Шотландская поэзия XV в. Генрисон.

3.Генрисон.

Ко второй половине XV столетия относится творческая деятельность одного из наиболее даровитых шотландских "чосерианцев" - Генрисола, отличавшегося значительным и ярко выраженным поэтическим своеобразием. Жизнь его известна так же плохо, как и биография большинства шотландских писателей этих времен. Роберт Генрисон (Robert Henryson - в некоторых ранних источниках он называется также Henderson) родился, повидимому, между 1420 и 1430 гг. Он принадлежал к ученой корпорации университета в Глазго и имел звание магистра. Позднейшие документы (1477 и 1478 гг.) называют его, однако, нотариусом: то обстоятельство, что должность эту в то время занимали обычно духовные лица, давало повод заключить, что он также принадлежал к духовному званию, но на титульном листе лучшей рукописи "его "Басен" (Harleian Ms., 1570 г.) он именуется "школьным учителем"; повидимому, преподавательская деятельность его связана со школой при Бенедиктинском аббатстве в Думфермлине. Время его смерти также не известно нам в точности; В 1507 г. Дунбар, быть может, знавший его лично, упоминает его среди умерших поэтов Шотландии.

Генрисон является автором ряда произведений, занимающих видное место не только в шотландской, но и в английской поэзии; некоторые из них обнаруживают его начитанность в поэзии Чосера; в других он идет вполне самостоятельными путями и вводит в шотландскую и английскую поэзию совершенно новые для них поэтические жанры. Первый в Шотландии лирический поэт в полном смысле этого слова, Генрисон был также автором первой пасторали, а его "Басни" считаются одним из лучших образцов этого жанра в шотландской и английской поэзии. Тем не менее и в жанровом, и в стилистическом отношениях Генрисон еще всецело связан со средневековой литературой; античные мотивы проникают к нему через посредство средневековых источников, в монастырско-христианском обличии и со всей наивной прелестью свойственных им анахронизмов; средневековая традиция чувствуется у Генрисона и в его приемах пользования аллегориями, и в его дидактических тенденциях, философских отступлениях и концовках.

Близость Генрисона к народной поэзии, однако, опосредствованной для него некоторыми книжными воздействиями, чувствуется в его стихотворной пасторали "Робин и Макейн" (Robene and Makyne), сделавшейся первым и в то же время одним из удачнейших образцов пасторали в шотландской и английской поэзии. "Робин и Макейн" восходит к пасторалям старофранцузской поэзии, хотя ее непосредственный французский источник доныне не найден. Французские пасторали обычно повествуют о любовном приключении рыцаря (или пастуха) и пастушки, причем герою принадлежит инициатива в любви. У Генрисона влюбленной оказывается пастушка, и именно ей принадлежит инициатива первого признания.

ей, что ему некогда думать о нежностях, так как у него много дела с овцами, и Макейн удаляется с глазами, полными слез. Но с вечерним покоем и прохладой в сердце самого Робина вкрадывается любовная тоска; он сожалеет о своем грубом отказе и отправляется на поиски пастушки. Но Макейн слишком оскорблена; теперь она не хочет о нем и слышать и прогоняет его обратно к стадам, словами старой песни: "Кто не хочет, когда может получить, не получает ничего, когда хочет".

В поэме Генрисона об Орфее и Эвридике (Orpheus and Eurydice) впервые отчетливо чувствуется влияние Чосера. Сюжет заимствован из столь любимого Чосером Боэция. У Генрисона Орфей, царь фракийский, ищет утраченную Эвридику на небесах, на солнце и планетах, на земле и, наконец, в преисподней, где, как и в дантовском аду, он встречает не только Цезаря и Нерона, но и многих пап и кардиналов. Жалобы тоскующего Орфея полны высокого лиризма. В "Робине и Макейн" Генрисон употребляет октаву. Поэма об Орфее написана семистрочной строфой. Эту излюбленную строфическую форму Чосера Генрисон удерживает также в одной из своих лучших и наиболее зрелых поэм - "Завещание Крессиды", которая и тематически примыкает к знаменитому произведению Чосера.

"Завещание Крессиды" (The Testament of Cresseid, 616 стихов) написано Генрисоном в поздние годы его жизни. В прологе автор рассказывает, как однажды зимней ночью он, сидя у камина, читал книгу "достославного Чосера" о Троиле и прекрасной Крессиде и ему представилось, что великий поэт был неправ, оставив безнаказанной неверную красавицу.

Поэма Генрисона представляет нам Крессиду после того, как она брошена ее новым любовником Диомедом. Мы видим ее, обезображенную проказой, с трещеткой в руках, которой она предупреждает всех встречных о своем приближении. Однажды она встречает Троила, возвращающегося после победы. Они не узнают друг друга; однако Троил случайно взглянул в лицо прокаженной, и черты ее искаженного лица внезапно и мимолетно пробудили в нем воспоминание о той неверной красавице, которую он когда-то так сильно любил. Повинуясь безотчетному влечению сердца, он бросает ей кошелек, полный золота, и с тяжелым сердцем скачет дальше. - Крессида берет этот дар, не зная имени великодушного и щедрого рыцаря; услышав имя Троила, она падает без чувств. Потрясение оказалось слишком сильным: Крессида умирает от горя и угрызений совести, произнося свою последнюю жалобу (эта "Жалоба" представляет собою как бы отдельное лирическое стихотворение, вправленное в поэму, что подчеркнуто и изменением характера ее строф - девятистрочных, в отличие от семистрочных строф всей поэмы). Кольцо, которое Крессида некогда получила от Троила, отослано ему обратно с известием о ее смерти. Троил велит воздвигнуть на ее могиле памятник и написать на нем золотыми буквами: "Под этим камнем лежит троянка Крессида. После высшей славы узнала она горькую нужду. Проказа сразила ее - а вот она мертва". Античный сюжет окрашивается у Генрисона шотландским колоритом; несмотря на упоминания о Венере и Купидоне, можно подумать, что действие происходит на одной из проезжих дорог Шотландии. В этой поэме Генрисона много пафоса и сурового величия, которого не ослабляют и рассеянные в ней моралистические отступления и обобщения. К поздней поре творчества Генрисона относятся также его "Басни".

Исследователи нередко называют Англию родиной средневековой басни; здесь с ранних времен нормандского завоевания обращалось много басенных и родственных им сборникоов на трех языках, - французском, латинском и английском. Начиная с XII в., ходило по рукам много латинских басен, которыми охотно пользовались проповедники и сочинители назидательных повествований - "примеров" (exempla). Однако древнейшие дошедшие до нас тексты басен, писанные в Англии и Шотландии, исключительно латинские и французские; о существования басенных сборников на английском языке мы можем только догадываться. Самыми, ранними из сохранившихся являются семь басен Лидгейта, возникшие в начале XV в., и басни Генрисона, относящиеся к последней четверти этого века.

саду, среди зелени и цветников, является поэту, сам Эзоп, конечно, в средневековом наряде, - на голове его "пурпуровый капюшон, отделанный шелком", - и рассказывает свои басни, числом тринадцать. Это - известные эзоповские басни, заимствованные из различных средневековых источников, - из Лидгейта, из анонимных латинских прозаических басен и др.; чувствуются также и иные влияния, прежде всего Чосера: у него не только заимствован сюжет третьей басни Генрисона (The Taill of Chantecleir and the Foxe), но и все басни вообще написаны чосеровской семистрочной строфой, как и "Завещание Крессиды". Многие из басен напоминают автора "Кентерберийских рассказов" своим теплым юмором и иронической усмешкой. Наиболее популярной стала вторая басня Генрисона - о деревенской и городской мыши (The Taill of the uponlandis Mous and the burges Mous), полная тонкой наблюдательности, юмора и живописных подробностей.

знатном доме, словно какой-нибудь член гильдии и полноправный гражданин. Однажды, прискучив городской обстановкой и затосковав о приволье полей, городская мышь решает навестить свою сестрицу; переодевшись паломником и взяв посох в руки, отправляется она ночью по пустынным тропинкам, сквозь мхи, кустарники, пустоши и болота Шотландии. Сестра принимает ее со слезами радости, объятиями и поцелуями; но жилище ее - жалкая трущоба, "без согревающего огня и приличного освещения", а ужин, предложенный радушной деревенской хозяйкой, пробуждает лишь отвращение и тошноту в избалованной городской жительнице. "Прости меня, - говорит она сестрице, - но можно сломать зубы, грызя этот сухой горох и орехи. Брось эту дыру, переберись, ко мне; ты увидишь, какую жизнь я веду; моя страстная пятница лучше твоей пасхи!" И вот они отправляются. Великолепно сервированный ужин - сыр, масло, солод, рыба, блюда без конца, с шутками, песнями и танцами, - вводит деревенскую жительницу в новую, неведомую для нее жизнь, полную очарований и соблазнов; но вскоре обнаруживаются и теневые стороны такого существования. В самый разгар веселья, в кладовой богатого городского дома, где происходит пиршество, внезапно появляется эконом. Городская мышь, нисколько не заботясь о сестре, мгновенно скрывается в известное ей убежище; деревенская, не зная куда спрятаться, от страха падает в обморок; эконом спешит и быстро уходит, не заметав ее и громыхая ключами; опасность миновала, но деревенская мышь все еще без чувств. "Где ты, дорогая сестра? Крикни "пип!", и я найду тебя!" - кричит ей городская, и, наконец, находит ее, все еще рыдающую и дрожащую; не без труда удается ее успокоить. Ужин возобновляется, но едва они принимаются за еду, как в комнату входит кот Гильберт. С быстротой молнии городская мышь вновь исчезает; ее сестре, израненной, полумертвой, с трудом удается спрятаться в щель, куда не достигают острые кошачьи когти.

Деревенская мышь в безопасности, но теперь она приходит к выводу, что ее бедное деревенское существование куда лучше, чем великолепная, но тревожная жизнь в городе, и спешит в свои поля, в свою жалкую, но надежную норку. Заключающая басню мораль прославляет бедность как источник всех добродетелей и отсутствие чрезмерных требований как главное условие счастья и довольства. Эта басня Генрисона всегда нравилась читателям своей наглядностью и живописными подробностями повествования. Первая сатира Уайета начинается также изложением басни о городской и полевой мыши. В конце XVIII в. Роберт Бернс в стихотворении "К полевой мыши, разоренной моим плугом", описал этого "пугливого, серенького зверька" с нежностью и лиризмом, но первым в шотландской поэзии это сделал Генрисон в своей второй басне.

Многочисленные шотландские поэты - современники Генрисона - в большинстве своем известны нам теперь лишь по имени.

Непрестанные кровавые войны с Англией, а впоследствии борьба внутри страны в период реформации оказались гибельными для многих шотландских книгохранилищ и уничтожили большую часть памятников шотландской поэзии. Помимо ряда анонимных произведений, написанных в Шотландии в конце XV и начале XVI вв., до нас дошли лишь произведения двух поэтов, пользовавшихся особенно громкой славой. Это были Вильям Дунбар и Гевин Дуглас.