ИМЕНА, НАЗВАНИЯ, ПРОТОТИПЫ
Когда зародилась сама идея, мысль о «костлявом, тощем и взбалмошном» Рыцаре Печального Образа? Мы уже писали, что это, возможно, случилось в Королевской тюрьме в Севилье или в Аргамасилье де Альбе, в темном и сыром подвале «дома Медрано», куда якобы был заточен дон Мигель. Местные жители до сих пор так считают и почитают это место именно как «колыбель» бессмертного образа.
Но, может быть, Сервантес придумал этого «чудака» еще в детстве, когда видел его во снах, а спустя годы только развил свою идею и изложил ее на бумаге?
Когда именно и где пришла писателю в голову идея «Дон Кихота», сегодня мы вряд ли узнаем. А вот предположить, когда он начал писать свой знаменитый роман, наверняка сможем. Скорее всего, это произошло во время его тюремного заключения в севильскую тюрьму.
— как писался «Дон Кихот» и что послужило литературной основой для нового, во всех смыслах этого слова, романа.
* * *
«Господину Президенту Королевской Высшей счетной палаты в Мадриде». Дальше этих строк дело не пошло. Случайно взгляд его уперся в зеркало, низко висевшее над столом. Это было дешевое зеркало, изготовленное не из стекла, а из полированной жести, треугольное, с широким верхом и книзу заостренное, в раме из красного дерева. Сервантес всмотрелся в себя. Силы небесные, так вот он каков! Давно ли еще золотились его бородка и длинные ниспадающие усы? Теперь они стали тускло-серебряными. А эти длинные, глубокие, вялые складки подле носа… Рот… Он полюбовался на свои зубы. Хорошо, если оставалось с десяток, да и те не желали встречаться попарно, каждый предпочитал горделивое одиночество. О прежнем напоминали одни лишь глаза, в которых ютилась упрямая жизнь. Отражение в скверном зеркале еще чересчур удлинялось — жалостно и смехотворно. Он уже много месяцев не видел своего лица и теперь обретал меланхолическое удовольствие от его изучения. Так вот что оставила ему жизнь! Почти бессознательно он начал рисовать, неуверенными штрихами набросал свой портрет, выписал лицо, худое и угловатое, преувеличенно длинное и непомерно горбоносое. Послать такой портрет президенту палаты было бы выразительней всяких слов. Хорошо бы изобразить себя верхом на муле, выезжающим каменистой дорогой на проклятую службу, с зажатым под локтем жезлом.
Он нарисовал и это. Ему понравилось. Получился, правда, не правительственный сытый мул с огненными глазами, а убогий, истощенный лошадиный скелет. На скелете царственно высилось тощее тело всадника, уныло свесившего нескончаемые ноги. Посох, зажатый под локтем, он изобразил не с округленным увенчивающим набалдашником, а заострил и выбросил его вперед, как копье.
К копью и остальное вооружение. Украсил себя неким типом панциря и шлемоподобным сооружением без забрала. Теперь еще шпоры к сапогам, громадные колеса. Полюбуйтесь, господа из счетной палаты, вот какой рыцарь выехал во имя ваших касс…
Таким видит рождение «Дон Кихота» в севильской тюрьме Бруно Франк, когда Сервантес сочинял письмо о своей невиновности.
— мул и посох. Действительно, королевские чиновники путешествовали по стране на мулах и с жезлом — символом облеченности властью. Известно также, что Дон Кихот Ламанчский внешне схож со своим «родителем», да и сам Сервантес называет его в прологе к роману «сыном», а себя «отцом». Есть и другие приметы, по которым исследователи приходят к выводу, что Сервантес и его творение похожи и внутренне, и внешне. Так что фантазия Бруно Франка не так уж неправдоподобна.
Само заглавие романа, равно как и первые его строки, прокомментировано сервантистами буквально, пословно. Поэтому пойдем по порядку: начнем с названия и главных действующих лиц романа.
Полное заглавие романа — «El Ingenioso Hidalgo Don Quijote de la Mancha», что переводится как «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Название романа для той эпохи достаточно простое, не блещущее оригинальностью, но и незаурядное. Скажем, неизбитое. Обычно к имени главного героя ставили эпитеты «непобедимый», «доблестный», «отважный», а здесь «хитроумный». Заголовки рыцарских романов были многословны, определения «нанизывались» — «Хроника весьма могучего и прославленного господнего рыцаря по имени Сифар, который благодаря своим добродетельным деяниям и смелым подвигам стал королем Ментона». Название романа Сервантеса отличала краткость.
Испанское слово «ingenioso»{169} на самом деле довольно труднопереводимое на русский язык. Переводчики переводили это слово по-разному: «славный» (анонимный автор), «неслыханный чудодей» (Осипов), «бесподобный» (Басанин), «остроумно-изобретательный» (Ватсон) и, наконец, «хитроумный» (Кржевский и Смирнов, а за ними Любимов).{170} Не менее знаменитый Одиссей тоже был «хитроумным», однако хитроумие Дон Кихота несколько иного, менее воинственного рода и означает, по-видимому, «живость и тонкость воображения»,{171} в то время как у Одиссея больше имеются в виду «изворотливость и хитрость». На самом деле нюансов здесь куда больше.
В этом смысле логично обратиться к словарям того времени. В «Сокровищнице кастильского языка» (1611) Себастьяна де Коваррубиас-и-Ороско слово «ingenioso» объясняется через слово «ingenio»: «Ingenio — некая природная способность сознания представить то, что путем разума и размышления может быть достигнуто во всех областях знаний, учений, изящных и механических искусств, выдумок, изобретений и обманов;…ingenioso — тот, кто имеет тонкий и изощренный ingenio».
«Hidalgo» — испанский дворянин. К концу XVI — началу XVII века идальгия в основном потеряла свой прежний статус, социальное значение и обнищала. Однако в любом случае физический труд для идальго был позором, хотя фактически им все так или иначе занимались. Сам Сервантес был типичным представителем этого сословия. Считается, что слово «hidalgo» имеет этимологию: «hijo de algo» — буквально «сын кого-либо», в смысле какого-либо известного человека.
В «Дон Кихоте» Сервантес достоверно обрисовал положение идальгии в Испании второй половины XVI века. Алонсо Кихано — типичный представитель сельского дворянства, родовитого, но обедневшего. Сервантес буквально одной фразой расставляет все точки над «i»: «…один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке. Олья{172} чаще с говядиной, нежели с бараниной, винегрет, почти всегда заменявший ему ужин, яичница с салом по субботам, чечевица по пятницам, голубь, в виде добавочного блюда, по воскресеньям — все это поглощало три четверти его доходов».
Копье у него «родовое», щит «древний» — это указывает на потомственное, а не купленное дворянство. Продажа соответствующих патентов начала практиковаться королевской казной по мере ее обнищания, что, естественно, привело к девальвации статуса «идальго».
Собака у него — борзая, то есть охотничья. Другими словами, атрибут дворянского развлечения, так же, как и конь. Но его конь — кляча, как, видимо, и собака, даром что охотничьей породы. Все это предметы былой роскоши, не более.
Житейское противоречие между честью идальго и его нищенским существованием, безденежьем плохо увязывалось с сословными представлениями о дворянине, что нашло свое трагикомическое отражение в плутовских романах эпохи, таких, как «Ласарильо с Тормеса», «История жизни пройдохи по имени дон Паблос» и других. В «Дон Кихоте» эта линия дополняет основную, также трагикомическую: фактическую смерть рыцарского духа при изобилии романов, его воспевающих.
«Don Quijote» — состоит из «дон» и «кихоте». «Дон» в Испании и Италии — приставка, подчеркивающая почтительное отношение к лицу, к которому обращаются. Она также указывает и на его дворянский титул. Женский аналог — «донья». «Кихоте» — набедренник, часть рыцарского вооружения. Как пишет Сервантес, «…потратив на это еще неделю, назвался, наконец, Дон Кихотом». Хотя, точнее, наверное, было бы «назвался Дон Кихоте», дабы не склонять имя собственное, равно как не писать «дон» с прописной буквы, поскольку это не часть имени собственного.
Дон Кихот был так назван неспроста, дело в том, что это было весьма созвучно его настоящей фамилии. «Возраст нашего идальго приближался к пятидесяти годам… Иные утверждают, что он носил фамилию Кихада, иные — Кесада. В сем случае авторы, писавшие о нем, расходятся; однако ж у нас есть все основания полагать, что фамилия его была Кехана», — читаем у дона Мигеля.
И «кихада» с «кехана», и «кесада» имеют, естественно, свои значения в испанском, которые определенным же образом «играли» при прочтении романа современниками Сервантеса. «Кихада» — челюсть, «кесада», как полагают, — пирог с сыром. Словом, фамилия была явно не героическая, что и хотел подчеркнуть автор романа.
Как Александр Македонский немыслим без верного Буцефала,{173} а Сид без Бабьеки,{174} Дон Кихот, конечно, не может существовать без Росинанта. Рыцарь Печального Образа «долго придумывал разные имена, роясь в памяти и напрягая воображение, — отвергал, отметал, переделывал, пускал насмарку, сызнова принимался составлять, — и в конце концов остановился на Росинанте, имени, по его мнению, благородном и звучном, поясняющем, что прежде конь этот был обыкновенной клячей, ныне же, опередив всех остальных, стал первой клячей в мире».
Остроумное изобретение! Испанское «rocinante» — сложное слово, состоящее из «rosin» — кляча и «ante» — перед, прежде, впереди, что вместе означает нечто, бывшее когда-то клячей, или кляча, идущая впереди всех остальных — первая из кляч.
«Ламанчским». Эпитет этот происходит от имени собственного La Mancha — исторической области Кастилии, входившей в состав провинции Сьюдад Реаль, а сейчас административного центра автономной области Ла-Манча и провинции Толедо. Роман так и начинается: «В неком селе Ламанча…»
Ла-Манча раскинулась от холмов Толедо до снежных вершин Сьерра-Невады. Достаточно отъехать на пару десятков километров от Мадрида, как начинается холмистая равнина, усыпанная валунами. Тут нет знаменитых испанских красот Валенсии или Страны Басков. Ни апельсиновых, ни лимонных деревьев, только выжженная солнцем красновато-рыжая земля, хотя взгорья покрыты обширными виноградниками — и недаром, ведь Ла-Манча производит половину всего испанского вина. Часто можно встретить стада овец, из молока которых делают знаменитый ламанчский сыр — «манчего». Если проехать еще дальше, то можно увидеть легендарные ветряные мельницы, многие из которых ровесницы Дон Кихота. Первые из них были построены фламандцами в районе селений Тобосо и Кинтанар в Ла-Манче в связи с тем, что на безводной земле сооружать водяные мельницы было просто невозможно.
Несколько ничем не примечательных городов, а в основном небольшие деревушки, где располагаются постоялые дворы, в которых останавливался Дон Кихот, разнообразят скудный ландшафт Ла Манчи. Теофил Готье,{175} посетивший ее в 1840 году, охарактеризовал эту местность как одну «из самых заброшенных и бесплодных провинций Испании». Так оно и есть — эта ничем не примечательная область центральной Испании никогда не играла сколько-нибудь существенной роли в экономике и культуре монархии. Так, выжженный клочок земли. С языка оригинала «la mancha» переводится как «пятно», «отметина», что и соответствует действительному виду Ла-Манчи.
Со времен Сервантеса здесь мало что изменилось. За несколько веков земля эта не претерпела особых изменений, кроме того, что стала знаменитой, равно как и ее ветряные мельницы, благодаря роману Сервантеса. «Самая громкая слава Ламанчи — ее бессмертный Дон Кихот», — писал побывавший там В. Боткин.{176}
Но разве этого недостаточно?!
— Санчо Пансе и идеальном — Дульсинее Тобосской. Они, так же как и главный герой, имеют «говорящие» имена.
Начнем с верного оруженосца — Санчо Пансы.
Санчо — имя распространенное в Испании, в основном среди простонародья, типа русско-крестьянского Иван.{177} Так же как и Иван, оно фольклорное и весьма часто встречается в различных поговорках, присказках и пословицах: «Вон там идет Санчо со своей клячей», «Чем Санчо лечит, от того Доминго болеет», «Что у Санчо в голове, знают только он да дьявол» и т. д.
«Панса» в переводе с испанского означает «брюхо». Стало быть, Санчо Брюхо. Кстати, как и имя, прозвище также фигурирует в пословицах, например: «Брюхо полное — сердце довольное», что удачно дополняет «плотский» образ жизни спутника Дон Кихота.
Дульсинея Тобосская, она же крестьянка Альдонса Лоренсо, — персонаж в высшей степени примечательный. Между именем, данным ей Дон Кихотом, и его реальным значением существуют любопытные семантические «прелести», которые, очевидно, были намеренно заложены самим Сервантесом.
«dulce», что означает «сладкая», причем во всех смыслах.
Имя Альдонса — это «девица легкого поведения», «гулящая девица». Так же как и имя Санчо, оно встречается в испанском фольклоре, например: «Если нет (честной) девицы, хороша и Альдонса».
Таким образом, имя идеальной героини романа в ее реальном воплощении говорит о сладострастности дамы сердца Рыцаря Печального Образа. В романе Санчо прямо говорит об этом: «…А главное, она совсем не кривляка — вот что дорого, готова к любым услугам…»
Дульсинея, она же Альдонса, происходит родом из ламанчской деревушки Тобосо, насчитывавшей в те времена около 900 человек. Население местечка, в основном мориски, занимавшиеся гончарным делом, производили глиняные чаны для хранения вина и оливкового масла, практиковали овцеводство и сыроварение. Деревушка совсем ничем не примечательна, кроме того, что ее название, как кто-то подсчитал, встречается в романе 150 раз. А так ее вполне можно было бы приравнять к какому-нибудь старому российскому захолустному городишке, убогость которого закреплена в поговорках, что-то типа Жмеринки, да простят меня ее обитатели.
К концу XX века в Тобосо население удвоилось — это все, что отличает Тобосо наших дней от Тобосо начала XVII века, да еще то, что к дому «несравненной и прекрасной» Альдонсы Лоренсо ведут сейчас керамические указатели с цитатами из романа, да в течение уже многих лет в августе проводится веселый праздник по избранию «мисс Тобосо», в котором участвуют жители окрестных селений.
из Жмеринки. Естественно, такие имена сразу же настраивали читателя на комическое восприятие «Дон Кихота».
* * *
Сервантес, выписывая главных персонажей «Дон Кихота», опирался на некие реальные, жизненные прототипы. Но кто из современников дона Мигеля послужил основой для создания художественных образов Дон Кихота, Санчо Пансы и Дульсинеи Тобосской?
В своих произведениях дон Мигель часто использует имена и фамилии людей, с которыми он встречался на самом деле. Многие из них обитали в Эскивиасе, родном городке жены дона Мигеля. Поэтому нет ничего удивительного, что сервантисты занимались поисками прототипа Дон Кихота именно в Эскивиасе, где к тому же в конце XVI — начале XVII века проживали несколько носителей фамилии Кихада.
О вероятном прототипе Дон Кихота написано много. Луис Астрана Марин в своей знаменитой биографии Сервантеса даже составил генеалогические древа «Кихадас из Вильягарсия и Бесилья де Вальдерадей» и «Кихадас де Эскивиас». Повод же к такой активной «генеалогоразведочной» работе дал сам Дон Кихот, который в романе упомянул про приключения «отважных испанцев Педро Барбы и Гутьерре Кихады (от которого я и происхожу по мужской линии)…».{178}
–1833), запечатленным Гойей.
полагают, что непосредственным прототипом Дон Кихота стал Алонсо Кихада,{179} известный в Эскивиасе как почитатель рыцарских романов, впоследствии августинский монах.
Известно, что род Кихада и род Саласаров не ладили между собой. Кроме того, в жилах Кихада, как полагают, была примесь иудейской крови, что, конечно, служило поводом для оскорблений, в том числе и со стороны представителей фамилии Саласар.
Документы свидетельствуют, что другого Алонсо Кихады не существовало. Единственный Алонсо Кихада был сыном Хуана Кихады и Марии де Саласар. Семья была, очевидно, религиозной: кроме него самого приняли постриг его тетка и сестра. Известно, что он был большим почитателем рыцарских романов, считал их правдивыми и даже беседовал на эти темы с жителями Эскивиаса. Совершал ли он какие-либо эксцентричные поступки в духе Дон Кихота, неизвестно.
быть, то, что Кихада из Эскивиаса по мужской линии восходят к Гутьерре Кихаде, о чем позже Сервантес и напишет в «Дон Кихоте».
Однако если с прототипом Дон Кихота все ясно, то этого нельзя сказать о Дульсинее и Санчо.
— фигура в высшей степени колоритная, не уступающая центральному образу романа — самому Дон Кихоту. С другой стороны, образ Санчо настолько типичен, что говорить о модели, с которой он лепился, представляется достаточно затруднительным. Скорее всего, Сервантес перед своим мысленным взором не имел никакого конкретного образа, который мог бы служить ему неким «макетом», моделью верного оруженосца Дон Кихота. Санчо Панса — собственное изобретение Сервантеса, порожденное его фантазией и испанским народным фольклором. На это указывают его имя, прозвище, пословицы, которыми он сыплет направо и налево. Сервантес наделяет его всеми атрибутами ламанчского крестьянина: здравым крестьянским умом, простодушной расчетливостью, хозяйственной деловитостью, наивной жаждой обогащения и простодушием — всего не перечесть. Другими словами, качествами, в той или иной степени присущими любому сельскому жителю Испании. Санчо узнаваем в любом испанском крестьянине, не зря и имя у него «пословичное».
С прообразом Дульсинеи, она же Альдонса Лоренсо, дело обстоит иначе. Фамилия Лоренсо не встречается ни в одном архивном документе деревушки Тобосо, между тем в приходских книгах Эскивиаса было обнаружено упоминание некой Хуаны Лоренсо, умершей в 1587 году. Однако в любом случае это не Альдонса, а Хуана, но может быть, родня? Вообще, архивы Эскивиаса богаты на имена персонажей «Дон Кихота»: Карраско, Рикоте, Мари Гутьеррес. В этом смысле женитьба Сервантеса сыграла положительную роль для развития мировой культуры. Астрана Марин полагает, что в жизни и творчестве дона Мигеля было три главных, решающих события: пребывание в Италии, плен и рабство в Алжире и женитьба в Эскивиасе.
«Дон Кихоте», то дело кажется совсем безуспешным — обычная крестьянка. Тем не менее в качестве претендентки на роль прототипа Дульсинеи Тобосской некоторые сервантисты выдвигают некую Анну Сарко де Моралес, дочь единственного в Тобосо идальго, якобы находившуюся в дальнем родстве с женой Сервантеса Каталиной де Саласар.
Вряд ли, однако, это так. Альдонса Лоренсо, по роману, не умела ни читать, ни писать и вообще не имеет каких-либо индивидуализирующих ее черт. Поэтому говорить о каком-либо конкретном историческом лице, послужившем моделью для писателя при создании образа Дульсинеи, скорее всего, просто не стоит.
Примечания
«ingenioso» имеет множество значений, например: 1) изобретательный, находчивый; 2) замысловатый, затейливый, хитроумный; 3) одаренный, талантливый; 4) умелый, искусный, виртуозный; 5) остроумный. Кто же знает, что точно имел в виду Сервантес, да еще в XVII в.?
«Дон Кихотов» существует в переводе Н. Любимова 1951 г., где заглавие романа переведено как «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».
171. Эти эпитеты наиболее близки к образу Дон Кихота и также соответствуют многомерному понятию «ingenioso».
172. Олья — испанское национальное блюдо из мяса, сала, овощей и зелени.
173. Буцефал — лошадь Александра Македонского.
— конь героя испанского эпоса Сида.
175. Готье (Gautier) Теофил (1811–1872), французский писатель и критик, один из вдохновителей «Парнаса». Обосновал теорию «искусства для искусства».
176.. Боткин Василий Петрович (1811/12–1869), русский писатель, критик. Брат М. П. и С. П. Боткиных. В молодости член кружка Н. В. Станкевича, друг В. Г. Белинского, А. И. Герцена.
177. Само собой разумеется, что мы ни в коей мере не хотим обидеть Иванов, но лишь оттенить, что Иван имеет другие коннотации и этимологические корни, чем, например, Альберт или Эдуард. Справедливости ради надо сказать, что испанские короли также носили имя Санчо, как, впрочем, были и цари Иваны.
«Дон Кихота»: «…de cuya alcurnia уо deciendo por linea recta de varon…» H. Любимов не совсем точно перевел как: «…от которого я и происхожу по мужской линии…». Для понимания смысла это роли не играет. Но Астрана Марин, опираясь именно на непереведенное Любимовым из этой фразы Сервантеса слово «alcurnia» — «знатный род» (тогда перевод будет: «…из знатного рода которого я и происхожу по мужской линии…»), строит свое доказательство, что именно Алонсо Кихада, и не кто иной, был прототипом Дон Кихота.
— Алонсо Кихада (на самом деле его полная фамилия Алонсо Кихада де Саласар), который якобы противился браку Сервантеса и Каталины и в наказание за это был комически выведен в «Дон Кихоте».