ТВОРЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ МОЛЬЕРА
Мольер целиком посвятил свое творчество раскрытию противоестественности общественного уклада, покоящегося на силе сословной власти и частной собственности. В каждой своей комедии он показывал те или иные уродства, происходящие по одной из этих причин. Мольер, анализируя современные быт и нравы, критически оценивал их с позиций природы, которую он представлял, как и все великие гуманисты, в виде согласного сочетания личных страстей и общественной морали.
Эта общая установка определяла собой идейную воинственность и общественную глубину комедий Мольера. Фарсовая живость не мешала поэту оставаться мыслителем: в самых веселых фарсах Мольера, вроде «Господина де Пурсоньяка», есть значительная мысль, так же как в самой серьезной комедии, например в «Тартюфе», можно встретить буффонный трюк. Классицистская поэтика хоть и порицала устами Буало бурлеск, тем не менее мирилась с ним в том случае, если буффонность не уничтожала идейного смысла произведения.
Мольер унаследовал от народного фарса его бытовую конкретность. Поэтому фактура его комедий обретала такой яркий, красочный колорит, а характеристики имели житейскую весомость и плотность. Не прошло даром для Мольера и его увлечение commedia dell'arte. Стремительно развивающийся сюжет, композиционная схема действующих персонажей, органическое единство интриги и буффонад, внутреннее переплетение лирических и комических сцен, развивающихся по принципу пародийной параллельности, импровизационная легкость диалога с его острыми и ритмически четкими репликами — все это шло у Мольера от глубокого усвоения искусства commedia dell'arte, открывшей ему секрет сценического динамизма. Но фарс и commedia dell'arte, во многом определившие своеобразие комедий Мольера, не лишали их глубокого познавательного значения и не уводили из лона классицизма.
Интеллектуальные по своему общему характеру, комедии Мольера были построены по принципу рационалистической эстетики. Но стиль Мольера имеет бесспорные преимущества перед стилем трагических писателей. Преимущество это сказывается в более органической связи с ренессансным искусством. Искусство Ренессанса, в значительной степени умерщвленное педантизмом классицистских правил, в творчестве Мольера сохранило органическую народность. Классицизм, переняв у возрожденцев принцип изображения страстей, как главной динамической сущности характера, лишил страсти их конкретности. Но на творчестве Мольера это свойство классицистской поэтики сказалось в наименьшей степени. Страсти и быт существуют здесь в единстве, и если Мольер подчиняется нормам рационалистической эстетики, то это проявляется не в нивелировке житейской определенности его персонажей, а в традиционном отсечении всего того, что может отвлечь в сторону сюжет или затуманить основную, единственную тему образа. Поэтому мольеровские герои оказываются охваченными единым порывом, это натуры цельные, иих чувства всегда гиперболизированы. Страсти в изображении Мольера никогда не фигурируют на сцене как психологические подробности человеческого характера, они концентрируют в себе самую сущность натуры и выражают собой, чаще всего в негативной форме, воззрения художника на окружающий его жизненный уклад
Пушкин, сравнивая героев Шекспира и Мольера, писал: «Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера скупой скуп и только...»
Исследуя широкие пласты жизни, Мольер, как художник классицистского направления, отбирал только те черты, которые необходимы были ему для данного случая, для создания данного характера и для утверждения данной идеи. В комедиях Мольера жизнь получала отражение не в своем сложном многообразии, а уже после предварительного логического осмысления. Интеллектуальность была главной чертой. мольеровского гения — рационалистический метод определял глубокий и сознательный анализ существенных сторон жизни, порождал идейную ясность комедий, их общественную целеустремленность и композиционную завершенность. Но интеллектуальность Мольера имела и свою отрицательную сторону, — она обедняла психологию его героев и ограничивала философский диапазон его творчества. Подчиняя действительность разуму, Мольер оказался в плену исторически ограниченного сознания, в то время как Шекспир, полностью доверявший жизни, ее сложным конфликтам и противоречивым страстям и не дисциплинировавший их умышленно интеллектом, избежал этого и оказался более прозорливым и истинным художником.
Гармония между естественным и разумным, которую утверждали возрожденцы, давно уже потеряла всякий исторический смысл. Чтобы достичь хотя бы относительного общественного равновесия, нужно было добиваться победы разума над стихией, нужно было интеллектом обуздывать страсти. И Мольер утверждал принцип рационалистической комедии, сохраняя при этом связи с ренессансными традициями.
Своим доверием к человеческой природе Мольер был возрожденцем, он отстаивал право человека на счастье, но ему было уже ясно, что из источника природы истекает не только живая, но и мертвая вода,— самые естественные порывы человека, лишенные сдерживающей общественной идеи, становятся противоестественными, корыстными и эгоистическими. Но этой общественной идеи пока что не было — масса третьего сословия еще не созрела для того, чтоб итти на борьбу с феодализмом.
Тартюфы и Гарпагоны.
Слуги и служанки в комедиях Мольера своими дерзкими, порою наглыми, но всегда разумными проделками добиваются победы доброго начала над злым, они распутывают сложнейшие конфликты и выводят на чистую воду негодяев, но у них нехватает еще умения в частном мошенничестве или в единичной несправедливости увидеть общий принцип и ополчиться против него так, как будет ополчаться Фигаро. Только один раз мольеровский слуга из «Дон Жуана» позволяет себе острую политическую фразу, во всех же остальных случаях все эти Маскарили, Сганарели и Скапены, начиная от «Шалого» и кончая «Проделками Скапена» (1651), хоть и потешаются над своими господами и иногда даже колотят дружески их палками, все же остаются верными слугами, нисколько не протестующими против общественных несправедливостей.
Но если Мольер не мог видеть еще глубоких социальных противоречий действительности, он все же умел раскрыть порочность общественной системы, основывающейся на сословных привилегиях и частном владении. В этом великий комедиограф был предтечей просветителей. Недаром Дидро так высоко будет ставить драматургию Мольера и в особенности его «Мизантропа», в котором философ увидит первую попытку создания социальной драмы, имеющей своей темой критику общества с позиций просвещенного разума и естественной морали.
Но Мольер, отстаивая права природы и разума, хоть и создавал носителей этих начал в виде «honnête homme», безжизненных Клеонтов и Кризальдов, все же не идеализировал всей массы буржуазии и тем самым уберег себя от порока, который со временем окажется основным недостатком просветительской драматургии. Мольер изображал недостатки нового класса с такой же беспощадностью, с какой он писал свои карикатуры на аристократию. Буржуазия еще не оформилась как боевая сила, «разум» еще не превратил ее в свой социальный субъект, и поэтому перед искусством не стояла задача извлечения из каждого буржуа его органической «природной нравственности».
Эта политическая незрелость буржуазии дала возможность Мольеру быть глубоко правдивым в изображении ее общественных пороков. Художник, свободный от необходимости идеализирования, писал современных героев наживы, не заботясь о том, что он компрометирует этим прогрессивный класс.
людьми. При внешней комичности этих столкновений сами по себе они глубоко драматичны: Дон Жуан гибнет, Оргон чуть не лишается семьи и состояния, Гарпагон превращает собственных детей в лютых врагов, Данден доводит себя до полного отчаяния, Аргон познает всю меру человеческой подлости и т. д. Смешное все время находится на грани драматического, но это не уменьшает, а лишь усиливает комическую сущность произведений Мольера.
Мольеровские герои искренне уверены в справедливости своих идей и поступков, они совершенно одержимы своими страстями и самозабвенно борются за их осуществление, и чем одержимей они в этой борьбе, тем смешней, так как смех рождается из несоответствия воодушевленности их действий с низменностью их целей. Заурядные побуждения возводятся в идеал, и это делает самоуверенность мольеровских персонажей мнимой и превращает ее как бы в пафос сатирического обличения пошлых страстей.
Сатирический гений вырастает только из идейной ясности и целеустремленности художника. «Цель комедии, — писал Мольер, — состоит в изображении человеческих недостатков, и в особенности недостатков современных нам людей». Мольер не только правдиво изображал свое время, но и резко указывал на вопиющее несоответствие жизни с природой, т. е. с теми идеальными нормами, которые выработал гуманизм и будет развивать просветительство.
Такой идейный диапазон мог существовать только у человека, не зараженного ни сословными предрассудками, ни буржуазной ограниченностью, у художника, который «господствовал над нравами своего времени» (Гете) и, оставаясь верноподданным короля, выражал своим творчеством затаенное недовольство широких масс третьего сословия. Широта и бесстрашие воззрений Мольера, его постоянное стремление обнажить в своих комедиях самое существенное содержание действительности, его страстная вера в свой писательский долг, превращающий творчество в гражданский подвиг, — все это делало королевского комедиографа великим народным поэтом, истинной главой французского театра, гением, указавшим театральному искусству путь к реализму.