СТИХОТВОРЕНИЯ.
Среди источников, из которых черпала зарождавшаяся поэзия английского гуманизма, наследие древней Эллады преобладало над древнеримским, как, впрочем, и в других областях идеологии. Оригинальным опытам предшествовали переводы и подражания. Примерно к тому же времени, когда Мор и Эразм, прилежно изучая и переводя Лукиана, совершенствовали свою латинскую прозу, можно отнести первые попытки передать латинским стихом греческий, предпринятые Мором совместно с его английским другом Уильямом Лили. В творческом соревновании они перевели 18 стихотворений («Прогимнасмата») из антологии древнегреческой поэзии, скомпилированной в XIV в. греческим монахом Максимом Планудом. По-видимому, Мор и Лили пользовались не одними печатными изданиями «Антологии» 1494 и 1503 гг. (неполными), но имели в руках и оригинальный рукописный текст. Позднее Мор единолично переложил более ста эпиграмм из этого собрания. Некоторые из них варьируют темы, привлекшие его внимание в диалогах Лукиана, например сентенция Аристотеля о сне (№ 89) 22:
Ровно полжизни мы спим. И в течение той половины
И богатей и бедняк равны друг другу лежат.
Ровно полжизни тебе, Ир, воплощенный бедняк.
{Перевод Ю. Шульца)
Латинский стих Мора, лаконичный и гибкий, сохранял характер и строфику греческих оригиналов. Ироничному уму Мора, умевшему подмечать смешное и забавное в будничной жизни, пришлись по вкусу насмешки сатириков Эллады над вздорными женщинами, шарлатанами-врачами, астрологами и их лживыми предсказаниями. Как и любимый им Пико делла Мирандола, написавший обширное сочинение против астрологии, Мор считал астрологию лженаукой, а веру в предопределенность человеческих судеб движениями и расположением небесных тел вредным суеверием, с которым следует бороться. Это суеверие и астрологическая практика исходили из идей, противоположных гуманистическим представлениям о свободе воли человека. Сатирическому осмеянию астрологии и ее адептов Мор посвятил большое число эпиграмм (11).
Стихи Мора датируются 1509—1519 гг., т. е. писались параллельно с наиболее значительными его прозаическими произведениями. Поэтому не приходится удивляться наличию в них множества совпадений и их идейной общности. Так, например, в цикле политических стихотворений Мора и в «Истории Ричарда III» находим сходные образы и мотивы: уподобление тирана волку, пожирающему доверенных его попечению ягнят (см. эпиграмму № 97), или противопоставление справедливого, правящего в соответствии с законами страны государя и тирана (№ 91), а также любимую тему Мора о связи образа правления с нравственными качествами короля.
Как Данте, как Марсилий Падуанский, Томас Мор утверждал зависимость власти государя от народа и не разделял идеи о ее божественном происхождении. Размышляя о наилучшей форме правления, Мор вслед за Цицероном и другими апологетами республиканских учреждений древнего Рима отдает предпочтение народовластию. Республиканские институты кажутся ему несравненно совершеннее, нежели феодальная монархия с ее бесчинствами и самовластьем:
... Я склоняюсь к сенату:
В множестве добрых людей, думаю, больше добра...
В первый правления год короли обольщают обычно;
Консул же будет таким в каждом грядущем году.
(№ 182. Перевод Ю. Шульца)
Принимая за идеал демократическое устроение государства (он воплотил его в укладе утопийцев), Мор оставался на почве реальной действительности своего времени, и потому приветствовал всякое ослабление монархического гнета и королевского самоуправства. Восторженным стихотворением встретил он весть о кончине ненавистного Генриха VII, наказании его фаворитов и первых энергичных действиях молодого короля:
Схваченных, тотчас он ввергнул в оковы. Любой, кто недавно
Умыслом злобным своим вред государству чинил,
Тот, кто доносчиком был, укрощается ныне в оковах,
Чтобы он сам претерпел зло, что другим причинял.
Он для торговли моря отверзает. И если торговец
Был притесняем, теперь малый он платит налог.
В первый правления день древнюю честь обрело.
Должности все в государстве, которые прежде негодным
В откуп давались, роздал людям достойнейшим он.
Ранее неуч имел, ныне ученый обрел.
Тотчас законам (они ниспровержены были и сами
Ниспровергали) вернул мощь и достоинство он.
(№ 1. Перевод Ю. Шулъца)
Смелость опального парламентария, дерзнувшего в оде на восшествие на престол Генриха VIII резко осудить хищническое правление его отца, произвела столь сильное впечатление на современников, что спустя десятилетие об ртом напомнил в своем стихотворном доносе на Мора Жермен де Брие.
Приветственный гимн Мора содержал не только обличение, но и программу нового царствования. Созданный Мором портрет просвещенного правителя, гуманного и миролюбивого, был дорисован Эразмом в трактате «Воспитание христианского государя» (1516).
«Складом нашего ума, характера, вкусов и образования мы [с Мором] сходны настолько,— писал Эразм Ричарду Уитфорду в 1506 г.,— что это может показаться невозможным»23. Все же, несмотря на сходство устремлений и политических идеалов голландского гуманиста и его английского «брата близнеца», были между ними и различия. В ранний период их долгой, почти ничем не омрачаемой дружбы они сказались, например, в полемике Мора с французским гуманистом Жерменом де Брие (Германом Бриксием), которая заставляет вспомнить об инвективе Яна Кохановского «Кукарекующему галлу», адресованной Филиппу Депорту. Поводом для обмена ядовитыми стихотворными посланиями явилось, как и при ответе польского поэта Депорту, оскорбленное патриотическое чувство (Эразму едва ли ведомое). Мор счел своим долгом опровергнуть рассказ де Брие об одном из трагических инцидентов морской войны между Англией и Францией, когда погибли, объятые пожаром, два корабля, французский и английский, сблизившиеся для абордажного сражения. Каноник собора Парижской богоматери проявил необычайный задор, защищая свою версию гибели кораблей. От политики он перешел к замечаниям относительно дурной латыни и ошибок в просодии и грамматике, допущенных Мором. Мор парировал политический и филологический пасквиль француза уничтожающими насмешками.24 Тщетно взывал Эразм к обоим своим разошедшимся друзьям, уговаривая их прекратить перебранку и «в интересах литературы» помириться.
Современная жизнь с ее страстями и интересами присутствует во многих стихотворениях Мора. Объектом его иронического подтрунивания и сатирических обличений становятся купцы, юристы, придворные, клирики. Особой остротой отличаются эпиграммы о тупых и невежественных представителях церковной иерархии, вроде епископа Постума (№ 160 и 186).
Некоторые из стихотворений приурочены к событиям личной жизни Мора, как, например, эпитафия рано умершей молодой жене или ироническое двустишие в связи с его второй женитьбой на вдове лондонского купца Алисе Мидлтон:
Некто жену потеряв, вторично спешит к Гименею —
После крушенья моряк в море выходит опять.
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
дымкой меланхолии длинное стихотворение о юношеской любви к некоей Элизабет25. Шестнадцатилетний Мор влюбился и был любим, но пути его и Элизабет разошлись, встретились они спустя четверть века. И хотя образ четырнадцатилетней девочки, который хранила его память, сильно отличался от начавшей стареть женщины, представшей перед ним, Мор пишет, что в нем вспыхнула вновь былая чистая любовь, однако им суждено было снова утерять друг друга. Стихотворение к Элизабет, бесспорно, лучшее лирическое стихотворение, написанное по-латыни в эпоху английского гуманизма.
Нельзя не отметить почти полное отсутствие в Моровом стихотворстве религиозных сюжетов. Доминирующую роль в становлении поэтического творчества Мора играла античная языческая традиция.
Примечания.
Т. Эпиграммы. История Ричарда III. М., «Наука», 1973 («Литературные памятники»).
24. См. стихотворения № 170—179, 193, 250—253.
25. См. эпиграммы № 248, 242 и 247.