История западноевропейского театра от возникновения до 1789 года.
Гистрионы

Гистрионы

Жизнь феодальной Европы постепенно оживляется. Начиная с XI века, происходит отчетливое отделение ремесла от сельского хозяйства, в связи с чем усиливается обмен, расширяется ассортимент товаров, учащаются всевозможные торговые сделки. Натуральное хозяйство постепенно уступает место меновому. Хозяйственными и административными центрами становятся города. Резко нарушается замкнутость средневековой деревни. Сельские проезжие дороги превращаются в торговые пути, по которым ездят караваны купеческого и ремесленного люда и бродяжничают веселые гистрионы. Гистрионы пользуются особой популярностью в городах, и, когда какой-нибудь забавник подходит к городским воротам, его всегда встречают с радостью. Сразу же у крепостного моста собирается толпа народа, и гистрион вместо пошлинных денег за проход в город дает представление, как бы расплачиваясь с городскими стражниками натурой. В городе гистрион повсюду желанный гость: он выступает в шумных харчевнях, на базарных площадях, в ограде церковных дворов, во дворцах бургомистров и князей. «Некий студент Парижского университета горько жаловался, что богатые люди охотно подают гистрионам и оставляют умирать от голода ученых лиценциатов». Студент был прав. Редко гистрионы уходили от знатных господ, не получив наград за свои шутки и фокусы. Французский король Людовик Святой выдавал гистрионам постоянные субсидии; при дворе испанского короля Санчо IV содержался целый штат забавников-шутов, принимавших участие во всех увеселениях и празднествах. Из рассказа летописца известно, что когда германский император Генрих III женился, то к его двору съехалось множество гистрионов. Но на этот раз бродячие комедианты оказались в убытке: королевская казна по причине всенародного голода была совершенно пуста, и денег на оплату увеселений не хватило. Развлекались представлениями гистрионов и сами князья церкви. В одном из своих посланий Карл Великий запрещает епископам и аббатам содержать при себе «своры собак, соколов, ястребов и скоморохов». Но вряд ли подобные постановления строго соблюдались. Проходили века, а духовенство продолжало тайком вкушать запретный плод -это подтверждается ордонансом Альфонса X (1265) и многими другими государственными и церковными актами. Никто не мог устоять против прелести веселых, увлекательных зрелищ гистрионов, но больше всего любил их, конечно, свободный городской люд.

Гистрионы поражали всех разнообразием своего искусства. Они умели показывать удивительные фокусы: ловко жонглировали ножами и шарами, прыгали через кольца, лихо ходили на руках, делали в воздухе сальто и балансировали на натянутых канатах. Гистрионы играли на самых разнообразных инструментах: на виоле, лире, цитре, свирели, барабане. Сколько веселого шума, движений, смеха было в кварталах, куда приходили они, и какая наступала тишина, когда какой-нибудь гистрион начинал рассказывать героическую или житейскую историю. Рассказы эти захватывали слушателей очень сильно. Однажды какой-то гистрион рассказывал историю о Гекторе, и когда наступило время сообщить о его гибели, то слушатели, полюбившие всем сердцем троянского героя, начали предлагать рассказчику монеты, упрашивая его отсрочить страшный конец повествования. С не меньшим увлечением следила толпа и за всевозможными гимнастическими проделками и плясками гистрионов, любивших выступать, нарядившись по маскарадному обычаю в медведей или козлов. В танцах главный успех всегда выпадал на долю женщин, которые также встречались среди гистрионов. Когда жонглерки танцевали обольстительную пляску Саломеи, то вызывали у своих зрителей отнюдь не благочестивые мысли. Вообще в выступлениях гистрионов вольность современных нравов проявлялась достаточно отчетливо. В итальянских новеллах сохранилось немало упоминаний о шутках, которые устраивали гистрионы над своими добродушными и доверчивыми зрителями. Так, один гистрион пообещал зрителям города в час заката взлететь на небо. Услыхав об этом, толпа целый день стояла и, задравши головы, с нетерпением ждала захода солнца, а гистрион расхаживал спокойно по стенам башни, махал руками, точно крыльями, десятки раз собирался прыгать, осенял себя крестным знамением и кончил тем, что, внезапно повернувшись спиной к зрителям, обнажил зад. Особенно популярными были представления гистрионов, в которых участвовали дрессированные животные - обезьяны, собаки или медведи. Бесспорно, в этих играх проявлялось общее всему фольклорному искусству влияние животного эпоса. Как в знаменитом «Рейнеке Лисе» под видом животных высмеивались сильные мира сего, точно так же в сценах с дрессированными зверями ясно ощущалась сатирическая цель, которую отваживались преследовать гистрионы. Английский писатель XII века А. Неккэм описал одну из подобных сцен: «Гистрион приводил двух своих обезьян на военные игры, именуемые турнирами, дабы эти животные скорее могли научиться выполнять подобные упражнения. Затем он взял двух собак и научил их носить на спине обезьян. Эти гротескные всадники были одеты наподобие рыцарей; у них были даже шпоры, которыми они кололи своих коней. Подобно рыцарям, сражающимся па огороженном поле, они преломляли копья и, сломав их, вынимали мечи, и каждый бил изо всех сил по щиту своего противника. Как не рассмеяться от такого зрелища!»

Нередко гистрионы позволяли себе насмешки и по адресу духовенства. Так, среди бродячих певцов и рассказчиков была особая группа из недоучившихся семинаристов и разжалованных священнослужителей, которые специально развлекали народ пародийными сценами на католическую литургию.

иже в чашах, да святится вино твое, да приидет вакхово питье, и да будет опьянение от тебя. Хлеб наш для жратвы дай нам днесь и оставь нам великие бокалы наши». Естественно, что эти богохульники были церкви особенно ненавистны, и она преследовала их нещадно, как, впрочем, и всех остальных гистрионов. В течение всего средневековья, начиная с IX века, когда церковный совет в Туре запретил верующим людям смотреть гистрионовские игры, духовенство свирепо порицало театральное искусство. «Бесстыдство позорных гистрионов и непристойность их игры» подвергались самому жестокому осуждению. Церковь проявляла терпимость только к тем певцам и сказителям, которые составляли свой репертуар из героических и религиозных сказаний и песен. Ярким свидетельством такого разграничения гистрионов на различные группы является описание Томаса Кэбхема, архиепископа Кентерберийского, относящееся к концу XIII века. В этом документе мы читаем:

«Имеется три вида гистрионов. Одни ломаются и гримасничают в танцах и непристойных движениях, обнажают тело постыдным образом и надевают чудовищные маски. Другие, не имея определенного пристанища, бродят от одного сеньера к другому, позорят и поносят отсутствующих лиц. Третий вид гистрионов снабжен музыкальными инструментами для развлечения людей. Он делится на два рода: одни посещают публичные таверны и непристойные компании и поют там сладострастные песни; другие зовутся жонглерами, воспевают подвиги королей и жития святых и утешают людей в их печали и горестях... Этих можно терпеть, говорит папа Александр».

Подобное деление гистрионов на благородные и неблагородные группы мы встречаем не только у лиц духовного звания; приблизительно так же дифференцирует гистрионов и один из привилегированных представителей этого сословия, провансальский трубадур Гиро Рикье. Желая оградить себя и ему подобных от смешения с площадными гистрионами, Рикье обратился к королю Альфонсу Кастильскому с целым посланием, в котором предложил всю массу народных развлекателей разделить на следующие группы: «Кто выполняет низшее и дурное искусство, то есть показывает обезьян, собак и коз, подражает пению птиц и играет на инструментах для развлечения толпы, а также тот, кто, не обладая мастерством, появляется при дворе феодала, должен именоваться буффоном, согласно обычаю, принятому в Ломбардии. Но кто умеет нравиться знатным, играя на инструментах, рассказывая повести, распевая стихи и канцоны поэтов или же проявляя иные способности, тот имеет право называться жонглером. А кто обладает даром сочинять стихи и мелодии, писать танцевальные песни, строфы, баллады, альбы и сирвенты, тот может претендовать на звание трубадура».

Французский поэт XV века Вийон еще помнил этот предрассудок, когда писал:

Я различаю господина от слуги,

Я различаю издали очаг по дыму,

Я различаю но начинке пироги,

Я различаю быстро от жонглера мима.

это казалось высокомерному трубадуру. Гистрионы сплошь, и рядом умели не только прыгать и плясать, по и отлично играли на музыкальных инструментах и пели эпические поэмы. В этом проявлялась не только их талантливость, но и самый тип их искусства, еще во многом не потерявшего своего первоначального синкретического характера. Пение, сказ, пляска, игровые сценки, музыкальный аккомпанемент - все это существовало еще в единой органической связи и не достигало еще той стадии развития, когда каждый из этих жанров обособился и зажил самостоятельной жизнью. Нельзя было без оговорок противопоставлять мимов и жонглеров и по социальному признаку, потому что мимы выступали не только перед народом, но часто развлекали высшие слои общества, а жонглеры и трубадуры в своих песнях и былинах не всегда оказывались панегиристами князей и рыцарей, в их творениях отражался и гений народа, создавшего великий героический эпос о своей жизни и борьбе.

Деятельность гистрионов заключала в себе самые примитивные элементы актерского искусства - импровизацию, живое ведение диалога, пластические движения и жесты. Всего этого было недостаточно для создания театра, так как тут отсутствовало главное - умение создать психологический образ, умение личные переживания, поступки и движения выдать за деятельность вымышленной личности, не существующей в реальности, но передающей типические черты действительности. Жизненных характеров, составляющих сущность театрального искусства, гистрионы не создавали. Они действовали только от своего лица. Их искусству еще было не под силу отражать существенные стороны жизни. Оно лишь обладало свойством выражать в играх, в шутках, в смехе и ловкости гистрионов кипучую силу человеческих страстей, радость земного бытия, не заглушенную усилиями церкви.