Глава 3. Сидней
Вершина английской ренессансной лирической и повествовательной поэзии была достигнута в творчестве Сиднея и Спенсера. Сэр Филипп Сидней (Sir Philip Sidney, 1554-1586 гг.) принадлежал к знатному аристократическому роду. Молодость его протекала счастливо. Его дядя, граф Лейстер, был фаворитом Елизаветы; ее первый министр, лорд Берли, был другом сиднеевой семьи. Окончив Оксфордский университет, где он познал гуманистическую науку, уже отделавшуюся от строгих принципов сэра Джона Чика, Филипп много путешествовал по Европе, но не так, как Уайет и Серрей, а гораздо более основательно: был в Италии, объездил чуть ли не всю Германию и Францию, знакомился с гуманистами. По возвращении на родину он завязал платонический роман с молоденькой Пенелопой Девре, сестрою графа Эссекса. Их отношения не привели к браку. Пенелопа скоро вышла за другого, но роман породил первое крупное литературное произведение Сиднея "Астрофель и Стелла" (Astrophel and Stella, около 1580-1584 гг., напечатано в 1591 г.). Это - длинная сюита сонетов, объединенных одной темой, - чувством к возлюбленной. Стелла - Пенелопа, Астрофель - сам Сидней. Сидней учился уже не только у Петрарки и петраркистов, не только у Уайета и Серрея, но и у французских мастеров сонета из "Плеяды": Ронсара, Дюбелле и их товарищей. Мастерство Сиднея очень выросло по сравнению с его предшественниками: И самые чувства, о которых он говорит, гораздо сложнее и многограннее. Петрарка уже не учит Сиднея непосредственно, как учил Уайета и даже Серрея, а скорее сообщает ему приемы и принципы, которыми он пользуется свободно.
Успех сонетов Сиднея был огромный. Они не были изданы при жизни автора, но расходились в тысячах списках. Имя Сиднея как мастера сонета называлось непосредственно после Петрарки. Писание сонетов стало своего рода эпидемией. И очень близкий Спенсер, и более далекий Шекспир в своих сонетах были учениками Сиднея.
По словам его ближайшего друга и первого биографа Фалька Гревиля, Сидней творил, "чтобы сделать себя и других не "в словах и речах, а в жизни и делах, хорошими и большими людьми". Но у него оставалось мало времени, чтобы целиком отдаться творчеству. Его отправили с почетными поручениями за границу. Молодой дипломат вернулся с надеждами на быструю карьеру. Но он имел неосторожность высказать свое мнение по ирландскому вопросу. Он взял под защиту ирландских крестьян против английских лендлордов в Ирландии. Это выступление, равно как неодобрительный отзыв о предполагавшейся помолвке Елизаветы с герцогом Анжуйским вызвали охлаждение к нему королевы, повлекшее временное удаление его от двора.
в 1607 г.).
Вместе с другими любителями литературы они составили кружок по примеру французской "Плеяды" и с теми же задачами; обновить родную литературу, подчиняя ее античным образцам. Они назвали свое содружество "Ареопагом" и обсуждали вопрос, как ввести в английскую поэзию античную просодию и сделать родными ей такие размеры, как гекзаметры, сапфические и алкеические строфы и все вообще богатство античных стиховых форм (основанных на счете долгих и кратких слогов). У Спенсера был приятель Габриэль Гарвей, педант, который впоследствии испортил много крови Марло, Грину и Нэшу. Он и был, повидимому, главным вдохновителем всех этих изысканий. Но Сидней и Спенсер были люди с большим и непогрешимым вкусом и очень скоро поняли, что английское стихосложение может жить и развиваться только как тоническое, по образцам, гениально показанным Чосером. Спенсер вскоре дал блистательное доказательство этому своим "Календарем пастуха", а Сидней, спустя некоторое время, изложил свои мысли в сочинении "Защита поэзии" (Apologie for Poetry, или иначе - Defence of Poesy, написано до 1583 г., напечатано в 1595 г.).
Непосредственным поводом к написанию книги послужило то, что пуританский публицист Стивен Госсон, не спросив разрешения Сиднея, посвятил ему одно из своих произведений. Это был памфлет, направленный против театра и драматургии, каких немало выходило из-под благочестивых пуританских перьев. Сидней был очень недоволен, но, не желая прямо отвечать Госсону, он четко и ясно высказал то, что думал, в своей книге. Это была действительно, очень красноречивая, очень убежденная, местами очень страстная защита поэзии. Она до сих пор во многом сохраняет свежесть. Недаром Шелли вдохновился книгой Сиднея и под тем же заглавием написал свою. Сидней не ограничивает своего анализа драмой. Как и другие авторы аналогичных трактатов - Гаскойнь, Путтенгам, - он охватывает всю область поэзии. О современной английской драме он, как еще увидим, невысокого мнения.
Настоящая драма, - думал он, - должна итти но следам древних. Здесь Сидней был во власти аристотелевской поэтики в тех формулировках, которые были даны теоретиками итальянского Ренессанса: Скалигером, Минтурно, Кастельветро. Он возражает против соединения в одной пьесе комических и трагических событий, требует соблюдения единств и прочее. Зато в оценке поэзии Сидней стоит на совершенно правильной точке зрения: он восхваляет Чосера, отдает дань Серрею, сочувственно, хотя с некоторыми оговорками, отзывается о Спенсере и четко высказывает взгляд, что все виды искусства должны "иметь своим объектом явления природы". Книга кончается ярким панегириком поэзии.
Утешением в опале Сиднею служила дружба с сестрой, графиней Пемброк, в имении которой он проводил много времени. Там для нее он написал роман "Аркадия графини Пемброк" (The Countess of Pembroke's Arcadia, начата в 1580 г., напечатана в 1590 г.). Он не думал публиковать эту книгу, поэтому она вышла только после его смерти и произвела впечатление не меньшее, чем "Астрофель и Стелла". В ней привлекает все: сюжет, язык, стихи, вкрапленные в прозаическую ткань, мягкая поэзия пасторальных сцен, задумчивые, немного меланхолические, пейзажи.
романы не были новостью. "Аркадия" Якопо Саннадзаро (1504 г.) появилась около семидесяти пяти лет до пасторали Сиднея, "Диана" Хорхе Монтемайора (1552 г.) - без малого тридцать. Оба романа читались, переводились, распространялись. За год до начала работы над "Аркадией" вышел "Календарь пастуха" Спенсера. Под этими скрещивающимися влияниями и возникла "Аркадия".
В "Аркадии" рассказывается, как два греческих принца, один фессалийский, другой - македонский, Мусидор и Пирокл, потерпели кораблекрушение у пелопонесских берегов и после неизбежных в таких случаях приключений попали в лес, где царь Аркадии с семьей и двором устроил свою летнюю резиденцию. Молодые люди немедленно влюбляются в царских дочерей, Памелу и Филоклею, и тут начинается вторая серия приключений, уже в пасторальном духе, с переодеваниями. Пирокл принимает обличие пастушки Зельманы. В него одновременно влюбляются и царь, и царица, которую не обманывает его платье. Романтическая атмосфера сгущается, но все кончается благополучно, и обе молодые пары счастливо соединяются к великому удовольствию обеспокоенных было читателей.
"Аркадия" - произведение по композиции сложное, В основную сюжетную линию вплетено много второстепенных и третьестепенных эпизодов. В текст вкраплено множество стихов, причем они странным образом оказываются иногда опытами в духе античной просодии или итальянской силлабики: мы там встречаем гекзаметры, элегические дистихи, терцины, октавы, всего понемногу. Словно над автором витала педантическая указка Габриэля Гарвея. И, как ни старался Сидней освободить свой стиль от влияния Лили, эвфуизмы в виде аллитераций, антитез и иных арабесок играют в его романе значительную роль: это было, в условиях тех годов, требованием жанра. Реалистический элемент занимает в "Аркадии" еще меньше места, чем в "Эвфуэсе". И описания природы, и характеристики людей в значительной мере условны. Даже когда Сидней пытается порой, в отличие от других авторов гуманистических пасторалей, подчеркнуть изящество основных образов с помощью комических фигур крестьян - Дамета, его жены и дочери, прием не достигает цели, ибо Сидней не умеет изображать такого рода фигуры ни реалистически, ни юмористически.
Тем не менее, роман имел огромный успех. Им зачитывались и кавалеры и дамы аристократического Лондона. В подражание ему родилось множество пасторальных произведений. "Розалинда" Лоджа, "Менафон" Грина и многие драматические произведения не могли бы появиться, не будь "Аркадии". Но и популярность романа, и популярность жанра, им созданного, были недолговечны. Придворно-аристократическая литература не имела настоящей почвы в Англии этого периода. Это лучше всего видно на судьбе величайшего эпического поэта елизаветинской Англии, Эдмунда Спенсера.