§ 2. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА
Производство
Все, что мы говорили выше об экономическом и социальном положении Италии XIV века, относилось исключительно к сфере обмена и тесно с этим обменом связанной деятельности банковско-ростовщнческого капитала. Явления, относящиеся к этой сфере, наиболее бросаются в глаза, наиболее обращают на себя внимание. Такое явление, например, как мировая деятельность Барди и Перуцци, может легко вытеснить из поля зрения множество других менее эффектных фактов, а между тем только то, что происходит в сфгре обмена, хотя и весьма важное само по себе, не может объяснить тех глубоких и важных изменений, которые происходят во всей структуре итальянского общества того времени. Для того чтобы понять социальную атмосферу, в которой могло произойти восстание чомпи, для того чтобы разобраться в причинах накопления той громадной социальной творческой энергии, которая вызвала к жизни замечательную по смелости и размаху культуру Возрождения, для того чтобы дать правильную оценку всей интересующей нас эпохи, мы должны спуститься из более видной и эффектной сферы обмена в более незаметную и скромную сферу производства, которая именно в XIV веке в передовых центрах Италии, и в первую очередь во Флоренции, доводит до полного развития те явления, первые признаки которых мы отмечали уже в XIII веке.
Предприятие цехового мастера окончательно перерастает старые ремесленные рамки, превращается в мануфактуру раннего типа, возникновение и развитие которой так гениально проанализированы Марксом. Наиболее ярко и характерно процесс этот, вообще протекающий повсеместно, проходит в мастерских флорентийского цеха шерстяников, становящихся как бы примером капиталистических отношений в Италии. Такая мастерская, уже в XIII веке впитавшая в себя несколько десятков вспомогательных рабочих, которых так нетрудно найти на улицах и площадях Флоренции, превращается в XIV в. в сложный разветвленный организм, имеющий тенденцию продолжать в дальнейшем расти и развиваться.
Перерождение цехового предприятия естественно и неизбежно связано с соответствующим изменением технического производства. Правда, мануфактура, как это неоднократно отмечал Маркс, не требует революции в орудиях производства, и чаще всего пользуется старыми орудиями, завещанными ремесленной техникой, но ее возникновение неизбежно связано с усложнением технического процесса, с разбивкой процессов, ранее бывших аморфными и выполнявшихся одним и тем же лицом, на ряд более мелких, составляющих процессов. Это расчленение производства на дробные, становящиеся самостоятельными операции обязательно приводит к некоторому, иногда довольно значительному, видоизменению орудий труда, приспособляющихся к дифференцированным нуждам каждого отдельного процесса.
Но основным, что характеризует мануфактуру, тем, что делает ее столь непохожей на цеховую мастерскую классического средневековья, является обязательно вытекающее из расчленения производства и из эволюции его орудий разделение труда — создание групп и категорий рабочих, специально тренируемых для выполнения не всех или группы технических операций, а только одной, определенной операции. Вместо универсального мастера, ученика, подмастерья, выполняющего или во всяком случае умеющего выполнять все, что нужно в определенном предприятии, ведущее место в нем занимает частичный рабочий, всю свою жизнь повторяющий только одну какую-нибудь операцию, приспособляющийся к ней, выполняющий ее быстрее, точнее, экономнее. Само собой разумеется, что в каждом сколько-нибудь значительном предприятии, особенно достаточно сложном по своей технической сущности текстильном предприятии, число таких частичных рабочих должно было быть довольно значительным, а иногда и весьма значительным, самое предприятие росло, расчленялось, делалось многолюдным, приобретало новый, капиталистический облик.
Все эти черты превращения цеховой мастерской в мануфактуру, черты всеобщие, не связанные с определенным местом и специальностью, во флорентийском шерстяном производстве могут быть прослежены с большей степенью полноты.63 Дошедший до нас в списке начала XV века, но восходящий скорее всего к концу века предыдущего „Трактат о производстве шерсти" (Trattato dell'Arte della Lana)64 рисует в 28 небольших главах яркую картину смены различных уже резко дифференцированных друг от друга операций, выполняемых частично в мастерской флорентийского шерстяника, частично вне ее. Операций таких — от двадцати до тридцати, причем каждая выполняется другой, специализированной категорией рабочих.
ее, тщательно упакованные и перевязанные, распаковываются специальными представителями цеха, которые определяют ее вес и сорт. После этого специальные рабочие раскатывают кипы и производят предварительную очистку шерсти. Другие специальные рабочие производят под наблюдением новых представителей цеха сортировку шерсти, разбиваемой чаще всего на три группы: „тонкая", „средняя* и „грубая", и связывают ее в отдельные кипы по этим группам. Затем шерсть подвергается тщательной промывке, ее погружают в чаны с кипящей жидкостью особого состава. После этого ее перевозят в промывочные сооружения на Арно, полощут в проточной, холодной воде и сушат на солнце, что опять-таки выполняют особые рабочие. Только после этого шерсть переходит в главную мастерскую шерстяника, где ее перевешивают и подвергают тщательной мелочной очистке. Рабочие, специальность которых требует большой тренировки, руками выбирают из нее грязь, щепочки и прочие посторонние частицы, затем другие рабочие маленькими ножницами состригают оставшиеся в ней узелки, кусочки кожи и придают ей окончательное единообразие.
После этого (в случае обработки некрашеной шерсти) шерсть развешивается на особых рамах, выбивается, намачивается водой, затем пропитывается растительным маслом, затем сворачивается и расчесывается гребнями, причем во время этого процесса отделяются длинные волокна, используемые для изготовления камвольных тканей, и короткие, используемые другим способом. Длинные волокна наматываются затем на деревянные болванки и отправляются к прядильщику (или, чаще, прядильщице), т. е. уходят из центральной мастерской. Прядильщик, живущий чаще всего в деревне и связанный с данной мастерской определенным договором, обрабатывает полученную шерсть на прялке, помечает ее определенной маркой, после чего она возвращается в мастерскую. Здесь она проверяется, регистрируется, стрижется на стригальных рамах, шлихтуется и сушится, что выполняет ряд рабочих различных квалификаций.
После этого готовая пряжа опять попадает в центральную мастерскую и переходит в мастерскую ткача. Последний живет обыкновенно в городе и работает на довольно сложном и дорогом ткацком станке, приобретенном во многих случаях на средства, авансируемые шерстяником, причем этот аванс создает зависимость ткача от предпринимателя.
От ткача ткань поступает в центральную мастерскую, очищается, стрижется, после чего начинается окончательная ее отделка, осуществляемая рядом этапов, проходимых частично в мелких мастерских особых ремесленников, частично же в мастерских, принадлежащих всему цеху; это^валяние, растягивание, стрижка, сушка, кардировка и, наконец, окраска, являющаяся самой трудной и ответственной операцией, почему красильщики занимают особо привилегированное место в сложной иерархии рабочих и ремесленников, занятых в производстве. Окрашенная ткань возвращается, наконец, снова в мастерскую шерстяника, тщательно проверяется, найденные мелкие недостатки ликвидируются, ткань очищается, складывается и маркируется.
Из предшествующего изложения, дающего весьма упрощенное описание только одной и притом простейшей разновидности производства шерстяных тканей, явствует сложная структура этого производства. Сырье и затем полуфабрикат несколько раз поступают в центральную мастерскую, покидают ее, переходя во вспомогательные мастерские, и наконец опять возвращаются для окончательного завершения. При этом вспомогательные мастерские (за исключением принадлежащих цеху) полностью сохраняют характер средневекового, кустарного производства. Не говоря уже о деревенском прядильщике, даже выполняющие наиболее сложные и ответственные операции ткач и красильщик работают своими собственными руками, с помощью нескольких учеников и подмастерьев, полностью подчинены шерстянику и имеют мало возможностей как для освобождения из-под его власти, так и для обогащения.
комнаты заняты лавкой с ее витриной и входом, боттега вмещает, как мы уже упоминали выше, несколько десятков, а иногда и сотен наемных, чаще всего пюденных, рабочих различных профилей — от чернорабочих, выполняющих вспомогательные операции, до опытных браковщиков и починщиков, работа которых требует большой квалификации. При этом значительная расчлененность производства естественно требует большого количества вспомогательных операций, почему численно рабочие малой квалификации, уже знакомые нам чомпи, превосходят остальные категории. Большое количество рабочих разной квалификации, работающих в одном помещении, требует постоянного надзора и руководства и, действительно,в крупных боттегах мы встречаем нескольких „факторов" (fattori sopra i lavoranti), осуществляющих этот надзор. Наконец, в особой, находящейся между лавкой и мастерскими комнате, за высокой конторкой сидят один или несколько бухгалтеров (factor ad tenendos libros) и кассир (puer ad tenendam cassam).
Само собой разумеется, что предприниматель, или, вернее, предприниматели, члены компании, которой принадлежит боттега, сами никакого участия в производстве не принимают. Многие из них вообще стоят вдали от производства, довольствуясь только помещением своих капиталов, один же или несколько так заняты закупкой сырья, продажей готовой продукции и общим руководством, что об их вмешательстве в производственные процессы и речи быть не может. К тому же такой капиталист-предприниматель почти всегда несет какие-нибудь обязанности по цеховой организации и занимает выборные должности в правительственном аппарате коммуны, вплоть до ведущих, отрывающих нацело от дела и от дома—должностей гонфалоньера, приоров, послов при иностранных государствах, капитанов в подчиненных Флоренции городах. Понятно поэтому, что в руководстве промышленным предприятием все большую роль играют наемники-профессионалы: мастера, бухгалтеры, разъездные агенты, предприниматель же дальше и дальше отходит от этого руководства, ограничиваясь общими директивами.
С другой стороны, в каждом предприятии и в сумме этих предприятий накапливается большое, иногда громадное количество подчиненных предпринимателю или предпринимателям лиц разного положения. Здесь и сохраняющие средневековый цеховой характер ремесленники, работающие в собственных мастерских, как ткачи или красильщики, здесь и живущие в деревне кустари-прядильщики, здесь и ткачи и квалифицированные, полуквалифицированные и совсем неквалифицированные рабочие центральной мастерской- „чомпи" в собственном смысле слова. Все они выполняют волю мастера или представляющих «его лиц, но как экономическое, так и политическое состояние их глубоко различны. Общим для них является только стремление улучшить свое положение, ослабить гнет предпринимателя, добиться хотя бы урезанных политических прав. Это общее стремление и вызывает к жизни те социальные волнения, которые красной нитью проходят через историю Флоренции XIV века и достигают своего апогея в первом этапе „Восстания чомпи". Но эта общность стремлений была и довольно поверхностной: между живущим в достатке, хотя и бесправным красильщиком, и нищим поденщиком „чомпи" зияла непроходимая пропасть, чем ловко и постоянно пользовались предприниматели, и что с особенной ясностью сказалось в заключительном этапе восстания чомпи.
миланских списков „История ордена Гумилиатов", относящиеся к разным векам, но восходящие, скорее всего, к одному прототипу, составленному в XIV веке,65 чтобы убедиться в этом. Миниатюры эти изображают процессы производства шерсти, в значительной степени соответствующие описанию флорентийского трактата, разобранному нами выше, только изображают их в более скромных масштабах. Здесь мы найдем ту же колесную прялку, завещанную еще античностью, тот же ткацкий станок, идущий от нее же. Правда, во флорентийском ремесле и тот и другой несколько усложняются, правда, в нем приспособления для мочки, сушки, кардирования, окраски, приобретают невиданные ранее размеры. Но эти изменения носят количественный, а не качественный характер, и к радикальной революции в области орудий производства отнюдь не приводят.
отстают другие области, иногда, впрочем, получающие хотя и меньшее, но симптоматическое и характерное развитие (см. выше). В XIV веке передовой характер текстильного производства заметен еще более явно. В то время как оно, как мы говорили выше, идет в своем развитии дальше, другие отрасли, в первую очередь наиболее важные из них — судостроение и металлургия,— повидимому, мало изменяются. Во всяком случае, современное состояние изучения истории этих производств не позволяет нам заметить в них в течение XIV века сколько-нибудь серьезные изменения, они остаются на той же гибридной стадии развития, которую мы подробно анализировали в главе II. Появляющееся в XIV веке в Англии и Франции огнестрельное оружие проникает в Италию медленно и также не вносит до поры до времени изменений ни в производство, ни в военное дело.
Таким образом, в сфере производства в Италии XIV века мы констатируем значительную неравномерность в развитии. В наиболее передовой и наиболее распространенной его отрасли — текстильном производстве — зарождаются ранние формы капиталистических отношений. В рамках мануфактурного производства кристаллизуются два полюса, характеризующие основное классовое противоречие капитализма — немногочисленные предприниматели, владеющие капиталом и орудиями производства, и многочисленные рабочие, владеющие только своей рабочей силой. И поэтому там, где текстильное производство занимает господствующее положение, особенно во Флоренции, мы видим впервые не только на почве Италии, но и на почве всей Европы проявления новых, в это время прогрессивных и плодотворных социальных отношений, бурную классовую борьбу, бурный расцвет культуры. Другие районы Италии, в которых либо были распространены более медленно развивающиеся отрасли производства, либо вообще производство было мало развито, оставаясь позади сельского хозяйства или разных видов торговли, заметно отставали от своих передовых соседей и в социальном, и в политическом, и в культурном отношениях, хотя и испытывали на себе иногда большее, иногда меньшее влияние их. Именно неравномерность, крайняя пестрота в развитии производства объясняют в первую очередь лоскутность, раздробленность, неравномерность общего развития Италии, которые определяют собой всю ее последующую историю.