Мелетинский Е.М.: Эдда и ранние формы эпоса
"Общие места" (loci communes)

"Общие места" (loci communes)

"Общие места" в эддической поэзии весьма разнообразны и с трудом поддаются систематизации. Их можно, однако, разделить на две большие группы - формульные выражения, специфические для прямой речи действующих лиц, и общие места чисто повествовательного характера (хотя бы повествование велось не от "автора", а от одного из действующих лиц). Первая группа широко представлена в гномико-дидактических песнях (в которых прямая речь занимает исключительное место), но также и в собственно эпических.

Большинство формульных выражений этой первой группы непосредственно отражает традиционные формы речи, соответствующие различным моментам "ритуализованного" поведения - вопрос об имени-отчестве при первой встрече, вопрос о новостях, приказ сыну или слуге обслужить гостей или выполнить поручение, приветствия, клятвы и перебранки (последние составляют специфический жанровый элемент, занимающий в "Эдде" большое место) и т. п.

1) Вопросы об имени и ответы (Hver er, hvat er - см. Приложение).

В ряде песен вопрос об имени-отчестве является зачином. В эддической поэзии эти формулы встречаются и в гномико-дидактических, и в протодраматических, и в эпических песнях. Аналогичные вопросы и соответствующие ответы у других народов часто встречаются именно в собственно эпическом творчестве. Не говоря уже о "Песне о Хильдебранде", они широко представлены в русских былинах, в эпосе тюркских народов и др.

2) Приказ сыну или слуге:

Ristu nú, Scirnir (Skm 1)

upp, ristu þacrádr þroell minn inn bezti (Vkv 39).

Встань, Такрад, слуга мой лучший!

Ristu, þá, Viðarr (Ls 10).

3) Вопрос о новостях:

Hefir þú erindi sem erfiði? (Þrk 10).

Получил ты известия, стоящие труда?

Höfom erfiði ос ecci ørindi (HHv 5)

Старание, и нет известий.

Ср. с другой формой:

Hvat kantu segia

nyra spialli ór Noregi.

Что ты можешь сказать,

Эта форма, вероятно, возникла по контрасту со ссылкой на древние известия (знания).

þát mantu, fylkir, fornra spialla (HH I 36).

Позабыл ты, князь, древние сказания.

Ср.:

forn spiöll fira (Vsp 1).

древние сказания о людях.

Ср. еще:

Hvat er froegst á foldo

éða hvat er hléz Húnalanz? (Od 4).

4) В гномических песнях встречаются повторяющиеся помногу раз обращения, предшествующие очередному вопросу (при соревновании в мудрости или выспрашивании провидицы и т. п. Ср. в пушкинской "Песне о Вещем Олеге": "Скажи мне, кудесник - любимец богов, что сбудется в жизни со мною?"...):

Segðu mér Gagnraðr, allz þú á golfi vill

þins um freista frama (Vm 11, 13, 15, 17).

Segðu þat it eina [annat] ef þit oeði dugit

ok þu; Vafþruðnir vitir (Vm 24, 30, 34, 36).

Svinnan Kveda в Vm 26 заменяется на fródan Kveða (синоним), а в Vm 38 и 42 вводится оборот allz þú tiva rök öll, Vafþruðnir vitir,

ср. также:

Segðu mér þat Alviss - öll of rök fira

vöromc, dvergr at vitir

(Alv 9, 11, 13, 15, 17, 19, 21, 23, 25, 27, 29, 31, 33).

Segðu mér þat Fafnir, allz þik froðan Kveða

þegiattu völva! þik vil ec fregna

unz allkunna, vil ec en vita (Bdr 8, 10, 12).

(ср. - "пробудись" (Vaki) в "Песне о Хюндле" и в "Песне о Свипдаге").

Segðu mér þat Hnicarr, alz þú hvárt tveggia veizt

goða heill oc guma (Rm 19),

Segðu þat Andvari ef þú eiga vill

lif i lýða sölum (Rm 3).

Seg þú mér þar, Völundr, vísi álfa (Vkv 32).

Скажи мне, Вёлюнд, князь альвов.

Ср. в перебранках вопросы с пародийно-ироническим оттенком:

Segðu pat, Eldir, sva at þú einugi

feti gangir framarr:

hvat hér inni hafa at ölmálom

sigtiva synir?

Скажи мне, Эльдир, прежде чем ты еще

сделаешь шаг вперед:

Что за разговор ведут за пивом

сыны богов? (т. е. боги)? (Ls 1)

Но чаще в перебранках обратное - грубый приказ замолчать: "Молчи ты" (þegi þú...) и т. п. (см. Ls 17, 20, 22, 26, 30, 32, 34, 38, 40, 46, 48, 56; 59, 61, 63; ср.: þegi þú, þórr, þeira orða (þrk 18), þegi þú þióðleið þeira orða (Gðr I 24)

"ты безумен!" (подразумевается: говоря таким образом), иногда с использованием близнечной пары oerrørviti (два синонима, означающих "безумный"): oerr ertu Loki... (Ls 29), oerr ertu Loki, oc ørviti (Ls 21), oer ertu Oddrún, oc ørvita (Od 11), ölr ertu Loki, svá at þú er ørviti (Ls 47). (Здесь "пьяный от пива" (ölr) заменяет oerr как слово, в контексте близкое по смыслу и фонетике).

6) Торжественное приветствие:

Heil dagr, heilir dags synir (Sd 3).

Славься, день, славьтесь, сыны дня.

Heill aesir, lieilar ásynior (Sd 3, Ls 11).

Славьтесь, асы, славьтесь, асыньи!

Ver þú heill, Hymir, i hugom goðom! (Hym 11).

Привет тебе, Хюмир, будь в бодром расположении!

Heill ver þú nú Loki (Ld 53).

Приветствуем тебя, Локи.

Heill verðu nú, heldr, sveinn... (Skm 37).

Привет тебе, герой, юноша...

Heill þú nú Vaftruðnir! (Vm 6).

Heill þú nú Sigurbr! (Fm 23).

heill scaltu, buðlungr! (HH I 56).

Komðu heill, Heðinn! (HHv 31),

heill verðu, Svával (HHv 40).

"Славься, день, славьтесь, сыны дня!", "Славьтесь, асы, славьтесь, асыньи!" в "Речах Сигрдривы" имеют характер заклинания. То же в "Перебранке Локи" имеет полупародийный смысл, поскольку это заклинание на пиру богов звучит как обычное приветствие входящего, да еще не лишено иронии.

7) Проклятия:

Deili gröm við þic! (HH I 44).

Gramir hafi Gunnar, götvað Sigurðar!

heiptgiarns hugar hefnt seal verða! (Br 11).

Гуннару, похоронившему Сигурда, боги

пышущие ненавистью, должны отомстить.

Farðu mú, þars þic hafi allan gramir! (Hrbl 60).

Катись, чтоб тебя забрали боги!

Другие развернутые проклятия (Skm 25, НН II 31, Gðr II 9) не имеют общих словесных элементов.

8) К этой же группе относятся и увещевания вести себя в соответствии с кодексом чести (подобающий - soemr).

Vaeri ycr, Sinfiötli, soemra myclo

gunni at heyia oc glaðaörno,

enn sé ónýtom orðom at bregðaz,

þótt hringbrotar heiptir deili (HH I 45).

Тебе бы, Синфьётли, больше подобало

битву вести и радовать орлов,

чем выпускать бесполезные слова,

хотя ломатели копий и охвачены ненавистью!

Дословно повторяется НН II 23, только вместо hringbro tar - hildingar (воители).

Heldr er söemri hendi þeiri

meðalkalfi enn möndultré (HH II 3).

рукоятка меча, чем рычаг для вращения жернова.

Vaeria þat soemst, at han svá réði

Giúca arfi oc Gota mengi... (Br 9).

Не было бы подобающим, чтоб он так правил

наследием Гьюки, множеством воинов.

Betr semði þér borða at rekia,

heldr en vitia vers annarrar! (Hlr 1).

Лучше подобает тебе ткать,

чем следовать за мужем чужим!

Soemri voeri Guðrún, systir occor,

frumver sínom fylgia ðauðom (Sg 61).

Подобало бы Гудрун, сестре вашей,

за первым мужем своим мертвым, последовать.

Samir eigi ocr slict at vinna

sverði rofna, svarna eiða,

eiða svarna, unnar trygðir (Sg 17).

Самим не следует так поступать,

мечом разрушить данные клятву,

данные клятвы, принятые обеты!

Из числа приведенных выше общих мест видно, что в наиболее отчетливые формулы вылились вопросы и ответы от имени героев при встрече - именно то, что совершенно сходным образом широко представлено в эпосе различных народов мира.

9) На границе прямой речи и повествования стоит формула "Пора..." (mál er at... с инфинитивом):

Mál er at þylia þular stoli á (Háv 111).

Настало время вещать с сиденья туда

Mál er dverga... telia (Vsp 14).

Настало время цвергов перечислить.

Перечисление цвергов - это типичная тула.

Myrct er ûti, mál qveð ec ocr fara

úrig fiöll yfir

þyria þiód yfir (Skm 10).

Темно снаружи, пора нам в путь

через влажные горы, через страну скакать.

Mál er mér at riða roðnar brautir (HH II 49).

Пора мне скакать обагренными тропами.

Mál qveð ec, Höðbroddr, hefnd at vinna (HHv 21).

Пора совершить месть (по отношению) к Ходбродду.

Э. Макаев, который упоминает это общее место, приводит карело-финскую параллель из "Калевалы":

Nyt on aika arvan käyä

Miehen merkiä kysyä.

разузнать судьбы (знаки) людей.

("Проблемы сравнительной филологии", стр. 415.)

10) Из общих мест повествовательного типа - на первом месте введение прямой речи или, чаще, ее заключение:

а) ос han (hon) þat orða allz fyrst um qvað (þrk 2, Br 6, Od 3); почти как русское былинное - "и говорит он таковы слова".

Ср.: er orð um fann við iötuns máli (þrk26, 28); þa qvað þat Guðrún, Giúca dóttir (Br 11).

þá qvað Loki, Laufeyiar sonr (þrk 20).

þá qvað þar Gullrönd, Giúca dottir (G8r 1, 17 - cp. Gðr I, 6, 23, 25)

þá qvað þat Brynhildr, Buðla dóttir (Br 8),

þá qvað þat þrymr, þursa dróttin (þrk 22, 25, 30),

þá qvað þat Heimdallr, hvitastr ása (þrk 15),

þá qvað þat Gunnarr gumna dróttin (Akv 23),

þá qvað þat þórr, þrúðugr ása (þrk 15),

Maerr qvað þat Gunnar, geir-Niflungr (Akv 25).

Ср.: qvaddi þá Gunnar sem Konungr scyldi (Akv 9). b) Hitt qvað þa Gunnar, gramr haukstalda (Sg 31). Hitt qvað þa Hamðir, inn Hugomstóri (Hm 24, 26; Ghv 8). Ср. в русских былинах: "Говорит Добрыня, сын Никитич", "Отвечала Настасья, дочь Никулична", "Тут спроговорит король да Шиховинские" и т. п.

Hitt qvað þá Hróðrglöð... (Hm 22).

Hitt þa qvað Sorli... (Hm 9).

Эту формулу можно представить как

с) Кроме того, формульный характер имеет и менее распространенное выражение:

ос allir senn annsvör veitto (Sg 50).

eino þvi Högni annsvör veitti: (Sg 17, 45; Br 7).

(Ср.: "Отвечал Добрыня, сын Никитич" и т. п.). В небольшом лишь числе встречаются отступления, большие или меньшие, от приведенных формул (см.: Hym 4, 32, Sg 51, Gðr II 32; Od 16, 22; HH II 48; Sd 15).

11) Момент окончания беседы фиксируется формулой hvarf... anspilli frá ("вернулся... с беседы"): Hvarf ec ein paðan ansspilli frá (Gðr II 11), Hvarf sér óhróðugr andspilli frá (Sg 46). Ср. цитату из Sigurðarkviða в "Саге о Вёльсунгах": ut gekk Sigurðr anspilli frá).

Ряд общих мест служит выражению временных и пространственных отношений.

Приведенные выше формулы, начинающиеся с mál..., уже указывали на временнýю категорию, но в чисто субъективном смысле, а не в эпически-повествовательном. Различие двух этих типов ярко выступает при сравнении выражений: "mál er er mér at rið roðnar brautir", "ár qvaðo ganga groenar brautir". На древние времена, к которым относится действие, указывают обороты с ár: ár var alda, þat er Hymir bygði (Vsp3) - "были ранние времена (буквально: рано во времени), жил Хюмир" (ср. ec man iötna ár um borna (Vsp 2) - "я помню великанов, рожденных в ранние времена" (Хюмир - один из этих великанов); ár var alda þat er arar gullo (HH I 1) - были ранние времена, орлы кричали; ár var þats Guðrún gørðiz at deyia (Gðr I 1) - некогда, Гудрун собиралась умереть; ár var þats Sigurðr sótti Giúca (Sg 1) - некогда Сигурд посетил Гьюки; ár qvaðo ganga groenar brautir (Rp 1) - некогда (в ранние времена) странствовал зелеными дорогами; ár valtivar veidar namo (Hym 1) - некогда боги добычу захватили.

Дословное совпадение ár var alda þat в "Прорицании вёльвы" и в "Первой песне о Хельги - убийце Хундинга" Ян де Фрис объясняет заимствованием автора "Песни о Хельги", писавшего в стиле "эддического барокко", из более древнего знаменитого памятника¹⁰.

Однако перед нами, вне всякого сомнения, общее место¹¹, притом важнейшее общее место - типичный эпический зачин, почти буквально повторяющийся у самых различных народов. В данном случае именно сравнительная фольклористика делает вопрос совершенно ясным.

Для эпоса тюрко-монгольских народов, например, характерны такие зачины, как "это было тогда, когда сотворилась земля":

Когда со всех сторон стал проявлять себя Иези,

Когда земля, раскалываясь, стала покрываться травой,

Когда деревья, раскалываясь, стали покрываться листьями,

Когда появились живые существа, опираясь на ноги,

Телеутская "Сказка об Алтай Куучуны".

Давным-давно тому назад,

Нынешнего поколения раньше,

Прежнего поколения позже,

в то время, как сотворилась земля...

Шорские и хакасские поэмы.

На далекой вершине прежних лет,

На буйном хребте прежних лет,

Когда якуты еще не родились...

Якутские олонхо.

Аналогичный мотив находим в зачинах бурятского, монгольского и калмыцкого эпоса; в "Джангаре" поется:

Это было в начале времен,

В стародавний век золотой¹².

В якутских олонхо, как, впрочем, и в фольклоре тунгусских народностей (спорадически в хакасских поэмах), за указанием эпического времени (совпадающего с мифическим началом времен, эпохой первотворения, наподобие австралийского "времени сновидений") следует описание "средней земли" - местообитания человека и мирового древа - гигантской лиственницы, и которой истекает живительная влага, образующая молочное озеро у ее корней, "Прорицание вёльвы" показывает, что формула ár var alda имеет в виду абсолютно то же самое, что и соответствующие стереотипные зачины тюрко-монгольских поэм, ибо с этой формулы начинается описание мифической эпохи, когда ничего еще не было и затем стал создаваться мир:

Ár var alda, þat er Ymir bygði,

vara sandr né saer né svalar unnir;

iörð fannz aeva né upphiminn,

gap var ginnunga, enn gras hyergi.

Aðr Burs synir biöðom um ypþo,

þeir er miðgarð, moeran scópo;

Sól scein sunnan á salar steina,

þá var grund gróin groenom lauki (Vsp 3-4).

Ранние были времена. Когда жил Имир,

не было ни леска, ни моря, ни холодных волн,

не было ни земли, ни неба,

бездна зияющая, нигде не было травы.

Пока сыны Бора не подняли почву (земли),

они сделали прекрасный "средний мир".

Солнце светило с юга на камни.

Подобное описание нигде больше в "Старшей Эдде" не встречается, но многочисленные параллели и германские (например, "Вессобрунская молитва", IX в.) и негерманские (соответствующие мифологические мотивы встречаются повсеместно, в частности у народов Севера) заставляют думать, что в эддической поэзии этот текст был не единственным и, вероятно, также имел формульный характер. Термин "средняя земля" (буквально "среднее огороженное место") совпадает с якутской и эвенкийской "средней землей"; помещенное в "Прорицании вёльвы" описание мирового ясеня Иггдрасиль и источника Урдр поразительно напоминает якутскую гигантскую лиственницу и молочное озеро у ее подножия. Однако на этом основании нельзя еще утверждать, что в эддической поэзии был обширный зачин, содержащий стереотипное описание мирового дерева и т. п. Всего вероятней, что в эддической поэзии еще не сложился столь обширный формульный зачин с развернутой картиной мира на заре мироздания.

Но как бы то ни было, приведенные материалы и соображения не оставляют сомнения в истинном значении формулы ár var alda и даже просто ár как выражения давно прошедшего мифического времени, до начала нормального отсчета времени. Это, между прочим, подтверждает и зачин "Песни о Риге", где изображается странствие прародителя - культурного героя Рига - Хеймдалля (может быть, в ранней версии - Одина), поскольку такие странствия в первобытном фольклоре всегда относятся к указанной мифической эпохе.

В других эддических песнях первоначальное значение ár забылось и приблизилось к "некогда", "однажды" (ср. зачин шведских сказок "Det var en gång"), по-прежнему сохраняя при этом характер фольклорно-эпической формулы.

Однако эддические тексты дают примеры и отхода от формульности при сохранений старого смысла, что можно трактовать как начало дефольклоризации.

В зачине "Речей Хамдира" ár фигурирует не формульно, а буквально: ár um morgin, т. е. "рано утром", а далее следует попытка "своими словами" передать давность времени действия:

Vara þat nú, né i gaer -

þat hefir langt liðit siðan -

er fát fornara: fremr var þat hálfо (Hm 2).

Было это не нынче, не вчера,

прошло много (времени) с те пор,

Здесь очень яркий пример разрушения формулы. При этом ár um morgin используется как отправная точка для введения концентрированного элегического мотива, плохо вяжущегося с основным суровым героическим колоритом поэмы. Слово morgin ассоциируется с другой специфической, тоже временной формулой: "герой пал (убит) утром" - fell i morgon (HH II 30).

Кроме того, старая формула с ár вытесняется постепенно двумя путями: во-первых, указанием на то, что сам рассказчик был очевидцем происходящего.

Frétt hefir öld ófo, þá er eadr um gorðo

seggir samkundo, su var nýtt faestom (Am 1).

Слышал о распре, как однажды собирались

воины вместе, это не было на пользу.

þá frá ec senno sliðrfenglista,

trauð mál, talið, af trega stórom,

er harðhuguð hvatti at vigi,

grimmom orðom, Guðrún sono (Ghv 1)

Я услышал спор зловещий,

неприятный разговор в горе великом,

твердая духом, подстрекала к битве

суровым словом Гудрун сыновей.

Здесь содержится новая формула - "я слышал о распре" (споре).

Во-вторых, ссылкой на древние сказания: Heyrða ec segia i sögom fornom (Od 1). - "Слышал я, как рассказывается в древних сказаниях" (ср. зачин средневерхненемецкой "Песни о Нибелунгах").

Прозаические вставки в эддических песнях прямо пестрят ссылками на древние песни и сказания с указанием их названий (Vkv, HH II, Gðr I, Hm, Akv).

В сущности, уже в "Прорицании вёльвы" рядом с формулой ár var alda имеется указание на forn spiöll fira (Vsp 1) - древние сведения - знания (ср. fornra spialla в HH I 36) и на личную память пророчицы (ec man - я помню), жившей в мифические времена. Однако в ходе дальнейшей эволюции эддической поэзии ссылка на личное знание и свидетельства древних сказаний приобретают другой смысл - речь идет об очевидцах и о традиционных источниках как доказательствах достоверности повествования, в чем, конечно, не нуждалась вещая вёльва.

Требование внимания, "слуха" (hlioðs), с которого начинает пророчица и начинается песнь, - тоже есть формула, вероятно имеющая ритуальную основу (священное молчание, требование шагового мира и т. п.). Аналогичный призыв к вниманию встречается и в произведениях скальдов, а также в эпических памятниках других народов (например, во французских эпических поэмах).

"формализации" временных моментов в эддической поэзии. Формальный характер, связанный с обозначением времени, имеют разнообразные выражения, начинающиеся с союза unz (со значением - в смысле "тогда" или "до тех пор, пока"): unz þriár qvómo þursa meyiar (Vsp 8) - пока не пришли три девы турсов; unz þrir qvómo ór þvi liði (Vsp 17) - пока трое не пришли из этого народа; unz þeir Brynhildar biðia fóro (Sg 3) - пока они не уехали свататься к Брюнхильд (ср. ос þeir Brynhildar biðia fóro (Gðr I 22).

Unz mic Giúki gulli reifði,

gulli reifði gaf Sigurði (Gðr II 1);

Пока мне Гьюки не подарил золото,

подарил золото, отдал Сигурду;

unz mér fyrmundo minir broeðr,

at ec aetta ver öllom fremra (Gðr II 3);

пока мне не позавидовали мои братья,

что у меня муж всех лучше;

unz af hyggiandi hörscrýdd Kona,

ung at aldri, orð viðr um qvað (Sg 51);

тогда, подумав, женщина в льняных одеждах,

юная годами, слово сказала;

unz þat in friða frilla Kendi,

ástráð mikit, eitt, er vissi (Hym 30);

тогда подала прекрасная подруга (великана)

добрый совет великий, который знала;

unz af trygðom Týr Hlórriða

ástráð mikit einom sagði (Ham 4);

тогда из верности Тюр Тору

На первый взгляд все эти фразы имеют только то общее, что начинаются с unz, и, таким образом, казалось бы, нет никаких оснований считать их "формулами". Но эти основания дает заключенная в них общая мысль.

В последних двух случаях речь идет о введении говорящего, и их можно по этому признаку причислить к приведенный выше формулам с qvað, svaraði и т. п. Правда, и здесь есть нечто большее - говорящий вводится в решительную минуту, его речь дает существенный толчок действию, выход из трудного положения: жена Хюмира подает спасительный совет (ástráð mikit - тоже закостеневший термин) Тору; Брюнхильд спасает жизнь слугам, отказываясь от их ритуального умерщвления на ее могиле.

Но гораздо интереснее и специфичнее все другие случаи с unz. Там речь идет о некоем безмятежном счастливом состоянии, которое затем было нарушено: боги жили в "золотом веке", пока не явились три великанши (может быть, норны, которые стали "вырезать" судьбы и тем подготовили грядущую гибель богов). Строка о великаншах своеобразно варьируется в строке о трех асах, вдохнувших жизнь в людей, лишенных судьбы (!).

Брюнхильд и Гудрун вспоминают о счастливой своей жизни до сватовства Гуннара к первой из них и соответственно Сигурда ко второй. Unz является начальным элементом специфической формулы "пока не погибнут боги": unz riufaz regin (Grm 4, Sd 19, Ls 41, cp. þá er riufaz regin? (Vm 52)).

".

Таким образом, здесь повторяется определенный мотив, некая ситуация (термины эти, конечно, не очень точны, но вполне понятны), причем основным словесным признаком "формулы" является союз unz. С unz сопряжено еще одно формульное выражение, далекое по смыслу от только что рассмотренных, но также фиксирующее временное отношения. Это формула скорости перемещения героя. Подобные формулы широко распространены в эпосе. Ср. в русских былинах о скачке богатыря:

На кони-то молодца да видели сядучись,

со двора, его не видели поедучись...

Его добрый конь до багатырскии

с холмы на холму стал перемахивать,

мелки реченьки, озерка промеж ног спущал

и т. д.

Эддическая формула отличается краткостью, и сама скорость выражается тем, что отсутствует всякое описание путешествия. Кроме того, скорость здесь имеет мифологическую подоплеку: речь идет о богах, Локи пользуется чудесным лебединым оперением, чтоб перелетать из одного места в другое. Формула сохранилась как раз в мифологических песнях:

útan Kom ása gara,

ос fyr innan Kom iötna heima (þrk 5);

умчался из Асгарда,

примчался в Ётунхейм;

unz fyr útan Kom iötna heima,

ása garða (þrk 9);

умчался из Ётунхейма,

примчался в Асгард.

Fóro driúgom dag þann fram,

Asgarði frá, unz til Egils qvómo (Hym 7).

из Асгарда, пока не примчались к Эгилю,

Здесь unz... qvómo перекликается (точнее говоря, ориентируется на ту же модель) с þriár qvómo... (Vsp 8).

Очень редко встречается неформульное употребление unz (например, Bdr 4).

Итак, можно сказать, что основным инструментом формализации временных отношений в эддической поэзии являются некоторые наречия ж союзы: ár, mál, unz. Mál сигнализирует осознание рассказчиком или героем наступления срока для того, чтоб приступить к действию ("ехать") или повествованию. Ár указывает на давно прошедшее эпическое время основного действия, unz - на наступление некоего нового состояния: беды, в результате нарушения первоначального благополучия (личного или "золотого века"), либо, наоборот, на выход из тупика.

ár и unz в известном смысле противоположны и дополнительны по отношению друг к другу. В "Прорицании вёльвы" формула с ár определяет древнейшую эпоху, которая после завершения основных процессов миротворения (рождения из хаоса организованного мира) завершается "золотым веком". Прекращение "золотого века" определяется формулой с unz (два варианта: 1 - приход трех великанш-норн; 2 - нахождение богами древесных прообразов людей, завершение их создания, определение их судьбы).

Гибель богов, завершающая возникшие после "золотого века" разрушительные процессы, выражена особым типом формулы с unz. То, что в "Прорицании вёльвы" дается в космическом плане, как судьба мира, в героических песнях "Эдды" относится к личным судьбам героев. Учитывая, что unz "возглавляет" и выражения выхода из тупика, можно охарактеризовать роль формул с unz как своего рода сигнала о перемене состояний. Это же переключение состояний в пространственной проекции - мгновенное перемещение героя из мира богов в мир великанов, ему враждебный, находящийся на другом полюсе и топологически (напомним, что противоположность великанов и богов имеет одновременно и пространственный и временной аспект).

Переходим непосредственно к формализации пространственных отношений. В близнечных формулах и параллельных строках противопоставляются "земля" и "небо" (iörð - uphiminn), свой, земной мир и преисподняя (heimr - hel), селения богов и великанов (asgarð - iötum-heimr). Наземный и подземный мир противопоставляются также в формулах: fyr mold néðan (Vsp 2); fyr iörðnéðan (Ls 23, Alv 3), т. е. внизу, под землей, и fyr mold ofan (Gðr I 27) наверху, на земле.

Такие противопоставления имеют обычно "бинарный" характер, но в мифологических песнях упоминаются и "девять миров" (девять - мифическое или эпическое число в "Эдде"): nio man ее heima (Vsp 2) - девять помню я миров (вёльва); nio Kom ec heima (Vm 43) - девять прошел я миров (Один), Однако самая распространенная формула (или, точнее, группа формул) в героических песнях исходит из представления о мире в целом, имея в виду практически земной мир ("на всем свете", "всюду").

Ряд лексических эквивалентов варьирует этот образ "всего света"; возможно, первоначально употреблялось одно только слово, но в процессе развития синонимии единая формула разбилась на варианты: i heimi (Vsp 21, 24, 45; HH II 30); i Munarheimi (HHv 1); á moldo (Sg 18, Gðr I 4) fyr mold ofan (Gðr 17); und sólo (HH 39). Большей частью речь идет о ком-то или чем-то, лучшем или первом "на всем свете":

óícvig fyrst i heimi (Vsp 21, 24);

война первая в мире;

vitoma við á moldo menn in saelli (Sg 18)

не знаем не земле людей таких счастливых,

né in maestri maegð á moldo (Sg 18),

Ycrar vissa ec ástir mestar

manna allra fyr mold ofan (Gðr I 17);

Не знаю я большей любви, чем ваша,

у всех людей на земле;

óttur,

meyna fegrsto imunarheimi? (HHv 1).

Видал ли ты Сигрлин, дочь Свафнира,

девушку самую красивую в мире?

mic veil ec á moldo munar lausasta (Gðr I 4);

buðlungr, sá er var baztr und sólo (HHv 39).

Князь, что был лучшим под солнцем,

(С последней фразой мы еще встретимся при рассмотрении другой группы формул).

siá mun raesir ricstr und sólo (Rm 14);

þú munt maðr vera maeztr und sólo (Grp 7).

Ты будешь мужем, величайшим под солнцем.

Изредка формула "в мире" встречается в других контекстах, например: hart er i heimi (Vsp 45) - тяжело в мире.

В эддической поэзии сближены представления о мире, селении, дворе, жилище, владении (heimr, garðr, salr и др.). В формулах разделены местоположение вне дома (снаружи - úti) и вступление в дом, внутрь, внутри (inni, ср.: útan и innan в формуле скорости, приведенной выше).

út, úti и in, inni, хотя в общих местах есть следы и иных представлений, имеющих мифологическую основу (о верхнем и нижнем мире, об асах и великанах и т. п.)¹³. Оппозиция út и in выросла в более широкое противопоставление: sát úti - gekk in endlangan sal. В этих двух формулах контрастирует неподвижное состояние снаружи ("сидение", реже "стояние") и активный вход в дом, хождение вдоль стены.

Ein sat hon úti, þa er in aldni Kom (Vsp 25).

Одна сидела она (вёльва) снаружи, когда старый (Один) пришел.

Ein sat hon úti aptan dags (Sg 6).

Úti stóð Guðrún, Giúca dóttir (Br 6).

Снаружи стояла Гудрун, дочь Гьюки.

Úti stóð Höðbroddr, hialmi faldinn (HH I 48).

Снаружи стоял Хёдбродд, прикрытый шлемом,

Úti stendr Kunnig, Kván Niðaðr (Vkv 30).

Снаружи стоящая королева, жена Нидуда.

(Ср. verðir sato úti (Akv 14); markt er úti, mál kveð ec ocr fara (Skm 10). Эта формула связана с целой серией формульных или полуформульных выражений, начинающихся с sat (реже stód), т. е. "сидел" ("стоял") и обозначающих некое состояние персонажа, предшествующее действию (см. об этом ниже).

Приведенная формула строится на двойной основе - противопоставления "снаружи" и внутри" и глаголов "сидеть - стоять", как выражающих статическое состояние "перед стартом", и глаголов движения, активного действия "после старта".

Út и in часто сопоставляются по излюбленному в "Эдде" принципу контраста, ср. gengo út ос inn ос um sáz (Vkv 4).

ос hann inn um gecc endlangan sal (Od 3),

hon inn um gecc endlangan sal (þkv 76),

gengo in þaðan endlangan sal (Vkv 7),

en hann útan stócc endlangan sal (þrk 27),

þú ein site ennlanga sali (Skm 3).

(Ср.: Örn hugða ec hér inn fliúga at endlöngо húsi (Am 19); gecc inn i sal (Hym 10). Последние три примера имеют в виду не вступление в дом, а нечто иное, что доказывает относительную независимость формульного выражения - краткого стиха - endlangan sal.

В эддической поэзии, как и в эпической, преобладает изображение действия и даже внутреннего состояния большей частью со стороны. В этом отношении, правда, нет полного единства, о чем речь будет ниже. Сами действия воспроизводятся весьма обобщенно. Через них иногда передаются различные состояния героя.

Выше мы уже сталкивались с формулой "сидения" (реже "стояния") героя. Сидение над телом убитого безусловно связано с обычаем, даже с ритуалом, и эта поза жены, склоненной над телом мужа, становится стереотипным выражением вдовьей скорби.

er hon sat sorgfull yfir Sigurði (Gðr I 1),

þá et sat soltin um Sigurði (Gðr II 11),

svalt þá Sigurðr, saztu yfir dauðom (Hm 7),

er ec sárla sate yfir Sigurði (Gðr II 12).

Все это близкие вариации картины, рисующей скорбную Гудрун над телом убитого Сигурда.

Сидение на холме (кургане) имеет другой смысл - магический. На холмах сидят принадлежащие к иному миру - главным образом великаны: sat þar a haugi ос sló hörpo (Vsp 42) - "сидел там на холме и ударял (по струнам) арфу"; þrymr sat á haugi, þursa drottin (prm 6) - "Трюм сидел на холме, князь великанов". - Ср. в прозе: féhirðir sat á haugi (Skm); ср. A biargi stód méð Brimis eggiar (Sd 14).

Как мы видели, особенно часто фигурирует "сидение снаружи"; Ein sat hon úti (Vsp 25, Sg 6; cp. Akv 14); úti stoð (stendr) (Br 6, Vkv 30, HH I 48).

Когда речь идет о сидении вёльвы (Vsp 25), то здесь можно подозревать ритуально-магическую основу. Úti - seta - "техническое" выражение для сидения на холме или перекрестке дорог с целью колдовства (см. комментарий Sijmons-Gering, 15-37, ср.: Э. Макаев, стр. 415). Однако в большинстве случаев дело идет о сидении вне дома в смысле, указанном выше, - противопоставление "вне" и "внутри".

В ряде случаев úti отсутствует:

austr sat in aldna i larnviði (Vsp 40),

áto við Völundr saman i holmi (Vkv 41),

sáto itrar iarla bruðir (Gðr I 3),

sat bergbui, barnteitr fyrir (Hym 2),

sat hann á becc hám (Akv 2),

sát á berfialli, bauga taldi (Vkv 10),

áto siðan siau vetr at þar (Vkv 3),

и наконец:

sat harm, nehann svaf ávalt ok hann sló hamri (Vkv 20),

sat hann svá lengi, at hann sofnaði (Vkv 11).

Stód fyr norðan, á Miðavöllom (Vsp 37).

ðr (HH I 6).

Сидение старухи в железном лесу или сидение альва Вёлюнда на медвежьей шкуре (название последней berfiall, кстати, созвучно синонимической паре обозначения горы - berg и fiall), сидение родственников вокруг плачущей вдовы (Gðr I 1) или посла на высокой скамье (Akv) может рассматриваться как прямое отражение обычая. В остальных случаях трудно обнаружить ритуальную основу. Фраза о Вёлюнде, который сидел, пока не заснул, имеет буквальный смысл. Глагол "сидеть" (или, реже, "стоять") в третьем лице прошедшего времени (или в форме причастия), по-видимому, выражает прежде всего некое статическое состояние, предшествующее действию. Рихард Майер считает подобные фразы определенным способом введения новых действующих лиц¹⁴. Он при этом совершенно правильно вспоминает зачины многих песен. Р. Мейер там же указывает на "символическое" значение сообщения о том, что герой встает: Upp reis oðinn, alda gautr (Bdr 2) - "поднялся Один, древний гаут"; unz nauðig reis (Bdr 4, речь идет о вёльве) - "пока не поднялась (к тому) вынужденная"; upp reis Gunnar, gramr verðungar (Sg 42) - поднялся Гуннар, князь дружины.

Когда конь склоняется над телом убитого - этим выражается его скорбь, - образ, понятный поэзии многих народов:

gnapir ае grár iór yfir gram dauðom (Br 7);

hnipnaði Grani þá, drap i gras höfði (Gðr II 5);

склонился Грани, опустил голову в траву;

но тоже говорится и о Гуннаре:

hryggr varð Gunnar ос hnipnaði (Sg 13);

hnipnaði Gunnar (Gðr II 7);

склонился Гуннар.

У женщин чаще горе выражается непосредственно плачем:

Gecc ее grátandi (Gðr II 5)...

Grátandi Grimildr greip við orði (Gðr II 32)...

плача Гримильд молвила слово...

Leiddo landrögni lyðar óneisir, gratendr (Akv 12)...

простились с конунгом смелые дружинники, плача...

ðrun gratandi... gecc... á tái sitia (Ghv 9),

Гудрун, плача, ... уселась на тропе.

Вместе с тем Гудрун в "Песне об Атли" восхваляется за то, что она никогда не плачет (этим подчеркивается ее суровый героический склад): er hon aeva grét (Akv 38) - она никогда не плакала.

А "Первая песня Гудрун" начинается с того, что она, подавленная безмерным горем после убийства Сигурда, не может жаловаться (hiufra), как другие женщины.

Плач и смех составляют своеобразную смысловую пару для выражения горя и радости. Очень часто в рамках той же строфы контрастируют смех одного из героев и плач другого.

ði Völundr hofz at lopti

Grátandi Böðvildr gecc or eyio (Vkv 29);

Смеясь, Вёлюнд поднялся в воздух,

плача, Бёдвильд пошла с острова;

er hon gratanði gorðiz at segia,

þar er hlaeiandi hölda beiddi (Br 15);

она, плача, говорит о том,

о чем, смеясь, просила героев.

Предложения, начинающиеся с глагола "смеяться", в третьем лице прошедшего времени обычно выражают радость и торжество или презрение к врагам и к смерти:

hló þá lörmunreccr hendi drap á kampa (Hm 20),

ó þá Högni er til hiarta scáro (Akv 23),

hló þá Brynhildr, Buðla dóttir,

eino sinni, af öllom hug (Sg 30),

hló þá Brynhildr, boer allr dunði -

eino sinni af öllom hug (Br 10),

ó þá Atla hugr i briósti (Gðr III 10),

hló Hlórriða hugr i briósti (þrk 31).

Ср., с одной стороны, Satztu á beð, en banar hlógo (Hm 6), а с другой - Fyrr léz hon unna af öllom hug (HH II 15). Мы видим, что hló þá ... развертывается в более распространенную формулу в двух основных вариантах (hugr i briósti, af öllom hug, причем дополнительные члены этой формулы (af öllom hug, eino sinni, отчасти boer allr dunði; cp. fiaðrhamr dunði, folðvegr dunði) встречаются в других комбинациях.

Неожиданное несчастье получает часто пластическое выражение в виде пробуждения, "лишенного радости":

hann vacnaði vilia lauss (Vkv 11);

ávalt vilia lauss (Vkv 31);

sofnuð var Guðrún i soeingo

sorga laus, hiá Sigurði:

enn honn vacnaði vilia firð,

er hon Freys vinar flaut i dreyra (Sg 24).

ð) отсутствует, но ее заменяет рассказ пробудившегося о дурных снах:

vacnaði Brynhilðr, buðla dóttir (Br 14);

vöcnoðo velborin, var þar sams doemi (Am 21);

Vacþi mic Atli, enn ec vera þottomz

full illz hugar at froendr dauða (Gðr II 37).

þeir Sigurðsvefni ór vöcþo (Hm 6) - Сигурда пробудили, убивая его. Ср. также пробуждение Тора, у которого украли молот:

Reiðr var þá Vingþórr er hann vacnaði

oc sins hamars um sacnaði (þrk 1).

С другой стороны, ср. употребление vilia lauss без "пробуждения":

Hvi þú mér, Högni, harma slíka

ðr II 9).

Пожалуй, особый интерес представляет цепочка общих мест, выражающих внутреннюю или внешнюю оценку и большей частью заключающих в себе противопоставление "один - все":

einn með öllo (Hym 15);

er und einom mér öll um folgin (Akv 26).

Только у меня одного все скрыто;

þi Gunnar öllom lengr (Br 12).

Формула "вины": "Один виновен... во всей беде"

ein velðr Brynhilðr öllo bölvi (Sg 27);

veldr einn Atli öllo bölvi (Gðr I 25);

ein velðr Oðinn, öllo bölvi (HH II 34).

ein velðr þú Sigrún frá Sevafiöllom (HH II 45);

Hon ein þvi veldr... (HHv 26).

Формула "господства": "один мог бы (должен) всем править".

Agnarr, er einn seal raða (Grm 2);

ði Sigurðr öllo ráða(Br 8);

öllo gulli þá kná hann einn raða (Fm 34);

nú máttu einn, Atli öllo hér ráða (Am 73).

Формула личной оценки: "для меня он (она) один... всех лучше".

Ein er mér Brynhilðr öllo betri (Gðr II 12),

ér Sigurðr öllom betri (Ghv 10),

einn þótti hann þar öllom betri (Hlr 11),

einn er minn betri enn sé allra Huna (Akv 7),

varð einn borinn öllom meiri (Hdl 43).

Ср.:

at ec aetta ver öllom fremra (Gðr II 3),

ср.:

úlfar þóttomz öllo betri,

ef þeir léti mic lifi týna (Gðr II 12).

К этому типу приближается и приведенная уже нами выше формула "один лучший во всем свете":

Buðlungr, sá er var beztr i heimi (HH 30),

buðlungr, sá er var baztr und sólo (HHv 39).

"весь", проявляется и в некоторых других формулах, частично уже фигурировавших в предыдущем изложении, в частности - af öllom hug (от всего сердца):

Fyr léz hon unna af öllom hug

syni Sigmundar, enn hon séð hafði (HH II 15);

Еще раньше она любила от всего сердца

сына Сигмунда, чем они встретились,

þá er ítr Konnungr af öllom hug

Giúca arfi, á gram trúði (Grp 47).

Когда благородный конунг от всего сердца,

Гьюки наследник, князю верил.

Hló þá Brynhildr af öllom hug (Sg 30).

Без употребления слов "один" и "весь", и тем более без их противопоставления, гиперболический максимализм ярко проявляется в ряде уже рассмотренных нами формул типа "лучший во всем мире (под солнцем)".

Некоторые другие общие места, например - "взглянул в глаза":

1)_ос i augo leit (Vsp 28); leit i augo (Hym 2). - Имеется в виду демонический взгляд Одина, в связи с этим ср.: eldr ór augom (Gðr I 27) - огонь из глаз - о Брюнхильд, ср.: fráneigi sveinn - юноша с глазами искрящимися (как у змея) в Fm;

2) veit hon Heimdalar hlioð um fólgit (Vsp 27) - "знает она, где скрыт слух (по другому толкованию - рог) Хеймдалля"; alt veit ec, Odinn, hvar þú auga falt (Vsp 28) - "знаю я Один, где ты спрятал глаз"; hefir þú Hlórriða hamar um fólginn? (þrk 7) - "спрятал ты молот Тора?" nú er sá ormgarðr ycr um fólginn (Akv 16). - "Теперь будете в змеиный ров спрятаны"; er um einom mér öll um fólginn (Akv 26) - "у меня одного все сокрыто".

"тайно скрытого"; глаза Одина и слуха Хеймдалля (оба эти мифологические представления, возможно, связаны), молота Тора и, наконец, сокровища Нибелунгов. В последнем случае также имеется в виду знание тайно сокрытого, ибо после смерти Хёгни только Гуннар знает эту тайну. И лишь в примере с сокрытием Гуннара в змеином рву глагол fela (прятать) приобретает другой смысл, в какой-то мере мрачно-иронический.

3) ос blend ее þeim svá meíni miöð (Ls 3); þú er forðaeða oc meini blandin miöc (Ls 32, 56); at þér verðr aldri meinblandin miaðr (Ls 8); eitri blandinn miöc (Hdl 49). (См. об этом ниже).

4) þaðan Koma döggvar þaers i dala falla (Vsp 19); þaðan Kømr dögg um dala (Vm 14); morgindöggvar... þaðan af aldir alas (Vm 45).

За этим общим местом стоят развитые мифологические представления о живительной влаге - источнике жизни. Они связаны с образом мирового древа. (И в эпосе некоторых народов Сибири, кстати, описывается, как живительная влага стекает с дерева, образуя "молочное" озеро.)

С этим же связан эпический образ росистых долин (Гьюкунги погнали коней росистыми долинами - dögo i diupa dali, HHv 28) и отчасти влажных (росистых) гор, холмов (см. постоянный эпитет úrig fiöll). Ср. по аналогии такие предложения, как þaðan Koma snióvar ос snarir vindar (Hdl 42) - "оттуда пришли снега и быстрые ветры", и там же: þaðan er á foldo flagð hvert Komit (Hdl 41) - "оттуда на землю пришли все ведьмы", þaðan Koma meyiar, margs vitandi (Vsp 20).

þaðan Koma имеют определенное формульное значение, указывая на происхождение из иного мира, из мифической сферы. Такой оттенок, вероятно, связан с формульным вопросом мифологической поэзии "hvaðan Koma" (см. в Vm), т. е. откуда происходит (этиологический мотив). На вопрос: hvaðan Koma? - может быть ответ: þaðan Koma.

5) Среди общих мест "Старшей Эдды" выделяется очень небольшое число обширных общих мест, переходящих из одного стихотворения в другое. Здесь следует привести прежде всего знаменитый "рефрен" "Прорицания вёльвы":

þá gengo regin öll á röcstóla,

Ginnheilog goð, ос um þat gaettuz (Vsp 9, 23, 25).

Senn vóro aesir allir á þingi,

Cp:

ásynior allar á máli (þrk 14; Bdr 1).

Хотя "тинг богов" встречается только в трех стихотворениях, притом словесно в двух совершенно различных формах, здесь следует подозревать некое важное общее место, возможно в прошлом весьма распространенное. Основанием для такого предположения является широко распространенный мотив "собраний богов (героев)" в эпической поэзии и связанные с этим мотивом стереотипные словесные описания: Советы гомеровских богов в "Илиаде", Нихас-хаса нартов в эпосе Северного Кавказа, пиры Джангара или Владимира, и т. п. Судя по приведенным формулам, речь идет именно о "тинге", а не о "пире". Но, вообще говоря, эддической поэзии известен и пир богов (в "Песне о Хюмире", в "Перебранке Локи").

6) Hvat er með asom, hvat er með alfom? (Vsp 48, þrk 7; с использованием близнечной пары - асы - альвы).

7) Почти дословно повторяется в двух песнях о Гудрун картина ее "сидения" над убитым Сигурдом, невозможность облегчить свое горе слезами:

er hon sat sorgfull yfir Sigurði

ørdit hon hiúfra ne höndom slá,

ne kveina um sem konor aðrar (Gðr I)

gørdit ec hiufra, no höndom slá

ne kveina um sera konor adrar

þá er sat soltinn um Sigurði (Gðr II),

"Первой песне о Гудрун" и в "Краткой песне о Сигурде":

Svá sló hon svára sinni hendi,

at qváðo við kálcar i vá

Oc gullo við gaess i túni (Sg 29; cp. Sg 25)

þá grét Guðrun, Giúca dottir,

á at tár flugo tresc i gögnom

oc gullo við gaess i túni;

moerir fuglar, er maer atti (Gðr I 16).

9) В трех вариантах находим замечательное величание героя (Сигурда, Хельги) при помощи сравнений:

Приведенные общие места - особого рода. Здесь трудно предполагать их независимость друг от друга в рамках общей традиции. Однако различия между ними совершенно такого же типа, как между вариантами чисто фольклорными.

Имеется, наконец, обширная группа, стоящая как бы посредине между общими местами и фразеологическими оборотами языка. Например:

ði stokkin (stoknar, НН II, НН I),

boeta þer... baugi (Ls, Hrb),

höfði scemra (lata) (Hym, Fm),

drep (höggva) halsi (Ls, Sk),

sumbla gøra (Hym, Ls),

á lioma (НН I, НН II),

gras... vaxi (Gðr I, Gðr II, Grm),

salkynni at sja (Ls, Gr),

runar kenna (Grp, Hym),

unna vel (Grp, Gðr II, Gðr, Hv, HHv, Sg),

ðr sofa gengi (Hym, Háv),

maeran miöðr... drycca (Ls, Háv, Sg),

fara all aett (НН I, Sg),

vera vreiðr (þrk, Sg),

а также фигурировавшие выше:

ál,

vilia laus, þaðan Koma

и другие, часто составляющие отдельный стих.

Не только общие места имеют характер постоянных формул, но и постоянные эпитеты.

К числу стереотипных элементов, составляющих формульный фонд эддической поэзии, кроме того, относятся некоторые аллитерирующие близнечные пары, заполняющие короткий стих. Близнечные пары не всегда аллитерируют между собой, они могут не составлять Короткий стих, а быть основой вариации двух длинных стихов. Близнечные пары - специфическое для эддической поэзии явление. Однако постоянные близнечные пары, будучи разновидностью общих мест, повторяющихся формул, обычно аллитерируют между собой и, как правило, являются составными частями короткого стиха. Они, чаще всего встречаются в мифологических песнях (Háv, Ls, Rp - ср.: R. Meyer. Op. cit., S. 253-257; см. Приложение III).

идентичную словам "всё", "все", "вся" и т. п., - "суша и вода" или "воздух и вода", или "земля и небо" - это весь мир; девушки и юноши - это все молодые люди, и т. д. (Противопоставление земли и неба встречается и в древненемецкой поэзии и соответствует древнейшей универсальной мифологической концепции.)

Обзор общих мест в "Старшей Эдде" (с частичным привлечением Eddica minora) показывает, что определенный фонд повторяющихся словесных сочетаний довольно велик и это никак нельзя игнорировать при исследовании эддического стиля.

Однако исключительное разнообразие приведенного материала, трудность на основании этого материала определить границы эпической формулы невольно ставят в тупик.

Основу повторяющихся формул составляют прежде всего определенные семантические элементы и их сочетания, чаще всего закрепленные ритмически.

Общие места концентрированно и в известной мере формализованно выражают определенные стороны отраженной в поэтическом произведении действительности. Им свойственно (так же, как художественному методу фольклора) резкое преобладание типизации над индивидуализацией. Свойство это присутствует в высокой степени и в эддической поэзии. Общее место создает словесный образ для известной жизненной ситуации, причем степень отвлеченности этого образа весьма различна. В диалогических строфах определенная ситуация (встреча героев, узнавание, возникновение дружеских или враждебных отношений и т. п.) большей частью непосредственно выражается "церемониальными" формулами вопроса об имени-отчестве, традиционными по мотивам и лексике перебранками, сдерживающими увещеваниями и т. д.

"светский" обмен репликами, и являются в поэтическом тексте средством изображения, образом и знаком данной ситуации. Некоторые чисто повествовательные общие места также фиксируют известные обычаи, но уже как бы со стороны, описывая некоторые позы или действия, соответствующие этим обычаям: герой встает, чтобы сделать важное заявление, героиня сидит над телом убитого мужа, в мифологическом эпосе пророчица, великан и подобные им герои сидят на кургане, гость (или враг!) входит в дом и проходит вдоль палаты и т. д. Следующая ступень обобщения - описание действий, символизирующих эмоции: витязь или конь "склонились" от горя, человек "рассмеялся от всего сердца", выражая тем самым злорадное торжество над поверженным врагом или униженной соперницей или, наоборот, презрение к врагам и к предстоящей казни, герой "проснулся лишенный радости", т. е. в беде. Зло часто связывается с представлением о подмешивании яда в мед.

Как отражение определенных обычаев и использование ритуальных форм речи, так и приведенные виды контрастной символики чрезвычайно характерны для фольклора. Изображение душевных эмоций посредством внешних (в известной мере ритуализованных) действий специфично для народного эпоса.

Для эддической поэзии специфичны обороты, начинающиеся со слова "сидел" ("стоял"), чаще всего "сидел снаружи" (sát úti) для обозначения отсутствия действия, пассивного состояния до начала действия.

В системе общих мест формализуются пространственно-временные представления, во многом окрашенные мифологически, например образ древнейшей эпохи первотворения, предшествующей нормальному отсчету времени (ár var alda), относительное представление о прерванном "золотом веке" или счастливой жизни перед бедой, гибелью (unz...). В пространственных представлениях, отраженных в loci communes, контрастируют представления о нижнем и верхнем мире, о жилище богов и великанов, нахождении вне и внутри дома.

Некоторые общие места эддической поэзии почти буквально совпадают с общими местами в эпическом фольклоре других народов: вопрос об имени-отчестве при встрече, формула введения прямой речи, образ давно прошедшего эпического (мифического) времени, описание пира или собрания богов (героев), описание некоего статического состояния, предшествовавшего действию, и др.

богатырей (ср. повторяющееся "величание" Сигурда и Хельги путем сравнения с драгоценным камнем, оленем и т. д.). О герое говорится, что он лучший или могущественнейший "на всем свете" (с употреблением превосходной степени), герои обнаруживают любовь "самую сильную во всем мире". Наряду со "всем светом" в общих местах широко распространено словечко "весь" или контраст "один" - "весь": "один... виноват во всей беде", "один... для меня лучше всех", "один... должен всем править", "один он лучше, чем у всех гуннов", "рассмеялись... от всего сердца" и т. д. Этот тип общих мест, строго отвечающий гиперболической эстетике народного эпоса, чрезвычайно характерен для "Старшей Эдды".

До сих пор речь шла, собственно, о содержании общих мест, о заключенных в них обобщениях и символах". Перейдем к вопросу о собственно словесной поэтической ткани и структуре общих мест в эддической поэзии.

Общие места чрезвычайно разнообразны по объему и составу. Весьма различны общие элементы, которые остаются неизменными при варьировании формул. На одном полюсе стоят разнообразные фразеологические обороты, очень широко распространенные, но трудно отделимые от обычной поэтической фразеологии, идиоматики: "одним разом", "вдоль палаш", "отнять жизнь", "укоротить голову", "обменяться словами", "от всего сердца", "от большой заботы", "лучи солнца" и т. д. и т. п. Однако эти обороты, закрепленные ритмически, уже превращаются в определенную минимальную формулу, а иногда и в строительный кирпичик для конструирования более обширных общих мест. Во многих случаях постоянное сочетание двух слов и предлога, союза, частицы заполняет краткий стих и, таким образом, приобретает характер формулы: fyr mold néðan, ос burum þeira, af öllom hug, af trega stórom, oc buri svása и т. п.; иногда с незначительными различиями в пределах и в падежных окончаниях: né á engi hlut - ос engi hlut, enn mannvit mikit - en sé mannvit mikit, þióð konungar - þióð konungi - þióð konunga, um sacnaði - eins sacnaði, и т. п.

На другом полюсе стоят общие места в виде обширных описаний, заполняющих полустрофы и строфы и, как правило, встречающихся только в двух-трех текстах (собрание богов, общие места содержащие величание - путем сравнения - Сигурда и Хельги, реакцию Гудрун на известие о смерти мужа и некоторые другие). Их меньшая распространенность вовсе не говорит против их фольклорного генезиса. Подобные обширные общие места, курсирующие в пределах одного-двух-трех сюжетов широко распространены в фольклоре. Между этими двумя полюсами располагается большинство других loci communes.

Ядром общего места обычно является группа слов (иногда семантическая пара), повторяющаяся с незначительными вариантами. Но основным ядром может оказаться даже одно словечко, правда в том случае, если оно сочетается с неким мотивом, не получающим идентичного словесного выражения во всех случаях.

и поведении героев.

Другой пример folginn ("скрыт") на конце ряда предложений в сочетании с идеей тайного знания, которое в двух случаях (Vsp 27, Vsp 28) выражено - veit hon, alt veit ec, - а в других случаях только подразумевается.

Иногда в формулах при варьировании происходит замена отдельных слов синонимами. Это явление особенно характерно для эддической поэзии, но широко встречается и в фольклоре самых различных народов: fyr molð neðan - fyr iörð neðan, aldri tyna - lifi tyna;vilia lauss - vilia firð; orðom scipta - malum scipta; eitri blandinn miöc - oc meini blandinn miöc; gnepir ae grár iór - hnipnaði Grani þá; öllom betri - öllom meiri - öllom fremra.

В ряде случаев слова, составляющие основу формул, легко меняют порядок расположения, грамматическую форму и даже лексическое окружение. Например: "þat ec þá reynða", "þú reynða þat", "sofa lifi", "hvi sofid lifi", "gørva dryccia", "gerdasc dreccu", "oc i hlioð um folgit" и "þú auga falt"; "auga leit" и "leit i augo".

Из приведенных примеров видно, что семантика в эддических общих местах имеет ведущее значение по отношению к синтаксису и ритмике. Однако и синтаксические модели имеют очень большое значение. Нагрузка большей частью лежит на первых словах предложения, как правило на глаголах, на служебных словах (ср. sat hon úti, þaðan Koma, hló þá... и т. п.), но иногда значимое слово находится в конце предложения (folginn).

þeim svá meini miöð (Ls 3) - "размешаю им так злом мед; ос meini blandin miöc (Ls 32, 56) - "и злом пропитана сильно (фрейя)"; biór... eitri blandinn miöc (Hdl 49) - "пиво, сильно замешанное на яде"; at þér verðr aldri meinblandinn miöðr (Sd 8) - "что ты не будешь напоен колдовским медом".

Приведенные варианты объединены на основе представления о подмешивании яда в медовый напиток (и более отвлеченно - злокозненный, колдовской силы, а также на основе созвучия miöð (мед в accusativ) и miöc (очень), не говоря уже о синонимичности mein и eitr (яд), biór (пиво) и miöðr (мед).

Сопоставление следующих трех фраз ярко обнаруживает значение ритмических образцов: Hló þá Brynhilðr - boer allr dunði (Br 10) - "рассмеялась Брюнхильд - жилище все загудело"; Fló þá Loki - fiaðrhamr dunði (þrk 9) - "полетел туда Локи - наряд из перьев гудел"; fram reið oðinn, foldvegr dunði (Bdr 3) - "вперед скакал Один - зеленый путь гудел".

В приведенных стихах имеется сходство и по содержанию (например, полет Локи и скачка Одина), но резко преобладают фонетические и ритмические образцы.

Указанное соотношение семантического и ритмического элемента, а также характер и мера вариативности внутри поэтических формул не выходят за рамки фольклорно-эпических "норм".

основание с твердой уверенностью подтвердить фольклорное, устно-поэтическое происхождение той или иной формулы (общего места). Однако вероятность ее фольклорного генезиса увеличивается в зависимости от некоторых факторов. Вероятность эта тем больше, чем формула менее изолирована, одинока, исключительна по своему содержанию, по заключенным в ней эстетическим представлениям, по стилю (о чем мы уже писали выше) и, в особенности, по способу своего образования.

В образовании общих мест эддической поэзии можно обнаружить некоторые логические "оппозиции": снаружи - внутри; сидеть (стоять) - вставать; сидеть - идти, вставать - склоняться; смеяться - плакать; просыпаться - засыпать; один - весь (мир) и т. д.

Подобные логические противопоставления в известной мере соответствуют контрасту как поэтическому приему фольклора. Ряд общих мест конструируется на основе одного только противопоставления, другие - на основе двух и более семантико-логических противопоставлений, выступающих в этих случаях как своеобразные "различительные признаки". Примером может служить общее место о "сидении снаружи" или "вхождения внутрь в палаты", в основе которого лежит противопоставление "снаружи - внутри" и "сидеть (стоять) - идти".

Обнаружение структурности в общих местах говорит в пользу их фольклорного генезиса. С этой точки зрения самым надежным критерием фольклорности является дальнейшая делимость общего места, обнаружение в нем ряда элементов, которые сами в известной мере "формульны", т. е. либо часто повторяются в различных комбинациях, либо следуют стойким образцам (моделям) лексического, грамматического, метрического и т. п. характера.

Например, формула:

ó þá Brynhilðr, Buðla dóttir,

eino sinni, af öllom hug (Sg 30) -

легко расчленяется на четыре составляющих, отделенных запятыми. Каждая из составляющих также является формулой, что видно из сопоставления следующих рядов:

hló þá Iörmunreccr, hendi drap á Kampa (Hm 20),

hló þá Högni er til hiarta scáro (Akv 23),

ó þá Brynhilðr - boer allr dunði (Br 10),

hló þá Atli hugr i briósti (Gðr III 10),

hló Hlórriða hugr i briósti (þrk 31),

þá qvað þát Brynhilðr Buðla dóttir (Br 8),

þá qvað þát Gullrðnd Giúca dóttir (Gðr I 17),

þá qvað þát Guðrún Giúca dóttir (Br 11),

vacnaði Brynhilðr, Buðla dóttir (Br 14).

Ср.

þú vart Brynhilðr, Buðla dóttir (Hlr 4).

Fóró lengi aðr lita nam

aptr Oðins sonr eino sinni (Hym 35),

ðrún eino sinni (Gðr I 14),

Svaraði Högni sinni eino (Gðr II 10).

(Cp. eino þvi Högni annsvór veitto (Sg 50), так устанавливается связь с целым рядом формул, начинающихся с einn). Fyr léz hom unna af öllom hug (НН II 15), þá er itr Konungr af öllom hug (Grp 47); af öllom hug - в свою очередь связано с целой серией формул, включающих понятие "весь", о котором мы уже неоднократно писали выше (öllo bölvi, öllo raða, öllo betri, öllo gulli и др.); af öllom hug в разбираемом нами исходном предложении лексически и по своей функции связано с другим выражением, также имеющим формульный характер - hugr i briósti, - означающего, что грудь Брунгильд вздымается, а к этому смыслу довольно близок и третий вариант второй короткой строки boer allr ðundi - жилище все гудело. Это выражение в свою очередь может быть поставлено в формульный ряд: fiaðrhamr dunði - folkvegr dunði, тем более что, как уже отмечалось, существует близкий ритмико-синтаксический параллелизм между ними.

Hló þá Brynhilðr - boer allr dunði (Br 10)

Fló þá Loki - fiaðrhamr dunði (þrk 9).

ðr, Buðla dóttir - "Брюнхильд, дочь Будли", - как мы видели, входит и в другие формулы: введение прямой речи, пробуждения и т. д.

Сугубая "структурность" рассматриваемой формулы является серьезнейшим подтверждением ее фольклорности. Разумеется, не все формулы так четко расчленяются, но большинство состоит из меньших элементов тою же ряда,

Сам факт вариативности общих мест не только не противоречит их фольклорной основе, но, наоборот, ее подтверждает, так как всякий фольклорный текст и любая фольклорная стереотипия вариативны. Для фольклора, однако, характерно такое положение, что сами варианты входят в определенную поэтическую систему, структуру, как мы видели это и в приведенном примере, где варианты одной формулы вели нас к другим формулам.

Главная суть фольклорно-эпического стиля состоит, собственно, вовсе не в том, что поэзия полна неизменных закостенелых законченных фрагментов словесной ткани, заслуживающих названия общих мест, формул и т. п., а в том, что более или менее сходные выражения строятся по определенным образцам - моделям: тематическим, лексическим, синтаксическим, метрическим.

Не всегда общее место без остатка разлагается на общие места меньшего объема, как это имеет место в приведенном примере. Но очень часто общее место, формульные выражения вырастают на определенном фоне, из самого этого фона путем известной словесной конкретизации, естественного сгущения тематических и лексико-грамматических тенденций, которые фон в себе заключает в порядке реализации содержащихся в нем возможностей. Иногда сама формула в процессе своей дальнейшей эволюции как бы затухает и растворяется в таком же словесно-поэтическом фоне. Поясним нашу мысль на примерах.

(иногда после краткого служебного слова), порой создавая тем самым инверсную перестановку подлежащего на второе место - черта характерная также для chansons de geste, славянского эпоса и т. п. Так, популярны примерно такие типы начала стиха, как sát hann (hon) - сидел он (она), stód hann - стоял он, kom þar - пришел туда, þá kømr - тогда приходит, þá gengo - тогда пошли, hon gecc - она пошла, þaðan kømr - оттуда приходят, hló þá - тогда засмеялся, veit ec - знаю я, hon vacnaði - она пробудилась, qvað þá - сказал тогда, и т. п.

Эти распространенные начальные слова могли иметь и имеют различные продолжения. Но среди этих продолжений выделяются некоторые, образовавшие формулы путем прибавления к исходному глаголу одного-двух слов и развившие, уточнившие существенные смысловые ("символические") возможности, которые были заключены в этих глаголах.

Так sát (stóð) - сидел (стоял) - имело тенденцию к выражению некоего неподвижного состояния, некоей статической картины перед действием. Как уточнение этого возникли формулы: sát hon úti - сидела она снаружи, sát hann á haugi - сидел он на холме, sát hann плюс указание местонахождения, селения, жилища.

Эти конкретные формулы как бы выступают на фоне неформульных выражений, начинающихся с sát.

þaðan koma - пришел оттуда - в большинстве случаев намекает на приход, происхождение из иного мифического мира, вернее из одного из нескольких миров скандинавской мифологии. Такой оттенок значения связан с тем, что þaðan в сочетании с koma сразу приобрело это особое значение, возможно, в силу аналогии с hvaðan koma? (откуда происходит?) - формулой этиологического мифа, - так что выражение þaðan koma - уже "на пути" к формуле.

þaðan koma döggvar þaers i dalla falla (вар.: þaðan kømr dögg um dala), т. e. "оттуда приходит (падает) роса в долины". При этом "роса" понимается как магическая живительная влага. Различные фразы, начинающиеся с hló þá (смеялся тогда), являются фоном и стали основой для формул: hló þá hugr i briósti, hló þá af öllom hug. Veit ec естественно стало началом стихов, в которых излагается тайное знание, пророческая мудрость и т. д. Как одна из формул, сужающих и уточняющих это общее значение, возникла формула: veit ec... folginn, т. е. "я знаю (что или где) скрыто".

Начало - hann (hon) vacnaði - "он (она) пробудился (ась)" почти всегда выражает, как мы внаем, не просто пробуждение, а пробуждение в беде или с дурными предчувствиями; т. е. сам глагол и описываемое им действие приобрели своеобразную символическую нагрузку, дополнительное значение. Естественной конкретизацией этого значения стала формула vacnaði vilia laus - "пробудился лишенный радости".

На фоне различных предложений, начинающихся с qvað þá, на основе qvað þá образовались формулы введения прямой речи: Hitt qvað þá, þá qvað þat + такой-то, сын такого-то (имя и отчество или прозвище).

Из начала с gengo, gecc выросли такие формулы, как gecc hon (hann) in endlangan sal - "вошел вдоль палаты", þá gengo regin öll á röcstóla... - "тогда отправились все боги к сиденьям"...

При образовании формул, разумеется, сталкиваются, скрещиваются различные модели. Например, как мы видели, при образовании целого ряда формул моделью является противопоставление einn и öll ("один" и "всё"), ut и in ("вне" и "внутрь"), а также многочисленные семантические пары (типа iörð - himinn - земля - небо, и т. п.).

Собственно, всякое неформульное употребление входит в фон, но здесь могут быть три случая. Первый - кажущееся растворение: отсутствующий член формулы компенсируется наличием соответствующего мотива, идеи, например мотива дурных снов вместо формульно выраженной уже совершившейся беды (vilia lauss). Второй - некоторое искажение формулы, например, вместо стереотипного einn var mér... öllo betri (Ghv 10) - vard einn borinn öllom meiri (Hdl 43) или at ec aetta ver öllom fremra (Gðr II 3). И третий случай - заведомо иное употребление выражения, ставшего формульным, например, по отношению к последней формуле: úlfar þóttonz öllo betri - "лучше всего было бы, если бы волки"...

Или наряду с формульным употреблением folginn на конце фразы как тайно скрытого, но известного говорящему, - применение того же слова, чтобы выразить опасение, что Гуннар будет запрятан в змеиный ров.

Таких случаев заведомо "неформульного" словоупотребления очень мало, а некоторые искажения (второй случай!) по существу являются проявлением вариативности, ее крайней границей. Таким образом, роль "фона" во многом аналогична роли "структуры" и также указывает на органичность, традиционность и потому вероятную фольклорность общего места.

Делая обзор важнейших общих мест, мы рассматривали их главным образом сами по себе, независимо от их места в поэме, строфе, стихе, т. е. вне их композиционной функции.

"ранних времен" (ár) мы не могли не коснуться специфической связи этой формулы с зачином. Эта формула, указывающая на давно прошедшее (мифическое) время действия, является классическим эпическим зачином в фольклоре многих народов. Это эпический зачин par excellence. Как уже отмечалось выше, эта формула вытесняется другой: "я слышал спор", освещающей древнее предание как недавнюю быль, удостоверенную очевидцем; либо, наоборот, делается ссылка на древние сказания, традицию. В песнях, построенных диалогически, распространенный зачин - формула вопроса об имени героя (Hrbl, Alv, Rm, Sd, Grp). Заметим, что в героическом эпосе других народов эта формула весьма распространена, но не в качестве зачина.

Наконец, формула "пора мне поведать" в монологическом тексте также по своему характеру является зачином. Вероятно, это был типичный зачин для жанра тулы, т. е. мифологического или генеалогического перечня. Однако нечто подобное встречаем и в "Слове о полку Игореве": "Не лепо ли ны бяше братие яачатя..."

Большинство рассмотренных формул (sát úti, upp reis, þaðan koma, unz koma и др.)? к&к уже указывалось, помещаются в начале стиха и особенно в начале строфы.

В противоположность "действенным" формулам, начинающим строфу, стихи, венчающие строку, часто имеют характер сентенции либо в виде отвлеченной морали (и тогда они напоминают гномические эддические стихотворения), либо в форме конкретной эмоциональной оценки происходящего итогового заключения, предсказания и т. п. (Hm 8, 30; Sg 3, 35, 41, 64; HHv 1; Akv 19, 31 и мн. др.). Между прочим, такие оценочные сентенции характерны и для конца строфы во французском эпосе.

Таким образом, общие места оказываются совершенно небезразличными и с точки зрения композиции: они занимают определенное место в структуре поэмы, строфы, стиха.

(указ. соч., стр. 415-430). Так, например, начало стиха характеризуется не одним лишь частым употреблением формул, но употреблением неопределенных указаний времени (утро, вечер), числительных, односложных слов с открытыми гласными. В конце стиха встречаются термины родства, торжественные наименования богов и духов, слова общего значения, ориентировочные наречия (указывающие страны света), прилагательные в сравнительной и превосходной степени, глаголы в форме причастия и неопределенного наклонения, открытые односложные слова и слова с хиатусом. Такое проявление единообразной лексико-грамматической структуры вполне соответствует нашему представлению о фольклорной основе эддической поэзии.

Примечания.

10. Jan de Vries. Die Helgilieder. ANF, 1967, В. 60, 8. 135.

11. Так представлял себе и Р. Мейер (см. указ. соч., § 21). Ср.: Э. Макаев. - В сб. "Проблемы сравнительной филологии", стр. 415.

12. См.: Е. Мелетинский. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники. М., 1963, стр. 294-298; Е. Мелетинский. О древнейшем типе героя в тюрко-монгольском эпосе. - Сб. "Проблемы сравнительной филологии", стр. 426 и сл. Ср: в наст. работе.

"Походы викингов" (М., 1966), с которой автор этих строк ознакомился уже после написания главы об эддическом стиле: "Для бонда усадьба его отца, в которой он родился, жил, работал вместе с сородичами и которую он оставлял, умирая, своим детям и другим близким людям, была микромиром, средоточием всех его интересов. Его усадьба называлась одалем, а сам он - одальманом. Но слово "одаль" - наследственная земля - означало в древнескандинавском языке также "родина". В представлении скандинавов времен язычества мир людей был не чем иным, как большой усадьбой: вокруг нее лежал мир великанов и страшных чудовищ. Поэтому мир людей называли Мидгардом (буквально: "то, что расположено в пределах изгороди"), а мир исполинов и чудовищ - Удгардам ("находящееся за оградой")" (стр. 18).

Из приведенных соображений тень ясно, как происходит переход от формул, выражающих мифологически противоположность "своего" и "чужого" мира, к формулам, в которых противостоит то, что "внутри" дома, и то, что "снаружи".

14. M. Meyer. Die altgermanische Poesie, S. 373.