ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ
Два эстетических принципа — тематическая зависимость от реальной действительности и органическая связь с народным творчеством — определили собой величие и своеобразие испанского театра.
Если итальянцы, подражая античным писателям, не совершили в области драматургии ничего существенного и одержали победу, только покинув сферу высокой тематики, то испанцы, доверившись жизни и народному вкусу, создали театр глубокого социального содержания и ярчайшей поэтической формы. Испанский театр, чуждый каких бы то ни было литературных реминисценций и выросший из самых недр народной жизни, отражал в себе все противоречия испанской действительности. Выражая собой героический и мужественный дух испанского народа, театр одновременно был верен идеалам рыцарства и церкви. Его народность совмещалась с монархизмом, ренессансное жизнеутверждение — с католической моралью, реалистическое правдоподобие — с абстрактной идеализацией.
Великие творцы этого театра, страстно прославлявшие жизнь, часто были поэтами, одетыми в монашеские сутаны. Противоречия доходили до истинных парадоксов. Для того чтобы защитить Тирсо де Молина от нападок духовного начальства, Лопе де Вега написал пьесу «Притворство правды, или Самый лучший актер: жизнь, смерть и мучения св. Генезия». Поэты были своими людьми и на сценических подмостках и в монастырских кельях и, когда приходила необходимость, спасали авторитетом бога театр, а средствами театра воздавали хвалу небесам.
«святейшей» инквизиции. Эти противоречия проистекали из двух исторических факторов: из героической судьбы испанского народа и из реакционной системы испанского абсолютизма.
Великое национальное бедствие, которое пришлось пережить испанцам, закалило их мужество и воспитало свободолюбивый дух. В начале VIIIвека, в 701 г., на берег Пиренейского полуострова высадились могущественные арабские полчища, которые вызвал к себе на помощь один из испанских феодалов. Арабы не ограничились порученным им делом, они двинулись в глубь страны, заняли почти весь полуостров и образовали Кордовский калифат. Испанцы скрылись в горах Астурии и Бискайи, в северо-восточном углу страны, где и жили под вечной угрозой арабских нападений.
В новых условиях совершенно изменились общественные взаимоотношения. Сеньоры, потеряв свои земельные владения, лишились и своего политического могущества. Старая феодальная формула «nulleterresansseigneur» («нет земли без сеньора») подтверждалась в своей негативной форме — нет сеньоров без земли. Но если снизилось значение дворянства, то крестьяне приобрели внезапно гражданские права и стали единственной опорой нации. Все население гор имело одну общую заботу — обороняться и по мере возможности нападать на арабов. Рыцари не слезали с коней, духовенство именем Христа призывало к борьбе с иноверцами, а масса крестьян превратилась в вольные отряды партизан. Пядь за пядью, в течение долгих восьми веков освободительной войны, Реконкисты, испанский народ отвоевывал родную землю. Каждый отнятый у арабов кусок земли превращался в военное укрепление. Огромная провинция Кастилия получила свое наименование от слова «крепость» (castillo).
— вольные общины. Необходимость увеличить войска и закрепить завоеванные земли заставила кастильскую знать привлекать в свои угодья крестьян. Лицам, заселявшим новые земли, предоставлялось самое широкое право вести независимое хозяйство, выбирать из своей среды алькальда (старшину) и рехидора (судью), создавать сельские ополчения, заключать союзы с соседними селениями и городами. И ко всему этому крестьяне получали еще возможность самовольно уходить с земель неугодного им сеньора. В одной из старинных хроник указывалось: «Члены бегетерии вправе менять сеньора семь раз на день, т. е. всякий раз, когда им вздумается». В Кастильских кортесах представители крестьянства заседали рядом с духовенством и дворянством.
В результате всего этого у испанского крестьянства создалась не холопская приниженность крепостных людей, а горделивое сознание свободных граждан. Крестьяне-воины не безмолвно подчинялись феодальному произволу, а стремились всегда и всюду в своей повседневной жизни обуздать сеньора законами и обычаями общины. Вековая борьба с арабами воспитала в народе дух благородной гражданственности, боевой инициативы и воинствующей веры. Христианство было знаменем национального освобождения, а свобода — главнейшим условием победы над врагом.
Испанский эпос родился в эпоху Реконкисты и целиком был проникнут энергией и пафосом освободительной войны. Романсы, посвященные подвигам Родриго Диаса, прозванного Сидом, Бернардо дель Карпио и другим национальным вождям, распевались по всей стране. Мужественные и вдохновенные стихи воспламеняли патриотическое чувство испанцев, звали их к героизму и внушали самоотверженность. Исторически существовавшие военачальники в народном сознании и в памяти поколений обретали легендарную мощь и великодушие, становились возвышенными поэтическими персонажами и тем самым определяли общий тон народного песенного творчества. Романсы наряду с героическими сюжетами часто отражали и чисто житейские стороны биографии героев — любовные и семейные ситуации подчинялись общему патетическому строю песен и приобретали волнующую поэтическую окраску.
— Гренада, и дело великой Реконкисты было закончено. Но уничтожение внешних врагов народа окончательно развязало руки врагам внутренним. Кастильское дворянство, перестав опасаться в последние десятилетия арабских нашествий, уже не нуждалось в военной помощи крестьян и было заинтересовано в их ослаблении. Сеньоры стремились закрепить крестьян за собой и, лишив их старинных автономий, подчинить своей власти. Такое усиление сеньоров было нежелательно королевской власти — Фердинанду и Изабелле, объединившим разрозненные провинции в единую страну. Уже с середины XVвека в Испании разгораются крестьянские мятежи и городские восстания, направленные против сеньоров. И короли, видя в этой борьбе народа за свое самоуправление единственное средство обуздать властолюбие феодалов, часто оказывались на стороне демократических масс. Города, отдававшиеся под покровительство королевской власти, сохраняли свои вольности (fueros), а в деревнях отменялось крепостное право (1486). Но этот союз между королевской властью и массой народа носил временный, тактический характер и прекратился после того, как непокорные сеньоры сложили оружие.
Испанский абсолютизм не ставил перед собой широких общенациональных задач. Сохранение самоуправлений указывало не столько на дальновидность королей, нашедших радикальное средство борьбы с непокорными сеньорами, сколько на неспособность и нежелание центральной власти непосредственно руководить хозяйственной и политической жизнью страны. «Абсолютная монархия в Испании, — писал Маркс,— имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы, вообще должна быть приравнена к азиатским формам правления». Разъясняя сущность этой азиатской формы, Маркс указывал: «Восточный деспотизм затрагивает муниципальное самоуправление только тогда, когда оно сталкивается с его непосредственными интересами, но он весьма охотно допускает существование этих учреждений, пока они снимают с него обязанность что-либо делать самому и избавляют от хлопот регулярного управления»1.
Не обременяя себя общегосударственными заботами, испанские короли думали только об интересах короны, церкви и дворянства. Не в пример абсолютизму Франции и Англии, испанский абсолютизм имел ярко сословный характер и совершенно не ориентировался на буржуазию. Когда стабилизировавшаяся королевская власть столкнулась с недовольством крепнущей буржуазии, она направила главный удар по своему бывшему союзнику.
«XVIвек был эпохой образования великих монархий, которые повсюду воздвиглись на развалинах враждовавших между собой феодальных классов — аристократии и городов. Но при этом в других крупных государствах Европы абсолютная монархия выступает в качестве... основоположника национального единства... Напротив, в Испании аристократия приходила в упадок, не потеряв своих самых вредных привилегий, а города утратили свою средневековую мощь, не получив современного значения».
номического развития. Американское золото, появившееся в огромном количестве в Испании после открытия Америки (1492), сильнейшим образом подорвало национальную торговлю и промышленность и наряду с этим невиданно обогатило королевскую казну и грандов. Золота было слишком много, и поэтому из-за границы привозили все, начиная от хлеба и кончая сукном, а испанская экономика приходила в полнейший упадок. Вместе с дворянством богатело и духовенство— вся страна была покрыта сетью монастырей. Католицизм, ревностно поддерживаемый королями, был официальной формой государственной идеологии.
Естественно, что дворянские и религиозные идеалы проникали в гущу народа и распространялись там очень широко. Испанские крестьяне издревле видели в короле символ национального единства, они были преданными католиками и защитниками веры и высоко ценили воинскую доблесть рыцарства. Этот верноподданнический дух успешно внушался во время военных походов и церковных месс. Крестьянство Испании шло на поводу не у буржуазии, как это бывало в других странах, а у дворянства. Среди испанского дворянства было значительное число разоренной мелко земельной анальгии, которая, сохраняя сословные преимущества, по своему материальному положению и образу мыслей была часто близка к демократической массе народа. Идальго порой оказывались в авангарде народных движений, и это еще в большей степени стирало грани между сословиями. Бунтуя против своих притеснителей и ненавидя их, народ все же был подвержен влиянию монархических и церковных идеалов. Именно в этом противоречии народного сознания заключается своеобразие испанского театра, выражающего одновременно и силу, и слабость народа, и его свободолюбивый дух, и его историческую ограниченность. Поэтому ренессансный театр Испании, естественно, приобрел дворянско-церковную окраску, не лишившись при этом своей органической народности.
Примечания.
1 Маркс, Революционная Испания. Сочинения, т. X, стр. 721—722.