетто много раз сидел в тюрьме, побывал и в ссылке. Учитель Метелло был близок со многими анархистами, деятелями Первого Интернационала. Старый анархист таинственно исчез — по-видимому, полиция втихомолку расправилась с докучавшим ей бунтовщиком. После смерти своего единственного друга и наставника Метелло «становится настоящим итальянцем и настоящим мужчиной,— иронически замечает автор,— ибо еще до того, как его внесли в избирательные списки городского управления, он попал в списки полиции». Да связь с подозрительными элементами парня сажают в «угольную яму» (так на флорентийском жаргоне называлась камера предварительного заключения). Здесь юноша впервые соприкоснулся с миром уголовников и сутенеров, здесь же сдружился с каменщиком Келлини, от которого услышал о создании итальянской социалистической партии и ее руководителях Андреа Коста и Филиппо Турати.
десятичасовой рабочий день жалкие гроши, едва достаточные, чтобы прокормиться. Но работа не была для Метелло только источником существования, она нравилась ему и наполняла его чувством гордости, сознанием своей силы. Город помог созреть уму Метелло и закалил его сердце. С годами он становится опытным мастером своего дела. Одаренного быстрым и живым умом красивого парня, приветливого и веселого, умеющего постоять за себя, уважают товарищи, любят женщины. Главное внимание Пратолини посвящает развитию пролетарского сознания своего героя, его борьбе за жизнь и права рабочего класса. Он показывает, как молодой каменщик постепенно оставляет сумбурные идеи, унаследованные от стариков анархистов, и становится сначала рядовым членом социалистической партии, а затем — одним из вожаков пролетарской Флоренции.
Личной жизни Метелло, его любовным переживаниям и похождениям, начиная от кратковременных связей с дешевыми проститутками и девчонками из неаполитанских трущоб, также отведено в романе немало места. Подробно рассказан роман с фермершей, бывшей учительницей Виолой, оставившей заметный след в жизни своего возлюбленного. В образе гулящей бабенки Виолы, сумевшей оценить благородство и незаурядность рабочего парня, как и в образах пылкой и податливой прачки Маризы из «Квартала», да и многих других женщин, кажущихся распущенными и легкомысленными, сказались большая человеческая чуткость и гуманность Пратолини. Эти женщины с неудавшимися, исковерканными судьбами обнаруживают способность тонко и глубоко чувствовать и быть верными в любви, дружбе, материнстве. Всем своим существом тянутся они к отношениям, согретым настоящей любовью и взаимопониманием.
После военной службы в Неаполе (об итальянской военщине и «нищенском империализме» итальянских правящих кругов автор говорит с горькой насмешкой) Метелло снова возвращается во Флоренцию, на стройку. Со циалистическое движение захватывает его все сильнее. Ярки и исторически верны образы деятелей раннего социализма в Италии. Таков Георгий Победоносец флорентийских социалистов адвокат Пешетти, блестящий оратор, пользовавшийся популярностью и доверием трудовой Тосканы (впоследствии избранный депутатом парламента). «Нам предстоит,— говорил он рабочим,— ожесточенная борьба, пока не будет разрушено буржуазное общество и уничтожен капитал». Особенно запоминается бывший железнодорожный чиновник Себастиано Дель Буоно, лишившийся службы и всецело посвятивший себя борьбе за рабочее дело. Рабочие любовно называют его «Красным ангелом» и «Ангелом без крыльев». Дель Буоно организует первое во Флоренции профсоюзное объединение рабочих разных профессий — Палату труда, руководит забастовками, основывает социалистический орган печати. Как многие западные социалисты начала нашего века, Дель Буоно верит, что борьбой за экономические уступки и политические реформы в парламенте можно добиться едва ли не решающих результатов для рабочего класса. Но вместе с тем в нем пылает такая вера в будущее пролетариата, такая искренняя любовь к трудящимся и доходящая до забвения всех личных интересов преданность рабочему классу, что образ его вызывает симпатию у современного читателя, который с полным правом может усомниться в правильности методов его борьбы с буржуазией.
— один на свете и не ждет, что кто-либо вспомнит о нем и посетит в заключении. Сердце молодого рабочего тронуто нежданной заботой о его судьбе Эрсилии — дочери погибшего товарища. «Когда выйду из тюрьмы, непременно женюсь на ней»,— решает Метелло.
В итальянской литературе мало женских образов, которые глубиной, красотой и силой могли бы сравниться с образом Эрсилии — простой девушки из рабочего квартала Сан-Фредиано. Природный ум сочетается в ней с характером, привыкшим стойко встречать жизненные невзгоды. Пленяет ее женская чуткость, прямота чувств и мыслей, очарование молодости, соединенное с живостью итальянского темперамента. Пратолини по-чеховски гуманно, порой с легкой улыбкой, порой с присущим ему лиризмом рассказывает о браке Метелло и Эрсилии, о их простом человеческом счастье, о подлинности отношений, основанных и на молодой страсти и на большой дружбе. И всё же Пратолини не идеализирует ни своего героя, ни его подругу, не расписывает розовой краской счастье «бедных влюбленных». Он отмечает колебания в душе Эрсилии, боязнь за личное счастье и судьбу ребенка в дни тяжелой борьбы рабочих и перед грядущими испытаниями, связанными с этой борьбой. Но человеческие слабости только сильнее оттеняют природную стойкость ее характера, решимость, пришедшую после всех колебаний,— выдержать, что бы ни случилось на их общем с мужем жизненном пути.
быстро проходит; он возвращается — и не по чувству долга, а органически, потому что иначе не может,— и к семье, и к товарищам. Эрсилия, узнав случайно об измене мужа, сумела отстранить соперницу. Сохраняя достоинство и выдержку, она энергично борется за свое счастье, но в сердце ее остается черная тень от незаслуженной обиды, от слишком жестокого и нежданного удара судьбы. И только постепенно восстанавливаются прежние отношения.
Женские образы в романе удались писателю. Легкомысленная, поверхностная Идина — «прекрасная Идина», соблазнившая Метелло, живущая только чувственными восприятиями в узком мещанском мирке, стоит как живая перед читателем. Автор ее просто показывает: вот она какая. Осуждение ощущается лишь в тоне повествования, пронизанного тонкой иронией. Метелло быстро освобождается от примитивных чар прелестной Идины. По-настоящему он любит только жену. И когда после трагических событий 1902 г., занесенных в анналы итальянского рабочего движения, он снова, в третий раз, попадает в тюрьму, его переписка с Эрсилией, данная автором в лирических отрывках, открывает все богатство душевного мира этих простых людей из флорентийского рабочего квартала.
закончившейся капитуляцией предпринимателей, рабочие впервые осознали свою силу и начали понимать, что «поступь истории, поступь прогресса определяется ими».
Пратолини показывает разные характеры рабочих, индивидуализируя каждый персонаж, умея найти характерное и выявить в то же время общее. Голод, лишения, страдания близких несет с собой забастовка; позорную капитуляцию перед хозяином и еще худшее закабаление, если не выдержать до конца. Строители прекрасно понимают это и все же приходят к выводу, что нужно начать борьбу. Автор не скрывает колебаний и сомнений в рабочей среде после первых недель забастовки. Положение членов коллектива далеко не одинаково, что и понятно. Многосемейным особенно трудно. Одни что-то прирабатывают, у других жены имеют хотя бы временный и небольшой, но все же заработок, кое-кто может рассчитывать на помощь родственников из деревни. Но есть люди, и таких большинство, кому надеяться не на кого.
В самые тяжелые моменты на помощь бастующим приходят рабочие организации не только Флоренции, но и других городов страны. Однако собранных ими средств недостаточно, и по вопросу распределения скромной помощи возникает недовольство. Люди то отчаиваются, то переполняются яростью и гневом, и в них крепнет ненависть к тем, кто их эксплуатирует и желает сломить их волю. Среди изголодавшихся, измученных людей возникает примиренческое течение. Многие из тех, кто в самом начале настаивал на борьбе до конца, готовы стать штрейкбрехерами, как молочный брат Метелло Олиндо Тинаи, слабый, больной человек, обремененный большой семьей, как спокойный и рассудительный каменщик первой руки Пио Бутори по прозвищу Немец, всегда державшийся в стороне от социалистов и признававший только борьбу за экономические интересы, отмежевывая их от политики. Но рабочие в своей массе проявляют необычайную выдержку, решимость и волю и не дают сорвать забастовку.
Если раньше он не хотел быть ни первым, ни последним, то теперь сама жизнь доказала ему, что на такой позиции долго удержаться нельзя. В кульминационный момент забастовки Метелло становится во главе бастующих и по доброй воле, чувствуя за собой поддержку товарищей, берет на себя всю полноту ответственности за ход событий. Глубочайшая убежденность в правоте их дела, смелая, исходящая из конкретных обстоятельств тактика в то время, когда солдаты и полицейские стояли лицом к лицу с бастующими, помогла ему предотвратить кровопролитие и не поддаться на провокации врагов. «История повторяется,— с горечью думает он,— годы проходят, а оружие по-прежнему в их руках. И горе нам, если мы не встанем сплошной стеной,— ведь им достаточно найти малейшую трещинку, чтоб разрушить то немногое, что удалось построить». Мы видим воочию, как из бывшего деревенского паренька формируется спокойный и мудрый вожак рабочих, как долгий опыт и здравый смысл трудового человека делают его противником поспешных, экстремистских действий, способных нанести лишь вред рабочегому делу. Жизненное кредо зрелого Метелло состоит в том, чтобы не убегать вперед, а уметь ждать, пока события созреют, и никогда не отрываться от товарищей, всегда чувствовать рядом шаг друзей.
фронту борьбы. Увольнения были отменены, вновь открыта Палата труда — форпост трудящихся, главная защитница их интересов. Руководитель профсоюза впервые за всю историю итальянского капитализма был допущен на стройку и сидел за одним столом с хозяевами, вырабатывая условия соглашения. Мощь и размах забастовочного двшкения, продемонстрированная рабочими сила были столь велики и внушительны, что правительство Джолитти сочло необходимым вмешаться. Владельцам строительных контор, не желавшим поступаться своими прибылями, пригрозили неустойкой за невыполнение подрядов, полученных от государства.
Дорого оплачивают рабочие свою победу. Каменщик Бутори, который стал штрейкбрехером, но не смог изменить делу своих товарищей и снова присоединился к бастующим, погибает от пули полицейского комиссара. Когда возобновляются работы, от истощения не выдерживая тяжести ноши, ставшей непосильной, срываются с лесов и погибают самый старый из каменщиков, упорный и умный Липпи, и подмастерье Ренцони, веселый мальчик, которого подкармливала во время забастовки невеста, девочка-швея (ее не могут найти, чтобы сообщить о случившемся несчастье). Парня оплакивает старый дедушка, уговаривавший его держаться до конца. Со слезами вспоминает старик, как внук в субботу из получки прежде всего покупал ему табак. Ни один грош рабочим не удается получить от хозяев без борьбы, а борьба дается не даром, требует кровавых жертв.
Заметим, что инженер Бадолати, показавшийся критику Вигорелли, о котором мы упоминали в начале рецензии, таким «гуманным», на самом деле показан Пратолини как упорный борец за интересы капиталистов. Правда, Это хозяин новой формации, умный, волевой, сведущий в своем деле, не только владелец, но и руководитель производства. Он выбился в люди из низов и знает цену труду, но, несмотря на кажущийся либерализм, Бадолати и его верные подручные-десятники стараются выжать из рабочих все силы («Ведь я плачу вам за то, что вы обливаетесь потом»). Лучше других патронов инженер понимает психологию рабочих и знает, что иногда следует идти на небольшие уступки. Однако тесть Метелло, анархист Паллези, бывший парижский коммунар, да и другие рабочие не обольщаются насчет истинной сущности своего внешне корректного хозяина, такого же разбойника и кровопийцы, как и все, кто наживается на эксплуатации чужого труда.
Бадолати представлен в романе испытанным борцом, защитником интересов буржуазии. Борьба веселит его душу, он даже по-своему уважает стойких противников из рабочей среды. Инженер умеет разговаривать с рабочими, дать в нужный момент выход их законному раздражению, но во время забастовки срывается и показывает подлинное свое хозяйское нутро.
— Метелло презрительно отстраняет предложение хозяина принять должность десятника, сулящую материальные блага, спокойную, обеспеченную жизнь. Принять его — значило бы изменить себе и товарищам, «сменить шкуру», перейти в лагерь врагов.
Добавим, что рабочие Бадолати то и дело срываются с лесов и разбиваются насмерть или остаются инвалидами — никакой техники безопасности и социального страхования не существует. Инженер считает, что несчастные случаи — явления, конечно, нежелательные, но неизбежные в процессе труда. Действительно, Бадолати — более гибкий, умный и хитрый, чем другие хозяева его времени, но говорить (подобно Вигорелли) о его «гуманности» и «объективизме» Пратолини, значило бы просто не понять того, что хотел сказать и сказал писатель.
Из последних страниц романа — события рассказаны до декабря 1902 г.— мы узнаем, что на этот раз Метелло провел в тюрьме под следствием всего шесть месяцев, так как вождям социалистов удалось добиться освобождения руководителей забастовки. Метелло возвращается домой; Эрсилия ждет второго ребенка. Отношения между молодыми супругами восстановлены: они полны замыслов, надежд, хотя прекрасно понимают, что борьба только началась и в будущем предстоит еще немало испытаний.
Метелло всего тридцать лет. Что ожидает его впереди? Как задумал Пратолини его дальнейшую судьбу, неразрывно связанную с путями рабочего класса Италии? Можно предвидеть, что в дальнейшем повествовании писатель охватит историю борьбы итальянского пролетариата с буржуазией в ее старом и новом обличии (империалистическом и фашистском) до настоящего времени, возвращаясь к персонажам, уже известным читателю, или вводя в свою трилогию новых героев 3.
1955
2. Подробнее о них см. в главе «От сумеречников до неоавангардистов».
3. Примеч. составителя. Вторая часть трилогии «Итальянская история» — роман «Расточительство» («Lo scialo». Vol. 1—2)—вышла в Вероне в 1960 г., третья — роман «Аллегория и насмешка» («Allegoria е derisione») — в 1966 г. Герои «Метелло» в них не появляются. Русский перевод «Метелло» издан в 1958 г.