1. «Зимняя сказка», «Цимбелин»
«Зимняя сказка» впервые напечатана в фолио 1623 г., но есть сведения в дневнике Симона Формана о постановке пьесы в театре «Глобус» 15 мая 1611 г. Правда, подлинность записи оспаривается, поскольку документ был опубликован известным английским фальсификатором Джоном Пейном Кольером, который во множестве публиковал подделки, вносил собственные добавления в старинные рукописи. Однако есть и другие моменты, позволяющие датировать создание пьесы: в четвертом акте танец сатиров перед королем Поликсеном является откликом Шекспира на танец сатиров в пьесе Бена Джонсона «Маска Оберона», которая была поставлена в придворном театре 1 января 1611 г.
Источник сюжета — роман Роберта Грина «Пандосто или Триумф Времени», опубликованный в 1588 г. и переизданный в 1607 г. под названием «Дораст и Фавния». Шекспир изменил имена героев, ввел персонажей, отсутствующих в романе, добавил немало психологических и философских рассуждений и значительно изменил финал. В романе Грина королева Беллария, жена Пандосто, умирает, а в драме королева Гермиона скрывалась многие годы и в финале предстала в виде ожившей статуи, когда нашлась ее дочь.
Шекспир сохранил некоторые анахронизмы и ошибки Грина, например, Богемия помещена на берегу моря, Дельфийский оракул на острове, древние Дельфы сочетаются с христианскими обрядами, упоминается русский император как отец Гермионы1— религиозная секта в Англии XVIII в.
В романе подробно описано внимание королевы Белларии к гостю, другу ее мужа, поэтому и ревность Пандосто, и его ненависть к Эгисту достаточно мотивированы. Эгиста спасает от смерти виночерпий Франко, а когда Эгист и его свита поспешно покидают страну, король обвиняет Белларию не только в супружеской измене, но и в заговоре. Королева была заключена в тюрьму и там родила девочку. Когда Пандосто узнал об этом, то приказал отправить на костер и королеву и новорожденную. Придворные убедили его, что младенец не отвечает за вину матери, — и девочку передали морякам, чтобы те оставили ее где-либо вдали от людей. Между тем пришел ответ Оракула о невиновности Белларии, и одновременно она узнает о смерти любимого сына. Королева умирает от потрясения. В драме Шекспира есть упоминание о смерти королевы Гермионы — и зритель до самого конца пьесы не сомневается в ее смерти.
Приключения юной девочки, которую пастух принял за свою дочь и назвал Пердита, что значит «Потерянная» или «Утраченная», в драме освещены иначе, нежели в романе. Там Дораст и Фавния спасаются от гнева Эгиста в Богемии, где Пандосто заключил в тюрьму Дораста до выяснения его происхождения, а главное, потому, что влюбился в Фавнию. Однако едва он узнает от Эгиста, что Фавния — простая пастушка, он охвачен ненавистью и приказывает придать смерти и ее и пастуха ее отца. В этот момент выясняется, что Фавния — его спасенная дочь, и роман заканчивается примирением Эгиста и Пандосто и браком Дораста и Фавнии. Таким образом, уже в источнике Шекспир нашел основание для приема «двойной развязки»2.
сельского «коробейника» и воришки Автолика, продающего сельским девушкам украшения и развлекающего их песенками. Однако Автолик не лишен и человеческих чувств, хотя этот бродяга более всего озабочен получением доходов от своего ремесла. Он помогает пастуху и его сыну прибыть ко двору Леонта, чтобы раскрыть правду о происхождении Пердиты.
В романе против жестокости Пандосто выступают несколько дворян, в драме эти протесты сохранены, но вмешательство дворян Шекспир заменил протестами со стороны двух персонажей — придворного Камилло и Паулины, придворной дамы, помогающей Гермионе.
— плод больного воображения и примитивного представления о человеческих отношениях. В его искаженном сознании возникают образы, лишенные связи с какими-либо конкретными фактами. Он уверяет своего советника Камилло, что Гермиона — «лошадка на палочке», «порочная как девка, которая треплет лен и отдается до обручения». Его аргументы нелепы: неужели он так неразумен, что растравил себя, загрязнил чистоту постели стрекалом, крапивой, шипами и осиными хвостами, — после этой речи Камилло воспринимает своего господина как безумца, который не отвечает за свои слова и поступки.
В глазах Леонта бегство Поликсена и Камилло подтверждает его подозрения. Он комментирует события метафорой — в чаше с питьем мог быть паук, и если человек не заметит его, то питье не сочтет ядовитым, но если кто-то укажет на паука, то человек охвачен отвращением и извергнет проглоченное. «Я выпил и увидел паука», — завершает Леонт свою аллегорию. По-видимому, Шекспир ставил целью показать патологическую основу ревнивого тирана — и вложил в уста Паулины дерзкие обличения тирании: «Какие мучения, тиран, ты мне готовишь? Колесованье? Дыбу? Огонь? Заставишь сдирать с живой кожу, кипеть в расплавленном свинце или масле? Какие старые и новые пытки должна я испытать, если каждое мое слово заслуживает худшей казни?» (II, 3, перевод мой). На угрозу отправить ее на костер она отвечает столь же смело: «Я не боюсь. Тот еретик, кто разжигает костер, а не та, кого сжигают». На обвинение в тирании Леонт отвечает, что, если бы он был настоящим тираном, Паулины уже не было бы в живых. Тема королевской «прерогативы» — полного произвола абсолютного монарха — возникает последовательно в первой половине драмы, и возможно, подсказана ситуацией первых лет правления короля Якова Стюарта, который своими капризами и жестокими судебными процессами вызывал негодование у многих современников.
— романтическая история любви принца Флоризеля и пастушки Пердиты, не знающей, что она дочь Леонта. Пролог к четвертому акту произносит Время — Шекспир углубляет свои более ранние обобщения о роли времени в жизни людей, — именно Время произносит приговор всему, что совершается. Здесь Время рассуждает о своем могуществе: «В моей власти ниспровергнуть закон и в один и тот же час основать и отменить обычай». Шекспир поясняет различие между Вечным Временем и «временами», т. е. периодами, которые имеют возраст — рождаются и умирают. Вечное Время одинаково относится и к древнему порядку в жизни людей, и к «свежему» ограниченному настоящему. В этом сопоставлении скрыта философская идея изменчивости в жизни людей — Шекспир напоминает о неизбежном развитии всего, что совершается, и о чем-то высшем, вечном, неизменном — об основе мироздания.
В изображении любви принца Флоризеля к прекрасной пастушке встречаются древние мифологические образы: в глазах принца Пердита подобна Флоре, управляющей не овцами, а младшими богами, он вспоминает, как Юпитер, охваченной любовью, превратился в быка, чтобы похитить Европу, как великий Нептун принимал облик барана, а в одном из мифов Аполлон был пастухом. Диалог переодетого короля Поликсена и Пердиты воспринимается как аллегория, косвенно отражающая отношения персонажей. Пердита вызывает восхищение своей красотой, естественностью обращения и умом, и Поликсен беседует с ней как равный. Когда она упоминает, что не возделывает в саду гвоздик, потому что их пестрая окраска — дело рук человека, и поэтому их называют «незаконными детьми природы», Поликсен возражает: их породило искусство садовода, но и само это искусство — часть природы. Садовод «сочетает браком» дикий ствол и «нежный» черенок, и кора «низкого» дерева зачинает от благородной почки. Эти рассуждения позволяют видеть в Поликсене ученого, далекого от сословных предрассудков, однако едва он узнает, что его сын готов жениться на этой пастушке, он разражается угрозами, и влюбленные вынуждены спастись бегством. Он прибывает ко двору Леонта, чтобы помешать браку, и Леонт принимает сторону Поликсена — «отцу» Пердиты грозит смерть. Такова реальная развязка, и только позднее дается сказочный финал: выясняется, что Пердита — дочь Леонта, а Гермиона появляется как статуя, которая оживает.
Драму «Цимбелин» иногда считают «исторической», однако она основана на легендарном материале и насыщена множеством приключений. Любопытно, что издатели первого фолио отнесли драму к разделу «Трагедий» и назвали «Трагедия о Цимбелине». Шекспир соединил сюжеты и эпизоды из трех основных источников. Из «Хроник» Рафаэла Холиншеда он заимствовал легенду о древнем короле Британии Цимбелине, который правил вскоре после падения Юлия Цезаря и сохранил независимость от римлян. Сведения о нем есть и в других хрониках. Поэмы в сборнике «Зерцало для правителей» упоминают о подвиге британца Гвидерия. Обе поэмы основаны на легенде из книги Джеффри (другая форма — Гальфрид или Готфрид) Монмутского «Деяния бриттов». Это сочинение было широко известно англичанам — там множество легенд, в частности занимательные легенды о короле Артуре и его рыцарях. Третий основной источник — девятая новелла второго дня из «Декамерона» Боккаччо — история о том, как купец Бернардо поспорил с другим купцом, который доказывал, что любую женщину можно соблазнить. Бернардо был убежден в любви и верности своей жены и поставил на карту все состояние. Хитростью его противник добыл видимые «доказательства» измены и выиграл пари. Бернардо приказал слуге убить жену, но тот не выполнил приказания, а оклеветанная женщина, переодетая в мужской наряд, стала служить при дворе султана и в конце концов изобличила клеветника и вернула любовь мужа.
— второй жене Цимбелина. Поэтические эпизоды о пребывании Имогены в лесной глуши в обществе старого Белария и двух юношей — Гвидерия и Арвирага — Шекспир добавил и ввел двойную развязку: вначале финал трагичен, и только после того, как выяснилось, что юноши — сыновья Цимбелина, когда-то похищенные, а мальчик — переодетая Имогена, наступает счастливая развязка.
и грязь порока, но видя, что Имогена не понимает намеков, прямо говорит об измене ее мужа, который прельстился продажными ласками и предлагает «отомстить» ему. Имогена понимает, что муж оклеветан, когда Якимо предлагает себя в любовники. Хитрая уловка помогает его успеху: он проникает в спальню, видит спящую Имогену, запоминает обстановку. По возвращении он описывает Постуму прелести его жены и добавляет, что, утолив голод, он «продолжал насыщать свое желание».
Ненависть Постума к неверной жене принимает форму отвращения ко всем женщинам: Якимо за час овладел ею, «как досыта нажравшийся кабан / Лесов германских, только хрюкнул "хо" / И взял ее» (перевод П. Мелковой). Он отдает приказ умертвить жену, однако, узнав о ее смерти, раскаивается и ищет гибели в сражениях в лагере римлян.
Когда Пизанио передает Имогене приказ Постума, она отправляется в Италию в одежде юного пажа. В пещере, куда она попадает в пути, ее приветливо встречают двое юных охотников — она не знает, что встретила своих братьев. Беларий убеждает юношей, что жизнь вдали от власти монархов благороднее, чем жизнь придворных, однако Гвидерий и Арвираг доказывают, что в старости лучше всего — покой, но в юности необходима деятельность. Они всего лишь «неоперившиеся птенцы, которые ничего не видели даже вокруг гнезда», а их пещера — «келья невежества, темница для должников», ведь они ничего не знают, кроме охоты. Между тем появляется сын королевы, Клотен, который переоделся в одежду Постума и отправился на поиски Имогены. Он оскорбляет Гвидерия, и тот в поединке убивает дерзкого незнакомца. Беларий, узнав, кого убил юноша, сожалеет об этом, потому что убийство принца грозит им наказанием. Гвидерий отвечает твердо и разумно:
Но почему, отец? Что нам терять?
Нам не защита, так ужель мы станем
Сносить его угрозы малодушно
Иль ждать, чтобы кусок спесивый мяса
(IV, I)
Изгнанники наделены обостренным чувством независимости, однако все трое возвращаются в общество в момент, когда Цимбелин борется с римлянами. Они считают юношу, который у них жил, мертвым — Имогена выпила лекарство, данное ей, хотя королева дала Пизанио яд, а не бальзам. Аптекарь, зная жестокость королевы, заменил ядовитый напиток снотворным, поэтому Имогена всего лишь погрузилась в сон, похожий на смерть. В то время пока юноши искали место для могилы, она проснулась, увидела мертвого Клотена с отрубленной головой, приняла его за Постума, а когда появился отряд римлян, отправилась вместе с воинами. Позднее она под именем Фиделе становится пажом Цимбелина.
— это были Беларий и его сыновья, — им помогал и неизвестный воин, который исчез, затем попал в плен вместе с римлянами и ожидал смерти в тюрьме. Цимбелин приказывает привести пленных, — в их числе Якимо и Постум. Имогена видит свой перстень, и по ее требованию Якимо рассказывает о своем преступлении. Постум бросается на клеветника, в этот момент выясняется, что паж — это переодетая Имогена. Цимбелин счастлив, что нашлась пропавшая дочь, и хотел бы вознаградить отважных воинов. Однако едва он узнает, что Гвидерий убил Клотена, он приказывает предать смерти всех троих воинов, которые своим мужеством решили судьбу битвы. Такова реальная развязка, — и только затем Шекспир добавляет счастливый финал: Беларий признается, что, когда Цимбелин изгнал его по ложному обвинению, он похитил его маленьких сыновей, вырастил их и воспитал достойными воинами. Цимбелин обрел дочь и утраченных сыновей — так завершается драма. Прием «двойной развязки» Шекспир применил в драмах «Все хорошо, что хорошо кончается», «Мера за меру», «Зимняя сказка» и «Цимбелин». Возможно, что новый драматургический прием Шекспир ввел в период, когда труппа Ричарда Бербеджа получила статус «Слуг короля» и давала спектакли не только в народном театре «Глобус», но и в частном театре и при дворе. Вкусы зрителей придворного театра отличались от пристрастий народной аудитории, труппа стремилась удовлетворить всех зрителей — и актерам был обеспечен успех и процветание. Счастливый финал последней «романтической» драмы «Буря» изображен как результат волшебного искусства — сохранилось свидетельство, что она была исполнена первого ноября 1611 г. в придворном театре.
Примечания
«Русская тема» в драме «Зимняя сказка» освещена в исследовании: Алексеев М. П. Шекспир и русское государство XVI—XVII вв. — Приложение в кн.: Шекспир и русская культура. Под ред. акад. М. П. Алексеева. М.—Л., 1965. С. 784—805.
2. Тексты романа и других источников приводит Дж. Буллоу (Narrative and dramatic sources... Vol. 8. Сопоставления с источниками сделаны в давнем исследовании Роберта Бойля: Boyle R. Shakespeares Wintermärchen und Sturm. Eine Abhandlung. St Petersburg, 1885. Антология критических суждений и подробные комментарии приведены в издании В. Дж. Ролфе: Shakespeare's comedy of The Winter's tale. Ed., with notes, by William J. Rolfe. N. Y. [a. о.], 1907.