УТОПИЯ
Мор жил в эпоху великих географических открытий. Мир человека XVI века стремительно менялся, на карте появлялись новые земли и народы. В 1492 г. из испанского порта Палос де Могер отправились на Запад три каравеллы Колумба, на них не было ни одного идальго и ни одного священника. Осенью, когда юный Мор переступил порог университета, отважный итальянец водрузил распятие с испанским флагом на Сан-Сальвадоре — первом из открытых им островов Вест-Индии.
Даже в далекой Московии Максим Грек рассказывал об открытии Нового Света, изумившем Европу: «Лет 40 или 50 тому назад, по совершению седьмой тысячи лет, нашли много островов, обитаемых и пустых, и величайшую землю Кубу, конца которой не видно живущим там... и ныне там новый мир и новое человеческое устройство»32.
Утописты и фантасты космического XX века «новый мир и новое человеческое устройство» мыслят существующими на планетах солнечной системы, в туманности Андромеды, в шаровидных звездных скоплениях иных галактик. В XVI столетии Мор помещает созданную им модель совершенной цивилизации на одном из вновь открытых островов, затерянных в океанских просторах. Он пишет сначала вторую часть книги — описание счастливого и процветающего государства утопийцев, а затем создает диалог-обрамление, в котором действующими лицами являются сам автор, кардинал Мортон, покровитель Мора и Эразма голландский гуманист Петр Эгидий и, наконец, бывалый путешественник Рафаил Гитлодей, от имени которого ведется рассказ.
Квентин Метсис. Петер Гилль (Эгидий) Англия, Лонгфорд Касл, собрание герцога Рэднора
Для наибольшей убедительности Мор вводит в повествование подлинные факты своей биографии. Действительно, в 1515 г. он вместе с Кутбертом Тэнстолом был послан с дипломатической миссией в Брюгге, где подружился с Петром Эгидием. Посетил Мор и Антверпен; здесь он встречался и беседовал с Рафаилом Гитлодеем, участником экспедиций Америго Веспуччи. Верен исторически и подтверждается документами факт высадки на побережье Бразилии нескольких моряков из команды Веспуччи во время его четвертого путешествия в Западное полушарие (1503) 33. Маршрут странствий Гитлодея от берегов Южной Америки до острова Утопии, находящегося где-то в Индийском океане, предвосхитил возможность кругосветного плавания, впервые совершенного Магелланом спустя четыре года (в 1520 г.).
При жизни Мора еще немногие государственные деятели Англии попимали значение для экономики страны и всей Европы открытия Нового Света. Освоение Америки совершалось первоначально почти исключительно усилиями частных лиц, среди которых находим близких родственников семейства Моров.
Впечатление от книги Мора было так сильно, рассказ подан столь документально-достоверно, что многие читатели поверили в реальность «нового острова Утопии». И это несмотря на то, что в грецизированных названиях и именах Мор старательно разрушал собственный прием реалистической убедительности и подчеркивал вымышленный характер названий местностей и обычаев утопийцев. Само название страпы, ставшее нарицательным, образовано из греческого отрицания об и тояо<; — место (по-латыни Nusquam — нигде).
Придав своему утопическому произведению рамку путешествия, Мор следовал по пути Евгемера, автора древнегреческой утопии, сохраненной Диодором Сицилийским (I в. до н. э.). С латинским переводом текстов «Исторической библиотеки» Диодора, сделанным Поджо Браччолини (1-е изд.— 1472 г), Мор, вероятно, был знаком.
Зарождение замысла «Золотой книги, столь же полезной, как и забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии», написанной во Фландрии в 1515—1516 гг., относится, по-видимому, к периоду бесед с Эразмом в 1509 г., результатом которых явилась «Похвала глупости». Мир, устроенный на началах справедливости и разума, мыслился Мором как антитеза «миру безумных».
Социальный эксперимент Мора задуман «от противного». Каждая деталь его модели совершенного социального устройства неразрывным образом связана с проблемами его века. Общество Утопии бесконфликтно, все проблемы в нем решены. Но позитивные решения Мора — не беспредметные фантазии, они рождены долгими раздумьями, наблюдениями и опытом государственного деятеля.
Сила конструктивных идей Мора, влиявших в течение столетий на передовую общественную мысль Европы, его гениальная способность социального предвидения находятся в прямой зависимости от уменья проникать в причины общественных конфликтов. Первой и главной из этих причин Мор считает частную собственность, порождающую «ненасытную алчность немногих лиц», «жалкую нищету и скудость» большинства и «неуместную роскошь немногих». Второй, и весьма опасной, представляется ему презрение к труду и целая армия бездельников и тунеядцев, к которой он причисляет аристократию, ее семьи и многочисленную челядь, военных, монахов, попов. Автор «Утопии» с горечью говорит об упадке земледелия в Англии, разорении и обнищании крестьян как следствиях начавшегося роста буржуазных отношений. «А где только есть частная собственность, где все мерят на деньги, там вряд ли когда-либо возможно ведение государственных дел»,— эти категорические слова были написаны Томасом Мором в эпоху, когда сила и могущество денег возрастали.
Упразднив в государстве утопийцев основную причину всех зол — частную собственность, Мор пошел дальше и более смелым и радикальным путем, чем его друг Эразм Роттердамский. В трактате Эразма «Воспитание христианского государя» (1516), где находим многие идеи, близкие Моровым, читаем: «Я не говорю, что следует отнимать собственность, но надо принять меры, чтобы предупредить скопление богатств массы в руках немногих». По мнению Мора, создание новой, гуманной, человеческой морали возможно только на базе упразднения частной собственности и поддерживающих ее государственных институтов. Эту мысль, к которой он пришел после долгих размышлений, Мор несколько раз повторит в «Утопии», желая прочно утвердить ее в сознании читателей.
Мор был убежден в том, что лучшей гарантией от преступлений является материальное благополучие народа. Законы должны быть немногочисленны, просты и гуманны и должны большее внимание обращать на предупреждение преступлений, нежели на наказание преступников.
Внимательный наблюдатель современной ему действительности, Мор прекрасно понимал, что «нищета и забитость притупляют решимость, приучают к терпению и отнимают у угнетенных благородный дух восстания». Диалог первой части книги представляет как бы спор с самим собой: гуманиста, мечтающего об осуществлении смелых проектов переустройства общества, и политика, стоящего на твердой почве реальной действительности начала XVI в. Отсюда горестное восклицание: «Не выступлю ли я проповедником перед глухими? »
После кровавого хаоса Европы и Англии, «в которой овцы съели людей», читатели попадают на счастливый остров, где нет частной собственности и порождаемого ею неравенства и бедности, где все без исключения трудятся, где все равны и совершенно отсутствуют религиозные распри. Так как производительным трудом занято все население, для создания всеобщего изобилия достаточно шестичасового рабочего дня. Быт утопийцев прост и рационален, денег они не знают, распределение производится в согласии с коммунистическим принципом: «Каждому по потребности». Земледельческие работы — почетная обязанность всех. Живут утопийцы большими семьями в благоустроенных домах, которые, чтобы не допустить появления частнособственнических инстинктов, даются им в длительное пользование, но не во владение. Питаются все в общественных столовых-дворцах, ибо при существующем на острове разделении труда было бы неразумно тратить время на ведение индивидуального домашнего хозяйства. Юноши и девушки воспитываются совместно, особенно одаренных освобождают от занятий ремеслами и сельским хозяйством и обучают наукам.
Самое удивительное в Утопии — глубочайший демократизм автора. Здесь нет непроходимой грани между трудом умственным и физическим. Все желающие после краткого рабочего дня посещают образовательные лекции и отдают свои досуги интеллектуальным занятиям. Причем, если какой-нибудь рабочий предается этим занятиям с большим рвением, он может стать ученым, а не оправдавших надежды работников умственного труда переводят в ремесленники.
Мораль утопийцев чужда крайностям аскетизма и видит счастье людей в разумном чередовании труда на общую пользу и удовольствий, в гармоническом развитии личности всех граждан. Это признание величайшей ценности и неповторимости каждой человеческой личности сближает Мора с Лоренцо Валлой и Пико делла Мирандола. На острове запрещена смертная казнь, и утопийцы стараются избегать бессмысленных жертв на войне. Ради того, чтобы сберечь жизнь граждан, они отдают свои золотые запасы и любыми способами добиваются мирного урегулирования конфликтов с соседями.
этих случаях они прибегают к помощи наемных войск, которым щедро платят. Но когда враг нападает на Утопию, все граждане, мужчины и женщины, способные держать оружие, спешат на защиту отечества. Чтобы быть готовыми к этому, юноши и девушки проходят специальную гимнастическую и военную подготовку.
Все должностные лица в Утопии (весьма немногочисленные) выбираются на краткие сроки, таким образом к управлению общими делами попеременно привлекаются наиболее достойные и уважаемые труженики. Пожизненно избирается только король, который в одежде и быту почти ничем не отличается от прочих граждан.
«никому его религия не ставится в вину». Признается только верховная власть единого непознаваемого бога, но при этом допускаются различные применения символов и толкований. Как не узнать в этом взглядов, объединявших лучшие умы Европы эпохи Возрождения!
Неоднократно отмечалась близость некоторых религиозных идей «Утопии» к идеям Реформации, однако при внимательном их рассмотрении в контексте произведения они приобретают смысл, отличный от того, какой хотят им придать ученые протестантского толка. «Умственное течение, породившее «Утопию», движется в направлении, диаметрально противоположном тому, в какое увлекает протестантизм»,— пишет французский исследователь идеологии Мора и его эпохи А. Прево34.
Весьма примечательно то обстоятельство, что очутившиеся в Утопии европейцы никакого миссионерского рвения не проявляют и не собираются обращать тамошних язычников в христианство. «Гитлодей, если он и знал сам хорошо Библию,— заметил в книге «Томас Мор и Библия» Маркадур,— отнюдь не спешил проповедовать ее на острове Нигде. Фрэнсис Бэкон, напротив, не мог лишить св. книг обитателей своей «Новой Атлантиды»35.
нам фантастов (К. Чапека, С. Лема и др.) подобные, неизбежные даже при высоком уровне развития цивилизации работы исполняют роботы, механические или биологические модели людей. Античные утопии, например Платона, решали эту проблему — в пределах опыта рабовладельческой формации — естественно и без надрыва. По примеру Платона, Мор также вводит рабов, но сходство с Платоном в этом вопросе у него только внешнее, сущность же института рабства у Мора коренным образом отлична от античной. Прежде всего с рабами, которых в общем очень немного, утопийцы обращаются гуманно, не покушаясь на их человеческое достоинство. Рабством заменяют смертную казнь преступникам, и Мор полагает, что «лучше карать пороки, чем самого человека», давая ему возможность трудом загладить и искупить свою вину. Если исходить из реальных законов, существовавших в Англии времен Мора, то мера замены казни исправительно-трудовыми работами была, безусловно, прогрессивной. С другой стороны, рабами на краткое время становились военнопленные, но для них, выходцев из стран с иным общественным устройством, состояние рабства и условия жизни в Утопии были бесконечно легче их положения у себя на родине.
Чтобы возместить тот урон, который может быть нанесен моральному здоровью народа существованием (пусть и в специфических и мягких формах) института рабов, в Утопии поддерживается атмосфера уважения ко всем формам общественно полезного труда, в особенности же к тем гражданам, которые добровольно, по соображениям этического порядка, возлагают на себя бремя самых тяжелых и грязных работ 36.
На заре капиталистической эры, провозгласившей своим кумиром золотого тельца, великий гуманист беспощадной иронией низвергает с пьедестала этот безжалостный кумир. Чтобы воспитать в народе презрение к золоту и драгоценностям, утопийцы употребляют их для изготовления отхожих мест, цепей, надеваемых на рабов, и детских побрякушек. Можно предположить, что парадоксальная памфлетность этих образов «Утопии» присутствовала в сознании В. И. Ленина, когда он писал в статье «О значении золота теперь и после полной победы социализма: «Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира. Это было бы самым «справедливым» и наглядно-назидательным употреблением золота для тех поколений, которые не забыли, как из-за золота перебили десять миллионов человек и сделали калеками тридцать миллионов в «великой освободительной» войне 1914—1918 годов...» 37
В предложенной им модели «наилучшего устройства государства» Мор попытался охватить большой круг политических, экономических, правовых проблем, вопросы воспитания, семейных отношений, религии и морали. В произведении великого английского гуманиста философская мысль Возрождения облеклась в формы утопического социализма.
Книга Мора дала название новому жанру европейской литературы и оказала влияние на роман путешествий последующих столетий. Особенно многочисленных последователей и подражателей произведение Мора имело в английской литературе. Однако авторы английских утопий XVII в. утратили широту и перспективность мышления Мора, смелость его мысли, возвысившейся до понимания основных принципов бесклассового, коммунистического общества, Английским утопиям периода английской буржуазной революции, начиная от «Христианополя» Валентина Андреа (1619) и «Новой Атлантиды» Фрэнсиса Бэкона (1627), «присущ практический дух, отражающий возросшие к началу XVII века силу и уверенность в себе буржуазии» 38 г. и до начала XIX в. утопические порывы в Англии прекратились, и сколь-либо значительных утопических сочинений, за исключением Свифта, не появлялось39. Зато во Франции, по мере приближения революции, количество утопий заметно возрастает; то же следует сказать и о начале нашего столетия.
Утопическая литература нового времени, основоположником который был Томас Мор, одной из первых реагировала на подземные толчки близящихся социальных катаклизмов, отражая в многообразных моделях воображаемых цивилизаций извечное стремление людей к прогрессу и социальной справедливости.
Историки литературы XIX в. основное внимание в работах о Море посвящали разысканию источников «Утопии». Прежде всего назывались сочинения Платона и античных географов, «Германия» Тацита и затем описание обычаев индейских племен Центральной и Южной Америки в «Четырех плаваниях» Америго Веспуччи. Прообразы строя утопийцев пытались искать в Персии, Индии, Африке и даже в монастырских общинах на Афоне. М. П. Алексеев высказал гипотезу о влиянии на замысел книги Мора сведений о южнославянской общине («задруге»), чей уклад напоминает структуру утопийского государства. О задруге Мог мог узнать из бесед с Леонардо Джустиниани, послом Венецианской республики в Лондоне (с января 1515 г.). Алфавит утопийцев, приложенный Мором к тексту первого издания, по мнению М. П. Алексеева, имеет сходство со славянской глаголицей, употреблявшейся в Далмации в богослужебных книгах 40.
Для писателей Возрождения устные рассказы путешественников и мореплавателей были нередко важнее их кратких письменных отчетов. Несомненно, что Мор воспользовался рассказами своих друзей и знакомых, побывавших и на дальнем Западе и на востоке Европы. Его богатый жизненный опыт судьи, политика, государственного деятеля, его начитанность в греческих классиках, и прежде всего его творческая фантазия, его ирония и моральное негодование были теми силами, которые вызвали из небытия счастливый остров Нигде — Утопию.
«Утопии» (Лувен, 1516), подготовлявшееся под наблюдением Петра ЭгиДия, содержало множество ошибок. Второе, парижское издание 1517 г. также предпринималось без участия автора. Наиболее важно четвертое издание (ноябрь 1518 г.) у известного базельского типографа Иоганна Фробена, для которого Мор по просьбе Эразма пересмотрел текст первого издания и внес в него существенные исправления и поправки. Затем последовали издания во Флоренции, Венеции, Вене. Появление книги Мора стало событием международного значения. Всего же до конца XVII в. «Утопия» выдержала 44 издания!41 Она вышла в Париже во время Великой французской революции в переводе архивиста клуба якобинцев Руссо и в 1918 г. в революционном Петрограде42.
Примечания
32. Голенищев-Кутузов И. Н. Славянские литературы. М., 1973, с. 162.
33. Португальского мореплавателя Мор, по всей вероятности, знал задолго до встречи с ним в Антверпене — в 1497 г. Рафаил Гитлодей несколько месяцев провел в Англин, где был гостем кардинала Мортона.
évost Л. Thomas More et la crise de la pensÁe européenne. Lille, 1969, p. 105.
35. Marc’hadour G. Thomas More et la Bible. Paris, 1969, p. XV.
36. Из рассказов живших во Флоренции друзей (Гроцина, Линейкра) Мору могло быть известно, что приор Сан-Марко Савонарола принял на себя обязанности собственноручно вычищать помойные ямы и отхожие места, дабы показать братии пример трудолюбия и уважительного отношения к любой работе. По мнению одного из создателей кибернетики, Норберта Винера, функции, аналогичные тем, какие в минувшие времена связывались с институтом рабства, в обществе ближайшего будущего будут возложены на кибернетические машины, созданные человеком. См.: «Вопросы философии», 1960, № 9, с. 164—167.
37. Ленин В. И. Собрание сочинений. Изд. 4-е. Т. 33, с. 89.
«Английская утопия» (М., 1956, с. 75—191).
40. Алексеев М. П. Славянские источники «Утопии» Томаса Мора.— В его кн.: Из истории английской литературы. М.— Л., 1960, с. 40—134.
41. См. цит. библиографический свод: Gibson R. W., р. 3—4.
42. Малеин А. И. Издания и переводы «Утопии».— В кн.: Мор Т. Утопия. М., Изд-во АН СССР, 1953, с. 257—263. В библиотеках Советского Союза имеются экземпляры всех ранних изданий «Утопии», в том числе первого (1516), сохранившегося всего в пяти экземплярах. Новое научное издание: More Th. The Complete Works. Vol. 4. New Haven — London, 1965.