3.Моралите.
Параллельно с "мистериями" и "мираклями" на английских театральных подмостках XIV-XV вв. шло развитие особого драматического жанра - "моралите" (moral play). Моралите, "нравственным действом", во Франции и Англии называлось аллегорическое представление, имевшее определенную поучительную тенденцию. В качестве действующих лиц здесь выступали воплощенные в сценических образах абстракции - пороки, добродетели и т. д. или сугубо обобщенные фигуры человека вообще, человеческого рода, возрастов человеческих и т. д. Драматическая коллизия моралите состояла в борьбе доброго и злого начал, персонифицируемых в различных образах, за человека и его душу или за вечные нравственные истины, причем в большинстве случаев, согласно христианской этике и богословским откровениям, - побеждало доброе начало. Своей благополучной развязкой моралите стремилось внушить зрителям умиротворяющее значение покаяния, необходимость религиозной дисциплины и утверждало безусловность авторитета церковной власти. Распространенным мотивом моралите являлось прощение грешной души; даже закоренелым грешникам уготовано небесное блаженство, если они в последние роковые минуты признают свои заблуждения и задумаются над теми средствами своего перерождения, какие предлагает им христианская церковь; из объятий "зла" вырвут их раскаяние, чистосердечное покаяние, исповедь, полное подчинение "небесным силам".
Теснейшая зависимость моралите от кодекса христианской нравственности ограничивала идейные и сюжетные возможности этого драматического жанра. Тем не менее, моралите сумело все же поставить многие из тех проблем, которые охотно разрешали последующие поколения в своих философских исканиях; в области драматической формы моралите сделалось такой же важной ступенью к последующей светской трагедии, как "интерлюдия" - к комедии. Моралите открывало дорогу обсуждению в драме чисто человеческих дел и житейских принципов поведения, разрешало выводить на сцене таких действующих лиц, каких не знало церковное предание, - хотя и давая их еще в отвлеченно аллегорических образах. В последнем отношении развитие моралите шло параллельно с развитием аллегорического метода изображения в других литературных родах и было столь же доступно наивно-реалистическим восприятиям и истолкованиям. Ограниченное в своем философском, идейном содержания моралите было, однако, чрезвычайно разнообразным со стороны своих внешних форм; в ряду английских моралите XIV-XV вв. мы находим и примитивные по своему построению и художественной обработке действа, и сложные обстановочные театральные зрелища; пьесы однообразного, строго-религиозного характера и настоящие драмы, полные реалистических деталей, гротесков и даже довольно грубого шутовства. В Англии XV в. моралите становятся излюбленным жанром и даже оказывают влияние на "мистерии" и "миракли", в которых, например в "Марии Магдалине", начинают фигурировать такие персонажи, как Чувственность, Любопытство, Плоть, не говоря уже о Семи смертных грехах, издавна получивших в английской литературе вполне характерные воплощения. Первые английские моралите относятся, повидимому, к концу XIV столетия. Из дошедших до нас моралите одним из наиболее ранних является "Король жизни" (King of Life, около 1400 г.) - вариация "прения Живота со Смертью", столь популярного во всей письменности европейского средневековья. "Король жизни", напоминающий, кстати сказать, русский фольклорный образ Аники-воина, похваляется своей земной властью и могуществом, имея таких помощников, как Сила (Fortitudo) и Здоровье (Sanitas), и с презрением отзывается о самом безжалостном из своих врагов - Смерти. В отличие от "диалогов Живота и Смерти", где количество спорящих ограничено, указанное английское моралите, в целях придания сюжету большей сценичности, зрелищности, вводит в действие королеву, которая напрасно увещевает супруга не кичиться перед Смертью и оставить свои спесивые речи, и епископа, призывающего его к покаянию. "Король жизни" отвечает им дерзко и заносчиво, ссылаясь на свою молодость, на свою склонность к светским развлечениям, - охоте, придворной жизни, радостям любви. Епископу он говорит: "Ступай своей дорогой и научись лучше проповедывать!" Дошедший до нас текст кончается одной из кичливых речей короля, который посылает гонцов по всему свету, чтобы вызвать охотников помериться с ним могуществом.
В центре круга, опоясанного барьером или рвом, наполненным водой, представлен аллегорический Замок Стойкости, а под ним - ложе, предназначенное для персонажа, изображавшего Человечество в образе ребенка, "пока он не поднимется и не вступит в действие", и становящегося затем стариком. В пяти различных направлениях круга размещаются "места" других аллегорических действующих лиц - на востоке для "бога", на западе для Мира, на севере для Велиала, т. е. ада, на юге для Плоти, наконец, на северо-востоке для Алчности. Очевидно, этот спектакль требовал весьма сложного декоративного устройства и сценических эффектов, тем более, что и текст не забывает описать в соответствующих местах живописные костюмы действующих лиц и указать, что, например, Велиал должен иметь при себе трубки, начиненные порохом, которые при появлении его на сцене не должны замечаться зрителями, а затем, видимо, неожиданно взрываются.
добрым и злым ангелами. Далее, следует его борьба с искушениями плоти в юности; более тесное сближение со смертными грехами в дни зрелости. Но и добрые начала не дремлют: Исповедь и Раскаяние вырывают его у грехов и показывают ему Замок Стойкости - надежное убежище от нападений его врагов. Во второй части темные силы во главе с самим "князем тьмы" осаждают Замок Стойкости как настоящую феодальную крепость, по всем правилам тактического искусства, но замок выдерживает их дружный натиск; грехи, грозившиеся сравнять с землей его неприступные стены и сломать его украшенные резьбой башни, побеждаются соответствующими добродетелями: гордость - смирением, зависть - любовью, гнев - терпением и т. д., и оттесняются розами, символом ран христовых, которые наносят им "синие и темные ожоги". В этом моралите много других эпизодов, аллегорически изображающих историю человеческой жизни от колыбели до могилы. Смерть застает человека во власти нового искушения - Корыстолюбия, засыпавшего его золотом. После смерти человека идет спор о его душе; наконец, она спасена по заступничеству Милосердия, и спектакль заканчивается торжественным наполнением гимна "Тебе, бога, хвалим" (Те Deum laudamus).
С "Замком Стойкости" во многом сходны другие английские моралите XV в. - "Мудрость" (Wisdom, около 1460 г.), "Человечество" (Mankind, около 1475 г.), "Дух, Воля и Разум" (Mynde, Wille and Understanding, вторая половина XV в.) и др. "Мудрость" - произведение наставительное, проповедническое по преимуществу. Предполагают, что это моралите представлялось в стенах какого-нибудь монастыря. В нем проводилась аскетическая идея, изображались преимущества созерцательной жизни и радости, полной отрешенности от мирских благ; смерть овладевает здесь душой по решению мудрости, и эта развязка мыслится ее как трагический, но как благополучный исход.
"Человечество" - моралите иного склада; оно рассчитано на иной круг зрителей и замечательно своими элементами народности, обилием сатирических и реалистических черт. "Человечество" представлено здесь в гораздо более характерном, индивидуализованном облике, да и искусители его, препятствующие ему вести порядочную, простую жизнь земледельца и доводящие его до самоубийства, представлены в более реальных очертаниях, вплоть до чортика Тутивиллуса. Здесь много веселых, острых и непристойных шуток, намеков на определенные лица и события, хорошо известные тем зрителям, для которых пьеса предназначалась. Таким образом комический и сатирический элементы прочно обосновались и в моралите, сближая их в этом смысле с "мистериями" и облегчая тем самым возможность обоюдного воздействия их друг на друга. В моралите "Дух, Воля и Разум" Люцифер в образе опытного волокиты обольщает душевные силы человека. Эта сцена носит, совершенно фарсовый характер.
но лишь последние предсмертные часы расчета с нею; в монологах главного действующего лица перспективно освещается и вся его предшествующая история. Назидательная тенденция, как во всех моралите, проявляется в наставлениях к Человеку - развивать свой характер и своевременно обуздывать страсти. Это произведение, отмеченное глубокой серьезностью и почти трагическое по своему колориту, пользовалось большой популярностью в течение всей почти первой половины XVI столетия; между 1509-1537 гг. оно было издано в Англии четыре раза. Неясными остаются, однако, и время, и даже место его возникновения. Значительное большинства исследователей считает его древнейшей редакцией голландскую пьесу (Elckerlijk), напечатанную в Нидерландах еще в 1495 г. Питером Дорландусом; на чрезвычайную распространенность этого моралите в Нидерландах указывает то, что его основную тему запечатлел также художник Питер Брейгель в одном из своих рисунков. Всякий Человек изображен здесь в облике нидерландского горожанина; он тщетно ищет самого себя среди тюков с товарами, бочек и ящиков, среди наук и искусств, в деревне и на войне; перед ним зеркало с надписью: "Познай самого себя".
Всякий Человек живет, не предчувствуя кончины, всецело преданный мирским усладам. Но смерть является к нему, чтобы призвать на суд божий. Напрасно просит он об отсрочке, напрасно хочет он подкупить нежданную гостью; она требует тотчас же отправиться с ним в путь, откуда нет возврата. Но Всякий Человек не сразу понимает безысходность своего положения; он просит сопровождать его в этом паломничестве Дружбу, Родню, Собственность, но те отвращаются от него; тогда он обращается за помощью к Добрым делам или, лучше сказать, доброму Поступку, так как они воплощены в одном лице, - но тот лежит на земле, холодный, ослабевший, связанный грехами Всякого Человека настолько, что не может пошевельнуться; Поступок отправляет Всякого Человека к своей сестре, Знанию, которая ведет его к исповеднику, одев в одежды сокрушения. Затем Всякий Человек в сопровождении Поступка, оправившегося от изнеможения, его сестры и новых лиц, Благоразумия, Силы, Красоты, Пяти чувств, заботится об исполнении последних дел, пишет свое завещание и отправляется к отрытой могиле. При виде ужасов тления его оставляют один за другим - Красота, потом Сила, Благоразумие, Пять чувств. С ним остается только Знание. Радостно принимают, в конце-концов, небесные силы человеческую душу, очистившуюся от скверны. Все произведение заключает несложная мораль, произносимая неким "доктором".
ей последующей драмы профессионального английского театра. Нравственные поучения в моралите преподносились зрителям в форме театральной игры, отличавшейся действительной занимательностью. Реализм городской культуры пробивался здесь столь же явственно, как просачивался он и в истолкование евангельских фигур мистерий. Неудивительно, что в XV в. оба драматических жанра нередко смешивались. Фигуры Пороков и Добродетелей появлялись в пьесах, драматизировавших различные библейские и евангельские эпизоды, в сценах из жизни святых; фарсовые сцены мистерий, в свою очередь, могли пристраиваться к моралите. Общими для всех жанров являлись, однако, все повышавшиеся требования жизненности и правдивости сценического воспроизведения действительности. Речи Дурного Совета - аллегорического персонажа в моралите "об евангелисте Иоанне" - звучали, например, столь же злободневно, как и монологи вполне реальных лиц какой-нибудь "интерлюдии": "Возвратившись из Рочестера, я потерял весь свой заработок. Нет, я уже больше не пойду в Ковентри, клянусь в этом! Ведь эти парни поставили меня к столбу (очевидно, как вора) и забросали мою голову яйцами, да так здорово, что мой нос истек кровью, словно боченок с тридцатью кружками вина". В еще более поздних моралите действующие лица иногда прямо теряют свое условное аллегорическое значение и обогащаются вполне конкретными чертами, взятыми из окружающего быта; в одной "моральной игре" начала XVI в. - "Богатство и здоровье" (Wealth and health) - пьяница Бирпот (Пивная кружка) изъясняется на ломаном англо-голландском наречии, подобно заправскому матросу. Долгое время особенно излюбленной фигурой в пьесах английского религиозного театра являлся комический персонаж, совмещавший в себе черты "дьявола" мистерий и "шутовской персоны" и увеселявший зрителей ужимками, прыжками и острыми словечками. В моралите эта фигура известна под именем Порока (Vice) и под другими наименованиями (Old iniquity, Ambidexter и т. д.). Со следами ее мы встретимся и в шекспировском театре. "Старый грех" (Old iniquity) остался даже в народном прозвании чорта (Old Nick), спутником которого он выступал в моралите.
Средневековый религиозный театр продолжал свое существование в Англии в течение всей первой половины XVI в.; лишь в 1543 г. парламентский указ впервые запретил актерам затрагивать в спектаклях религиозные вопросы, но "моральные игры" упоминаются еще в одном патенте короля Якова I, а в 1602 г., в присутствии королевы Елизаветы, еще давалось моралите "Спор между Щедростью и Расточительностью". Последние мистерии также даны были в конце XVI в., а одна из лучших рукописей их ("честерский цикл") относится уже к XVII столетию.