Голенищев-Кутузов И.Н.: Романские литературы.
Гуманизм и Возрождение.
Ренессансные литературы Запрадной и Восточной Европы

РЕНЕССАНСНЫЕ ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

(Сопоставительный обзор)

В середине XIV столетия — между 1337 и 1350 гг.— Петрарка создал первые песни латинской «Африки», написал «Жизнь знаменитых людей» и «Буколики». Он также собрал свои итальянские стихи в сборник «Canzoniere». Эти годы можно условно принять за начало новой эпохи не только итальянской, но и европейской литературы.

В течение ста лет (1350—1450) в Италии сменилось три поколения гуманистов, имена которых общеизвестны. Первая половина XV в. была периодом расцвета итальянского гуманизма. Она дала выдающихся педагогов Гварино Гварини и Витторино да Фельтре, распространивших знание классических языков на всю Европу, преобразователя латинской стилистики Лоренцо Валлу, основоположников новой исторической науки Леонардо Бруни и Флавио Биондо, открывателей сокровищ древности Поджо Браччолини, Джованни Ауриспа, Чириако д’Анкона. Гварино Гварини и Франческо Филельфо знали по-гречески, как греки. Леон Баттиста Альберти был первым человеком Возрождения, охватившим едва ли не все искусства и науки своего времени. Эней Сильвий Пикколомини писал на элегантной латыни соблазнительную прозу. Но среди выдающихся гуманистов раннего Кватроченто было мало поэтов. Аполлона предпочел Фемиде лишь Антонио Беккаделли, наследник Марциала, а не лириков. Гуманисты Италии не забыли итальянской лирики Петрарки, но как бы перестали слышать ее музыку. Из немногих итальянских стихотворцев этого периода заслуживают упоминания лишь гротескный Буркьелло, набожный Фео Белькари и венецианский патриций Леонардо Джустиниани, гуманист, переводчик Плутарха, писавший итальянские стихи в народном духе (у него появляется октава). Латинская и итальянская поэзия прозвучала с новой силой лишь во второй половине XV в. благодаря трудам и таланту Джованни Понтано, Маттео Боярдо, Анджело Полициано и Саннадзаро.

В Испании, Германии, Франции появилось немало ученых и писателей, которые кое-что восприняли от гуманистов Италии, кое-чему подучились, проявили известный интерес к поэтам и мыслителям античной Греции, но не отказались от старого мировоззрения, продолжая морализировать и аллегоризировать, перепевать и пересказывать на старый лад средневековые сюжеты. «Роман о Розе» был им ближе, чем канцоны, посвященные мадонне Лауре.

Первыми странами, в которые проникла гуманистическая культура, были Испания и Германия, связанные с Италией большими торговыми путями. Политические перемены равным образом не могли не повлиять на отношения итальянских городов со Священной Римской империей германского народа и с Арагоном, распространившим свои владения от Барселоны до Афин.

Иберийские литературы подвергались в XIV в. сильному французскому и провансальскому влиянию. У инфанта Хуана Мануэля, лучшего испанского прозаика этого периода, преобладают средневековое поучение и средневековые сюжеты, несмотря на некоторые страницы его прозы, которые можно сблизить с новеллами Боккаччо. «Книга о достойной любви» Хуана Руиса, поэта весьма одаренного, восходит к средневековой куртуазной лирике и к народной поэзии. Проза дона Хуана Мануэля и стихи Руиса свидетельствуют о силе своеобразной испанской традиции, которая не ослабела и в XV—XVI столетиях, мешаясь с новым течением, идущим из Италии.

На рубеже XIV и XV вв. в Испанию проникают с островов Греции и из романизированных областей Пелопоннеса греческие влияния. Арагонец Хуан Фернандецде Эредиа (умер в 1396 г.), великий магистр иоаннитов на острове Родосе, собирал греческие рукописи и переводил (или давал переводить) древнегреческие и византийские произведения, в том числе «Сравнительные жизнеописания» Плутарха и Хронику 3°нары. Великий магистр знал латинских классиков: Цезаря, Саллюстия, Тита Ливия. Все же античная литература и, что особенно важно, ее гуманистическая интерпретация, проникли в испанскую среду и оказали на нее существенное влияние несколько позже — в первой половине XV в., когда арагонская династия воцарилась в Неаполе. Альфонс V Великодушный, король Арагона и Неаполя, стал образцом ренессансного просвещенного монарха, покровителя искусств и знаний. Биография Альфонса Великодушного, написанная Антонио Беккаделли-Панормита, послужила образцом для восхваления венценосных меценатов (например, в жизнеописании-панегирике короля Венгрии Матвея Корвина, сочиненном Галеотто Марцио из Нарны).

Почти все поэты Неаполитанского двора, прибывшие из Испании, писали на кастильском наречии, что видно из «Кансоньеро» Лопе де Стуньига. Под влиянием итальянских учителей латинский язык испанских авторов приобрел благообразие прозы Цицерона. Дворец в Неаполе стал академией ученых, местом собраний любителей поэзии. Король Альфонс повсюду разыскивал латинские и греческие рукописи. О богатстве королевской библиотеки писал Джаноццо Манетти.

Как легист прославился Хаиме Пау из Барселоны; его сын Иероним Пау стал известным грецистом и латинистом. Педро Мигурль Карбонель в своем сочинении «О знаменитых каталанских мужах своего времени» упомянул и арагонских и неаполитанских гуманистов.

В царствование Хуана II (1419—1454) гуманистическое влияние ощущалось также в Кастилии. Сам король подражал античным авторам, переписывался с Леонардо Бруни Аретино. Секретарем короля был Хуан де Мена, проживший несколько лет в Риме. Он вернулся на родину как уже известный гуманист. Однако для того, чтобы ознакомить своих современников с «Илиадой», он обратился не к поэме Гомера, а к одной из ее сокращенных латинских версий, относящихся к поздней античности. В «Лабиринте» Хуана де Мена чувствуется влияние Данте, Вергилия и Лукана. Кроме Хуана де Мена и Фернандо Валенти, латинские стихи писал Хуан Рамон. Однако ранний испанский гуманизм примечателен тем, что гуманистическая филология и история не вытеснили поэзию на народном языке, как в Италии.

Значительнейший испанский поэт первой половины XV в. Иньиго Лопес де Мендоса, маркиз де Сантильяна стремился обосновать свои поэтические опыты не только провансальскими и каталанскими трактатами о поэзии и французской традицией XIV столетия, он также изучал итальянские произведения Данте, Петрарки и Боккаччо. Он обращался к «трем флорентийским светочам», поэзия которых на вольгаре не привлекала итальянских гуманистов его времени. Мы полагаем, что эта первая в европейской литературе сознательная попытка синтеза куртуазной и народной поэзии средневековья с итальянской поэзией Треченто весьма значительна для будущих путей развития ренессансной литературы. Маркиз де Сантильяна ввел сонеты, стихи «al italico modo». Он был первым петраркистом Запада. Как продолжатель поэтической традиции маркиза де Сантильяна известен выдающийся испанский поэт Хорхе Манрике (1440—1478), который вернулся к отечественным формам (стансы — cobias). Поэтическими лаврами в начале XV в. следует увенчать не итальянцев, а испанцев.

Влияние итальянского гуманизма на Германию можно обнаружить уже во второй половине XIV столетия. Центром этих влияний была чешская Прага — столица империи при Люксембургах. Канцлера императора Карла IV Иоанна Новифорензия немцы именуют Иоханном фон Неймарктом, чехи — Яном из Стжеды (умер в 1380 г.). Новифорензий ездил с императором и королем в Италию, был знаком с Петраркой, ввел усовершенствованную Петраркой и Колуччо Салутати латынь в императорскую канцелярию. От него ведут свою родословную и немецкие и чешские гуманисты. Конечно, лишь с известным преувеличением можно считать Иоанна Новифорензия гуманистом. Но он был все же основоположником нового направления в немецкой культурной истории.

В это время немцы все чаще направляются в Италию не только по торговым и политическим делам, но и для изучения римского права в школах Болоньи и Падуи. Бартоло да Сассоферрато, ученик Чино да Пистойя, влияет все сильнее на германских и чешских юристов. Вскоре авторитет «бартоломистов» распространился и на Польшу.

уроки античного красноречия. Ранний гуманизм в Германии (а также в Чехии) стоит под знаком влияния Энея Сильвия Пикколомини. В середине века проявляется в Германии тенденция переводить итальянских авторов XIV— XV столетий, а также некоторых писателей классической древности на немецкий. Николас фон Виле ознакомил немцев с Петраркой, Боккаччо, Поджо, Пикколомини, Апулеем. Его сборник «Translatzen» появился в 1478 г. Виле был почитателем Цицерона и Квинтилиана. Его немецкая проза риторична, приукрашена, кадансирована. Он подчинил отечественное наречие правилам латинского синтаксиса, которые и в настоящее время в немецком литературном языке не преодолены окончательно. Ульм становится одним из главных переводческих центров Германии. Ульмский патриций Шлюссельфельдер под псевдонимом Ариго издал в 1472 г. перевод «Декамерона» Боккаччо. Городской врач из Ульма Генрих Штейнхёвель перевел две новеллы из «Декамерона»: о Гризельде в латинской обработке Петрарки и о Гвискарде и Гисмонде с латинского пересказа Л. Бруни. Заметим, что эти новеллы были очень рано переведены на чешский и польский. Штейнхёвель перевел также трактат «О знаменитых женщинах» Боккаччо (1473). Его обработка «Эзопа» (1476) была заимствована несколькими западноевропейскими литературами, а в славянском мире проделала путь в различных адаптациях от Праги до Москвы в XVI—XVII вв. Ульмский бургомистр Ганс Нитхарт в 1486 г. передал по-немецки «Евнуха» Теренция. В 1499 г. выходит полный немецкий Теренций. Альбрехт фон Эйб из Бамберга германизировал Плавта. Персонажи античной комедии получили у Эйба немецкие имена; действие было перенесено в современную переводчику Германию. Этот прием адаптации встречаем впоследствии в Польше — например, в популярном переводе Лукашем Гурницким «Придворного» Кастильоне.

В первой половине XV в. Германия дала науке одного из замечательных деятелей нового времени, Николая Кузанского (1410—1464). Николай Кузан-ский жил постоянно в Италии, где поддерживал дружеские отношения с гуманистами, особенно с Альберти. Оба они занимались математикой и теорией живописи (пропорция, перспектива): они утверждали философски гармонию как единство противоположностей, что несомненно повлияло на платоников Флоренции. В самой Италии в середине XV столетия обнаруживается тенденция писать научные сочинения не только по-латыни, но и на вольгаре (вслед За Данте). Сначала — у Альберти, затем у художника и математика Пьеро де Франчески из Борго Сан Сеполькро в Умбрии и у его земляка Луки Пачоли, вышедшего из круга «экспериментирующих художников и техников». Слияние математических интересов с художественными можно наблюдать от Николая Кузанского и Л. Б. Альберти до титанов Возрождения — Леонардо да Винчи н Альбрехта Дюрера.

Во второй половине XV столетия появляются значительные немецкие филологи и поэты, пишущие на классической латыни: Рудольф Агрикола (1443— 1485), Иоганн Рейхлин (1455—1522), Конрад Цельтис (1459—1508). Агри-кола, голландец по происхождению, учился в Италии. Он был портом, ритором, педагогом, мастером эпистолярного жанра, биографом Петрарки. Немецкий гуманист стремился охватить философию и богословие, овладеть не только греческим, но и древнееврейским языками. Его привлекали все науки: он занимался естествознанием, астрономией, медициной. Современники говорят о его выдающихся музыкальных способностях, о его композиторском даре. Агрикола стал «универсальным человеком», осознавшим во всей полноте культурное наследие античности. Он был «первым Фаустом» Германии и принадлежал к людям нового времени, которых Лютер проклял как гордецов, не удовлетворившихся мудростью Библии. Иоганн Рейхлин был, быть может, менее широк, чем Агрикола, но более основателен как филолог. Он сочетал филологию с богословием, был юристом, дипломатом и даже драматургом. Особенно важны для развития немецкой культуры его труды в области греческого и древнееврейского; эти языки он преподавал в Тюбингенском университете. Рейхлин осуществил гуманистический идеал «трехязычного мужа», свободно плавающего по морям древнего знания. Он переводил с оригинала Ксенофонта и «Разговоры в царстве мертвых» Лукиана. Религиозно-философские воззрения Рейхлина выходили за пределы католической догматики; зная древнееврейский, он критиковал «Вульгату». Как философ он был близок к неоплатонизму Пико делла Мирандолы. Защита Рейхлиным изучения древнееврейского возбудила в начале XVI в. знаменитую борьбу гуманистов с обскурантами. Крот Рубеан, Ульрих фон Гуттен, Муциан Руф составили нашумевшую на всю Западную Европу книгу «Письма темных людей» (1515—1517).

К этому времени немецкий гуманизм достиг своей зрелости вместе с поколением ученых и писателей, родившихся около 1470 г. К нему принадлежали ученик Агриколы Герман Буш (1468—1534), Виллибальд Пиркхеймер из Нюрнберга (1470—1530)—друг Эразма и Дюрера, Муциан Руф (1471— 1526), Генрих Бебель (1472 — ок. 1518). Напомним, что наиболее влиятельный гуманист Севера, голландец Эразм Роттердамский, родился в 1469 г. Таким образом, немецкая гуманистическая культура на рубеже XVI столетия уже качественно не отличалась от итальянской. Итальянское Возрождение конца Кватроченто и начала Чинквеченто, сохраняя руководящую роль, все же перестало быть единственной гуманистической культурой, преобразившись в культуру общеевропейскую.

Гораздо большую сложность, чем в других странах Западной Европы, представляет для исследователя культура Франции XIV—XV вв. Французские средневековые традиции были сильнее, чем в Испании и Германии. Правда, не следует забывать, что одно из лучших произведений немецкой литературы XV в., «Пахарь из Богемии» Иоаханна фон Тейла (издан в 1460г.), восходит к глубинам средневековой традиции. Равным образом примечательна составленная в середине XV в. антология испанских стихов (cancionero) Хуана Альфонса; в ней обнаруживается скорее старопровансальское и старофранцузское влияние, чем итальянское. В знаменитом испанском «Romancero» XV— XVII вв. преобладают также средневековые мотивы. Во Франции рассматриваемого периода примечателен сложный процесс постепенного слияния двух систем, а не вытеснение одной системы мышления другой, более новой. В ртом процессе средневековая литература передает новому времени французский язык, искусство стихосложения, синтаксически и стилистически усовершенствованную прозу, легенды и сказания, мотивы народной поэзии, куртуазную лирику.

со времен Петрарки влияние Италии, долго не могли отказаться от типичных средневековых особенностей: панморализма, психологического аллегоризма, риторики, духовного содержания «серьезного» театра, рецепции Аристотеля из вторых рук, средневековой латыни. Некоторая часть этого культурного наследия XII—XIII столетий перешла во французское Возрождение.

Поэты и писатели XVI в. во Франции не хотели и не могли отказаться от народного языка, уже вполне развитого и ставшего литературным в предыдущую эпоху. Им удалось лишь внести в этот язык некоторые новые элементы. Границу между старым и новым во французской литературе XV—XVI столетий не так легко определить. Тем не менее можно с достаточной ясностью установить черты нового времени в царствование Франциска I. Ренессансный писатель отказался от панморализма, от инвертированного мира аллегорий, от устаревшей поэтики. Свои театральные опыты ренессансные драматурги основывают на произведениях трагиков Греции и Рима, а не на мистериях средневековья.

При замедленном и позднем восприятии новой культуры происходит, как правило, ускорение темпов развития. В этом процессе участники достигают в сравнительно короткий срок совершенства своих учителей, становятся с ними наравне, иногда даже перегоняют их. Так, в самой Италии Данте превзошел Вергилия, Петрарка — лириков Рима, Леонардо — живописцев древности, Микеланджело — античных скульпторов¹. Так, во Франции поэты Плеяды (Ронсар, Дю Белле) не уступали своим современникам, поэтам Италии, а Шекспир оставил за собой не только итальянскую, но даже испанскую драматургию.

Быть может, старое национальное наследие, оказавшее длительное сопротивление новому, не преодоленное до конца, оставаясь на втором плане, не только не обедняет новую культуру, а, напротив, обогащает ее. Так было во Франции и Англии XVI столетия, в России XVII—XVIII.

—1380) проявилась оживленная деятельность переводчиков. Известно, что римские писатели в достаточной степени изучались в Париже, Шартре, Орлеане уже в XI—XII вв. Значительную часть рукописей латинских классических авторов итальянские гуманисты нашли во Франции. Французское высшее общество, разбогатевшие горожане, а также все жаждущие просвещения, но не знавшие по-латыни, нуждались в переводах. Во главе любознательных читателей был сам король. Энергичную деятельность развил Николай Орем (умер в 1382 г.), переводчик Аристотеля (с латинской версии XIII в., восходящей к греческому оригиналу).

Орем был для своего времени человеком весьма просвещенным. Он нападал на астрологию, стремился рационально объяснить небесную механику, занимался вопросами государственных финансов, был первым переводчиком Аристотеля на французский язык. Он цитировал Вергилия, Овидия, Цицерона; ему известны были сочинения Плиния и Витрувия. Он пользовался трактатом о стихосложении Матвея Вандомского. По-видимому, Орем был учеником Жана Буридана, профессора Парижского университета. Буридан и Орем вернулись к гелиоцентрической системе пифагорейцев и Аристарха Самосского, от которой отказались Аристотель и Птолемей. В поучениях магистра Буридана не следует, впрочем, искать влияния гуманистических идей, в те времена еще не окрепших и в самой Италии. Мысли Буридана следует возвести к средневековому скептицизму, к Абеляру и к арабской натурфилософии (Аверроэсу). В сочинениях Буридана и в учении парижской «новой школы» середины XIV в. заметно влияние номинализма. Школа эта не считалась еретической, хотя оккамизм был осужден церковью. Однако учение «новой школы» создало провал между верой и знанием, ибо истины веры — по мнению последователей Буридана — недоступны разуму (полная противоположность учению Фомы Аквинского), а эксперименты в области материального мира ничего не дают для религиозного опыта. Эту двойственность находим уже в первой половине XIV столетия в трактатах Данте («Пир», «Монархия»), а позже — в падуанском аристотелизме.

Несмотря на изучение Аристотеля, средневековый уклад мысли не был поколеблен в своих основах. Анализ французской литературы XIV—XV вв. показывает с достаточной ясностью, что гуманистические влияния, проникая во Францию, не произвели там культурной революции до самого конца XV столетия. Известно, что Петрарка был знаком с поэтом Филиппом де Витри (1291—1361), а также с Филиппом де Мезьером, учителем короля Карла VI. Филипп де Мезьер на рубеже XIV—XV вв. перевел «Историю Гризельды»; он не обратился к сотой новелле «Декамерона», а предпочел морализирующую переделку Петрарки. Французские авторы искали у итальянских гуманистов произведения поучительные, соответствовавшие их мировоззрению.

Быть может, сильнее всего итальянские влияния проявились в прозе Антуана де Ла Саля, писателя-реалиста, педагога и искателя приключений, и в стихах Карла Орлеанского, который был итальянцем по матери. Кристина Пизанская, итальянка по происхождению, ставшая французской писательницей, □оказала большую начитанность как в области римской, так и итальянской литературы, однако и она не вышла из заколдованного круга средневекового панморализма. В этот период Лоран де Премьефе перевел «Декамерон» Боккаччо. Античными авторами прилежно занимался один из значительнейших авторов французского XV в., порт и оратор Аллен Шартье (1385—1429).

Решительные перемены произошли во Франции в последней четверти XV в. после итальянских походов Карла VIII и Людовика XII. Французы открыли, что Петрарка был не только автором поучительных трактатов, но также портом. На французском появился частичный перевод «Триумфов» ².

—ок. 1525). Он ввел во французское стихосложение терцины, писал о том, что французский язык столь же пригоден для поэзии, сколь и язык итальянский. Античность он воспринимал так, как ее понимали гуманисты, хотя еще зависел от стилистических приемов «второй риторики». Только с поколением 1490—1495 годов гуманизм восторжествовал во французской литературе. Во Франции появились ренессансные поэты и писатели: Медлен де Сен-Желе (1491—1558), Маргарита Наваррская (1492—1562), Франсуа Рабле (1494—1553), Антуан Эроэ (1492—1562), Клеман Маро (1495—1544). Следует внести некоторые исправления в эту схему. В области наук филологических, а также истории и философии гуманистические идеи во Франции, по-видимому, опередили ренессансную литературу. Мы уже говорили об Аллене Шартье, «который жил среди мужей древности». В следующем после А. Шартье поколении французских писателей Робер Гаген (1433—1501) проявил свои способности в разных областях знания. Он был дипломатом, историком, профессором риторики, автором общественно-политических диалогов, знатоком древних авторов, исследователем латинского стихосложения. Вслед за ним появился знаменитый французский филолог Гийом Бюде (1468— 1540), прославившийся своими трудами по филологии, истории, философии и юриспруденции. По замыслу Бюде в 1530 г. был основан «Коллеж де Франс» — высшее учебное заведение гуманистов, не зависевшее от прихотей и предрассудков теологической Сорбонны. Современник Бюде Лефевр д’Этапль (1455—1537) побывал в Италии, где проникся учением Марсилио Фичино и Пико делла Мирандолы. Гуманист и неоплатоник, он подверг критике средневекового Аристотеля. До Лютера Лефевр д’Этапль проповедовал учение об оправдании верой, а не делами. Он перевел Библию на французский язык и объявил Священное писание (а не соборы и папские энциклики) единственным основанием религии.

Знаменитых поэтов французской Плеяды предваряют поэты лионской школы (Морис Сэв, Луиза Лабе). Во второй половине XVI столетия возникает ренессансный театр. Этьен Жодель и Робер Гарнье преодолевают Сенеку и приближаются к греческой трагедии, так же как Кохановский в Польше. Скептицизм Монтеня влияет на всю европейскую литературу.

Из этого краткого обзора следует, что с конца XIV в. французы усваивали влияния, идущие из Италии, но при этом воспринимали их лишь во французском традиционном оформлении. Переводы итальянских писателей приспособлялись к французским вкусам и запросам. Знакомство с классической древностью во Франции было уже достаточно сильно в XII в.; однако перевод на французский Аристотеля — явление XIV столетия. В XV в. эрудиты и переводчики предваряли писателей и поэтов. Период от Карла V до Людовика XII можно считать эпохой французского предренессанса. Развитие французской культуры нового времени как бы отстает в XV в. от немецкой, все же нельзя не заметить, что некоторые процессы (например, переводы итальянских авторов) начались во Франции раньше, чем в Германии, не говоря уже о том, что французская литература XIV и XV столетий богаче и разнообразнее немецкой. Это богатство и разнообразие таили в себе возможности новых и нежданных сочетаний.

Мы не ошибемся, если скажем, что самая молодая ренессансная литература Западной Европы (не принимая во внимание Скандинавии) — английская. Нам известно, что гуманистов некоторые историки литературы разыскивали в Англии еще в XIV в. Петрарка и Боккаччо повлияли, конечно, на Чосера, однако было бы ошибочно считать его гуманистом, так же как Ричарда де Берри (род. в 1280 г.), автора «Филобиблиона». Гуманистом не был также Томас Фиц-Аллен, архиепископ Кентерберийский (род. в 1353 г.), упомянутый в переписке Колуччо Салутати. Английский гуманизм появляется лишь в конце XV столетия, писал Дуглас Бэш, известный современный историк английской литературы. Брш указывает на то, что почти все англичане, изучавшие науки в Италии, были церковниками, которые вовсе не стремились к обновлению классических знаний и не разделяли мировоззрение гуманистов. Если в начале XV в. Поджо издевался над английскими варварами, то в конце века Эразм был встречен в Англии настоящими гуманистами, которые ни в чем не уступали гуманистам континентальной Европы³. Этот взгляд нуждается в некотором уточнении. Действительно, в XV в. некоторые гуманистические влияния проникли в Англию. Коллекция рукописей Хемфри Глостерского (начало XV в.) значительно превосходила библиотеку, составленную Ричардом де Берри. Джон Фри, чье гуманистическое имя было Иоанн Фреас Англикус (умер в 1465 г.), получил тщательное гуманистическое образование в Ферраре, в школе Гварино, вместе со знаменитым венгерско-хорватским поэтом Яном Паннонием. «Первый англичанин, ставший профессиональным гуманистом и достигший уровня итальянских гуманистов»,— заметил о Джоне Фри Р. Вейс⁴

Когда в 1499 г. молодой Эразм посетил Англию, он познакомился там с известными деятелями культуры и писателями. Скельтону и Линейкру было около 40 лет, Барклаю и Колету, так же как и самому Эразму,— около тридцати. Самым молодым был Томас Мор — ему шел двадцать второй год. Если признать гуманистом Джона Скельтона (ок. 1460—1529), автора талантливых английских баллад и трактата «Зерцало государей», то следовало бы зачислить в гуманисты и Аллена Шартье, что вряд ли было бы верно. Александр Барклай подражал «Кораблю глупцов» Себастиана Бранта. Гуманистических лавров заслуживают скорее Уильям Гроцин и особенно Томас Линейкр; они ввели в Оксфорде изучение древнегреческого. В 1509 г. Джон Колет, интересовавшийся скорее богословием, чем чистой филологией, основал колледж св. Павла — первую гуманистическую школу в Англии.

Томас Мор (1478—1535) привлек в Англию Эразма, а также испанского гуманиста X. И. Вивеса. «Утопия» появилась в 1516 г. Английский литературный язык воспринял некоторые стилистические свойства итальянского стиха вместе с новыми формами (сонет).

С начала XVI столетия наблюдаем развитие в Англии гуманистической латинской прозы. Первый английский ренессансный порт Томас Уайет (1503— 1542) учился у Горация и Петрарки. Он реформировал английский стих, еще вполне средневековый у Скельтона. Уайет имел весьма талантливого последователя— Генри Серрейя (1517—1547). Мы не станем спорить с теми английскими литературоведами, которые утверждают, что периодом наивысшего расцвета английской ренессансной литературы была вторая половина XVI в., отмеченная именами Спенсера, Сиднея, Роберта Грина, Шекспира, Радея, Лили, Нэша, Марло и Бэкона.

Именно во второй половине XVI столетия появляются некоторые новые черты в творчестве ренессансных писателей; эти нововведения историки литературы обычно обозначают термином «маньеризм». В XVII столетии маньеризм перерождается в барокко, комбинируя гуманистические школьные традиции с новой стилистикой и поэтикой. Об этом сложном процессе мы не будем говорить подробно в этой главе, так как его анализ выходил бы за пределы нашей темы. Английская гуманистическая литература — last but not least — началась в конце XV в. и в первой половине XVI достигла уровня итальянской образованности и словесного искусства, чтобы превзойти своих учителей в эпоху Шекспира, если не на всех поприщах, то, несомненно, на театральной сцене.

Альп было сильнее в Германии и Испании, чем во Франции. В Англии соприкосновение с гуманистической культурой наблюдается лишь в отдельных случаях. Все же некоторые сочинения итальянских писателей Треченто стали известны во Франции и Англии очень рано, прежде чем они распространились в Германии.

К 1500 г. ренессансная литература стала в Западной Европе (за исключением Скандинавии) преобладающей. Реформация в Германии задержала развитие гуманистической науки и литературы, отчасти подчинила гуманистическое образование религиозным целям, но не смогла изменить общего направления европейской культуры. Можно с уверенностью сказать, что с конца XV столетия гуманистическое направление стало общеевропейским. Италия продолжала быть учительницей народов, центром европейской культуры, но за ее пределами уже не простирались варварские страны. Образованных гуманистов можно было встретить в Базеле и Мадриде, в Лондоне и Праге, в Кракове и Львове.

Обычно в западноевропейских «сравнительных литературах» изучается лишь «одно крыло» Возрождения. Европа, таким образом, делится на две части, и гуманизм останавливается где-то на берегах Изонцо, Эльбы и Дуная. Далее простираются земли неведомые: Паннония, Сарматия, Скифия, население которых, преимущественно славянское, приобщилось к европейской культуре — по мнению консервативных литературоведов — разве что в XVIII в. Некоторое исключение на Западе иногда делалось для чехов и для поляков. За последнее время сведения о восточноевропейских XV—-XVII столетиях даются в общих обзорах несколько подробнее, но в весьма общих чертах, что указывает на далеко не полное знакомство авторов с культурным развитием славянских стран. Вина в недостаточной информации западноевропейских литературоведов лежит прежде всего на славянских историках литературы, которые обычно занимаются лишь гуманизмом и Возрождением в своей стране. ⁵

От берегов Адриатики до Балтики, от Праги до Вильно в XV—XVII вв. происходил процесс усвоения и переработки гуманистических идей, не менее значительный, чем в Западной Европе. Следует подчеркнуть, что обновление литературы и науки у славян, а также венгров, тесно связанных со славянскими народами, произошло не позже, чем в Германии и Франции.

Если принять во внимание, что первые защитники классической латыни жили в Праге еще во времена Петрарки,— чешский гуманизм следовало бы считать самым ранним в славянском мире. Справедливо будет заметить, что чешский гуманизм в своем развитии обращался уже в XIV—XV столетиях к первоисточнику новых знаний — Италии. Развитие же раннего далматинского гуманизма можно сравнить с развитием испанской литературы XV в. Не исключено также прямое влияние испанской культуры на южнославянскую.

—XIV вв. предприимчивых купцов Дубровника. В продолжение столетий дубровчане поддерживали традиционно-дружеские отношения с испанцами. Дубровницкий пополан Бенедикт Котрульевич оказался министром арагонских королей Неаполя и по-итальянски написал «Трактат о совершенном торговце» (1457), получившем гуманистическое образование. Котрульевич был, несомненно, знаком в Неаполе с гуманистами Беккаделли-Панормита, Джаноццо Манетти и Понтано. К сожалению, культурные связи Далмации с Италией до сих пор недостаточно исследованы.

К началу XV в. относится деятельность первых исследователей латинских надписей в Европе, хорватов Георгия Беньо из Задара и Петра Чипико из Трогира, сотрудничавших с известным итальянским гуманистом Чириако д’Анкона.

В Дубровнике в первой половине XV столетия была основана латинская школа, которой руководил Филипп де Диверсис. Есть сведения о том, что в начале 70-х годов дубровницкий нобиль Бернардо Гетальди написал по-латыни историю знаменитых мужей Дубровника. В это время в Дубровнике процветали не только политические деятели и торговцы, но появились также литераторы и ученые. Ораторов, поэтов, юристов, медиков Шибеника (средняя Далмация) восхвалял в 1487 г. гражданин этого города латинский поэт и гуманист Юрай Шижгорич. Он был собирателем народных пословиц и дивился силе и прелести народной поэзии. Стихи его вышли в Венеции в 1477 г.

Латинские поэты Дубровника середины XV в. входили в кружок петраркиста Лоренцо Реджини из Фельтро, который исполнял в республике св. Влаха должность государственного нотариуса (1435—1469). К сожалению, стихи дубровницких поэтов этого времени до нас почти не дошли. Итальянский поэт писал о том, что Николай Рестич, дубровницкий нобиль, овладел тайнами поэзии Вергилия, Юний Градич, дубровницкий дипломат, занимался не только сочинениями Леонардо Бруни и Поджо Браччолини, но также Демосфена и Плутарха. Другой дубровницкий нобиль, Вук Бобальевич, прославился как библиофил; он также писал латинские стихи. Латинские письма Паскоя Соркочевича считались в Дубровнике образцом элегантного стиля.

В столице венецианской Далмации — Задаре архиепископ Валларессо собирал античные медали и древние рукописи, увлекался Цицероном и Лукрецием. В кружке Валларессо задарские гуманисты комментировали авторов древности. В этом литературном сообществе особенно примечателен нотариус Иероним Видулич (умер в 1499 г.), писавший стихи по-латыни и на родном славянском языке. Один из предшественников Валларессо, аббат Петр Кршава (умер ок. 1477 г.), обновил триумфальную римскую арку в Задаре. Свою реставрацию он датировал как истинный гуманист «вторым годом 553-й Олимпиады». В аббатстве св. Кршевана хранились рукописи из древних скрипториев Италии. Аббат Деодат Вениер (умер в 1488 г.) украшал манускрипты миниатюрами с перспективным фоном. В конце XV в. палаццо Юрая Дивнича в Задаре становится местом собраний гуманистов как итальянского, так и славянского происхождения. Среди них был Палладио Фоско, ректор задарской латинской школы, поэт Видулич, нотарий Марк Антоний Раймондо. В XV в. задранин Иероним Кршава был ректором Падуанского университета. Известно также, что Филипп из Задара переводил Цицерона на итальянский. В конце XV — начале XVI в. задарский патриций Фридерик Гризогоно читал лекции по астрономии и математике в Падуанском университете; он комментировал «Элементы» Эвклида. Гризогоно занимался также медициной и физикой (интересны его наблюдения над морскими приливами и отливами). В Задаре, как и в Дубровнике, возникли произведения, написанные на трех языках: по-латыни, по-итальянски и по-славянски.

— 1493), получил гуманистическое образование в Падуе и стал известен в Западной Европе как автор мемуаров о морских сражениях с турками (первое издание— 1477 г.). Воспоминания Кориолана Чипико написаны в стиле Цезаря. Итальянский историк Марк Антонио Сабеллико пользовался мемуарами Чипико как историческим источником. Сын Кориолана Альвизе (Людовик, умер в 1504 г.) пользовался некоторой известностью как латинский поэт. Следует отметить, что в дубровницкой семье Котрульевичей и в трогирской семье Чипико в течение XV в. находим три поколения гуманистов. Во второй половине XV столетия дубровницкий поэт Дживо Гучетич (Иоанн Гоций, 1451— 1502) писал с одинаковым мастерством на трех языках: по-латыни, по-гречески и по-славянски. Быть может, он был первым славянским гуманистом, который осуществил идеал «трехъязычного мужа» эпохи Возрождения (причем древнееврейский был заменен в Восточной Европе славянским). Напомним, что в училище, основанном в середине XVI в. князем Константином Острож-вким, и затем в Киевской академии был установлен принцип славяно-греколатинского обучения, унаследованный затем Москвой. Гучетича как оратора и дипломата хвалил венецианский историк Сабеллико. К сожалению, прозаическое латинское повествование дубровницкого гуманиста «Дельфин» утеряно, и почти ничего не сохранилось из его стихов.

Во второй половине XV в. в Далмации и Дубровнике молодое поколение воспитывали итальянские гуманисты; из них известен поэт Тидей Аччарини, впоследствии переехавший в Испанию для обучения инфанта Хуана, сына Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. В 60-х годах Аччарини преподавал и в Сплите, где одним из его учеников был известный поэт и гуманист Марко Марулич. Будучи ректором дубровницкой школы (1477—1480), Аччарини обучал в гуманистическом духе поэтов Илию Црие-вича (Элия Цервина, 1463—1520), Карло Пуцича (1458—1522) и выдающегося дубровницкого историка Лудовика Цриевича-Туберона. Своим ученикам Аччарини прививал любовь к поэзии Понтано и к философии стоиков.

Мы приходим к заключению, что уже в первой половине XV столетия значительная часть горожан Далмации восприняла интерес гуманистов к античной литературе и научилась писать на классическом латинском языке учеников Петрарки. В середине века появилось несколько писателей-гуманистов — Бенедикт Котрульевич, поэт Юрай Шижгорич, латинские поэты дубровницкого кружка Лоренцо Реджини, Иероним Видулич в Задаре, гуманист-мореплаватель Кориолан Чипико из Трогира. В конце XV столетия Марко Марулич из Сплита (1450—1524) писал латинские стихи, не уступающие произведениям лучших поэтов-латинистов итальянского Возрождения; в то же время он создал по-хорватски ренессансную поэму «Юдифь». Исключительно по-латыни сочинял стихи Элий Цервин, ученик знаменитого гуманиста Помпония Лета. Римская академия увенчала молодого дубровчанина лаврами в 1484 г. как лучшего латинского лирика. Вместе с Летом Элий Цервин инсценировал в Риме по античному образцу комедии Плавта. Вернувшись на родину (1487), он объяснял соотечественникам Плавта и оказал влияние на первых драматургов Дубровника. В его поэзии можно отметить много общего с лирикой Саннадза-ро. Цервин, как и Саннадзаро, учился искусству поэзии у Понтано. Будет нелишним заметить, что ни в одной из литератур Западной Европы второй половины XV в., кроме, может быть, испанской, не встречаются ренессансные поэты, равные славянским поэтам Далмации. Как известно, сочинение латинских стихов было обязательным предметом в гуманистических школах. Все гуманисты были стихотворцами, но в первой половине XV столетия среди последователей Петрарки в Италии поэтом можно назвать лишь Беккаделли-Панормита (1394—1471). Латинские и итальянские поэты, воспитанные в новой школе, появились лишь во второй половине Кватроченто. Далматинская поэзия XV в. почти не отстает от итальянской. Небольшая хронологическая таблица указывает с полной очевидностью на параллельность развития.

Если мы сравним далматинскую литературу второй половины XV и начала XVI в. с немецкой, то убедимся, что далматинцы скорее опережали немцев, чем отставали от общего развития европейской культуры XV столетия. Действительно, во времена Рудольфа Агриколы, Рейхлина и Конрада Цельтиса в Далмации жили Юрай Шижгорич, Марко Марулич, Тома Нигер, Лудовик Цриевич-Туберон. Поколению немецких гуманистов, родившихся около 1470 г.: Герману Бушу, Виллибальду Пиркхеймеру, Муциану Руфу, Генриху Бебелю, Ульриху фон Гуттену,—-соответствует поколение современных им далматинских гуманистов, из которых некоторые были известны в Италии и Германии, как, например, поэт-лауреат Элий Цервин или Яков Баннизий (1466—1532), покровитель Дюрера и корреспондент Эразма Роттердамского. Напомним также, что Юрай Драгишич (Георгий де Сальвиатис, 1450—1520), родом из Боснии, был воспитателем детей Лоренцо Медичи и выступил на защиту Рейхлнна, когда на знаменитого немецкого гуманиста напали мракобесы.

Одним из самых важных центров европейского гуманизма в XV в. была столица венгерского королевства Буда. Этот город лежал на перекрестке больших дорог, которые соединяли Италию с Польшей, Германию с Балканами. Через Краков и Львов торговые пути тянулись дальше — к генуэзским колониям Крыма, Кавказу и Малой Азии. Из Кракова через Литву поддерживалась связь с Московской Русью. По этим трактам из Италии направлялись в Буду, а затем в Краков, Львов, Вильно и Москву не только купцы, ремесленники, промышленники, врачи и банкиры, но также художники и архитекторы.

Венгерская столица была полна выходцами из самых разных стран Европы; особенно много было итальянцев. В 1417 г. император Сигизмунд привез в Венгрию известного итальянского педагога И. И. Верджерио, ученика Джованни Конверсини из Равенны. Верджерио занимался Петраркой, римскими древностями, медициной и юриспруденцией и был одним из первых сторонников «нового благочестия» — преобразования церкви и ее освобождения от средневекового фанатизма. Итальянский гуманист прожил в Венгрии тридцать лет. Продолжателем его дела был Иван Витез, родом хорват, великий канцлер королевства. Он реформировал латинский язык королевской канцелярии и приблизил его к языку Цицерона. В 40-х годах XV в. Витез собрал значительную библиотеку редких рукописей. Он поддерживал постоянные отношения с Флоренцией, а также с первыми гуманистами Польши из Кракова и Львова.

Племянник Ивана Витеза, Иван Чесмички (1434—1472), известный под именем Яна Паннония, стал одним из самых популярных в Европе неолатинских поэтов. Он учился в Ферраре в школе Гварино Гварини вместе с Титом Веспасианом Строцци и англичанином Джоном Фри. Строцци посвятил Яну Паннонию первую книгу своих «Любовных стихотворений». О Витезе и Яне Паннонии написал несколько страниц Веспасиано да Бистиччи, первый биограф итальянских гуманистов. Современники утверждали, что Ян Панноний не уступает лучшим поэтам древнего Рима. Ян Панноний склонялся к скептическому материализму Лоренцо Валлы, смеялся над паломниками, идущими в Рим, осуждал корыстолюбие римской курии. Таким образом, при дворе Матвея Корвина жил один из крупнейших гуманистических поэтов Европы XV столетия.

друг Яна Паннония Галеотто Марцио. Этот последний сочинил жизнеописание Матвея Корвина. Итальянский гуманист создал образ ренессансного государя по образу и подобию короля Арагона и Неаполя Альфонса. Галеотто выступал как представитель эпикурейского и рационалистического мышления и был противником аристократов, противополагая феодальной раздробленности единовластие просвещенного монарха. Другой итальянский гуманист, Антонио Бонфини, идеализировал Атиллу; гуннский повелитель в его сочинениях представлен как избранник народа, наделенный всеми гуманистическими добродетелями (virtu).

В Буде трудились, кроме итальянских, много далматинских живописцев. Среди них самый известный — Иван Дукнович из Трогира (1440 — ок. 1509), прославившийся в Италии под именем Джованни Далмато. Матвей Корвин собрал одну из самых замечательных ренессансных библиотек. Тексты его переписчиков рукописей исправлял Феликс Петанчич, гражданин славянского Дубровника, миниатюрист, языковед, дипломат и стратег-теоретик, написавший сочинение о военных дорогах Балкан. Несмотря на то, что почти вся Далмация была уступлена Венеции, венгерский король, который был также хорватским королем, поддерживал постоянные отношения с далматинцами и равным образом с дубровчанами. Таким образом, влияние гуманизма и искусства Возрождения проникало в Венгрию не только из Италии, но также со славянского берега Адриатики. Буда была передаточным пунктом распространения далматинской славяно-романской культуры для Польши, Галиции и Литвы.

После смерти Матвея Корвина (1490) наступил второй период венгерского гуманизма при Владиславе II Ягеллоне. В Буде находилась чешская государственная канцелярия. Видные чешские гуманисты участвовали в ее работе: философ Ян Шлехта, теоретик литературы Августин Оломоуцкий, лучший порт чешского Возрождения Богуслав Лобковиц. Отметим, что эпиталама по случаю бракосочетания Владислава II с принцессой Анной де Фуа (1502) была написана по-латыни далматинцем Матвеем Андроником из Трогира (падуанским профессором гражданского права), а элегия на смерть королевы (1506)—чехом Богуславом Лобковицем. В начале XVI в. примечательна деятельность в Венгрии гуманиста Челио Кальканини из Феррары. Он приехал в Буду в декабре 1517 г., сопровождая кардинала Ипполито д’Эсте, мецената Ариосто. Послание Кальканини к венгерским вельможам повлияло на венгерско-хорватских и далматинских политических писателей.

В конце XV в. в Буде, как и в Кракове, проявилось влияние «архигуманиста» Германии Конрада Цельтиса. В столицах Польши и Венгрии Цельтис основал литературные общества.

Ренессансное искусство проникло в Буду раньше, чем в Краков. Польский королевич Сигизмунд познакомился с архитектурой Италии в Буде, во дворцах своего старшего брата короля Чехии и Венгрии Владислава II. Из польско-венгерско-итальянского контакта возникли первые ренессансные памятники Кракова. В истории взаимных связей Венгрии и Польши следует отметить, что значительное количество венгерских студентов обучалось в Кракове. Краковский университет славился на всю Европу своими математиками и астрономами.

продолжили эмигрировавшие гуманисты, обосновавшиеся на территории Австрийской монархии и в Польше.

Нам представляется, что в XV в. Дубровник, хорватские города венецианской Далмации, Венгерско-хорватское государство, Польша и в значительной степени Чехия составляли культурное содружество, в котором непрестанно происходил обмен литературными и художественными ценностями. В этих обширных пределах развивали свою деятельность итальянские гуманисты, которым до сих пор не посвящено достаточного внимания: Эней Сильвий Пикколомини, Дж. Конверсини из Равенны, Ф. де Диверсис, Лоренцо Реджини, Аччарини, Даниель Кларио, Палладио Фоско, П. П. Верджерио, Галеотто Марцио, А. Бонфини, Ф. Буонаккорси-Каллимах, Челио Кальканини. Они создавали свои произведения в своеобразных условиях Восточной Европы, часто обращаясь к местным темам. Они должны занять свое место в историях славянских литератур, им необходимо также посвятить особое внимание в истории итальянского Возрождения.

В Польше и в Галицкой Руси, входившей в ее состав, гуманистическое течение обнаруживается во второй половине XV в. Период раннего гуманизма в Польше связан также с итальянским влиянием.

В знаменитом Краковском университете возникло в XV столетии своеобразное течение научной мысли в области математики, астрономии, географии еще до того, как в Польшу проникла гуманистическая филология. Интерес к математике и физике был свойствен полякам уже в XIII в. Витело (или Витолон), родившийся в Польше около 1230 г. и учившийся в Оксфорде и Падуе, написал в Италии между 1270 и 1278 гг. сочинение «О перспективе». Витело наблюдал радугу в Падуе, где свет преломлялся в воде серных источников. Им были использованы труды арабского ученого Альхазена (Ибн-ал-Хайтам), Теона, Архимеда, Эвклида, Аполлония Тианского. Трактат удивляет необычной для этого времени наблюдательностью.

«Наиболее интересны замечания Витело о пропорциях, пространстве, телесности, красках, цветных рефлексах. Здесь он обнаруживает такое тонкое понимание искусства, что намного опережает достижения современной ему живописи»⁶«Атлантическом кодексе» Леонардо да Винчи находится запись: «Возьми книгу Витолона»⁷ .

Среди преподавателей университета в Болонье в 60—70-е годы XV в. было несколько математиков из Польши и один из Галицкой Руси (Юрий из Львова). Мы считаем деятелем польского предренессанса также выдающегося историка Яна Длугоша, который писал о новых веяниях, идущих из Италии, и о «цицероновской прелести века». Длугош встречался в Риме с Николаем Кузанскнм и помог известному немецкому ученому составить географический атлас Германии.

Польские студенты учились начиная с XIII в. в Италии. В Падуе «польская нация», охватывавшая, кроме поляков, литовцев и русских, занимала третье место среди иностранцев. Польская молодежь устремлялась также в Рим и Феррару.

Одним из наиболее ранних деятелей гуманизма в Польше был Михаил Лясоцкий. Он состоял на дипломатической службе у правителя Венгрии Яноша Хуньяди и воспитал его сына, будущего короля Матвея. Лясоцкий не раз посещал Италию, где был знаком с Поджо Браччолини и со знаменитым феррарским педагогом Гварино Гварини. Как оратора и гуманиста Лясоцкого хвалили Пикколомини, Гварини, Иван Витез и Длугош. Родственники Михаила Лясоцкого учились в феррарской школе. При его посредстве Иван Витез направил в Феррару своего племянника Яна Паннония.

У Филельфо занимался в Риме греческим Ян Урсин, который получил степень доктора медицины Павийского университета в 1487 г. Своим учителем Урсин называл, кроме Филельфо, Помпония Лета. Вернувшись в Краков, Урсин объяснял Саллюстия и Цицерона и старался привить своим слушателям стилистические принципы Лоренцо Валлы.

— Яну Любраньскому. Любраньский записался в Краковскую академию вместе с Буонаккорси-Каллимахом в 1472 г. Затем он учился в Болонье, вероятно у Филиппа Бероальдо Старшего. Закончил Любраньский свое образование в Риме у Иоанна Аргиропула и Франческо Филельфо. Генрик Барыч писал о том, что первые польские филологи более всего обязаны римской ученой среде.

В Риме систематически переводились на латынь древнегреческие авторы, там процветали критическая мысль и стилистика Лоренцо Валлы, там занимался археологическими исследованиями Помпоний Лет, учитель польских и далматинских гуманистов.

В начале XVI в. в Кракове вышел целый ряд сборников по эпистолографии, содержащих письма Либания, Феофилакта Симоккаты (в переводе Коперника), Эразма Роттердамского, Франческо Филельфо, Я. Урсина, Ф. Бероальдо Старшего. Гуманистическая филология, таким образом, в последние десятилетия XV в. стала частью университетского образования в Кракове. В это время польские студенты познакомились с правилами поэтики Горация, которые объясняли своим слушателям краковские магистры Лаврентий Корвин (Раабе), немец из польской Силезии, и Павел Русин из Кросна. Ростки латинской гуманистической поэзии в Польше взрастил Филипп Буонаккорси-Каллимах, друг и соратник Помпония Лета. Спасаясь от преследований римского папы, Каллимах через Константинополь прибыл в 1470 г. во Львов. Его меценатом стал любитель античной литературы, вольнодумный архиепископ Львова Григорий из Санока, который проникся гуманистическими идеалами в Венгрии, в окружении великого канцлера Ивана Витеза. Григория из Санока не без основания называли эпикурейцем, он отрицал средневековый аллегоризм, изучал естественные науки и не верил в домыслы астрологии. Григорий читал Плавта и комментировал в Кракове буколики Вергилия. Благодаря покровительству Григория из Санока Каллимах стал польских придворным и воспитал в гуманистическом духе будущих королей Польши Александра и Сигизмунда. Как многие гуманисты, Каллимах был сторонником единовластия. В «Советах» Каллимаха политические противники его обнаруживали (уже после смерти итальянского гуманиста) идеи, предвозвещавшие макьявеллизм.

Первые латинские поэты Польши были учениками не только Каллимаха, но и Конрада Цельтиса, который приехал в Краков изучать астрономию, но пробыл там недолго. Руководство польско-латинской поэзией перешло после Каллимаха и Цельтиса к Павлу Русину из Кросна. Его учениками были Ян Дантышек, Ян из Вислицы, Кжыштоф Сухтен и швейцарец Рудольф Агрикола Младший. Свою преподавательскую и издательскую деятельность Павел Русин продолжил в Венгрии, где ему покровительствовал венгерский магнат Габор Переньи. В Кракове Павел из Кросна объяснял Овидия, Персия, Клавдиана, Сенеку. Он был первым издателем Яна Паннония.

В начале XVI столетия в Польше появились гуманистические латинские поэты. В Краковском университете преподавалась классическая филология, латинская стилистика и поэтика. В тот же период заметны влияния, идущие из Германской империи. В Кракове и других польских городах было много немецких бюргеров; немцы были собственниками рудников, контор, банкирских домов, типографий. Мощные патрицианские семьи Бонеров, Бетманов, Морштынов поддерживали торговые связи с Веной, Аугсбургом, Франкфуртом, Венецией, Флоренцией и ганзейскими городами. Некоторые из этих финансовых магнатов покровительствовали наукам и художествам (Бонеры, Деции).

1495 г. для того, чтобы издать трактат по космографии своего учителя Лаврентия Корвина. Издание это имело большой успех в Швейцарии и Германии, узнавших, что Польша-Сарматия вовсе не была варварской страной.

С развитием протестантских течений польская молодежь учится не только в Италии, но и в Германии. Однако итальянская традиция продолжает господствовать. В Польше образовалась школа последователей знаменитого итальянского правоведа Бартоло да Сассоферрато, ученика Чино да Пистойя. Ощущалось также чешское влияние. Чешский язык был в моде при польском дворе. Симпатии к гуситам захватили в XV в. многих профессоров краковских академий, часть низшего священства; они были подготовлены проповедью сторонников Уиклифа. Магистр Краковского университета Енджей Галка из Добчина написал песню об Уиклифе на польском языке. Значительнее для развития польской мысли была речь Яна из Лудзика, который призывал короля Казимира проявить справедливость к угнетаемым панами крестьянам. Уиклифистские идеи находим и в трактате об устройстве Польского государства юриста и дипломата Яна Остророга (1436—1501).

После приезда Каллимаха, а затем Конрада Цельтиса возникли первые польские поэтические кружки, в которых преобладали немецкие бюргеры. Среди учеников Павла Русина из Кросна были уже поляки. Польский гуманизм развился несколько позже, чем далматинский, чешский и венгерско-хорватский; во всяком случае он возник в одно время с французским и английским.

В XVI в. турецкое нашествие мешало развитию ренессансной культуры в некоторых славянских странах. В Далмации города под венецианской властью оказались в турецком окружении, и лишь острова были в сравнительной безопасности от набегов. Тем не менее очаги гуманистической культуры не угасли в Дадаре, Шибенике и на острове Хваре — морской цитадели республики св. Марка. Многие далматинские писатели и ученые эмигрировали в Италию, Германию, Польшу и способствовали культурным связям славян с Западом. Они вошли в жизнь стран, их приютивших, стали известными далеко за пределами родины.

Гуманист Андроник Транквилл Парфений из Трогира (1490—1571) учился в Италии. В Риме он подружился с поляками и сохранял с семьей Ласки дружеские отношения в течение всей жизни. Транквилл читал лекции в германских университетах и пользовался покровительством Виллибальда Пиркхеймера. Молодой далматинец побывал у Эразма Роттердамского, затем очутился во Франции, где стал французским дипломатическим агентом. Далматинцы, игравшие видную политическую роль в Венгрии,— епископ Трансильвании Статилео и Антун Вранчич — привлекли его на службу турецкого вассала, короля Венгрии Иоанна Запольн. Транквилл побывал в Константинополе с венгерским посольством. Константинопольский богач Лудовико Гритти, побочный сын венецианского дожа и доверенное лицо султана, пригласил Транквилла к себе в секретари. Противник турок очутился в турецком лагере и вместе с янычарами вошел в Буду. После гибели Гритти в Трансильвании Транквилл попал в тюрьму сначала к венграм, затем к австрийцам. Он перешел на службу к Габсбургам и с верительными грамотами короля Фердинанда и императора Карла V ездил в Константинополь, на этот раз как австрийский посол. В Кракове он призывал польских магнатов на войну с турками. Транквилл дружил с выдающимися политическими авантюристами и кондотьерами своего времени, которые стекались за легкой добычей в Венгрию, Австрию и Польшу; среди них были братья Ласки, Иероним и Ян (реформатор Польши, ученик Эразма Роттердамского). Не подлежит сомнению, что Транквилл был знаком с Тенчинскими и с Иваном Пересветовым, подвизавшимся также в Паннонии.

—1534). Баннизий, секретарь императора Максимилиана, покровительствовал Эразму и Дюреру, который написал его портрет. Императорского советника и гуманиста осыпали похвалами Бембо, Пиркхеймер, Ульрих фон Гуттен, Беат Ренан. Значительные сведения о Баннизни сохранились в английской дипломатической переписке времен Генриха VIII.

На юге Далмации, в городе Которе (Черногория), в XVI в. несколько поэтов-гуманистов писали по-латыни и по-итальянски. Лудовик Паскали из Котора, чьи стихи печатались в Италии, участвовал в битве при Лепанто вместе с Сервантесом и, как Сервантес, попал в плен к алжирским корсарам. Латинская поэма «Описание града Аскривия» (Котора) Ивана Болицы (Боны де Болириса) интересна для истории ренессансной культуры в Далмации. Напомним, что подобные поэтические описания городов встречаются в поэзии Германии этого времени (например, стихотворный панегирик городу Нюрнбергу Иобана Гесса).

Вслед за Маруличем начали писать на народном языке два одаренных поэта с острова Хвара: Ганнибал Луцич (1482—1553) и Петр Гекторович (1487—1572). Любовные стихи Луцича обнаруживают влияние итальянцев. В первой оригинальной драме светского содержания на хорватском языке, «Робыне», Луцич сочетал мотивы петраркистской поэзии с мотивами народной Эпики. В «Рыбной ловле» Гекторовича рассказывается о трехдневном путешествии порта по морю среди островов Далматинского архипелага в обществе простых рыбаков. Условный жанр рыбацкой эклоги («пескатории»), восходящий еще к Феокриту, счастливо сочетается у него с реалистическими элементами. Гекторович записал — впервые в южнославянской литературе — народные эпические и лирические песни из уст своих спутников-рыбаков. Вероятно, эти тексты он подверг обработке.

В кружке хварских поэтов заслуживает внимания Микша Перегринович, автор маскарадной поэмы «Цыганка», дополненной в Дубровнике и изданной в Венеции в 1599 г. под именем Андрея Чубрановича (автора, по-видимому, лишь шестой песни).

Последними поэтами Возрождения в Далмации под властью Венеции были Юрай Баракович и Брно Карнарутич из Задара: Карнарутич воспел героя борьбы с турками Николая Зринского в эпической поэме «Падение града Си-гета», изданной в Венеции в 1584 г. В батальных сценах Карнарутича встречаются весьма выразительные стихи, предвозвещающие «Османа» Гундулича. Юрай Баракович, также родом из Задара, написал в начале XVII в. порму «Славянская вила». Он прославлял мифического праотца славян князя Словена. Сторонник глаголического богослужения, Баракович был противником влияния «латынян». Он встал на защиту родного хорватского языка. Заметим, что в далматинской литературе XVI столетия поэзия преобладала над прозой. Впрочем, Петр 3оранич из Задара мешал в романе-эклоге «Горы» (Венеция, 1569) стихи с прозою, как Саннадзаро в «Аркадии».

Франческо Патрицио (Петришич, 1529—1597) с острова Цреса. Патриций учился в Падуе, долгие годы провел, странствуя по свету. Он жил на острове Кипре и в Испании. Патриций занялся исследованием философии Платона и стал известен как противник Аристотеля. Он занимался экспериментами и защищал гелиоцентрическую систему. Далматинский философ и естествоиспытатель утверждал, что свет — бестелесное тело и первичная форма материи — лежит в основе мира, извечно наполняя безграничное пространство космоса. Идеи Патриция повлияли па Амоса Коменского и — как можно с достаточной вероятностью предположить — на Гёте. Противника схоластического Аристотеля хвалил в начале XVII в. в своем философском словаре Пьер Бейль. Патриций особенно привлекает современных исследователей эпохи Возрождения как выдающийся теоретик литературы. Заслуживают также внимания десять диалогов Патриция о том, как следует читать и писать историю. Эти диалоги были известны основоположнику философии истории Вико. Патриций не считал историю упражнением в риторике или «наставницей жизни», но рассматривал ее как науку о человеческом обществе.

Из далматинских эрудитов этого времени отметим также Фауста Вранчича из города Шибеника (1551—1617), математика, физика, инженера, философа, лингвиста, историка. Вранчич учился в Падуе, жил в Венгрии, затем в Венеции, где написал книгу под заглавием «Новые машины», в которой рассматривает проблемы гидротехники, воздухоплавания, архитектуры, военно-инженерного дела, общей техники.

Несмотря на кипучую деятельность вдали от родины нескольких ученых из венецианской Далмации, центр культуры адриатических славян в XVI в. переместился в Дубровник, который достиг в этот период наибольшего расцвета. Дубровчане уплачивали дань турецкому султану, но сохранили свою независимость. Они посредничали между Западом и Константинополем, оказывали дипломатические услуги и христианам и магометанам, распространили свои торговые фактории по всему Балканскому полуострову, продолжали торговать с Испанией и Египтом, проникли в порты Франции и Англии. Известно, что дубровницкие торговые конторы доходили до устьев Дуная; дубровчане обосновались в Яссах и вели дела с гражданами Львова. Торговые связи дубровчан объясняют проникновение в Западную Русь франко-итальянских рыцарских романов в далматинской славянской обработке.

В XVI в. латинская ученая поэзия Дубровника, имевшая своих блестящих представителей на рубеже XV—XVI столетий, уступает место поэзии на народном сербско-хорватском языке. Богатая южнославянская народная литература оказывает благотворное влияние на городскую лирику. Следует заметить, что все литературные течения и теоретические споры в Италии немедленно отражаются в Дубровнике.

Однако общее культурное развитие эпохи Ренессанса (а не только влияние итальянской литературы) способствовало появлению первых известных нам поэтов, писавших по-сербско-хорватски: Марко Марулича, Шишко Менчетича и Джоре Држича.

—1576). Он сочинил довольно бледное подражание Данте — аллегорическую поэму «Пилигрим», а также своеобразную лирическую драму «Орфей», не зависящую от Полициано. Ветранович был автором политических сатир, направленных против Венеции и против современных нравов. Будучи монахом, он писал жизнерадостные карнавальные песни, а также религиозные драмы, в которых основа средневековых хорватских народных представлений обновлена техникой итальянского религиозного театра Кватроченто (Фео Белькари).

Театральные представления в Дубровнике носили светский характер. Преобладала комедия. Драматические произведения представлялись на пирах у богатых горожан, на площадях перед церквами и общественными зданиями. На бытовые темы писал Никола Налешкович, разорившийся купец, математик и астроном, занимавшийся на досуге поэзией. Знаменитый комедиограф Дубровника Марин Држич (1508—1567) был его младшим современником. Држич учился в Сиене. Он служил органистом, писарем, побывал, как секретарь одного австрийского авантюриста, в Вене и Константинополе. Но больше всего на свете его интересовал театр. В конце своей жизни Марин Држич стал политическим заговорщиком и тайно покинул родной город. Во Флоренции он пытался найти поддержку для переворота, который должен был сокрушить власть аристократического сената Дубровника. Успеха он не имел. Ему пришлось скрыться от преследования правительства Дубровника в Венецию, где он вскоре умер.

Театр Држича, как и вся ученая комедия эпохи Возрождения, берет начало в драматургии Плавта. Исходя из Плавта и будучи хорошо знаком с итальянским театром, Држич пошел своими путями. Особенно следует отметить социальные тенденции в театре Држича. Политические выступления Држича в конце жизни, его борьба с гегемонией патрициев явились следствием идей, выношенных им в течение многих лет. Идеи эти проявились в его театре. В пастушеских пьесах Држича фантастические и реальные сцены чередуются, как у Шекспира («Сон в летнюю ночь»). Држич отразил полноту и многообразие жизни своего родного города. Пользуясь традиционными мотивами и условными образами ученой комедии, он вдохнул в них новую жизнь.

Для изменений, происшедших в дубровницкой литературе середины XVI в., важна реформа Пьетро Бембо, очистившего и упорядочившего итальянский литературный язык. Бембо взял за образец великих тосканцев XIV столетия, особенно Петрарку. Он воссоздал теорию трех стилей, соответствующих возвышенному содержанию, обычным событиям и вульгарным, или «подлым», происшествиям. Бембо искал совершенной гармонии стиха, исследуя поэтическое наследие Петрарки. «Бембисты» Джованни Делла Каза и Анджело ди Костанцо оказали плодотворное влияние на дубровницкую поэзию 50-х и 60-х годов. Теории Бембо изощрили вкус дубровницких поэтов; рассуждения Бернардо Тассо и Клаудио Толомеи открыли новые возможности в стихосложении. Итальянское влияние на поэзию Дубровника было гораздо плодотворнее с художественной точки зрения во второй половине XVI в., чем в первой, что указывает лишний раз на несостоятельность пресловутой теории об «отмирании Ренессанса» после реставрации Медичи во Флоренции.

По примеру итальянских академий, в Дубровнике во второй половине XVI в. основывается «Академия согласных». «Академики» принадлежали к древним патрицианским родам. М. Кабога (1505—1582) написал по-итальянски резкую и талантливую сатиру на благородное сословие, опубликованную у нас в прошлом веке В. Макушевым и оставшуюся неизвестной западным литературоведам.

—1585) сохранилось больше итальянских, стихов (изданных Альдо Мануцием в Венеции в 1589 г.), чем сербско-хорватских. На образы, почерпнутые из сокровищницы греко-латинской литературы, он налагал печать своей индивидуальности, вкладывал в них новое содержание в духе своей эпохи. Некоторый маньеризм обнаруживается в стихах одаренного поэта, предвозвещая стиль эпохи барокко. В сатирах (итальянских) Бобальевич следует не только Горацию, но и Ариосто. Они примечательны как документы о жизни Дубровника середины XVI в. и порою весьма удачны.

Наше внимание особенно привлекает Доменик Раньина (1536—1602). Сначала Раньина следовал по пути Ш. Менчетича, и петраркидм его был петраркизмом «старого стиля». Во время своего пребывания в Италии он ознакомился с новым литературным направлением. Во Флоренции вышла его книжка хорватской лирики (1563), предисловие к ней заимствовано у Бернардо Тассо. В 1565 г. Лудовико Дольче поместил в одном из составленных им сборников лучших образцов итальянской поэзии двадцать шесть сонетов Раньины. Из этой книги четыре сонета дубровчанина были переведены на французский язык Филиппом Депортом. В программном стихотворении «Тому, кто хулит чужое, а сам ничего не сделал», написанном на сербско-хорватском языке, Раньина говорит о вечном изменении вкусов, о чередовании литературных течений. По примеру Бембо, Раньина стремился стать реформатором отечественной литературы. Это ему удалось лишь отчасти. Его несомненная заслуга — введение новых поэтических форм. Особенно удачны стихотворения Раньины, навеянные народной поэзией.

Последним значительным поэтом Дубровника XVI столетия был Динко Златарич (1555—1607), бесспорно превосходивший Раньину общей культурой, но не одаренностью. Воспитанник Падуанского университета, как и его старший современник Кохановский, Длатарич изучал медицину, попутно занимаясь греческим и латинским языками. Он перевел «Электру» Софокла с греческого оригинала и «Любовь Пирама и Фисбы» Овидия, посвятив этот поэтический труд дубровницкой красавице Цвиете (Флоре) Зузорич-Пешони, в честь которой Торквато Тассо написал несколько сонетов и мадригалов. Эти переводы вместе с переводом «Аминты» Тассо под заглавием «Любомир» (первая версия сделана еще с рукописи знаменитой пасторали), а также с оригинальными стихами, появились в издательстве Альда в 1598 г. Следуя примеру Тассо, Златарич ввел в дубровницкую поэзию белые стихи, которые в это же время появились в польской поэзии. Гораздо последовательнее, чем Раньина, Длатарич применял принципы школы Бембо. Лирика его возвышенна, благородна и несколько холодна. В поэзии Златарича обнаруживается налет маньеризма, приближающегося к барокко XVII столетия, что свойственно, как мы уже заметили, и Бобальевичу, а также некоторым польским поэтам этого времени, например, Миколаю Сенп-Шаржинскому. Эти параллельные явления мы склонны объяснить общим для Дубровника и для Кракова итальянским влиянием.

В конце XVI в. в Дубровнике была написана одна из самых ярких поэм на народном языке — «Флот» Антуна Сасина, заставляющая вспомнить о другой морской поэме Возрождения, написанной португальцем Камоэнсом.

Следует упомянуть хотя бы в главных чертах о развитии далматинско-дубровницкой историографии. Как известно, историография —один из основных жанров гуманистической литературы. Славянскую тему гуманиста XV в. из Шибеника Шижгорича продолжил на острове Хваре Винко Прибоевич. В 1525 г. он обратился к своим согражданам с проповедью (напечатана в Be неции под заглавием «О происхождении и успехах славян», 1532), в которой утверждал необходимость славянского единства, восхваляя славянский род — от Адриатики до далеких пределов Московского государства — как самый могучий и прославленный в мире. Прибоевич побывал в Кракове, где ознакомился с историко-географическим сочинением Меховского «О двух Сарматиях», откуда он почерпнул довольно точные сведения о России.

—1527), учившийся в Париже.

В своих «Комментариях», описывая события между 1490 и 1522 гг., Церва-Туберон набросал с большим мастерством ряд портретов своих современников. Он чувствовал социальные противоречия, отличался веротерпимостью. «Комментарии» Цервы-Туберона были изданы полностью лишь в 1603 г.

В следующем столетии они попали в индекс запрещенных римской курией книг за резкие выпады автора против пап.

В XV и особенно в XVI столетиях гуманисты далматинских городов дали несколько значительных для своего времени сочинений из области экономики, философии, политики, медицины, навигации, космографии и техники. Проблемой государства и вопросами экономики занимался дубровницкий патриций Никола Гучетич, автор диалогов об устройстве республики (Венеция, 1591) и диалогов о красоте.

В XVII в. дубровницкая литература начинает замыкаться в круг местных интересов, она испытывает влияние портики барокко, однако в этот период появляется самый значительный эпический порт южных славян Иван Гундулич, автор пормы «Осман», испытавший сильное влияние Тассо. Поэма Гундулича в течение почти двухсот лет лежала в рукописи и стала широко известна лишь в XIX в. В польском королевиче Владиславе дубровницкий порт видел освободителя славян от турецкого ига. Уже в XVI в. в дубровницкой и далматинской литературе нередки проявления симпатии ко всем славянам, которые рассматриваются как один народ. Этот «панславизм» особенно ярок в книге дубровчанина Мавро Орбини, написанной по-итальянски в самом начале XVII столетия. Идеи Орбини повлияли не только на Гундулича и драматурга дубровницкого барокко Пальмотича, но и на историков и портов других славянских стран. Влияние это, благодаря русскому переводу «Славянского царства» Орбини, сделанному по приказу Петра Великого, распространилось также на сербов и болгар.

и венгерские гуманисты рассеялись по всей Европе.

В первой половине XVI в. в Польше выдвинулось несколько одаренных неолатинских поэтов польского происхождения: Ян из Вислицы, Миколай Гусовский, Анджей Кржицкий. Эта плеяда завершается выдающимся польско-латинским поэтом Клеменсом Яницким. К ней принадлежал и дипломат Ян Дантышек, полонизированный немец из Данцига, бывший в течение многих лет польским послом у императора Карла V. Дантышек оказал покровительство знаменитому неолатинскому поэту Голландии Иоанну Секунду. Он был своим человеком в гуманистических кругах Испании, Италии, Голландии.

Двор королевы Боны в Кракове и Вильно был распространителем итальянского влияния на Польшу, Литву и Западную Русь. Королева, владетельница княжества Бари, привезла с собой из Италии или выписала из Неаполя, Феррары и Милана врачей, музыкантов, юристов, придворных. Неаполитанский гуманист Кризостомо Колонна уверял, что слышит пение итальянских муз среди полей Вильно. Канцлер Боны Лудовико Алифио преподавал римское право в Краковском университете. Ученик Саннадзаро Антонио Карменьяно описал путешествие Боны в Польшу и посвятил сонеты королю Сигизмунду II Августу и принцессе Изабелле, будущей венгерской королеве. Кардинал Ипполито д’Эсте, родственник Боны, рекомендовал польской королеве врача Джованни Андреа Валентино, принадлежавшего к школе эмпириков и скептиков. Валентино отвергал даже авторитетов древности Галена и Плиния и предпочитал эксперименты. Феррарский медик писал стихи по-латыни и по-итальянски. При дворе Боны состоял также композитор Алессандро Пезенти, посланный кардиналом д’Эсте. Феррарская музыкальная культура была воспринята Краковом и оттуда перенесена в Вильно. В ренессансной Польше появились местные высокоодаренные композиторы: Киприан Базилик, Вацлав из Шамотула, Мартин из Львова и др. Развитие вокального искусства было связано с поэтическим текстом. Псалмы Кохановского пелись в музыкальном оформлении Миколая Гомулки сначала в Польше и Литве, а в XVII в. и в Московской Руси.

В латинских стихах польских поэтов этого периода особенно интересны местные темы: так, у Миколая Гусовского «Поэма о зубре» (1523). Ян из Вислицы был первым поэтом, воспевшим Литву и победу Польши над прусским орденом. В его поэме потенциально заключено дальнейшее развитие польского эпоса.

Кржицкий, примас Польши, прослывший «Вольтером XVI столетия», был поклонником Эразма Роттердамского. Он уверял великого голландского гуманиста, что произведения его читают «там, где плещется Дон, там, где полярная ночь». Сохранилось пять писем Эразма к Кржицкому, написанных между 1525—1529 гг. Кржицкий прилагал все усилия для того, чтобы Эразм приехал в Краков и украсил двор польских королей. Эразм уклонился от этого приглашения, так же как ранее — от приглашения Шлехты посетить Чехию. Эразму, любителю вольных эпиграмм, нравились сатирические стихи Кржицко-го. Похвалы Эразма сделали польского порта известным образованной Европе.

библиотеку Эразма (к сожалению, погибшую при перевозке в Польшу). Кржицкий послал к Эразму своего племянника Андрея Жебжидовского. Эразм переписывался также с королем Сигизмундом. Канцлеру Польши Шидловецкому он посвятил свой трактат о языке. В результате этих связей Эразм ознакомился с Польшей, с ее географией, ее правителями, учеными и портами. Эразм писал польскому историку и придворному Децию: «Я приветствую польский народ, некогда считавшийся варварским, в настоящее время достигший такого процветания в науке, праве, религии, а также в других областях столь удалившийся от варварства, что он может тягаться с первыми и наиболее культурными народами на свете». Особенно интенсивно переписывался с Эразмом вице-канцлер Польши Петр Томицкий, доктор Болонского университета.

Томицкий поручил своему секретарю Станиславу Турскому собирать документы, относящиеся к истории и культуре Польши его времени (знаменитые «Acta Tomiciana»). Вице-канцлер основал в Кракове кафедру римского права, помогал издавать древнегреческие и древнееврейские книги. Он собрал ценную библиотеку, покупая книги и рукописи по всей Европе. Эразм посвятил Томицкому свое издание Сенеки.

Ранняя ренессансная культура Польши создавалась на латинском языке. Начало поэзии на польском относится ко второй половине XV в. Первые опыты носят отпечаток средневекового мышления. Содержание обычно заимствовалось у немецких, чешских, реже латинских авторов. Источники не всегда легко определить. Также не совсем ясно, восходит ли «Жизнь Эзопа Фригийца» Берната из Люблина к латинской версии Римиция или к немецкой обработке Штейнхёвеля (XV в.). Однако вполне ясно, что «Диалог Харона с Полинуром» Берната из Люблина заимствован из чешской обработки Микулаша Конача (1507).

Первая вышедшая на польском языке книга (Краков, 1513 или 1514) — «Душевный рай» Берната из Люблина — является переводом молитвенника, изданного в Страсбурге в 1494 г. Переводчика «Душевного рая» польские литературоведы считают человеком свободомыслящим. Однако «ереси» Берната из Люблина коренятся в средневековом мировоззрении. В бледном аллегоризме Берната было бы напрасно искать гуманистические идеи.

Вслед за польскими переводчиками с чешского и немецкого, приспособлявшими поучительную и забавную литературу XV в. для нужд краковских издателей, появились польские авторы, предпочитавшие родной язык. Одним из первых был Марцин Бельский (ок. 1495—1575), который едва прикоснулся к образованности времен Сигизмунда Старого. Он издал книгу под заглавием «Жизнь философов». Это сочинение восходит к компиляции Уолтера Берли (конца XIII — начала XIV в.). Между английским автором и Бельским стоит также пражский издатель и литератор Микулаш Конач. Бельский обычно искал темы у чехов или немцев. Современник Кржицкого и Яницкого, Бельский предстает как фигура вполне архаическая. Из всего, что Бельский написал, наибольшее значение имеет его «Всемирная хроника», в которой чудесное и сказочное мешается с исторической действительностью. Полулегендарная история Бельского давала какие-то сведения о славянских народах. Она пропроникла к украинцам и белорусам. Реалистические элементы в сатирах Бельского тонут в избитых фразах средневекового моралиста. В его «Комедии о Юстине и Констанции» нет действия: оно заменено морализирующей декламацией.

—1569). Он писал польские стихи, не отличающиеся совершенством, но не лишенные грубоватой выразительности. Рей не понимал ни поэзии лирической, ни эпоса. Муза трагедии была ему равным образом чужда, несмотря на все его театральные опусы. Моралист в нем преобладал (так же, как в Бельском) над сатириком. Следует, впрочем, отметить, что пан из Нагловиц любил острое словцо и не прочь был рассказать забавный анекдот. Язык Рея сочен, полон присказок, поговорок, но неотесан и жёсток. Мы предпочитаем его стихам прозу, в которой встречаются красочные подробности польского быта.

Рей особенно известен своим стихотворным диалогом между паном, священником и старостой. Шляхтич-кальвинист Рей стремился к секуляризации церковного имущества и был противником королевского абсолютизма и магнатов. В то же время вместе со своими собратьями-шляхтичами, домогавшимися гегемонии в государстве, Рей способствовал закрепощению крестьян. Он был противником купцов и ремесленников: шляхтичи стремились прибрать к рукам торговлю в Польше. «Краткий разговор» Рея не является реальным отражением яшзни, а представляет некую «дворянскую идиллию», написанную для пропагандистских целей, которая, несомненно, нравилась консервативным провинциальным панам. Ю. Кржижановский справедливо заметил, что Рей заимствовал основные свои идеи из немецкого сочинения «Прекрасный диалог между приходским священником и старостой».

Театр Рея восходит к немецким драматическим обработкам средневековых театральных тем. Так, например, его «Купец» не что иное, как переделка латинской «Трагедии» баварского писателя Томаса Наогеорга.

Рей оставил несколько обширных циклов стихов. Самый примечательный из них «Автопортрет» (около 12 тысяч строк). Эта поэма насыщена сентенциями из писателей древности, которых автор, по-видимому, не читал в оригинале. Источник поэмы — «Зодиак жизни» феррарского гуманиста Марцелла Палингения (1536). Поэма Палингения пользовалась необычайным успехом в XVI в., но была забыта в XVII. Лиризм, пессимизм, натурфилософские рассуждения итальянца не оставили следов в польской поэме. Странствия некоего молодого человека по пределам аллегорическим в загробном царстве у Рея напоминают похождения пилигрима в аллегорической поэме дубровчанина Мав-ро Ветрановича. Источник последней, вероятно, также Палингений. С Эразмом Роттердамским Рей имел некоторый контакт в своих проповедях. Для их составления ему пришлось обратиться к истории и филологии. Он пользовался (не всегда хорошо его понимая) текстом Нового Завета Эразма.

В истории польской культуры Рей имеет значение как политический и религиозный проповедник, как сатирик и полемист, затем как бытописатель и менее всего как поэт.

до Рея, с которыми его связывает лишь ритмика. Вместе с Кохановским появилось в польской литературе новое качество — художественное восприятие действительности. Рей пользовался народным языком, но был воспитан на кухонной латыни. Кохановский уловил в народной песне подлинную поэзию. Для Кохановского, получившего блестящее образование в Падуе, мир не был, как для Бельского и Рея, ограничен шляхетской Сарматией. Следует, предположить, что еще в Краковском университете Кохановский ознакомился с поэтикой Горация, а также с неолатинскими поэтами Польши. Вирши краковских бакалавров могли навести его на мысль перековать польский стих и поднять польскую поэзию на уровень греко-латинской. Это стремление окрепло в итальянской университетской среде, где продолжались споры о языке, где ученики Бембо боролись с упорными латинистами, которых в Падуе возглавлял учитель Клеменса Яницкого Лазарь Бонамико. Споры эти, как мы уже видели, имели воздействие на далматинскую литературу середины XVI в., они не остались бесплодными и для польской культуры. В Падуе Кохановский занимался у Франческо Робортелло, комментировавшего «Поэтику» Аристотеля и «Послание к Пизонам» Горация. Кохановский посетил также Францию и Бельгию. В Париже он познакомился с поэзией Ронсара. Следует заметить, что влияние «Плеяды» на польского поэта — домысел польских литературоведов 20-х и 30-х годов.

Вернувшись в Польшу, Кохановский состоял королевским секретарем, затем удалился в свое небольшое имение. В дидактических поэмах «Согласие» и «Сатир» наиболее полно выражены политические воззрения первого периода его творчества. Кохановский осудил шляхту, забывавшую о военном долге и занявшуюся торговлей. Покровитель Кохановского, вице-канцлер Мышковский, предоставил поэту церковные бенефиции, однако духовного сана поэт не принял, а женившись, отказался от церковных званий. Он предпочел бедную независимую жизнь в Чернолесье придворной и церковной карьере. В течение веков сложился образ Яна из Чернолесья, поэта, покинувшего двор, прислушивающегося к народной песне, знающего обычаи народа,— образ возвышенный и несколько романтический. Поэт сам говорил о своих метаморфозах, он сравнивал себя с неуловимым богом Протеем, непрестанно менявшим свои обличья.

После смерти последнего Ягеллона, Сигизмунда-Августа, в 1572 г. Польша стала шляхетской республикой с выборным королем. Французский принц Генрих Валуа, избранный королем Польши, вскоре бежал из Кракова, чтобы наследовать корону Франции. Кохановский вначале был сторонником Генриха, но, когда после бегства Валуа его придворный поэт Филипп Депорт написал сатирическое стихотворение «Прощание с Польшей», Кохановский счел своим долгом ответить латинской инвективой, озаглавленной «Кукарекающему галлу». Политическая сатира, вызванная искренним возмущением, удалась Коха-новскому лучше, чем все его панегирики.

Когда на польский престол был выбран трансильванский князь Стефан Баторий, Кохановский некоторое время оставался в оппозиции, но вскоре он вошел в орбиту влияния нового вельможи Яна Замойского. Король Стефан, Ян Замойский и Кохановский были воспитанниками Падуанского университета. В январе 1578 г. на свадьбе Яна Замойского с Кристиной Радзивилл была представлена в присутствии короля польская трагедия Кохановского «Отказ греческим послам». Кохановский получил звание придворного поэта-лауреата. Великий поэт Польши умер в 1584 г. Перед смертью он подготовил к печати собрание своих сочинений в трех книгах. Польские эпиграммы (фрашки) и латинские оды вместе с латинскими эпиграммами появились в год его смерти, затем вышли польские произведения (1585) и фрагменты из неопубликованных рукописей (1590).

В своих польских произведениях Кохановский часто восходит к Феогниду из Мегары и к Горацию; он обращался в своих латинских элегиях к старому Каллимаху Александрийскому, которому подражали римские порты (Каллимаха Александрийского издавал учитель Кохановского Робортелло). По примеру Каллимаха, Кохановский разделил свои элегии на четыре книги. В произведениях Кохановского заметно также влияние Лукреция. Из итальянских портов Кохановский предпочитал Петрарку и Тассо. От итальянской литературы Кохановский воспринял сонет и белые стихи. Темы и образы Горация рассеяны во всех польских стихах Кохановского (то же влияние можно отметить и у Ронсара). Кохановский никогда не переводил Горация, а перефразировал, перепевал, переделывал, приспособляя к польским сюжетам. Эта тенденция адаптировать древних была общей в ренессансной поэзии XVI в.

—преобразовать античность в родную действительность, так поступали и римляне по отношению к греческой литературе. Кохановский вводит в свои парафразы Горация современные слова, заменяет отжившие образы новыми, близкими его среде. Главное в этом преобразовании — индивидуальный дар Кохановского. Нередко поэт отталкивается от классического предания, чтобы вернуться к польскому пейзажу и к событиям своего времени. Польские литературоведы считают одним из лучших произведений Кохановского его «Френы» — скорбные стихи о рано умершей дочери. Сам жанр восходит к глубокой древности; надгробная элегия получила Значительное развитие у неолатинских поэтов Италии (см. «Элегию на смерть дочери Луции» Понтано).

«Отказ греческим послам» Кохановского представляет собой вершину трагического жанра в ренессансной поэзии Восточной Европы. В этой пьесе чувствуется дух независимости, осуждающий современную политику Польши и современные нравы, но в форме завуалированной, которая скрывает критику действительности. Поэт сознательно допускает анахронизмы, модернизирует; преобразование древности свойственно и Шекспиру (особенно в его римских пьесах).

Младшие современники Кохановского — Сенп-Шаржинский, Клёнович, Шимонович — испытали в той или иной степени влияние автора «Отказа греческим послам». Миколай Сенп-Шаржинский (1550—1581) является вместе с Кохановским творцом польского сонета. В любовной лирике Сенп-Шаржинского очевидны влияния позднего петраркизма. Ему был свойствен известный уклон в маньеризм; эту тенденцию наблюдаем также у дубровницких портов второй половины XVI в. (Бобальевича, Златарича). Сенп-Шаржинский отразил в своей религиозной поэзии некоторые идеи контрреформации в ее самый ригористический период. Зачислять его в поэты барокко было бы неосновательно: барокко —• течение более позднего времени. Вдохновение у Шаржинского мешается часто с рассудочностью, для поэзии губительной.

Мы считаем, что до сих пор в нашей истории культуры недостаточно оценено значение для польско-русско-украинских взаимных связей Себастиана Фабиана Клёновича (1545—1608), автора латинской поэмы «Роксолания» (1584). Клёнович изучил жизнь украинских крестьян и с точностью этнографа (до создания этнографии) дал описание обычаев и обрядов, которые сохранились и в новейшее время. Клёновичу удалось создать целый ряд удачных реалистических зарисовок жизни Червонной Руси на исходе XVI столетия. Его интересовала география Польши, ее торговля, пути сообщения, экономика. Он совершил мысленно поэтическое путешествие по реке Висле в своей польской поэме «Flis» (1595). Поэма полна реалистических подробностей, впрочем, порой затемненных сетованиями моралиста на испорченность нравов и поучениями.

Выдающийся польский поэт Шимон Шимонович (Симон Симонид, 1558— 1629) стоит на рубеже XVI и XVII вв. и предваряет эпоху барокко. Но мы не считаем возможным отделять его от эпохи Возрождения. Отец поэта, краковский магистр, купец и библиофил, получил гражданство во Львове. Шимонович, уроженец Львова, учился в Кракове и за границей. Его учителем, по-видимому, был известный лейденский филолог Иосиф Юст Скалигер. Известности Шимоновича в Европе способствовал не только Скалигер, но и выдающийся голландский ученый Юст Липсиус. Шимонович был провозглашен своими голландскими друзьями одним из лучших латинских портов Европы. В конце 80-х годов Шимонович сблизился с Яном Замойским, великим гетманом и канцлером Польши. В 1593 г. порт приступил к организации в Замостье, родине гетмана, на границе Малой Польши и Червонной Руси, гуманистической академии. 3амойский стремился создать высшую школу в Польше по образцу Коллеж де Франс. Среди преподавателей Академии в Замостье был Адам Бурский, занимавшийся логикой стоиков и диалектикой Цицерона. Академия в Замостье отличалась широтой взглядов и веротерпимостью. Ее профессора поддерживали связи с заграничными учеными, особенно с голландцами.

«селянок», пользовавшихся необычайным успехом в XVII в. Само название жанра взято из украинского языка. Шимоновичу удалось слить классическую идиллию и южнорусскую песню. Особенно поражает в селянках Шимоновича живое ощущение социальной несправедливости. В его «Жницах» с большой изобразительной силой передана печальная действительность украинского села во власти панов.

Отметим литературную деятельность Бартоша Папроцкого (ок. 1540— 1614). Папроцкий досконально изучил пограничную шляхту, жил среди украинских казаков, воевал с турками и татарами. Будучи сторонником Габсбургов, Папроцкий вынужден был бежать в австрийские владения. Он сочинял в Чехии геральдические трактаты и стихи, а затем вернулся в Польское королевство и умер во Львове. В столице Галицкой Руси он познакомился с Шимоном Шимоновичем и посвятил ему восторженные стихи. Интересны легендарные геральдические сведения о южнорусских князьях и панах, встречающиеся в трактатах Папроцкого, прежде всего в его «Королевском саду» и «Гнезде добродетели».

Наименее развитым видом литературы в Польше была драматургия. Высокоталантливая трагедия Кохановского «Отказ греческим послам» одиноко возвышается над примитивной сценической продукцией этого времени. Переводы на польский Сенеки и Плавта не оказали большого влияния на развитие польского театра.

Польская комедия оказалась более живым жанром; она развивалась в городской мещанской среде. Ее носителями, по-видимому, были странствующие актеры, которые заходили из Чехии и Германии через Силезию и Моравию. Между 1590 и 1596 гг. были опубликованы две краткие комедии — «Отправление приходским священником наемного солдата на войну» и «Возвращение Альберта с войны», отличающиеся живостью диалога и реалистическими чертами. Кто написал этих «Альбертусов», неизвестно,— вероятно, краковские бакалавры.

половине XVI в. под влиянием контрреформации. Протестантская библейская драма также не привилась в польском обществе. Библейский сюжет из реформационного репертуара обработал Рей в «Жизни Иосифа» (1545). Вместе с контрреформацией в Польше появился школьный театр, руководимый иезуитами. Иезуиты широко использовали старые интермедии, сочиняли также новые. Они не чуждались и социальных тем. Соединяя «приятное с полезным», иезуитские режиссеры ввели хоры, более усовершенствованную театральную технику и бутафорию на манер итальянской.

—проза проповедей, памфлетов, речей в сейме, юридических трактатов, некрологов, биографий, забавно-поучительных переводов и адаптаций — была чрезвычайно богата.

Однако польская литература XVI столетия не создала писателя, подобного Рабле или Сервантесу, хотя нельзя отрицать, что значительный интерес для литературоведов представляют многие страницы Рея и Гурницкого. Значительнейшим вкладом в европейскую культуру была польская историография. Следуя Леонардо Бруни, Поджо Браччолини, Лоренцо Валле и Флавио Биондо, поляки — начиная от времен Длугоша — преодолевали не только сказки и легенды средневековья, но и мифы Геродота и Птолемея. Европейцы XV в. мало что знали о Восточной Европе, несмотря на путешествия Плано Карпини, Марко Поло, Помпония Лета. Польские историки и географы начала XVI в. произвели революцию в исторической науке. Начало подлинного знания славянского мира восходит, таким образом, к эпохе Возрождения.

Мы снова прибегнем к методу параллельного изучения двух ренессансных литератур — на этот раз польской и французской — не для того, чтобы установить влияния или взаимосвязи, но для определения места польской литературы XVI столетия в общем развитии европейской культуры. Заметим, что сходные черты у французских и польских авторов этого периода (например, у поэтов Плеяды и Кохановского) объясняются прежде всего воздействием итальянского Возрождения. Это воздействие на разной почве приносило далеко не всегда одинаковые плоды. Однако общая гуманистическая традиция не могла не создать и во Франции, и в Польше явления, родственные по идеям и настроениям.

стихи сочинял один Рей, если не считать нескольких вполне средневековых стихотворцев, как, например, Бернат из Люблина. Впрочем, и сам Рей еще не вполне оторвался от средневековых представлений. В тот же период польский гуманизм выдвинул одареннейших неолатинских портов (Гусовский, Кржицкий, Дантышек, Ян из Вислицы, Яницкий). Обнаруживается, что пути развития польской литературы XVI в. ближе к путям немецкого гуманизма, чем к французскому раннему Ренессансу. Во Франции в это время писал Рабле. Равного ему прозаика не было ни в Польше, ни в Германии. В Польше, впрочем, намечается в XVI в. развитие художественной прозы, повествовательной и сатирической (Рей, Гурницкий, писатели «Бабиньской республики»),

В середине и во второй половине XVI столетия во Франции воссияла Плеяда. Современник Ронсара Кохановский не уступал французскому порту силой дарования и превосходил его глубиной мысли и широтой диапазона. Вслед за Кохановским появляются весьма одаренные порты: Клёнович, Сенп-Шар-жинский и «польский Пиндар»— Шимон Шимонович. Все они пишут на двух языках (по-латыни и по-польски), как бы продолжая гуманистическую традицию Кватроченто. Традиция рта продолжилась в Польше и в XVII в., когда после Шимоновича появился не менее известный в Европе неолатинский порт Сарбьевский. Польские порты XVI столетия, писавшие по-латыни, несколько забыты в настоящее время. Их следует перевести на новые языки, чтобы их замечательные произведения могли быть оценены не только специалистами.

Польская наука эпохи Возрождения внесла значительный вклад в европейскую образованность. После великого Коперника, вышедшего из школы краковских астрономов и математиков XV в., польские эрудиты проникли в различнейшие области знания и были одними из первых востоковедов в Европе. Заметим, что исторические труды более всего привлекали польских ученых. Поляки в области историографии продолжили и развили традиции итальянского XV столетия. На польскую классическую филологию, главным представителем которой был Анджей Патриций Нидецкий, оказали влияние, кроме итальянцев, также французы (Лефевр д 'Этапль, Гийом Бюде, Анри Этьен). Французским политическим писателям, часто довольно консервативным, как Жан Боден, Польша противопоставила несколько смелых мыслителей во главе с Анджеем Фрычем Моджевским, предвозвестником идей Великой Французской революции. В Польше не было философа, равного Монтеню, но следует сказать, что ни один французский ученый не имел для человечества значения, равного значению Коперника. Исходя из этих наблюдений, мы не можем не заключить, что польская культура XVI в. столь же неотделима от европейского Возрождения, сколь французская или немецкая. Ее специфические особенности — латинская гуманистическая поэзия наряду с народной, социальные тенденции ее мыслителей, ее историография — вносят своеобразные ритмы в полифонию европейского Ренессанса.

В начале этой главы мы в кратких чертах изложили историю зарождения и раннего развития гуманизма в ведущих литературах Запада: испанской, немецкой, французской, английской. Мы сопоставили затем — не настаивая на вопросах влияния и взаимосвязей — далматинскую литературу Возрождения с итальянской, испанской и немецкой. Мы также сравнили достижения французской литературы и науки XVI в. с польским Ренессансом. Этот параллелизм показал, что далматинская гуманистическая литература развивалась наравне с испанской и немецкой, непосредственно следуя за первыми учениками Петрарки. Литература Венгерско-хорватского государства также не отставала от крепнувшего в XV в. немецкого гуманизма.

преимущественно на окраинах (Оломоуц). Во времена короля Юрия Подебрадского началось второе гуманистическое влияние на Чехию. На рубеже XV—XVI вв. появились одареннейший чешско-латинский поэт Богуслав Лобковиц и выдающийся чешский классический филолог Сигизмунд Белений. В дальнейшем своем движении чешская литература XVI в. напоминает более всего развитие немецкой (гуманистические элементы смешиваются, не сливаясь, с пережитками средневековья).

В середине XV в. венгерский двор короля Матвея Корвина стал одним из самых блестящих центров гуманизма в Европе. В это время Буда была ренессансной столицей, подобно Милану или Флоренции, в то время как Париж и Лондон сохраняли в значительной степени черты средневековой культуры. Местами сосредоточения гуманистической образованности были в XV столетии равным образом далматинские города, тесно связанные с Италией.

Во второй половине XV в. образованный путешественник, посетив Далмацию и Венгрию, встретил бы в Буде, Дубровнике, Задаре просвещенных купцов и мореплавателей, юристов и медиков, художников и поэтов, ничем не уступавших итальянцам. То же самое можно сказать о Франции, Англии, Чехии и особенно Польше первой половины XVI столетия. Если бы Эразм Роттердамский отозвался на приглашения чешского гуманиста Шлехты посетить Прагу и на предложение Кржицкого обосноваться в Кракове, несомненно, великий голландский ученый нашел бы там поэтов, издателей, меценатов и знатоков классической древности, которые напомнили бы ему гуманистов из его оксфордского или базельского окружения. В начале XVI в. европейская ренессансная культура была одна для всей Европы, распространившись далеко за пределы Италии.

1967.

Примечания.

’estant Grec il a surmonté
Les viеux latins en leur langage.

Также Скалигер упомянул в своей «Портике» о лучших латинских знатоках языка, превзойденных Маруллом («Principes latinae linguae viros a Marullo superatos»). Croce B. Poeti e scrittori del pieno e del tardo Rinascimento. Vol. 2. Bari. 1945, p. 373.

— XV вв. см.: Haavette Н. De Laurentio de Primofato (Laurent de Premierfait) qui primus Joannis Boccacii opera quaedum gallice transtulit ineunte seculo XV. Paris, 1903; Он же. Les plus anciennes traductions françaises de Boccace (extrait de «Bulletin Italien», de 1907—1909); Delisle L. Anciennes traductions françaises du traité de Pétrarque sur les Remèdes de l’une et de l’autre fortune. («Notices et extraits des manuscrits de la Bibliothèque nationale et autres bibliothèques», t. 34, 1-e partie); Он же. Reclierches sur la librairie de Charles V, v. 1—2, Paris, 1907; Golenitscheff-Koutoazoff Ё. L’Histoire de Griseldis en France au XIV et XV siècle. Paris, 1933; Он же. La première traduction des «Triomphes» de Pétrarque en France. (В kh.: Melanges... H. Hauvette. Paris, 1934).

3. Bush D. The Renaissance and English Humanism. Toronto, 1956.

—112.

5. См.: Голенищев-Кутузов И. Н. Итальянское Возрождение и славянские литературы XV — XVI веков. М., 1963; Он же. Гуманизм у восточных славян. Украина и Белоруссия. М., 1963; Он же. Славянские литературы. Статьи и исследования. М., 1973.

7. Зубов В. П. Леонардо да Винчи и работа Витело «Перспектива».— Труды Ин-та истории естествознания и техники. История физико-математических наук. Т. 1. М., 1954, с. 219—220.