§ 2. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА
Политические судьбы Италии XIV века, при всей своей пестроте и бурности, вытекают из тех глубоких экономических, социальных и политических переворотов, которые происходят в веке предыдущем. Еще в большей мере то же самое можно утверждать об экономическом и социальном развитии полуострова в этом столетии; оно является прямым продолжением, развитием, углублением тех явлений, которые с достаточной четкостью и определенностью заметны уже во второй половине XIII века. Четырнадцатый век вносит в сферу экономической и социальной жизни Италии немало нового, но это новое носит скорее количественный, чем качественный характер.34
Сельское хозяйство
Особенно ярко сказанное подтверждается на примере сельского хозяйства Италии XIV века.35 Та тенденция к отмене крепостной зависимости, замене ее более современными и свободными формами эксплоатации, которая наметилась совершенно ясно во второй половине XIII века, теперь, в XIV-ом, получает наиболее полное развитие. Передовые части Италии — Тоскана, Ломбардия, отчасти Эмилия, в которых освобождение крепостных получило широкое распространение в XIII веке, теперь завершают его. Стихийно исчезают последние, устарелые феодальные держания; городские коммуны, уже выразившие в ряде законодательных актов свое отношение к крепостной зависимости, снова и снова повторяют эти акты (например, Флорентийские постановления 1340 г.), углубляют их, следят за тем, чтобы их распространение было действительно повсеместным.
Более отсталые части полуострова — Кампания, части Неаполитанского королевства, северо-восточные районы, примыкающие к венецианским владениям, части, не охваченные движением эмансипации в XIII веке, теперь переживают его, догоняя таким образом своих более передовых соседей, так что к концу XIV века вся Италия, за исключением Фриуля, некоторых районов Савойи и некоторых районов Неаполитанского королевства, может считаться почти полностью покончившей с феодальной крепостнической формой эксплоатации крестьянства.
Однако освобождение подавляюще большей части крестьянства от крепостной зависимости было только первым, хотя и важнейшим, этапом трансформации аграрного строя полуострова. Освобожденный от уз крепостной мог избрать и действительно избирал, либо по своей воле, либо, чаще, побуждаемый обстоятельствами, различные жизненные пути. Он мог уйти в город и наняться подсобным рабочим в какое-нибудь ремесленно-мануфактурное предприятие, он мог остаться в качестве арендатора или половника на земле, которую ему удалось выкупить, он мог перейти на другой участок земли, чаще всего принадлежащий городскому богачу-пополану, либо опять-таки в качестве арендатора или половника, либо в качестве сельскохозяйственного рабочего.
Если мы отбросим вариант перехода в город, который будет рассмотрен ниже, в другой связи, то убедимся в том, что при всех прочих вариантах бывший крепостной попадал в ту сферу капиталистической наживы, капиталистической эксплоатации, которая начинает бурно развиваться во второй половине XIII в. и достигает своего апогея в XIV веке. При этом процесс окончательной и повсеместной замены крепостной зависимости арендными или половническими отношениями, характерный для XIV века, проходит далеко не гладко и безболезненно. Между новыми, капиталистическими элементами деревни и ее старыми жителями и владельцами нередки ожесточенные стычки, кровавая и упорная борьба, в ходе которой городские коммуны повсеместно поддерживают новые формы сельскохозяйственной жизни, формы, им не только выгодные, но и прямо необходимые. В статуте ряда наиболее передовых городских коммун Тосканы и Ломбардии, относящихся чаще всего к первой половине XIV века, мы находим ряд жалоб на то, что новые арендаторы встречают враждебное отношение со стороны крестьян, еще оставшихся на старом положении, и требования борьбы с таким отношением. Так, Сиенский статут гласит: „Если кто помешает или будет препятствовать кому-нибудь обрабатывать землю или свои владения, то он будет присужден Сиенской коммуной к штрафу в 25 ливров за каждый случай", а статуты Вероны, Брешии, Флоренции, Пистойи, приводимые Ковалевским,36 прямо говорят о препятствиях, которые чинятся новым земледельцам представителями старой крепостной системы, и возлагают на общину, там где она сохранилась, материальную ответственность за последствия этих препятствий.
более решительно его трансформируют. В этом процессе, несомненно, весьма значительную роль играют возрастающие связи между сельскохозяйственными территориями и городами, особенно передовыми городами-коммунами, к которым эти территории примыкают. Города нуждаются в сельских районах, их окружающих — и по причинам политическим, для обеспечения охранного пояса вокруг своих стен, и экономически — для обеспечения регулярного подвоза хотя бы основных видов продовольственных продуктов. Городские богачи, наживая громадные средства в заморской торговле, широких банковско-ростовщических операциях, в своих ремесленных предприятиях, со своей стороны считают целесообразным вкладывать часть этих средств, сначала небольшую, а затем все более и более значительную, в землю. Пользуясь политическим и экономическим ослаблением феодала-землевладельца, пользуясь частыми конфискациями поместий магнатов, затем поступавших в продажу, или разорением этих магнатов, продававших свои владения, городские богачи приобретали обширные территории за стенами родного города, осуществляя таким образом политику коммуны, в которой они чаще всего занимали ведущее положение, и не забывая одновременно о своих выгодах.
Само собой понятно, что, становясь землевладельцами, и притом нередко крупными, городские богачи стремились извлекать из своих поместий максимальные выгоды, эксплоатировать их возможно более интенсивно, не считаясь с теми феодальными традициями, которые с этими поместьями могли быть связаны. Мы уже упоминали об опубликованной в первые годы XIV века книге богатого болонского пополана Пьера ли Крешченци, отражающей очень четко эти тенденции. В дальнейшем они проявляются все в большей и большей степени.
Новые владельцы земли уничтожают в:е остатки крепостной зависимости на своих землях, заменяют долгосрочную аренду, явно невыгодную при частых и резких колебаниях цен, арендой краткосрочной — на 2, 4 или 5 лет. В некоторых случаях, например во Флоренции в 1340 г., наиболее явная форма долгосрочной аренды — аренда наследственная — вообще запрещалась законом. Но и краткосрочная аренда имела свои, и притом весьма серьезные, недостатки. Когда арендатором был богатый кулак-фермер, вкладывавший в участок земли свои средства и тем связывавший свою судьбу с этим участком, то обработка земли в той или иной мере оказывалась обеспеченной. Когда же на землю салился арендатор неимущий, нуждавшийся в ссуде инвентарем, семенами, скотом для того, чтобы начать свою хозяйственную деятельность, тогда опасность его ухода с участка оказывалась весьма реальной, и городской владелец земли естественно должен был стремиться прочно удержать его на своем поместьи. Это стремление особенно ясно сказывается после эпидемии „черной смерти" 1348—1349 гг., резко снизившей количество населения и сделавшей рабочие руки в сельском хозяйстве резко дефицитными. Крестьяне стали уходить с обрабатываемых ими участков, стремясь найти условия аренды более выгодные. Коммуны, пользуясь этим, переманивали крестьян из соседних областей, предлагая всяческие льготы, освобождение от налогов и т. д.
С другой стороны, сами владельцы земли также старались закрепить за собой раз попавших на их земли крестьян, давая им ссуды, часто по своему размеру довольно значительные. При этом в арендном договоре оговаривалось, что арендатор не имеет права покинуть участок и по истечении срока договора, чаще всего краткосрочного, если он не погасит за два месяца до окончания срока всей ссуды. А так как это чаще всего было весьма трудно,то договор возобновлялся на новый-опять короткий, срок.
Такой способ давал землевладельцу полную возможность эксплоатировать по своему усмотрению попавшего к нему в кабалу арендатора. Однако и этого было недостаточно жадным до наживы, превосходно умевшим считать и рассчитывать эту наживу „жирным" пополанам. Понимая, что и в пределах краткосрочной аренды резкие скачки цен могут свести на-нет выгоду эксплоатации участков в течение одного-двух лет, они, давая ссуду, оговаривают платежи не деньгами, а частью продуктов, получаемых арендатором с участка. Получая в аренду землю и ссуду деньгами, сельскохозяйственным инвентарем, скотом, арендатор обязывается, во-первых, ни в какой мере не ухудшать, а только улучшать и усовершенствовать арендованный им участок, во-вторых, сдавать владельцу земли ежегодно, в определенные сроки, определенную часть урожая, чаще всего половину. Так появляется половничество (mezzeria, mezzadria), в XIV веке постепенно становящееся наиболее распространенной формой эксплоатации земли, во всяком случае в передовых районах Италии.37 < дят к римским порядкам, но именно только в XIV веке они приобретают те классические формы, которые во MHOIHX районах Италии просуществуют до XIX в., и только в XIV веке половничество становится господствующим, вытесняя и крепостную эксплоата-цию, и долгосрочную аренду, и краткосрочную аренду с денежными платежами.
Оставаясь свободным человеком, сохраняя все те „священные" права, которые были так торжественно прокламированы освобождающими крепостных статутами Болоньи и Флоренции, половник попадает, однако, в зависимость от владельца земли, которую он обрабатывает. Он не имеет права ни уйти с этой земли, ни перепродать свое право на аренду. «Да не посмеет,гласит Флорентийский статут 1324 года, — ни один колон продать своих владений ни частному лицу, ни обществу, без разрешения господина"... причем любопытно, что арендатор-половник называется здесь римским термином „колон"—термин, действительно довольно точно передающий положение половника.38
В том же 1324 году во Флоренции создается особый правительственный орган „Шесть по делам хлеба" (Sex de blado), который должен ведать делом снабжения города продовольствием, но, кроме того, разбирает все тяжбы между владельцами земли — гражданами города и сидящими на этой земле половниками. За каждое нарушение своих обязательств, в первую очередь—-за прекращение или ухудшение обработки земли, половник должен платить крупный штраф в 200 флоринов, причем для установления проступка достаточно показания владельца земли, подтвержденного свидетельством двух присяжных из числа жителей той же местности или одного из соседней местности, свидетельством, не обязательно базирующимся на личном присутствии.
Так половничество, по своей юридической структуре являющееся формой свободного содружества, близкой по типу к морской „коменде" (см. выше) на практике превращает крестьянина в полузависимого от собственника земли. Сохраняя юридическое право перехода на другой участок по истечении срока договора и выплате ссуды, он фактически не в состоянии этого сделать, оставаясь же на нем, не имеет никаких возможностей заниматься чем-нибудь, кроме обработки этого участка. Договоры на половничество и судебные постановления, затем сведенные во Флорентийский статут 1415 года, категорически запрещают половнику брать какую-нибудь дополнительную работу, снимать дополнительные участки или брать на прокорм скот у кого-либо, кроме собственника земли. Он не имеет права продавать кому бы то ни было хлеб на корню или виноград и оливки до сбора, кроме собственника земли, и, наконец, даже никто из его родственников не может поступать ни на какую работу, кроме обработки своего участка. Городские богатеи умели выжимать соки из своих рабочих как в городе, так и в деревне, и половники прекрасно чувствовали это.
Само собой разумеется, что переход значительной части окружающих города земель в руки городских пополанов не мог не сказаться на всем облике этих земель. Новые владельцы ведут решительную борьбу с характерной для феодального землепользования чересполосностью земельных участков, проводя в ряде городских коммун еще в конце XIII и в начале XIV веков соответствующие законодательные акты. Так. в Брешии статут 1303 года создает особую должность „посредников по производству округлений" (ingrossatori ed aibitri per arrondir e raddrizar i confini delle possessioni), а почти современный статут Бергамо оговаривает, что, если кто владеет участком, расположенным среди чужих земель, подеста, по его просьбе, может принудить соседа к обмену или продаже его участка для упразднения чересполосицы.39
с той настойчивостью и темпераментом, которые он проявлял и в своих коммерческих операциях и в своей политической борьбе за власть.
Франко Саккетти, новеллы которого представляют собой не только первоклассный памятник литературы (см. ниже), но и не менее первоклассный исторический источник, рисует нам ряд подобных округлений. Так, новелла 202-я рассказывает: „... когда был сеньером Фаэнцы Франческо да Манфреди, отец мессера Риччардо и Альбергеттино,... случилось однажды, что один могущественный гражданин этого города (uno possente di quella citta) имел около своих владений участок земли, принадлежавший человеку не слишком имущему. Желая купить его, он неоднократно обращался к владельцу, но не получал никогда согласия, так как этот человек обрабатывал его как мог и на него содержал себя и скорее бы продал себя, чем участок. Не имея возможности добиться своего, этот могущественный гражданин решил прибегнуть к силе. Границей между его владениями и этим участком являлся небольшой ров, и когда он пахал свой участок, он отхватывал плугом от соседнего то один локоть земли, то больше. Человечек этот, хотя и замечал это, но не решался возражать и только жаловался тайно немногим своим друзьям. Дело пошло так, что если бы не вишневое дерево, которое, как всем было известно, росло в середине участка человечка, он бы понемногу забрал весь этот участок. Видя как его грабят, и что он не может не только пожаловаться, но даже сказать об этом слово, этот добрый человек впал в такое состояние огорчения и гнева, что имея всего два флорина в кошельке, пошел в Фаэнцу и, обойдя все большие церкви города, упросил, чтобы в такой-то час они звонили в колокола, причем час был выбран между вечерней и девятью часами. Так и было сделано. Священники, получив за это деньги, в условленное время начали усиленно трезвонить в колокола, так что все в городе смотрели друг на друга и спрашивали: «Что это значит?" Добрый же человек, как безумный, бегал по городу. Всякий видя его, спрашивал: ,,Эй, вы! почему вы бежите?" или: ,,Эй вы! почему звонят колокола?". А он отвечал: „Потому, что умерла справедливость!" и в другом месте: „За душу справедливости, которая умерла!". Дальше рассказывается о том, что сеньер города заинтересовался происходящим, вызвал к себе бедняка и, выслушав его рассказ, приказал вернуть ему не только захваченную у него землю, но и два флорина, истраченные на колокольный звон. -,И если бедняк говорил, —меланхолически заканчивает Саккетти,— что звонили из-за смерти справедливости, то, может быть, лучше было бы ему сказать, что звонили, чтобы справедливость воскресла И, действительно, здорово надо было бы в наши дни звонить, чтобы воскресить ее".40
Этот рассказ не единичен у Саккетти. В другой новелле (88-й), цитированной мною в другой связи,41 рассказывается, как фло-рентинский землевладелец из рода Медичи отбирает у бедняка вчноградник, и бедняк выручает его жалобой старшему в роде Франческо де Медичи, аргументируя тем, что если на отбирание виноградников свирепствует эпидемия, которых много в это время, то он против этого не возражает, если же эпидемии нет, то пусть ему виноградник вернут. ,,И не следует смеяться над этим, — заключает новеллист, — ибо, если кто хорошенько присмотрится, то увидит, что за все последнее время на все в мире свирепствуют эпидемии, кроме одного—делать добро, на обратное же эпидемии появляются постоянно и длятся долгое время".
Так богатые и могущественные граждане городов-коммун, используя свои богатства, округляют свои владения за счет бедных „человечков", принужденных к концу XIV века покорно отступать со всех своих позиций как в деревне, так и в городе.
дом, вилла, в которой от времени до времени живет владелец, удаляющийся на несколько дней, а то и недель, от сутолоки городской жизни и одновременно использующий эти дни для наблюдения над работой всего хозяйственного аппарата поместия. Мода на постройку пышных вилл, тесно связанная с новым отношением к природе, выдвигаемым первыми гуманистами, появляется уже в XIV веке, хотя расцвет ее относится к веку следующему.
Вокруг богатой барской виллы располагаются земли половников и их жилища. В наиболее характерных случаях эти домики не составляют единого поселения, а разбросаны по соответствующим участкам, часто находясь на довольно значительном расстоянии друг от друга, образуя тот своеобразный сельский пейзаж, который сохранится в Тоскане до XX века.
Эти живущие отдельно друг от друга арендаторы-половники, люди самостоятельные и энергичные, сидящие на землях влиятельных городских пополанов, подчиняясь законам, издаваемым этими пополанами, естественно, в той или иной мере, оказываются втянутыми и в политическую жизнь городской коммуны. Так, в годы, следующие за „черной смертью", годы значительного усиления социальных низов, вызванного дефицитностью рабочих рук, сельское население флорентийского контадо выступает со своими политическими требованиями, устраивает забастовки на землях, принадлежащих гражданам города (январь 1348 г.). Эти требования вызывают ряд политических мероприятий приората, а в следующем 1349 году—особые его постановления (от 25 августа), организующие комиссию из восьми пополанов для определения норм заработной платы сельскохозяйственных рабочих и их обязательств по отношению к владельцам земли. Но и работа этой комиссии не приводит к умиротворению. Жалобы и претензии поселян (contadini) продолжают поступать в правительственные органы коммуны. Так, в 1362 году сеньерия рассматривает жалобы ряда поселян на неправильное взимание с них „тиранами", т. е., очевидно, местными землевладельцами, различных поборов.42
во Флоренции в руки „жирного народа" означал конец и политических претензий флорентийских .поселян". Однако не следует полагать, что полное разложение феодального поместья, которое мы можем наблюдать вокруг наиболее передовых городов-коммун, в первую очередь вокруг Флоренции, имело место на всем протяжении Аппенинского полуострова. В разных его частях мы встретим различные стадии этого процесса. В областях, которые не тяготели к республиканским городам-коммунам, а входили в состав более или менее откристаллизовавшихся монархических сеньерий и, в частности, в папской области, крепостная зависимость по большей части исчезла, заменилась арендой или половничеством, что, однако, ввиду отсутствия законодательного и экономического воздействия могущественной соседней коммуны не привело к распаду старых поселений и, частично, старых методов землепользования. Крестьяне остаются жить на старых, чересполосных участках, живут в старых деревнях и нередко сохраняют значительные и немаловажные остатки объединенного пользования землями всего поселения. Так, относящиеся к середине четырнадцатого века статуты ряда сельских местностей, распоюженных вдали от ведущих городских коммун (статут Варезе. у Бергамо от 1347 г., статут Масса Фискалия от 1374 г., статут Норчии в папской области в 1342 г. и ряд других) прямо говорят об общинных угодиях, в первую очередь выгонах, и регулируют пользование ими.43
Наконец, как мы уже упоминали выше, на окраинах полуострова, в частности в Фриуле и в некоторых районах Пьемонта, продолжали сохраняться и крепостнические отношения и феодальные поместья в почти неизмененном виде. В отдаленном Фриуле, мало связанном с остальной Италией, эти пережитки старых порядков не вызывают особых недоразумений, в Пьемонте же с ними связан ряд народных восстаний, относящихся ко второй половине XIV века и особенно разгорающихся в восьмидесятых годах этого века. Так, в течение трех лет, с 1382 по 1384 г., здесь свирепствует крестьянское восстание, известное под тем же названием восстания „тушинов", которое встречается во Франции этого времени и расшифровывается как народное слияние двух слов „tutti" (все) и „uno" (один), так как лозунгом восставших был: ,,все как один". Восставшие крестьяне, собравшись в большие отряды, грабят и жгут рыцарские замки, еще многочисленные в Пьемонте, и, объявляя себя врагами сеньеров, признают своим господином графа Са-войского Амедея VII. Последний неоднократно вмешивается в борьбу, поддерживая, как и следовало ожидать, феодальных землевладельцев, но принужден в ряде случаев санкционировать освобождение крестьян от крепостной зависимости и их непосредственное подчинение центральной власти (решение 9 июля 1387 г. по делу крестьян сеньеров Канаведа).44
к переходу земли в руки городских зажиточных слоев и к установлению ими новых форм эксплоатации этой земли, в первую очередь половничества,— тенденции, наиболее ярко проявляющейся в Тоскане и, в частности, во флорентийских владениях, но оказывающей свое, и притом немаловажное, влияние и на районы гораздо более отсталые, сохраняющие значительные феодальные пережитки.
При этом новые формы и особенно наиболее распространенная из них — половничество, вытекающие логически и закономерно из отрицания старых феодальных порядков, приводят по существу к преодолению этого отрицания, т. е. к воскрешению на новой основе этих порядков. Правда, в течение XIV века все это еще находится в стадии становления и поэтому не бросается в глаза, но будущее покажет, что своеобразные формы эксплоатации сельскохозяйственного населения, созданные в XIV веке, во многом возвращаются к феодальным порядкам.