Титульный лист «Кориэта»
«Кориэтовых нелепостей», как у многих книг того времени, на титульном листе гравюра, составленная из нескольких картинок; они иллюстрируют самые комические эпизоды Кориэтовых странствий и служат как бы канвой для панегириков. Можно даже подумать, что титульный лист — что-то вроде указания, над чем именно авторам панегириков дозволено потешаться. Картинки снабжены буквами от «А» до «N», и к каждой Бен Джонсон написал двустишие.
На картинке под буквой «Е» из раскрытого окна высунулась куртизанка, которую Кориэт посетил исключительно ради ознакомления с жизнью венецианских борделей. Она бросает в него тухлые яйца. Картинка под буквой «F» изображает Кориэта в гондоле — он уклоняется от бросаемых в него яиц. Вот как это описывает Бен Джонсон:
E. The Punke here pelts him with eggs. How so?
F. Religiously here he bids, row from the stewes,
He will expiate this sinne with converting the Jewes.
Подстрочник:
E. Вослед ему бросает девка яйца:
— и все, с тем и ушел.
F. Взмолился он, греби скорее прочь.
Замолит грех он, обратив евреев.
Здесь усматриваются две аллюзии:
1. Из стихотворных посланий (Бомонт, Джонсон, Донн, Шекспир) известно, что брак Ратленда был платонический, и Бен в двустишии намекает, что граф, кроме поцелуев, вряд ли чем еще мог потешить красотку.
«Элегии» Бомонта, сочиненной на смерть графини Елизаветы Ратленд, урожденной Сидни, читаем:
... and the chief
Blessing of women, marriage, was to thee
Nought but a sacrament of misery;
For whom thou hadst, if we may trust to fame,
...
In all things else thou rather led'st a life
Like a betrothed virgin than a wife.1
Подстрочный перевод:
... самое большое
— замужество —
Было только таинство страданья:
Муж твой, коли слухам доверять,
Лишь только имя изменил в тебе.
...
Во всем, во всем вела ты жизнь скорее
2. На титульном листе в стихах Джонсона имеется еще один намек. Кориэт обещает искупить грех соблюдения целомудрия в борделе тем, что обратит в христианство евреев. Но Кориэт для нас — Ратленд-Шекспир. Так нет ли где в биографии или творчестве Шекспира исполнения этого зарока? А ведь есть.
В «Венецианском купце», написанном по возвращении из странствий, автор обращает в христианство злосчастного Шейлока и его красавицу дочь Джесику. Пьеса была заявлена в Реестр печатников 17 июля 1598 года. Написана могла быть не ранее 1596 года и не позднее лета 1598: Ратленд вернулся из Италии, где много времени провел в Венеции, в начале осени 1597 и тут же отправился с морской экспедицией на Азорские острова, стало быть, работал он над пьесой зимой или весной 1598 года. В «Томасе Кориэте» подробно описано венецианское гетто, Шейлок вышел на страницы прямо оттуда. Обещание обратить в христианство евреев находится в книге 1611 года, описываемое в ней путешествие в Италию датировано 1608 годом. Судя по бухгалтерским книгам, граф Ратленд второй раз по Италии не путешествовал, а воспользовался старыми путевыми заметками. Сочиняя стишок спустя десять лет после опубликования «Венецианского купца», Бен точно знал, что данное обещание Кориэт исполнит: оно ведь уже было исполнено, Шейлок обращен в христианство. Кстати сказать, Кориэт в «Обращении к читателям» говорит, что путешествовал он пять месяцев и в Англию вернулся в октябре, когда ему было ровно 32 года. Графу Ратленду 32 года исполнилось 8 октября 1608 года. Так что двустишия «Е» и «F» служат еще одним подтверждением гипотезы И. М. Гилилова, что под маской Кориэта скрывается Ратленд. Перед панегириками — обращение к читателям Бена Джонсона, где он описывает Кориэта, затем идут два обращения самого Кориэта: к принцу Генри и к читателям. После чего начинаются шутливо-хвалебные послания друзей — это, пожалуй, единственное прижизненное свидетельство того, что Шекспир жил в окружении друзей, действительно любивших его и знавших ему цену как величайшему чуду из чудес. И панегирики — бесценный материал для понимания фантастического человека, который и есть для нас — «Уильям Шекспир».
— стихи, в которых над Кориэтом вовсю смеются, благо на нем маска глуповатого, доброго Кориэта, над которым при дворе принца Генри принято подшучивать. Причем смеются, конечно, не над реальным Кориэтом, а именно над автором этого тома. Он и сам любил добродушно посмеяться над другими, впрочем, и над собой тоже.
Но было еще одно обстоятельство. Идет вторая половина первого десятилетия XVII века. Еще совсем близок заговор Эссекса, смерть Елизаветы, период великих трагедий, мизантропического мировосприятия. Ратленд не покончил с собой, как Тимон Афинский, он с трудом, но все-таки сбрасывает с себя ощущение трагизма бытия. Не зря же начало жизни — первые десять лет — было для него такое счастливое, проходило среди природы, в окружении людей, чистых делами и помыслами, вдали от столичной суеты, если не сказать скверны. И друзья помогают ему. В первой части тормошат шутками, веселят посланиями, пусть не очень талантливыми, от этого только смешнее, иногда все же довольно колючими. А во второй части стихи хоть и шутливые, но все от доброго сердца, все утешают любовью.