УНАНИМИСТЫ
Унанимизм — литературное течение, объявившее себя антагонистом символизма,— возникло в середине первого десятилетия XX в., объединив нескольких начинающих писателей. Жорж Дюамель, Жюль Роман (псевдоним Луи Фаригуля), Шарль Вильдрак (псевдоним Ш. Мессаже), Рене Аркос, Жорж Шенневьер и Люк Дюртен (псевдоним Андре Невё) были молодыми Энтузиастами, которые решили не только перестроить французскую литературу, но и обновить французское общество. Они стремились к правдивому воспроизведению жизни, к социальной тематике, но реальность они понимали не так, как великие французские писатели XIX столетия, а их взгляды на социальные проблемы были весьма неустойчивыми и слагались под влиянием абстрактного гуманизма, мистического иррационализма и принципов позитивистов.
Буржуазная публика, которой наскучила абстрактность символизма, господствовавшего в поэзии конца прошлого столетия, требовала более понятной и жизненной литературы, которая соответствовала бы ее вкусам. В этих условиях часть интеллигенции стремилась приспособить к новым запросам различные, часто уже устаревшие теории — от утопического социализма до учений Дюркгейма и Бергсона,— тем самым пытаясь если не устранить, то хотя бы сгладить социальные противоречия в период их крайнего обострения. Именно в этом процессе таятся общественно-политические корни литературного направления, получившего название унанимизма, проповедовавшего единодушие всего человечества, независимо от классов и реальных экономических условий.
В 1905—1906 гг. будущие унанимисты встречались в парижских кафе, а чаще всего на мансарде Рене Аркоса, и у них возникла идея основать в каком-нибудь старом, заброшенном аббатстве общежитие, наподобие «Телема» Рабле. Предполагалось, что средства к жизни будут приобретаться коллективной работой. Они решили организовать типографию и обучаться печатному ремеслу, а свободное время посвящать искусству. Особенно вдохновляла эта мысль Шарля Вильдрака и Рене Аркоса, которые в таком коллективе видели воплощение фаланстера. Утопические идеи начала XIX в. казались юным поэтам вполне осуществимыми в условиях новой эпохи. К ним присоединился художник Альберт Глэз, будущий иллюстратор-кубист. Деятельными поборниками их планов стали также Александр Мерсеро, писавший в то время довольно туманные символические стихи под псевдонимом Эшмер Вальдор, и композитор Альберт Дуаен, близкий к социалистическому движению, организатор народных празднеств в Трокадеро и на Бирже труда 1.
Поздней осенью 1906 г. друзья нашли на берегах Марны, недалеко от Парижа, в местечке Кретей, вместительный обветшалый дом и собственными силами отремонтировали его. Над воротами дома была вывешена надпись «Аббатство, братская группа артистов» и девиз — стихи Рабле:
Входите сюда, и вас хорошо встретят...
Здесь у вас ныне будет защита и крепость
Против враждебного заблуждения, которое столь угрожает
Своим лживым стилем, отравляющим мир:
Войдите, дабы здесь были заложепы основы глубокой веры...
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
Для обучения наборному и печатному делу был нанят типограф Линар, которому удалось организовать издательство «Аббатство». Под его руководством было выпущено около 20 книг, ставших в настоящее время библиографической редкостью. В Кретей часто ездил Жюль Ромэн. «Аббатство» также посещал Рене Гиль, симпатизировавший этому сообществу и оказавший ему поддержку в литературных кругах.
Но «Аббатство» просуществовало всего пятнадцать месяцев. Типографию пришлось продать за долги.
«Аббатов» сначала соединили личная дружба и сходство идей и настроений. Но полного согласия среди них не было. Об этом свидетельствует роман Дюамеля «Бьеврская пустынь» («Le Désert de Bièvres»), написанный в 1937 г., много лет спустя после неудачной попытки организовать центр нового гуманистического искусства.
Конечно, нельзя отождествлять того или иного героя романа с участниками исторически существовавшего объединения. Но история возникновения нового «Телема» и его быстрого распада из-за материальных неудач, а еще в большей степени из-за несходства характеров, привычек и вкусов, передана в «Бьеврской пустыни» соответственно действительности. Дюамель вспоминает с грустной улыбкой об увлечениях и разочарованиях молодости. Анархический индивидуализм членов «Аббатства» не уживался с идеей единодушия. Непрочными оказались первоначальные мечтания беспочвенных интеллигентов, которые быстро убедились на горьком опыте, что преобразовать общество в индивидуальном порядке — дело не столь легкое, как им казалось в парижских мансардах.
«Аббатство», а впоследствии выросшее из него направление унанимизм объединило поэтов и писателей разных творческих сил и политических взглядов. В дальнейшем их пути совершенно разошлись. После первой мировой войны Ромэн и Дюамель все более и более отходили от абстрактного гуманизма ранней молодости в угоду вкусам и запросам буржуазной публики и, наконец, заняли открыто реакционные позиции. Шарль Вильдрак присоединился к представителям прогрессивной французской мысли и был участником движения Сопротивления. Рене Аркос, подписавший в 1919 г. манифест Ромен Роллана — «Декларацию независимости духа»,— в дальнейшем отошел от общественно-политической деятельности. Рано скончавшийся талантливый порт Жорж Шенневьер примкнул к социалистическому движению.
Уже в первые годы существования нового литературного направления можно обнаружить, что взгляды унанимистов, испытавших различные литературные и философские — преимущественно идеалистические — влияния, сложились из многих, часто весьма противоречивых элементов.
Прежде всего отметим влияние Эмидя Дюркгейма (1858—1917), намеревавшегося в конце XIX в. перестроить буржуазную французскую социологию. Немало его идей, насыщенных метафизикой Огюста Конта, было заимствовано унанимистами. Школа Дюркгейма, как известно, отрицала или обходила молчанием экономические факторы. В системе ее воззрений на историческое развитие общества отразились реакционные взгляды эпохи империализма. Призывая рабочих к примирению с фабрикантами, апологет капиталистического строя и защитник колониальных захватчиков Дюркгейм противопоставлял борьбе классов некое единодушие, существовавшее будто бы испокон веков еще у примитивных племен и племенных союзов. Теория Дюркгейма о коллективных представлениях, свойственных всем членам общества, была переработана Жюлем Ромэном, опоэтизирована и тем самым получила более широкое распространение. Именно у Дюркгейма некоторые поэты и писатели «Аббатства» (Ромэн, Дюамель) заимствовали идею о психическом коллективе, превращающемся в духовную реальность. По Дюркгейму, что также очень понравилось унанимистам, первобытное общество, а затем всякое общество является мистическим объединением индивидуумов и «становится божеством». Моральное начало общества, в понимании Дюркгейма, выше, чем устремление личности и чем интересы классов; оно раскрывается в мистическом единодушии. Именно эта идея нашла последовательное выражение у Жюля Ромэна, претендовавшего на роль вождя новой школы.
Влияние Дюркгейма на унанимизм, сколь сильно оно ни было, было далеко не единственным. Абстрактный гуманизм многих членов «Аббатства» приближался к толстовству, черпал свои настроения из «Сокровища смиренных» Метерлинка и романтических абстракций Виктора Гюго.
Возможно, что и нашумевшая книга Гюстава Лебона «Психология толпы» была хорошо знакома унанимистам. При изучении идеологии этой группы следует принять во внимание и американский прагматизм, проникавший во Францию в начале XX в. Учение Уильяма Джеймса (1840—1910) о том, что божество возникает «из стремления человечества к добру», породило в среде унанимистов литературную идею о боге как коллективном творении «грядущего человечества». «Мы можем любить только бога, младшего, чем мы, который нас не сотворил, которого мы творим, он не наш отец, а наш сын»,— писал Жюль Ромэн 2. —1904), считавший, что общество создается изобретением и подражанием, причем подражание оказывает на коллектив гипнотическое воздействие. ЭТ0МУ гипнозу «вожаков группы» на окружение приписывал огромное значение Жюль Ромэн в своих ранних повестях и рассказах.
Отметим также, что философия Бергсона отразилась не только на творчестве поздних символистов и поэтов-кубистов, но оказала влияние и на унанимизм. Именно бергсонианская идея «психической длительности» (continuité psychique) была развита Жюлем Ромрном 3, который рту мысль поставил в центр унанимистского мировоззрения. Непосредственные восприятия (perceptions immediates) Бергсона, способствующие интуитивному, мгновенному осознанию реальности, были возведены унанимистами в один из принципов их эстетики. Защищая это воззрение, Ж. Ромэн писал о том, что «Бергсон дал ему метафизическое обоснование». Полное развитие этой идеи обнаруживается в послевоенном цикле романов Ж. Ромэна «Психея» («Psyché», 1922—1929).
Выросшее идеологически из идей позитивизма и прагматизма с большой примесью философии Бергсона, новое литературное течение, конечно, подверглось также прямым литературным влияниям.
Можно установить некоторое воздействие на идеологию унанимизма Рене Гиля (1862—1925), символиста позитивистского толка, сочетавшего декадентский подход к проблеме слова с поисками социальных тем и пытавшегося примирить Дарвина с Малларме. Воздействие идей Р. Гиля на поэзию «Аббатства» отметил В. Брюсов 4. В журнале Р. Гиля «Экри пур лар» (1905) начали свою литературную деятельность Шарль Вильдрак и Рене Аркос.
Символистская школа распалась в середине первого десятилетия нашего века, но к этому времени ее эстетика проникла в большей или меньшей степени во все области искусства. Несмотря на свое отречение от этой школы, унанимистам не были чужды как метрические приемы (vers libre), так и некоторые идеи символизма. Артюр Рембо был их любимейшим поэтом; Франсис Жамм был им близок по настроениям, и у него они учились поэтической технике.
В конце 80-х годов прошлого века символисты открыли Уолта Уитмена: его первым переводчиком во Франции был Вьеле-Гриффен. Но только к концу первого десятилетия XX в., когда появились «Листья травы» в переводе Леона Базальжетта и его книга о знаменитом американском поэте 5, Уитмен стал широко известен в литературных кругах Франции.
У американского поэта унанимистов привлекало прежде всего чувство душевного контакта между людьми, превращающееся в ощущение полноты мира. Этот мотив звучит в стихах Дюамеля, особенно в книге «Друзья», например в следующей строфе:
Вы, являющиеся моими друзьями,
О людские фигуры, которые я замечаю в толпе,
Знайте, что, приветствуя вас,
Я приветствую самого себя
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
В признании другого человека не только себе равноценным, но неотъемлемой частью самого себя, а следовательно и всего человечества, у портов-унанимнстов проявляется уитменовская идея; она встречается у Шенневьера и в некоторых ранних стихах Дюамеля.
Жорж Дюамель. Рисунок Андре Сцекели де Доба
Особенно сильны уитменовские мотивы у Шарля Вильдрака, призывавшего отречься от келейности символистской литературы, встать лицом к миру, выйти на широкие дороги человечества.
сомневаться в том, что поэзия Уитмена в значительной степени способствовала освобождению унанимистов от камерного стиля символистской поэзии.
Поэзия Верхарна тоже привлекала молодых поэтов «Аббатства», и прежде всего потому, что в его творчестве, как и в творчестве Уитмена, они обнаружили близкие социальные темы и гуманистические настроения, мотивы большого города, поэзию движущихся масс, чувство современности, обращение к простому человеку, униженному и оскорбленному капиталистической системой,— все эти существенные элементы поэзии Верхарна находили отклик в сердцах «аббатов».
«Есть целая категория эмоций, которая стала ощутима только после Верхарна, так как этот поэт первым их осознал и воплотил в своих стихах» 6,— писал Дюамель. Верхарн призывал приобщиться к «единодушным силам» (les forces unanimes), движущим мир, которые сделают людей подобными богам.
Конечно, «единодушные силы» в поэзии Верхарна имеют мало общего с мистическим унанимизмом Ромэна, который переделал на свой лад идеи и устремления великого бельгийского порта. Но ощущение коллективных сил у Вильдрака и Шенневьера родственно Верхарну и возникло не без его влияния.
свободной ритмической фразе Верхарна, приближают их творчество к поэзии автора «Городов-спрутов».
Одной из любимых книг унанимистов было «Сокровище смиренных» Метерлинка. Они оценили его не как автора символических пьес, хотя его драматургия и повлияла на первые театральные произведения Дюамеля 7, но как певца маленьких людей, чья жизнь кажется незначительной, даже бессмысленной, а в глубине своей исполнена тончайших душевных переживаний.
Обратимся к литературным идеям и творческому их воплощению у трех самых крупных представителей унанимизма — Ж. Дюамеля, Ж. Ромэна и Ш. Вильдрака — в ранний период их деятельности. Одна из наиболее удачных поэтических книг унанимистов — «Друзья» («Les Compagnons», 1912) Ж. Дюамеля. Она посвящена единодушию всего человечества, взятого абстрактно, как некое неделимое целое, как душевная стихия, переливающаяся от одного индивидуума к другому.
Поэт обращается к товарищам, спутникам жизненного странствия:
Ибо я покинул великие возбуждающие зрелища
Для зрелища, которое вы представляете!
(Перевод Я. Голенищева-Кутузова)
Дюамель, следуя Метерлинку, стремится проникнуть в душевный мир своих друзей и просит их: «О, не скрывайте от меня ни это движение плеч, которое возникает, когда вас постигает новое горе, ни это дрожание вашего подбородка, выдающее, с каким трудом вы удерживаетесь от слез!» Природа для поэта второстепенна; он готов отказаться от всего внешнего. Театр человеческой души — для него важнейшее зрелище:
Соединенных ваших голосов в разгоряченном хоре
Все древние во мне подавит беспокойства,
Как шум дыханий ваших равномерных
Заглушит в памяти моей те громы,
Вечерний ветер над уснувшим лесом.
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
«Бедному человеку» Дюамель говорит о том, что он наблюдает каждое «безымянное движение» незаметного малого существа: «Я их наблюдаю так пристально, что чувствую — придет минута, единственная и совершенная, когда мельчайший твой жест скроет от меня весь горизонт».
Наблюдательность Дюамеля создает порой весьма удачные образы внешнего мира, но стилизованные, причем момент внутренней экспрессии у него сильнее реалистического восприятия и как бы налагает на реальность свои законы. В этом приеме унанимисты очень близки к своим современникам — художникам-фовистам, предтечам экспрессионизма в западноевропейской живописи. Таков, например, типичный экспрессионистский подход в стихотворении «Молодость Элоэ».
Что рыбу ловит, как ребенок в шайке;
Когда, спеша, ему порой случится
Схватить, зажать какой-либо предмет,
Он убегает, смазкою простудной
И то теряет в бегстве, что, казалось,
Он смог украсть...
(Перевод И. Голенищева-Кутузова)
Эти наблюдения при своей несомненной оригинальности как бы скользят по поверхности предметов. Глубинная, из сердца идущая лирика. Дюамелю не свойственна.
— главный недостаток поэтики унанимистов, особенно Ж. Ромэна, в меньшей степени — Вильдрака и Шенневьера.
Жюль Роман. Портрет работы Поля-Эмиля Бека (1922)
Чрезвычайно характерны для молодого Ромэна образы «духовных коллективов». Коллективы эти не создаются, в его понимании, социально-экономическими условиями, а имеют идеалистический характер, объединяя в некое мистическое «единодушие» часто случайную группу людей. Девочки-пансионерки на прогулке — единое юное существо в движении, преображающее провинциальную площадь; друзья-велосипедисты на больших дорогах Франции, городская толпа — вот темы поэзии Ромэна первой поры унапимизма. Приведем несколько строк из цикла «Существо в движении» («UnÊtre en Marche», 1908—1910).
Les petites filles marchent en avant
Pour attendrir l’espace;
’enfants
La rue où elle passe.
Elle grandit d’un rang à l’autre, sans surprise,
Comme une rive en fleurs;
éâtre où se seraient assises
Elle est pareille aux toits qui rapprochent du ciel
Leurs tuiles alignées
Et qui aiment meler des ailes d’hirondelles
Au vent de leurs fumées... 8
«освобожденного стиха» (рифмы: ciel — hirondelles, ассонансы: alignées — fumées).
Унанимисты создали свою технику стиха, в которой, впрочем, мы не найдем ничего нового, если сравним их каноны с приемами верлибристов и поборников «освобожденного стиха», особенно Франсиса Жамма, оказавшего немалое влияние на поэтику «Аббатства» 9. Унанимисты считали, что и в театре следует прибегать к освобожденному стиху и что александрийский стих отжил свой век. Теорию эту Ромэн применил в драме «Армия в городе» («L’Arméе dans la ville», 1911). Заметим, что в это время и большинство поэтов-символистов вернулось к классическому стихосложению. Унанимисты обычно писали без рифмы, иногда с ассонансами, свободно обращались с «е muet» и уделяли особое внимание оркестровке всего стихотворения, как, впрочем, и символисты.
Приведем строфу Ромэна из «Единодушной жизни» («La Vie Unanime», 1908) — «Ярость толпы расходилась, как волна на просторе. Человек, читавший при свете лампы в мансарде, чувствует дрожь в своем мозгу, и внезапно, поднимая взгляд к переплету окна, в поисках ночного неба над занавесями, он преодолевает дерзновенно реальность, которая осуществляет себя в этом мраке, и, простирая руки, наслаждается тем, что грубо налагает форму своего духа на мир» — И. Г. -К.).
Уже в этом раннем стихотворении высказана мысль о подчинении реальности «форме духа», т. е. о подчинении видимого мира внутренней экспрессии. Это идеалистическое восприятие действительности становится у Ромэна господствующим, особенно в его прозе.
Жюль Ромэн еще до 1914 г. создал цикл прозаических произведений, в которых выразил свои мысли о единодушии последовательнее, чем его друзья по «Аббатству»,— «Возрожденный городок» («Le Bourg regenere», 1908), «Сила Парижа» («Puissance de Paris», 1911), повесть «Приятели» («Les Copains», 1913), сборник рассказов «Белое вино Ла Виллетт» («Le Vin blanc de la Villette», в первом издании 1914 г. озаглавленный «На набережной Ла Виллетт»). Все эти произведения подчинены идее мистического коллектива. «Группы мыслятся существующими конкретно и телесно, у них есть плоть, форма, они, как существо, ограничены этой формой. Группы могут быть городом, улицей, домом, толпой или кучкой людей, занятых одним делом, объединенных одним желанием или одним чувством. Группам же, осознавшим себя как единую душу, принадлежит мир, и могущество их безгранично» 10.
Жюль Ромэн воспринимает как равноценные духовные и социальные категории проявления единодушия у солдат, усмиряющих революционное движение, и у бастующих рабочих. Та же сила господствует над толпой, приканчивающей апашей самосудом, над громилами, разбивающими витрину гастрономического магазина под гипнотическим влиянием таинственного субъекта («создателя единодушия»), она сковывает волю зевак, толпящихся перед цирком («создатель единодушия» — ярмарочный гаер). Таким образом, исходя как бы из социальных категорий, повествуя о группах, коллективах, связанных единодушием, Ж. Ромэн на самом деле уже в самых ранних своих произведениях далек от реалистического подхода к событиям. Группа, коллектив в его представлении нечто зыбкое, меняющееся, случайное, целиком зависящее от воли ее вождя или организатора. Группы «не рождаются в истинном смысле слова,— пишет он в «Силе Парижа»,— их жизнь создается и разрушается как неустойчивое состояние материи, как сгущение, не обладающее длительностью. Группы показывают нам, что жизнь, в своих истоках, есть случайное расположение, исключительный момент, напряженность между двумя разжижениями (тут нельзя не обнаружить влияния бергсонианства.— И. Г. -К.) —она лишена какой бы то ни было непрерывности, какой бы то ни было определенности».
Группа, сознающая себя и свою силу, которая сказала бы «я существую!», по Ромэну, станет во главе нового человечества. «День, когда первая группа возьмет свою душу, как ребенка, которого приподнимают, чтобы посмотреть ему в лицо, будет днем рождения нового божества на земле. Я я«ду это божество и работаю над возвещением его миру» («Сила Парижа»),
«Приятели», прославляет мистическое единодушие (после многих мистификаций в глухой французской провинции, в городах Иссуаре и Амбере). «Мстя» этим городам за выдуманное оскорбление, друзья вызывают ночную тревогу в казармах, где Бенэн и его спутники выдают себя за представителей высшей администрации. Затем Бенэн, переодетый священником, проповедует в церкви на эротическую тему.
Наконец, приятели водружают перед мэрией статую: на коне голый парень, один из членов группы, изобраягающий Верцингеторикса (также не без непристойных подробностей). После этих подвигов Бенэн поет гимн «Чистому Действию» и «Чистому Произволу».
С этой последней довоенной повестью Жюля Ромэна в прозу раннего упа-нимизма проникает грубейший натурализм. Заметим, что влияние натурализма ясно обнаруживается у некоторых поздних символистов, особенно у Андре Жида («Подземелья Ватикана»), В своем утверждении «Чистого Действия» и «Чистого Произвола» как мировых принципов автор «Приятелей» приближается к теории А. Жида о «безвозмездном действии» (action gratuite). А. Жид недаром объединил в журнале «Нувель ревю франсез» в конце первого десятилетия XX в. последних символистов, эпигонов Парнаса, натуралистов и унанимистов, как бы создав перед первой мировой войной единый фронт декадентской литературы.
Шарль Вильдрак. Автопортрет (1922)
В поэзии Шарля Вильдрака больше искреннего человеческого чувства и вдохновения, чем у остальных поэтов «Аббатства», хотя ему и свойственна некоторая стилизация действительности. Вильдрак обращается к яшзни простых людей Франции, обнаруживая психологическую проницательность, никогда не переходящую в отвлеченное мудрствование, как это нередко случается с Ж. Ромэном. В «Собутыльниках», в «Одной песне» и во многих других стихотворениях раннего периода его творчества ему удалось достигнуть большого психологического мастерства и увидеть реальные причины, способные сблизить, объединить людей общей радостью или общим страданием. Он просто, по-товарищески беседует с читателями, с улыбкой, полной жалости, порой слегка насмешливой, но никогда не ранящей. Правда, он как бы забывает, что люди далеко не едины в жизненном процессе, что угнетение и эксплуатация в буржуазном мире разъединяют людей. В «Одной песне» утратившие детей отцы из разных слоев общества заслуживают одинакового участия поэта. Вильдрак, конечно, знает, что ломовой извозчик, городской лавочник и богатый помещик, о которых он говорит, живут в разных сферах общества, что они никогда не носили одинаковой одежды, не сидели за одним столом. Но человеческое горе у них одно и то же.
— они принадлежат к одному психологическому коллективу, хотя и не знакомы друг с другом.
Вильдрак часто говорит о человеческих трагедиях. Ему мерещатся люди, умирающие на заре, перед его глазами их бессильные руки, «из которых кровь уходит навеки».
Но он также знает, что жизнь сильнее смерти, что мир — не только угасание старого, но и вечное рождение нового. Его стихи «После полуночи» кончаются следующей строфой:
Сколько вас умирает сегодня?
Как люди могут спать спокойно
Вот стук раздался в доме.
Я не один вас слушаю.
Кто-то прошел по соседней комнате,
Кто-то встал, чтоб следить за вашими бедными душами.
Маленькая песенка... Если кто-нибудь по комнате ходит
Это чтоб укачать младенца,
Который родился сегодня.
(Перевод И. Эренбурга)
Всех унанимистов волновала тема овладения миром (la possession du monde). Единодушие должно было привести не к созерцанию мира, не к уразумению знаков, за которыми таится некая «высокая реальность», как у символистов, а к овладению душевной энергией человечества, которая, по теории унанимизма, течет над миром, как волна воздушного океана, и управляет человечеством.
У Жюля Ромэна идея овладения миром носила ярко выраженный Эгоцентрический и реакционный характер, реализуясь в наложении воли вождя группы на мир. Социальные мотивы, несмотря на то, что унанимисты настаивали на их обновлении, остались им в сущности чуждыми, кроме разве мотивов социальной гуманности. Исключение составляют некоторые стихи Жоржа Шенневьера, например «Ода Жоресу».
Попытка унанимистов освободиться от канонов поэтики символизма, приблизиться к реальности представляет положительное явление. Их постигла неудача из-за исходной шаткости и противоречивости их мировоззрения; им помешали также понять законы развития общества эклектические влияния различных направлений буржуазной идеалистической философии и реакционной социологии. Все же следует еще раз отметить, что расхождения идеологического порядка наблюдаются у поэтов «Аббатства» уже в самый ранний период их творчества, свидетельствуя о различном восприятии действительности. Несмотря на все творческие попытки вернуться к реальному миру и охватить социальные темы, унанимисты не смогли освободиться от мелкобуржуазной идеологии и декадентского мироощущения, и унанимизм влился в общее течение буржуазной литературы начала XX в.
Примечания.
—39.
éification. Paris, 1910.
3. Romains I. Petite introduction à l’Unanimisme. Paris, 1931.
4. Брюсов Валерий. Литературная жизнь Франции. 2. Научная поэзия.— «Русская мысль», М., 1909, кн. 6. ' ’
5. Bazalgette L. Walt Whitman. L’homme et son œuvre. Paris, 1908.
Écrivains de l'Abbауе. Paris, [s. d.], p. 69.
7. Особенно ощутимо воздействие Метерлинка в пьесе «Свет» («La Lumière»,1911) с ее темой слепых, озаренных неким внутренним светом души.
8. «Маленькие девочки идут вперед, чтобы разнежить простор; пансион ласкает своими детскими ногами улицу, по которой он проходит. Он растет от одного ряда к другому, не вызывая удивления, как берега в цвету. Он подобен театру, сияющему многоцветьем; он напоминает крыши, приблизившие к небу свои в одну линию расположенные черепицы, крыши, любящие мешать крылья ласточек с полетом дыма...» Приводим это стихотворение и последующее из сборника: Remains J. Présentation par A. Figueras. Paris, 1952 («Poètes d’aujourd’hui», 33).
9. Romains J. et Chennevière G. Petit traité de versification. Paris, 1923; Duhamel G. et Vildrac Ch. Notes sur la technique poétique. Paris, 1910.
10. Рыкова Н. Современная французская литература. Л., 1939, с. 176.