2.Роман и сказка.
Перипетии истории этого интернационального слова можно проследить на основе специальных филологических работ и показаний словарей. Начальный ее период обстоятельно освещен в опирающейся на громадный материал работе немецкого филолога П. Фёлькера «Развитие значения слова «роман». Ученый доказывает, что вначале это слово было только названием ряда европейских языков: «Романскими назывались все те языки, за исключением итальянского, которые сложились в результате развития видоизмененного местными условиями народного языка Рима. Уже в ранний период... эти языки больших масс народа вступили в осознанную противоположность с латинским как языком законодательства, церкви и науки». Позднее эти языки приобретают свои современные названия. Так, например, «название «французский» преобладает над названием «романский» (roman) уже в XIV веке, а в ходе XV века становится единственно господствующим» [1].
Однако еще значительно ранее этой смены названий языков слово «роман» начинает применяться не только к языкам, но и к написанным на них произведениям. «Первый толчок этому, — показывает Фёлькер, — дали переводы с латинского, появляющиеся в середине XII века... А вслед за тем и другие произведения на народном языке — уже не основанные на латинских текстах — получают то же название «роман» (roman)». (Цит. изд., S. 523 — 524).
Вначале, таким образом, слово «роман» имеет очень общий смысл: «книга, написанная на романском языке». Но уже к XV веку, как свидетельствуют языковые данные, слово сужает свое значение и прилагается исключительно к повествованиям на романских языках (S. 496 — 497). Фёлькер разграничивает три типа «романов»: а) переводы и обработки исторических повестей античности, подобные «Роману о Трое», «Роману об Энее», «Роману об Александре» (эти переводы с латинского и являются первыми, наиболее ранними «романами», ибо они впервые получили это название, будучи переведены на «романские» языки; б) обширные аллегорические повествования различных видов — «Роман о Лисе», «Роман о Розе» (точнее, они имели даже названия «Роман Розы» и «Роман Лиса») и т. п.; наконец, в) повествования о приключениях рыцарей, подобные «Роману о Ланселоте», «Роману о Тристане», «Роману об Амадисе» и т. д.
Повествования последнего типа преобладают количественно и, кроме того, в течение долгого времени остаются живым, развивающимся явлением (переводы с латинского, естественно, вообще не являются живым фактом литературы, а обширные средневековые аллегории заканчивают свою историю уже после эпопеи Данте, которая представляет собою как бы их завершение). Поэтому, резюмирует Фёлькер, «вплоть до нового времени под «романами» имеют в виду главным образом рыцарские истории» (S.524). Именно с этим значением рыцарской истории слово «роман», как показывает Фёлькер, в XIV веке появляется в английском языке (romance у Чосера), а к XVII веку — в немецком (der Roman). В русский язык слово «роман» в том же значении входит в XVIII веке (например, у Тредиаковского).
Итак, возникнув в качестве обозначения «книги на романском языке», слово «роман» к XV веку становится названием основного эпического жанра средневековой литературы — рыцарской повести. Естественно, что термин наполняется теперь конкретным содержанием. Он применяется «исключительно к повествованиям с вымышленным содержанием», причем к повествованиям, которые слагаются «из необыкновенных, выделяющихся из происшествий повседневной жизни событий и положений» (S. 516 — 517). С этой точки зрения «роман» противопоставляется теперь другим жанровым названиям. Основываясь на материале ряда средневековых текстов, Фёлькер показывает, что термины «roman» и «geste» «взаимно противопоставлены...; последнее равнозначно летописи, доподлинному рассказу» (S. 515). «Geste» буквально значит «деяние», и во Франции имя «chanson de geste» (то есть «песня о деяниях») носили старые народные эпосы, подобные «Песне о Роланде».
Это противопоставление вымышленного и необыкновенного «романа» и исторической «песни» очень важно для уяснения интересующих нас вопросов. «Roman» и «geste» противопоставляются по той логике, которая выразилась в научно точной русской пословице: «Сказка — складка, песня — быль». Заглянув в историю скитаний слова «роман» в целиком внятном нам русском языке, мы обнаружим весьма интересные факты. «Рыцарский роман» начиная с XIII века получает необычайно широкое распространение во всей Европе. Лишь в XVII веке этот жанр постепенно отмирает. Однако в России он достаточно популярен и в XVIII веке. Характерной чертой жанра являются его свободные странствия из страны в страну. Многие французские «романы» переходят в Англию, Германию, Италию. В России также с XVI — XVII веков широко распространены французские по происхождению «романы» о Бове-королевиче и о Петре Златых Ключей и прекрасной Магилене.
Следует подчеркнуть, что компаративисты напрасно рассматривали эти произведения в аспекте теории бродячих фабул. В данном случае речь должна идти совсем о другом — не о сложном и таинственном странствии фабулы, но о простом переводе произведений. Конечно, переводческая практика того времени еще не задавалась проблемой точности и адекватности перевода и допускала самую вольную переработку. Кстати, обработка допускается и позднее, хотя и становится менее вольной. Но, во всяком случае, русские переводы «Дон Кихота», «Жиль Бласа», «Манон Леско», сделанные в XVIII веке, едва ли можно именовать «переводами» с современной точки зрения. А в XVII веке, когда появляются переводы «Бовы» и романа о Пьере и прекрасной Магеллоне (которым зачитывался несколько ранее по-испански дон Кихот, даже летавший вместе с Санчо на «волшебном коне» Магеллоны), переводческие «принципы» еще совершенно неопределенны.
Итак, повествование о Бове-королевиче и другие подобные явления, популярные в определенный период в России, представляют собою «рыцарские романы». В XVIII веке жанр этот и в России уже отмирает и противостоит эстетически передовой литературе. В 1760 году русский литератор Порошин с горечью говорит о засилье «нелепых романов», утешаясь лишь тем, что «не у одних нас есть Бовы-королевичи, Ерусланы Лазаревичи, Петры Златые Ключи. Везде их много...» [2]. Для писателя XVIII века «Повесть о Бове-королевиче» — «роман». Под тем же названием эта повесть, дошедшая до нас более чем в трехстах русских изданиях и списках, фигурирует и в ряде работ историков литературы. Но, кроме того, история о Бове существует и в устной традиции, как волшебная сказка. Любой фольклорист назовет ее именно так. Мы сталкиваемся с явлением «двойного счета» в терминологии: «Повесть о Бове-королевиче» — это и «рыцарский роман» и волшебная «сказка». Однако этот двойной счет образуется лишь впоследствии: в XVIII веке никакой путаницы нет, ибо «роман» и «сказка» выступают в русском языке как синонимы.
типа сказки об Иване-царевиче или том же Бове. Другой известный писатель XVIII века, М. В. Попов, в предисловии к сочиненной им на материале русской истории рыцарской повести «Славенские древности, или приключения славенских князей» заявляет: «Намерение мое услужить обществу посильным трудом было мне побуждением написать сию сказку или так называемый роман» (Сиповский, стр. 217). В том же значении употребляет слово «роман» и Н. И. Новиков, который отмечает в «Живописце», что «печатаются одни только романы и сказки... Тысяча одной ночи продано гораздо больше сочинений г. Сумарокова» [3]. Через двадцать лет И. А. Крылов сообщает о том же в своем «Зрителе»: «Ни один роман еще не залежался, то и знай, что их подпечатывают, — «Тысячу одну ночь» то и дело, что раскупают»[4].
Итак, роман и волшебная сказка выступают как синонимы; различие, пожалуй, состоит лишь в объеме произведений: роман — обширное повествование, сказка — короткий рассказ (примерно таково же различие «романа» в собственном, современном смысле и «новеллы») В. В. Сиповский, который как бы присоединяется к терминологическим воззрениям писателей XVIII века (о причинах этой архаической позиции ученого XX века мы еще будем говорить ниже), именно так и решает вопрос: «Я не вижу существенного различия между романом и сказкой, особенно в качественном отношении. Уловимее различие в отношении количественном: роман захватывает огромное содержание, целую сеть событий и множество лиц — сказка, чаще всего, изображает один или несколько эпизодов и выдвигает немногое число действующих лиц...» Но сказка «по существу своему ничем не отличается от романа» [5].
Сиповский, безусловно, прав, если мы остаемся в рамках словоупотребления XVIII века (а двухтомное исследование ученого посвящено как раз русской повествовательной литературе XVIII века); волшебная сказка и роман — это синонимические термины, противопоставляемые исторической поэме (или песне), которая есть «быль», а не «складка».
Но, быть может, это только особенности русского словоупотребления, а в западноевропейских языках «роман» не сближается со «сказкой»? Та же работа Фёлькера обнаруживает, что и в романских языках дело обстоит совершенно аналогично. Фёлькер приводит высказывание французского филолога XVII века Фоше из трактата «Сочинение о происхождении французского языка и поэзии» (Париж, 1610): «Итальянцы, испанцы, немцы и другие были вынуждены строить свои романы и сказки на выдумках наших труверов» (Фёлькер, цит. изд., S. 516).
Действительно, большинство европейских «рыцарских романов» представляет переработки французских первоисточников, повествований труверов (то есть средневековых певцов рыцарства). Фоше объединяет роман в одну категорию со сказками (contes). Слово «conte» в это время обозначает именно фантастическое повествование (в отличие от «nouvelle»). «Contes» называет свои волшебные повести Перро; французский перевод «Тысяча и одной ночи», изданный в начале XVIII века, получает название «Contes Arabes».
продления жизни на долгие годы, он рассказывает вам медицинский роман. А как дойдет до проверки на опыте... вы словно пробуждаетесь от волшебного сна» [6].
Комментарии
1 P. Voelker. Die Bedeutungsentwickelung des Wortes Roman. Zeitschr. fьr romanische Philologie. 1886, X Band, Heft 4, S. 523.
2 Цит по кн.: В В. Сиповский. Из истории русского романа и повести (Материалы по библиографии, истории и теории русского романа), ч I, XVIII в. СПб, 1903, сгр. 162. В этом издании собран ценнейший свод фактов. В дальнейшем при цитировании указывается: Сиповский, стр.
5 В. В. Сиповский. Очерки из истории русского романа, т. I, вып. 2. СПб., 1910, стр. 60.
6 Ж.-Б. Мольер. Собрание сочинений, т. 2. М.. Гослитиздат, 1957, стр. 665 — 666.