ПОЭТЫ КОНЦА XVII ВЕКА
Во второй половине XVII столетия в итальянской поэзии не появилось ни одного имени, которое можно было бы поставить рядом с именами Марино, Тассони или даже Кьябрера.
Тем не менее краткое рассмотрение творчества трех поэтов этого периода (Реди, Филикайя и Магалотти), возвышающихся над общим, весьма невысоким уровнем, представляется нам важным для выявления основных тенденций последующего развития итальянской поэзии.
Медик и естествоиспытатель, Франческо Реди (1626—1698) поражал современников обширностью и разнообразием своей эрудиции. Он разыскивал редкостные растения, ставил физические опыты и превыше всего ценил Экспериментальное знание. В сонетах и стихах для музыки Реди возвращается к традициям портов Тосканы, преимущественно «сладостного нового стиля», и проявляет несомненную склонность к французскому классицизму.
В 1666 г. после заседания флорентийской Академии делла Круска (членом которой он состоял вместе с Филикайя) Реди приступает к работе над поэмой «Вакх в Тоскане». Поэма почти бессюжетна: Вакх и Ариадна, сопутствуемые пышной свитой, останавливаются под Флоренцией на вилле Медичи. Во время пиршества языческий патрон виноделов произносит похвалу пятистам сортам тосканских вин и провозглашает лучшим из всех вино из Монтепульчано.
«Вакх в Тоскане» — произведение ученого, озабоченного судьбами отечественного виноделия. В это время в Италии все большее распространение получали новые экзотические напитки: чай, кофе, шоколад,— наносившие большой урон продукции тосканских виноградарей и виноделов. Реди уверял, что скорее выпьет кубок яда, чем отвратительную чашку черного кофе. В своей поэме Реди не устает восхвалять тонкий вкус и великолепные качества тосканских вин, которые он пытается возвеличить перед лицом опасных конкурентов, грозивших подорвать одну из главных опор тосканской экономики.
Стиль Реди, тяготеющий к простоте и ясности классических образцов, не свободен от игры слогами и созвучиями1 и является как бы переходом к стилю итальянского классицизма следующего столетия2.
Одной из любопытнейших фигур позднего Сеиченто был Лоренцо Магалотти (1637-—1712), происходивший из флорентийской дворянской семьи. Энциклопедист по своим знаниям и интересам, Магалотти развивался под сильным влиянием Галилея, однако, умудренный трагическим опытом учителя, он старался не обострять отношений науки с церковью и написал письма против атеизма. От Магалотти остались эссеи об опытном познании природы, «Научные письма о благоухающей земле в Европе и Америке, называемой португальской глиной», стихи «Воображаемая дама» и «Анакреонтические песенки» в духе Кьябрера 3. Язык научной прозы Магалотти богат и выразителен, иногда несколько манерен.
В качестве дипломата Тосканского двора Магалотти побывал в Англии, Германии, Голландии, Испании, Франции, Скандинавии и Бельгии и был как бы посредником между Италией и остальной Европой. Он поддерживал отношения со многими выдающимися людьми своего времени, состоял в переписке с Лейбницем. В письмах, дневниках и других произведениях Магалотти встречаются живые описания современных ему событий и нравов.
Магалотти-политик не мог не чувствовать государственного унижения Италии, которое он пытался компенсировать сознанием культурного превосходства итальянцев. В одном из «Исторических анекдотов» он с грустным юмором рассказывает о кардинале Руберти, находившемся при французском дворе. Однажды король Франции спросил кардинала, нравятся ли ему декорации нового придворного представления. Итальянец презрительно фыркнул — ему ничто не нравилось: ни парижские красавицы, ни театры, ни танцы; он уверял, что крестьяне на его родине танцуют лучше. После довольно дерзких ответов на вопросы короля кардинал показал на двух людей — принца Конде и маршала Тюренна, знаменитых французских полководцев, и прибавил со вздохом: «Ваше величество, вот такого у нас в Италии, увы, не имеется, во всем же остальном мы превосходим Францию».
Магалотти называют первым поэтом обоняния в европейской литературе. Он предварил «поэзию запахов» второй половины XIX — начала XX в., одним из самых ярких адептов которой стал Бодлер. Магалотти создает «науку обоняния», восторженно описывает разные ароматические вещества, призывает учиться у восточных портов уменью тонко анализировать и воспевать ароматы. Он подыскивает названия для целой гаммы запахов, чаще всего обращаясь к сравнениям с красками. Знаменитый сонет Бодлера «Природы некий храм» кажется вольным переложением Магалотти:
Есть запах чистоты. Он зелен точно сад,
Как плоть ребенка свеж, как зов свирели нежен.
Другие царственны, в них роскошь и разврат,
Их не охватит мысль, их зыбкий мир безбрежен,—
Так мускус и бензой, так нард и фимиам
Восторг ума и чувств дают изведать нам.
{Перевод В. Левика)
Итальянское литературоведение эпохи Рисорджименто возвеличивало Винченцо Филикайя (1642—1707) за то, что в годы политического упадка и разъединения страны он высоким слогом воспевал итальянское единство. В сущности оды, похвалы, стихи на случай Филикайи 4 не что иное, как пустая высокопарная риторика, причем без тени какой-либо новизны, так как форму он заимствовал у Кьябрера.
вспять, и началось их отступление в Венгрии и на территории бывшей Австрии до Дуная. Придворный льстец Филикайя, восхваляя в патетической канцоне освобождение имперского города Вены и Священной империи (т. е. Австрийской), старается уделить как можно менее внимания истинным победителям — польским солдатам и полководцу союзных войск Яну Собескому.
Пой, громко пой, Эрато,
Великую хвалу ты богу мщенья
И ныне, как когда-то,
Венок сплети из оды величавой.
Не нам судить о воле провиденья.
Всевышний в битве правой
Шлет сына на отца, на брата — брата.
Смертельною стрелою
Магометан он по полю рассеял,
Смёл, сокрушил, развеял
И, превратив их в прах, сравнял с землею.
Всесильною рукою
Разносит он мятущиеся грады,
Карает нечестивых без пощады.
«На освобождение Вены от осады».
Перевод М. Талова)
Филикайя принимал деятельное участие в работах флорентийской Академии делла Круска и впоследствии примкнул к Аркадии.
В 1690 г. в Риме начала свою деятельность новая академия «Аркадия». К концу XVII столетия ее филиалы покрыли всю Италию. Члены академии, называвшие себя «аркадскими пастухами», принимали греческие буколические имена. Этот маскарад символизировал «возвращение к истокам», загрязненным литераторами минувшего столетия.
Итальянские неоклассики не хотели отказаться полностью от наследия Возрождения, зато в отношении стиля своих непосредственных предшественников они были воинственно непримиримы. Из поэтов Сеиченто в чести у аркадийцев был один Кьябрера, песенкам которого подражали второстепенные поэты XVIII в. В моду опять вошел осмеянный бароккистскими сатириками петраркизм.
В условиях политического застоя, государственной раздробленности страны, полной безнадежности и упадка общественной жизни итальянская поэзия мельчает, становится манерной и превращается в салонное развлечение; все более теряя оригинальность, она подпадает под влияние французской литературы рококо и вырождается в провинциальное ущербное искусство, против которого восстанут поэты и писатели итальянского предромантизма.
«Вакха в Тоскане»: Bella Arianna, con bianca шапо Versa la manna di Montepulciano. (О Ариадна, нежною рукой Лиешь ты манну Монтепульчано).
2. Madrignani G. A. La poetica di F. Redi.— «Belfagor», 1960, vol. 15, p. 402—414.
3. Montano L. Le più belle pagine di L. Magalotti. Milano, 1924.
4. Filicaia V. Opere. Vol. 1—2. Napoli, 1824.