ТРАГЕДИЯ
Трагедии, как уже говорилось, представляли иногда артисты театра масок, но в первой половине века перевес явно оставался на стороне комедий. Отчасти под влиянием испанского театра, а в конце XVII в.— также французского итальянская трагедия не отказалась от кровавых сцен в духе возрожденческого Сенеки и в национальных своих истоках восходила к Спероне Сперони.
Самыми одаренными авторами итальянского трагического театра Сеиченто были Федерико Делла Валле (1560—1628) и Карло де’Доттори (1618—1685). Только с 30-х годов нашего столетия, благодаря трудам Бенедетто Кроче, «открывшего» Делла Валле после трехсотлетнего забвения, порт и драматург из Асти занял подобающее ему место в историях итальянской литературы.
В 1595 г. в Турине при дворе Савойских герцогов была впервые представлена «Аделоида из Фригии», пользовавшаяся большим успехом у современников и затмившая более поздние и совершенные трагедии Делла Валле. Пьеса эта — в сущности пастораль на манер «Верного пастуха» Баттиста Гварини. Источником «Аделоиды» послужила «Ифигения в Тавриде», однако правильность линий и чистоту рисунка трагедии Еврипида Делла Валле нарушил морализмом контрреформации.
Любимая тема драматурга — трагические судьбы великих женщин. Делла Валле стремился освободиться от риторики, столь обычной на сцене XVI в. О подвигах, страданиях и гибели своих героинь он повествует с глубоким лирическим волнением. Эта авторская взволнованность сообщает свежесть пьесам Делла Валле на традиционные библейские сюжеты («Юдифь» и «Эсфирь»), бесчисленное множество раз обработанные в стихах, прозе, живописи и скульптуре эпохи Ренессанса. Делла Валле избегает запутанной интриги, нагромождения действующих лиц. Построение его трагедий строго и просто. Он владеет мастерством сценической динамики. Идеал драматурга — героизм, отрешенный от всего личного. Жертвенную решимость Юдифи, Эсфири, Марии автор воспевает в стихах, близких по звучанию стиху Ринуччини. Он предпочитает короткий (семисложный) стих, иногда рифмованный, чаще белый.
В 1591 г. Делла Валле начал трагедию на материале современных, еще не утративших злободневности событий — о казни Елизаветой Английской Марии Стюарт (1587). Известие о гибели претендовавшей на английский престол, поддерживаемой католиками шотландской королевы произвело тягостное впечатление на не подвергшиеся Реформации западноевропейские страны.
В трагедии Делла Валле «Королева Шотландская» (окончательная редакция 1595 г.) 24 много лирических партий, напоминающих греческие хоры. Служанки, не покинувшие королеву в тюрьме и состарившиеся вместе с ней, говорят о радостном будущем, о торжестве освобождения. Внимая их словам, Мария готова поверить в несбыточное, но это лишь мгновенная слабость,— отвергнув надежды, она склоняется перед неизбежным. При несомненных симпатиях автора к героине и элементах идеализации внешний рисунок образа реалистически достоверен. Мария Стюарт изображена пожилой, изнуренной женщиной, замученной двадцатилетним заключением. Образ, созданный итальянским драматургом, несравнимо ближе к исторической истине, чем идеализированный образ прекрасной пленницы в написанной спустя двести лет трагедии Фридриха Шиллера.
Падуанец Карло де’Доттори начал литературную деятельность как автор бурлескных стихов и ироикомических поэм. Сатирические его произведения «Парнас» 25 и «Осел» отмечены сильным влиянием А. Тассони. В молодости «за сочинение злостных пашквилей» против неких отменных синьоров и синьор Падуи поэт был на семь месяцев заточен в тюрьму.
Наряду с большим чувством юмора Доттори был наделен ощущением трагического. В ироикомическую поэму «Осел» («L’Asino», 1652) он вводит проникнутые подлинным драматизмом эпизоды, как, например, поединок жестокого тирана XIII в. Эццелино да Романо и его отвергнутой жены Десманизмы, переодетой в рыцарские доспехи. Монолог поверженной с коня, смертельно раненной Десманизмы представляет собой, по словам Б. Кроче, характерный образчик трагической поэзии Сеиченто 26.
О Эццелин, гляди, как умирает
У ног твоих забытая жена.
Утешенная умираю я,
Не презрена никем и не тобой.
Уже прошедшее скрывает мрак,
Я сладостную отвергаю месть.
Прости же духу гордому, и в мысли
Твои, в воспоминания минувших лет
Лишь светлое пускай проникнет. Буду
Женой невинной и тобой любимой,
Многострадальной в памяти твоей.
Покрой меня бесчувственной землей,
Спокойно отойдет моя душа.
С умершими ты не ведешь войны,
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
Далее автор, следуя старинной пизанской легенде, изображает раскаявшегося, ставшего монахом Эццелино. Эта и некоторые другие сцены «Осла» проникнуты тем возвышенным чувством, тем sublime, которое так высоко ценили драматурги французского классицизма. Заметим, что Расин писал позже, чем итальянский поэт.
Наиболее полно трагический талант Доттори раскрылся в трагедии «Аристодемо» («Aristodemo») 27— спартанцев, жители Мессении обращаются за советом к дельфийскому оракулу. Девушку-невесту, гласит ответ пифии, надлежит принести в жертву, чтобы умилостивить всевышних, при этом она должна происходить из царственного рода. Таких — две: дочь Аристодема Меропа и Арена, дочь Ликиска. Они тянут жребий, он выпадает Арене. Мать Меропы Амория плачет от радости, ликует также жених Меропы Поликар. Только спасенная от жестокой участи Меропа не знает, радоваться или печалиться: она приучила себя к мысли о смерти, о долге перед родиной.
По сути дела, истинная героиня трагедии — она, а не ее жестокий отец. Более, чем радости брака, манит ее честь погибнуть ради счастья своих сограждан. Внутренне она готова пожертвовать жизнью для спасения других. Она живет уже в окружении летейских теней. Старой няньке Меропы кажется, что девушка искушает богов. Когда из города вместе с родителями убегает, спасая свою жизнь, Арена, Меропа волею Аристодема осуждается на жертву. В белых одеждах, с кипарисовой ветвью в руках идет на заклание Меропа, окруженная жрецами. Звучат напутственные голоса хора:
О Меропа, займи
Средь славнейших героев место,
За родину жизнь отдавших.
Ты, от дел людских отрешенная,
Говоришь со своими мыслями,
О земном не печалишься.
Близок час роковой, ты молчишь,
Отвыкая от чувств земных.
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
Меропа примирилась со своей судьбой, но ее жених не хочет мириться с ее смертью:
Твое мне дорого тело
Я человек, а не тень.
Над земною любовью я плачу.
Чтобы спасти невесту, Поликаро говорит, что Меропа ему принадлежала, а боги желали девственной жертвы. Гордый Аристодемо, видя, что рухнули его честолюбивые помышления, а его царственный род поруган, закалывает дочь. Он распарывает чрево Меропы, напрасно ища доказательств виновности в утробе убитой. Эта варварская сцена была бы недопустима в классицистическом французском театре. Она восходит к ужасам падуанского профессора Спероне Сперони (трагедия «Каначе») и к кровавым новеллам XVI столетия Джиральди Чинтио.
Таким образом, творчество Доттори занимает как бы промежуточное положение между ренессансной трагедией и классицистическим театром. Падуанский порт не избег влияния испанских драматургов и итальянской музыкальной драмы. Драматургические его произведения исполнены трагической напряженности и подлинной поэзии.
— таков был вклад итальянского театра эпохи барокко в общеевропейскую культуру
Примечания.
25. De’Dottori Carlo. II Parnasso. Ed. by C. L. Golino. Berkeley and Los Angeles, 1957.
26. Croce B. Storia dell’eta barocca in Italia. Bari, 1957, p. 359—360.