Чехонадская Н. Ю.: Галльские пророчицы: жизнь, смерть и исцеление в руках галльских женщин

Н. Ю. Чехонадская

ГАЛЛЬСКИЕ ПРОРОЧИЦЫ: ЖИЗНЬ, СМЕРТЬ И ИСЦЕЛЕНИЕ В РУКАХ ГАЛЛЬСКИХ ЖЕНЩИН

Наше представление о духовной жизни кельтов в античное время, и прежде всего континентальных кельтов, вомногом опирается на свидетельства античных авторов. Представления греческих и латинских писателей о варварах служили предметом специальных исследований [Rankin 1987].

Западных варваров изображали «очень примитивными, культурно отсталыми— словом, совершенно ,дикими“. Однако это не исключало ни того, что при определенных обстоятельствах они могли обладать и благородными качествами, ни того, что они своей наивной и благородной невинностью, здоровьем и силой представляли живой контраст культурному пессимизму упадочнической средиземноморской интеллигенции» [Birkhan 1997, 22]. Возможно, именно последним соображением руководствовались античные писатели, сообщая о кельтских женщинах почти только одно хорошее, восхваляя их красоту и добродетель: именно в них сконцентрировались все положительные качества варваров, которые греки и римляне не всегда могли признавать за врагами-мужчинами.

Согласно этнографическо-генеалогическим теориям античности, племя кельтов было обязано своим появлением на свет любви Геракла и красавицы, которую автор I в. н. э. Парфений Никейский именует Кельтиной [Birkhan 1997, 49-50]. Вот как об этом пишет Парфений:

«Вот что говорят о Геракле: когда он был послан Эврисфеем на поиски угнанных коров Гериона, он забрел в страну кельтов и пришел к Британну, у которого была дочь по имени Кельтина. Она, влюбившись в Геракла, спрятала коров, не желая отдавать их, пока прежде не соединится с Гераклом. Он, и желая выручить угнанных коров, но более пораженный красотой девы, соединился с нею для рождения потомства. Через некоторое время у них родился сын Кельт, и от него и прозвались „кельты“» [Cougny 1878-1892, И, 506-508].

Диодор Сицилийский (видимо, со слов Посидония) говорит (V. 32), что кельтские женщины «прекрасны» и что они «не только ростом почти равны мужчинам, но не уступают им и в отваге» [Cougny 1878-1892, II, 394— 396]. Античные писатели Плутарх, Тацит, Дион Кассий оставили нам несколько трогательных историй о верности и любви кельтских—галльских и галатских — женщин: Хиомары, Каммы, Эппонины [Jullian II, 411]. Даже безнравственность варварских женщин зачастую казалась античным писателям проявлением милой наивности и благородства. Так, Дион Кассий рассказывает о каледонке (принадлежавшей, видимо, к кельтоязычному племени, так как имя ее супруга было Аргентокок — «Серебряная нога»): супруга императора Септимия Севера Юлия Домна упрекнула эту женщину в свойственном ее соотечественницам распутстве (Dio Cass., LXXVI, 16). Та гордо ответила: «Мы гораздо лучше чем вы, римлянки, удовлетворяем свои природные нужды: ибо мы сходимся с лучшими мужчинами открыто, а вас тайно растлевают худшие» [Cougny 1878-1892, V, 46-47].

Описание галльских женщин у Аммиана Марцеллина (Атт. Marc. XV, 12, 2), хотя и несколько ироничное, видимо, основано на личных наблюдениях: по его словам, если задиристому галлу в драке станет помогать жена, которая «сильнее его и голубоглаза», то «целая толпа чужеземцев не справится с ними, особенно когда та, гневно откинув голову, скрежеща зубами и размахивая белоснежными и могучими руками, начнет наносить кулаками и ногами удары не слабее снарядов катапульты, выбрасываемых при помощи скрученных жил» (Атт. Marc. XV, 12, 1). Несмотря на свою резкость и драчливость, галльские женщины «опрятны и чистоплотны», и в Галлии даже самые бедные женщины не ходят в лохмотьях.

Античные авторы неоднократно говорят о том, что кельтским женщинам доверяют решать вопросы войны и мира. Тема предсказаний, которые делают женщины перед битвой, находит себе параллели в германской традиции, а также в древнеирландской литературе — вспомним пророчицу Фе- дельм, предсказывавшую королеве Медб участь ее воинов [Green 1995, 148-150; Михайлова 2004].

Подобное решение могло предполагать некоторый элемент гадания. Вот как рассказывает об этом Плутарх в трактате «О доблести женской»: «Прежде чем кельты, перейдя через Альпы, поселились в ныне занимаемой ими области Италии, у них возникли тяжкие непримиримые раздоры, приведшие к междоусобной войне. Но женщины, явившись на поле сражения и осведомясь о существе спора, так безупречно разобрались во всем и так мудро рассудили, что враждующие пришли к полному восстановлению дружелюбия и между племенами и между отдельными домами. С тех пор кельты стали решать все вопросы войны и мира, совещаясь с женщинами, и на их же рассмотрение выносили вопросы, возникавшие во взаимоотношениях с союзниками. А в договоре с Ганнибалом было записано, что если у кельтов возникнут какие-либо жалобы против карфагенян, то судьями должны быть карфагенские власти и военачальники в Испании, а судьями (διχαστας) в случае жалоб карфагенян против кельтов должны быть кельтские женщины» (Plut. Mul. Virt., 6\ русский перевод цитируется по [Плутарх 1990]). Примерно те же самые сведения повторяет в своих «Стратагемах» и греческий автор II в. н. э. Полиэн (VII. 50) [St?dter 1965, 19-20; Полиэн 2002, 252].

Откуда взял свою информацию Плутарх, точно не известно (сам он подчеркивает, что в этой работе он старался собрать интересные малоизвестные факты), однако, вероятнее всего, он пользовался сочинением одного из греческих историков, сопровождавших Ганнибала в походе, — сицилийского грека Силена или спартанского писателя Сосилла, который, как известно, оставил подробное описание испанских походов Ганнибала [St?dter 1965, 74—75]. Поэтому можно думать, что информация Плутарха— из первых рук.

Любопытное уточнение к этим сведениям Плутарха содержится в позднем сочинении анонимного автора, известного как Paradoxographus Vaticanus Rohdii: «Они (т. е. галлы. — Н. Ч), решая вопрос о войне, советуются с жен- щи нам и и действуют сообразно тому, что решают они. Однако если, начав войну, они потерпят поражение, они отрубают головы женщинам, принявшим решение о начале войны, и выбрасывают их из своих земель» (Keller, 112). Не исключено, что самоубийство варварских женщин, о котором рассказывает Орозий (Oros. V, 16, 9-13) также было вызвано не в последнюю очередь именно страхом перед подобной расправой (можно думать, что судьба людей, чьи головы отрублены, в мире ином была особенно незавидной).

Интересная информация о роли кельтской женщины в принятии важных для племени решений содержится и в анонимном греческом трактате «Находчивые и мужественные в военных делах женщины» [Полиэн 2002, 569-584]. Трактат, вероятнее всего, следует датировать II—IV вв. до н. э., однако автор пользовался информацией писателей классической эпохи (Ге- родот, Гелланик, Ктесий) и эллинистического времени. К сожалению, для данного отрывка он не указывает источника информации,— в то время как его сведения уникальны.

«Ономарис (скорее, Ономара. — Н. Ч.)¹, одна из именитых галаток; когда ее единоплеменники были мучимы неплодородием и стремились бежать из страны, предавая себя во власть желающему уйти, однаксвое имущество в середину, их, будучи в числе около... ² она, переправившись через Истр и победив местных жителей в сражении, царствовала над этой землей»³. Вероятнее всего, племя, которое Ономара перевела через Истр (Дунай) — это скордиски⁴. Впервые отождествление племени Ономары со скордисками было предложено К. Жюллианом, с мнением которого согласились У. Тарн, Г. Биркхан, К. Томашиц. Правда, Жюллиан полагал, что Ономара— не реальное историческое лицо, а одна из ипостасей кельтской богини войны. Современные историки, в том числе К. Томашиц и Д. Гера, не видят оснований сомневаться в историчности Ономары, полагая, что в нашем трактате сохранилась память о событиях середины IV— начала III в. до н. э. [Ellis Evans 1999, 30, 36-37].

Тацит, говоря о британской царице Боудикке, поднявшей восстание против римского господства, отмечает, что «у бриттов воевать под командованием женщины — обычное дело» (solitum quidem Britannis feminarum ductu bellare — Тас. Ann. XIV, 35). По сведениям Диона Кассия (Dio Cass. LXII, 6), перед началом сражения с римлянами Боудикка произвела торжественное гадание: «Сказав это, она выпустила из-за пазухи зайца, применив некое гадание; и когда он побежал в счастливую от них сторону, толпа вскричала от радости» [Cougny 1878-1892, V, 8-9]. По свидетельству Цезаря, бритты считали зайца священным животным и никогда его не ели (leporem... gustare fas non putant — BG, V, 12). Божество с зайцем изображалось на бриттских кельтских монетах.

Ряд античных авторов пишет о том, что у галлов существовали жрицы; правда, при этом нигде не говорится, что они принадлежали к сословию друидов. При этом нередко упоминается некая «коллегия» галльских жриц, обитавших на островах. О них говорят, например, писатель I в. н. э. Помпоний Мела [Duval 1971, № 112], а также Страбон.

Ссылаясь на Посидония, Страбон рассказывает о жрицах, обитавших на острове близ устья реки Нигера (Луары) [Страбон 1964, 188-189]: «На острове живут самнитские женщины, одержимые Дионисом; они умилостивляют этого бога мистическими обрядами, так же как и другими священнодействиями; и ни один мужчина не вступает на остров, хотя сами женщины отплывают с него для общения с мужчинами и затем возвращаются обратно. Существует обычай, продолжает Посидоний, раз в год снимать крышу святилища и затем крыть ее снова в тот же день перед заходом солнца, причем каждая женщина приносит свой груз соломы для крыши; но женщину, у которой груз выпадет из рук, остальные разрывают на куски; они носят куски жертвы вокруг святилища с криками «эу-а» и не прекращают хождения, пока не утихнет их неистовство; по его словам, обыкновенно кто-нибудь поражает [насмерть] обреченную женщину» (IV, 4, 6). Поэт I в. н. э. Дионисий Перигет в своем «Землеописании», пересказывая этот пассаж Страбона, отмечает, что такие же вакхические священнодействия существуют и у фракийцев, и в Индии [Cougny 1878-1892, I, 2-4]. Византийский комментатор Дионисия Евстафий (XII в.) также замечал, что обычай «амнитских» женщин «прыгать и плясать» всю ночь схож с другими обрядами в тех странах, где женщины почитают Диониса [Cougny 1878-1892,1, 12-14].

Жизнь жриц, о которых рассказывает Посидоний, не была посвящена исключительно храму: просто их супругам или сожителям был закрыт вход на остров. Подробное сообщение Посидония, включающее в себя рассказ о своеобразном обряде перекрывания крыши, может заключать в себе зерно истины [Green 1995, 142-143]. Гораздо более фантастично звучит рассказ Помпония Мелы о другом острове и других жрицах.

Вот что пишет Мела: «[Остров] Сена, расположенный в море вблизи берегов озисмиев, славен оракулом галльского божества. Жриц его, давших обет вечного девства, числом, как говорят, девять. Зовутся они „галлице- нами“, и полагают, что они, одаренные особым даром, заклинают песнями моря и ветры, превращаются в любых животных, каких только захотят и излечивают то, что другие излечить не могут; они знают будущее и предсказывают его, но предсказывают они его только отправляющимся в плавание, и тогда только если те спросят, отправившись в путь» (Mela, III, 6, 47-48). Этот рассказ напоминает об Островах женщин в кельтской литературе Ирландии, а также мотив волшебного котла из валлийской поэмы «Трофеи Аннуина», который мог закипеть только, если огонь под ним раздували девять девственниц. Отчасти, по мнению М. Грин, девственность могла «символизировать нерассеянную сексуальную энергию женщины, которая, таким образом, становилась весьма могущественной» и не в последнюю очередь поэтому владела искусством исцеления и превращений [Green 1995, 142].

Упоминания в античной традиции «друидесс» до сих пор вызывает множество споров, и к самому факту существования «друидесс» в Галлии многие ученые относятся скептически. Отчасти причиной тому романтическое увлечение друидами в XIX в. и возникшие тогда в искусстве и литературе а отчасти и в науке романтические образы «друидесс», не имевшие ничего общего с действительностью.

Полностью отрицают наличие друидесс в Галлии К. -Ж. Гуйонварх и Ф. Ле Ру. Признавая огромную роль женщин в кельтском обществе, о которой говорят в том числе и ирландские источники, они подчеркивают: нет никаких свидетельств того, что женщины выполняли традиционные функции друида. «Мы никогда не встречали ни одного упоминания о том, что „друидесса“ совершала жертвоприношение, проводила хоть какой-никакой обряд, или занималась обучением, или помогала королю» [Guyonvarc’h, Le Roux 1986,41-42].

Присутствовали ли женщины-жрицы при жертвоприношениях, проводившихся друидами, в частности при самых серьезных из них — человеческих жертвоприношениях? Прямых данных на этот счет как будто нет. Однако, поскольку галльские женщины, как упоминают об этом античные авторы, часто принимали важные для племени решения общего характера (см. выше), не исключено что они, как германские женщины, описанные Цезарем, могли принимать решение и относительно того, кто будет принесен в жертву.

Друиды, «друидессы» и другие представители национального галльского жречества внезапно всплывают в самый поздний период истории Римской Империи — в IV-V вв. Пророчествующие галльские женщины фигурируют у так называемых «Авторов жизнеописаний Августов» (SHA)⁵. Этот текст, который якобы написан шестью писателями времен Диоклетиана, на деле большинство специалистов относят к концу IV в., не исключая того, что у всех жизнеописаний может быть один автор. В сочинении встречается значительное число хронологических и других несообразностей, которые не позволяют отнести их составление к эпохе Диоклетиана, когда они якобы, по словам самих «авторов», писались^6.

«Знамения его смерти были следующие... Когда он проходил, женщина-друидесса (mulier Dryas) крикнула ему по-галльски (Gallico sermone): „Иди, но не надейся на победу, и не верь своим воинам!“» (SHA, Alexandrus Severus, LX, 3, 6).

Галльские пророчицы встречаются также в биографии Аврелиана: «Может быть, кому-либо кажется удивительным то, что Асклепиодот⁷, как передают, узнал от Диоклетиана и сообщил Цельзину, своему советнику; но об этом будут судить потомки. Он утверждал, что Аврелиан обратился как-то к галльским друндессам (Gallicanas... Diyadas) с вопросом, останутся ли у власти его потомки. Те, по его словам, ответили, что в государстве не будет более славного имени, чем имя потомков Клавдия⁸. И уже есть император Констанций, человек той же крови, а его потомки, думается, достигнут той славы, которая была предсказана друидессами (а Diyadibus). Я включил это в жизнеописание Аврелиана потому, что такой ответ был дан самому Аврелиану на поставленный им вопрос» (SHA, Aurelianus, XLIX, 3-5).

«Друидессам», видимо, приписано пророчество задним числом. Сочинение написано якобы во время Диоклетиана, однако автор здесь очевидно подразумевает славу потомков Констанция— императора Константина, его сыновей, а может быть, и внука Констанция — императора Юлиана⁹.

О позднем происхождении «Жизнеописаний Августов» отчасти говорит и знаменитый рассказ о пророчестве, которое услышал император Диоклетиан: о нем император якобы рассказал деду автора — упоминание об этом имеет мало смысла, если считать, что книга написана в эпоху самого Диоклетиана. Согласно этому рассказу, когда Диоклетиан остановился в харчевне в области тунгров в Галлии и «подводил вместе с какой-то женщи- ной-друидессой (cum Dryade quadam) итог своим ежедневным расходам, она сказал ему: „Ты слишком скуп, Диоклетиан, слишком расчетлив“. На это, говорят, Диоклетиан не серьезно, а в шутку ответил: „Буду щедрым тогда, когда стану императором“. После этих слов друидесса (Dryas), говорят, сказала: „Не шути, Диоклетиан, ведь ты будешь императором, когда убьешь кабана“. В душе Диоклетиана всегда жила жажда императорской власти, и об этом знали Максимиан и мой дед, которому он сам рассказал об этих слова дриудессы. Затем, заняв высокое положение, он стал смеяться над этим и перестал об этом говорить. Тем не менее на ox?Te он всегда, когда представлялась возможность, сам убивал кабанов. Наконец, когда императорскую власть получил Аврелиан, затем Проб, затем Тацит, затем и Кар, Диоклетиан сказал: „Кабанов всегда убиваю я, а лакомым куском пользуется другой“. Известен и широко распространен рассказ о том, как, убив префекта претория Апра, он сказал: „Наконец-то я убил назначенного роком кабана!“ (Aprum fatalem). Все же дед мой рассказывал, будто сам Диоклетиан сказал, что у него не было никакой другой причины убивать Апра собственной рукой, кроме желания осуществить предсказание друидессы (Dryadis) и сделать прочной свою власть» (SHA, Numerianus, XIV, 2 —XV, 5).

Вне зависимости от того, насколько достоверными считать сами «Жизнеописания», очевидно, что их автор или авторы рассматривали пророчествующих женщин как обычный атрибут галльской повседневности, и установление того, что «Жизнеописания» были созданы во второй половине или даже в конце IV в., делает этот факт даже более интересным. Конечно, подлинность «Жизнеописаний Августов» сомнительна. Однако существует ряд более надежных свидетельств того, что римские императоры действительно посещали галльские святилища в поисках пророчеств.

Так, по свидетельству Диона Кассия, император Каракалла обратился к трем великим оракулам: Сераписа в Александрии, Асклепия в Пергаме и в святилище Аполлона Гранна в Галлии, неподалеку от Отёна (Августодуна), расположенное на территории галльского племени левков [Duval 1989]. Святилище Аполлона Гранна¹⁰ славилось своими горячими источниками. Считалось, что эти кипящие источники наказывали клятвопреступников, и в культе Аполлона Гранна соединялись аспекты как прорицания, так и правосудия [Kemeis 1998, 131-133]. Пророчества и исцеления в святилище Гранна совершались, скорее всего, как и во многих других святилищах богов-целителей, не только в результате близости горячих источников, но и с помощью вещих снов. Это доказывает римская посвятительная надпись: «Гранну Консиний трибун посвятил, по велению, полученному во сне (somno iussus)» [Duval 1989,429].

Весьма вероятно, что именно это святилище посетил в 310 г. император Константин. Автор обращенного к Константину панегирика говорит: «Ты видел, как я полагаю, твоего Аполлона, которого сопровождала Победа, протягивавших тебе лавровые венцы... Но зачем же я говорю: „полагаю“? Ты его видел и узнал в его образе себя, того, кому божественное правление всем миром предсказали пророки в своих песнях (uatum... carmine cecinerunt). И это, полагаю я, сбудется, ибо ты, как и он, молод и весел; как и он, ты несешь спасение; как и он, ты прекраснее всех, император» (Pan. Lat. VII, 21, 4-6)¹¹. Писатель начала V в. Клавдий Марий Виктор в своей написанной около 425 г. поэме «Истина» (Alethia), где в поэтической форме воспроизводятся события Книги Бытия, с неодобрением говорит о том, как Аполлон, сначала обманывавший народ в Дельфах с помощью «говорящих ветров, которые выдыхала земля», перебрался в Галлию и стал «целителем левков» [Duval 1989]. Святилище Аполлона Гранна просуществовало, как показывают данные археологии, до середины V в. н. э. [Rousselle 1990,158-159].

Другим пророчествовавшим божеством, отождествлявшимся в римское время с Аполлоном, был Белен. Белен считался покровителем города Ак- вилеи, построенного на северной границе Италии, на рубеже населенных кельтами северных областей Италии и мест обитания племени венетов¹². По рассказу римского историка Геродиана, еще в III в. н. э. Белен давал прорицания и даже физически помогал жителям Аквилеи справиться с войсками осаждавшего город императора-узурпатора Максимина: «И были даны прорицания, что местный бог обещает победу; его называют Белен и чрезвычайно почитают, желая видеть в нем Аполлона Некоторые воины Максимина говорили, что его образ часто появлялся в воздухе, сражаясь за город» (Herodianus VIII, 3, 8; русский перевод цитируется по [Геродиан 1995]).

Совершались ли священнодействия и пророчества в храмах этих благих божеств-целителей только мужчинами или женщинами? Могли ли те «друидессы», к которым обращался, например, император Аврелиан, быть жрицами одного из этих храмов? По мнению М. Клавель-Левек, после римского завоевания большая часть друидов, как и большая часть местной знати, с которой они были связаны узами родства, встала на путь романизации, получая гражданские права и принимая участие в городской жизни [Clavel-Lévêque 1989]. М. Клавель-Левек обращает внимание на ряд надписей, где упоминаются галльские жрецы, именующие себя gutuvater (одна из разновидностей друидов), которые в то же время являются жрецами императорского культа. Один из них совмещал служение культу Августа с культом галльского бога Молтина, являясь при этом полноправным гражданином, занимавшим все почетные городские выборные должности, другой являлся префектом колонии [Clavel-Lévêque 1989, 365]. М. Клавель-Ле-век также собрала эпиграфический материал по жрецам храмов кельтских божеств императорской эпохи (в частности, жрецов богинь Сироны, Сегеты, Дунисии).

Некоторые из них также совмещают служение своим богам со служением культу Августа (см. таблицу в [Clavel-Lévêque 1989, 366]). Эти жрецы названы различными терминами: sacerdos, antistes, curator, что, как отмечает автор, типично для античных культов вообще. Культ императора стал с началом императорской эпохи в Римской империи обязательным. Жрец императорского культа существовал в каждом населенном пункте (об этом еще пойдет речь дальше). Мы имеем не только надписи, где упоминаются такие жрецы (фламины), но и множество (более сорока) надписей галльских жриц императорского культа (фламиник). Можно ли здесь говорить о женском жречестве, проявлявшем лояльность к императору [Green 1995, 145], или речь идет лишь о супругах фламинов? Как отмечает А. Леман, некоторые надписи явно противоречат этому предположению [Lehmann 1944, 104—105]. Иногда рядом с именем фламиники упоминается имя супруга, который носит более низкий ранг (например, севира)¹³. Муж одной фламиники утверждает, что он ipse flamen («сам фламин») — т. е. он мог бы и не быть им. Очень интересны надписи из Немауза (Нима), где упоминаются две фламиники с одной фамилией — Саммия. Одной из них, Саммии Секундине, дочери Луция, поставил памятник пожелавший остаться неизвестным наследник (CIL 3268). Надгробная надпись другой звучит так: «Богам Манам. Саммии Северине, дочери Квинта, фламинике Августа в Немаузе, Гай Теренций Аникет— наилучшей подруге и себе самому» (CIL 3269). Из надписи следует, что памятник жрице поставил даже не муж, а неформальный сожитель. И каков бы ни был статус фламиник Августа, очевидно, что они могли играть независимую роль в городской жизни: так, не назвавшая своего имени фламиника из Виенны установила в городском театре позолоченную медную крышу и заказала для него конные статуи Кастора и Поллукса, а также Геракла и Меркурия (CIL 1904).

«рода байокасских¹⁴ друидов» (Baiocassi stripe druidarum), служивших в храме Белена, которого Авзоний отождествляет с Аполлоном, причем именно с дававшим пророчества Аполлоном Дельфийским: в честь этого божества сын Аттия получил имя «Дельфидий» (Aus. Professores, 5). Дед самого Авзония по матери, по словам поэта принадлежавший к племени эдуев и бывший потомком старинного знатного рода, также владел искусством прорицания (хотя Авзоний и не указывает на его связь с каким-то определенным храмом или божеством):

Ты ведь недаром умел, хотя и скрывал это знанье,
Путь светил расчислять, в звездах читая судьбу.
Ты и мою тогда разгадал предстоящую участь
И, записав ее, скрыл, к складню печать приложив.

(цит. по: [Авсоний 1993, 24])

А. Руссель обращает внимание на то, что Арборий, будучи потомком древнего жреческого рода, проявлял полную лояльность по отношению к Риму и, как далее сообщает Авзоний, даже пострадал, отказавшись поддерживать одного из узурпаторов. Его дочь Эмилия Гилария, оставшаяся на всю жизнь девой, практиковала врачевания, и, скорее всего, этому искусству ее научил отец [Rousselle 1990; Авсоний 1993,25].

Так непритворно она походила лицом на эфеба
И, как мужчина, могла хвори больных врачевать.
(mode virum medicis artibus experiens).

Другой представитель семейства Авзониев, скорее всего, отец поэта, также владел медициной: в корпусе врачебных рецептов Марцелла из Бордо сохранился довольно неаппетитный способ врачевания подагры, полученный им от Авзония^15. А. Руссель приходит к выводу, что «если рассмотреть семейство Авзония, то можно увидеть, что выбор профессии у его членов колеблется между риторикой римского характера и медициной, чей галльский, ритуальный и традиционный характер остается достаточно очевидным под греческим прикрытием» [Rousselle 1990, 90]. Таким образом, есть данные, что в Галлии были семьи, где «друидические» профессии и функции (жречество, риторика, медицина) были наследственными и женщины из этих семей также могли в какой-то степени практиковать эти профессии. С другой стороны, очевидно, что говоря о «друидессах», античные авторы, видимо, могли иметь в виду отнюдь не официальных служительниц культа (как, например, та «друидесса», с которой Диоклетиан встретился в харчевне), а неких не имевших официального статуса прорицательниц. Возможно, в Галлии после того, как римскими императорами был наложен запрет на наиболее одиозные аспекты кельтского религиозного культа (N. H. XXX, 12-13), как и в христианской Ирландии, «легализовавшиеся» друиды, которые уже не назывались друидами, противопоставлялись тем, кто остался вне новых социальных рамок. Новое появление друидов в источниках IV-V вв. может быть связано с подъемом провинциального национализма и интереса к местным культам и обрядам [Watts 1998; Webster 1999].

Представление, бытовавшее в античном мире о «женской магии» вообще и о кельтской в частности, находит своеобразное отражение в сообщениях о необыкновенной личности, которая произвела ошеломляющее впечатление на римское общество в первой половине II в. н. э.

Речь идет о Фаворине из Арелаты (Арля), галльском ораторе и ученом, близком друге императора Адриана, который был дружен со многими «грамматиками, риторами, музыкантами, геометрами, художниками и астрологами, но, как утверждают многие, особо отличал Фаворина» (SHA, Hadrianus, XVI, 10). Фаворин был высокообразованным человеком, прекрасно знал греческий, однако его персона шокировала римлян: как утверждал Филострат, Фаворин славился своей необыкновенной красотой; при этом он был андрогином и обладал голосом евнуха [Cougny 1878-1892, V, 90-92; Duval 1971, № 188].

Одним из наиболее ожесточенных врагов Фаворина был ритор Антоний Полемон (ок. 88 — 144 гг.). Он написал ряд злых инвектив против Фаворина. Эти сочинения до нас не дошли, однако в своем сочинении «О физиогномике» Полемон дает выразительный портрет очень странного кельта, в котором он, видимо, имел в виду изобразить Фаворина.

«Если у человека глаза открыты и сверкают, как мрамор, а взгляд острый, то это означает отсутствие стыдливости. Таковы по природе своей глаза мужчин, которые не похожи на прочих, — как бы евнухов, которые, однако, не были оскоплены, а родились без яичек. Я знал только одного человека такого рода, который был из страны, которую мы именуем страной кельтов. Он был похотлив и распутен сверх всякой меры, ибо глаза его, худшие, какие только могут быть у людей, весьма подходили под это описание. Теперь я опишу тебе его тело. Он наделен полным лицом, щеки у него вялые, рот большой, шея длинная и тонкая, голени толстые, ноги полные. Голос у него совершенно женский, и прочие его члены и кисти и ступни вялые, безо всякой энергии, все члены и суставы расслаблены. Он очень заботился о себе, ухаживал за своими пышными волосами и намазывал тело разными средствами, заботясь о том, чтобы возбуждать похоть и желание плотского сношения. Голос его похож на голос женщины, губы тонкие. Среди всех смертных я не видел доселе ничего подобного ни ему, ни его глазам. Человек, наделенный такой внешностью, весело шутил и делал всё, что приходило ему на ум. Он часто пользовался греческим языком и свойственными ему выражениями, в которых был весьма искушен, и его называли софистом. Он ходил по городам и форумам, собирая людей, показывая зло и ища бесчестия. Сверх того, он был искуснейший заклинатель и показывал чудеса, утверждая, что он может оживлять и умерщвлять людей; и этим он морочил людям голову, так что за ним ходили толпы мужчин и женщин. Он убеждал мужчин, что может заставить женщин прийти к ним, и точно так же мужчин — к женщинам; если об этом говорили тихо, то он не отпирался. Он был искуснейшим делателем зла, и изготовлял различные виды смертельных ядов. И вся его изобретательность уходила на эти дела» (SPGL, 160-163)¹⁶.

Конечно, личность Фаворина была уникальна, однако в этом фрагменте обращает на себя внимание то, что Фаворину приписываются злодейства, обычно свойственные женщинам: изготовление ядов и любовная магия. В параллель к этому можно привести эпиграмму, приписываемую Вирги- лию, где упоминается о некоем Тите Аннии Кимвре (очевидно, тоже галле), которого также обвиняли в отравлениях и который пользовался, по словам автора эпиграммы, формулой проклятия «male illi sit» (пусть ему будет плохо) и thau gallicum — т. е. особой галльской буквой «t> [Duval 1971, № 85]. Неизвестно, однако, идет ли речь в последнем случае об особом галльском звуке или о букве, использовавшейся для его обозначения, и имелась ли в виду речь или письмо. Если речь идет именно о письме, то перед нами одно из немногих свидетельств об использовании письменной магии в Галлии — факт, нашедший себе в последнее время обширное археологическое подтверждение.

Ряд е, обнаруженных в последние десятилетия, дал много новых данных не только о языке, но и о культуре и религии галлов.

Однако эти памятники должны изучаться в широком контексте истории магии древнего мира. Как ни странно, магии в античном мире посвящено сравнительно немного исследований, несмотря на обилие материала, который постоянно продолжает пополняться благодаря новым находкам магических папирусов¹7 и табличек с магическими надписями (tabulae или tabellae defixionis). Именно к последнему разряду относятся два важнейших памятника галльского языка — табличка из Шамальера и табличка из Ларзака.

Магические таблички с заклятиями существовали в античном мире начиная, по меньшей мере, с V в. до н. э. Возникнув впервые в Древней Греции, они распространились по всему Средиземноморью: несколько табличек было обнаружено и на территории России, в Ольвии. К концу I в. н. э. их присутствие отмечено даже в самых отдаленных уголках Римской империи — Германии и Британии.

Материалом для таких табличек служил, как правило, свинец. Говоря об использовании свинца, исследователи отмечают два аспекта: во-первых, свинец был удобным материалом для письма: этот мягкий металл поддается холодной ковке и на нем легко писать. Во-вторых, свинец в античной натурфилософии считался металлом Сатурна, он ассоциировался с загробным миром и смертью; надпись на нем могла сделать врага столь же холодным и неподвижным, как свинец [Tupet 1976, 43]. Другой материал встречается исключительно редко: в корпусе О. Одоллана упоминаются 4 таблички из талька, 11 — из глины, одна оловянная, две медные, две золотые, одна мраморная [Катаров 1918,12].

Слово defixio, которым обозначаются эти таблички, происходит от латинского глагола defigere — втыкать, протыкать. Очень часто такие таблички скреплялись гвоздем, который сам по себе имел магическое значение: иногда на нем также фигурировали различные надписи и изображения [Катаров 1918, 13-16; Tupet 1976, 37-39]. Иногда несколько табличек скреплялись одним гвоздем; могло быть и несколько гвоздей в одной табличке [Faraone 1991,22].

Некоторые специалисты предлагали отделить собственно defixiones, таблички, где имеются гвозди (binding spells) и чаще всего упоминается связывание противника, от других табличек с проклятиями, где мотив связывания отсутствует. Однако в основном термин defixiones применяется безразлично ко всем свинцовым (и другим) табличкам с заговорами. Устоявшегося названия этих памятников на русском языке нет: употребляются термины «наговоры», «заговоры», «таблички с проклятиями», «таблички с заклятиями» (так, в труде Е. Г. Кагарова встречаются все четыре термина, а Е. В. Федорова, следуя за И. В. Помяловским, предпочла термин «наговоры»). Во французских и английских работах, как правило, используется латинский термин defixiones, встречаются также и описательные названия (curse tablets, binding spells). Немецкая номенклатура также разнообразна, как русская — Fluchtafeln, Verflugungstafeln, Bleitafeln.

Как классифицировать различные виды магии? Какие виды магии применялись в табличках? Обычно принято делить магию на черную и белую, т. е. вредоносную и магию в добрых целях. Однако такое деление не всегда верно. Как образно выразилась А. -М. Тюпе, «можем ли мы сказать, что влюбленные девушки у Феокрита и Вергилия — волшебницы, потому что они молоды и красивы и потому что они используют лавр, вербену и муку, в то время как Канидия у Горация и Эрихто у Лукана — ведьмы, лишь потому, что они стары, уродливы, лысы и используют тошнотворные вещества?» [Tupet 1976, XII]. По ее мнению, не существует магии однозначно белой и однозначно черной. Принося положительные результаты одному человеку, магия может вредить другому (сопернику в любви, например), и даже если речь идет лишь о завоевании возлюбленной, используемые колдуньей методы могут быть смертоносными для других людей (как в случае с описанной Горацием колдуньей Канидией, которой для приворота потребовалось убийство мальчика). Русский специалист по магическим табличкам Е. Г. Кагаров также причислял любовные чары к разряду черной магии, отмечая, что выражения, употреблявшиеся на табличках с любовными заговорами «совершенно в стиле проклятий» [Кагаров 1918].

О. Одоллан классифицирует таблички по их целевому назначению следующим образом: А) заговоры судебные, обращенные против врагов; В) заговоры, обращенные против воров и клеветников; С) любовные; D) заговоры на неудачу против наездников и гладиаторов (цирковые); Е) таблички, где причина, вызвавшая появление заговора, неясна (Audollent, 471-473). Несколько другая классификация, также в основном по цели проведения обряда, содержится в труде А. Бернана, который делит магию на любовную, вредоносную, бытовую. Бытовая магия, в свою очередь, разделяется на чары против воров, чары против конкурентов и на удачу в бизнесе — в римском мире это тоже было! — и чары против соперников в судебных процессах.

«заклятия против чародейства».

Спорным является вопрос, к какому именно слою общества принадлежали люди, составлявшие магические таблички. Многие авторы, в том числе А. Бернан, полагают, что использование магии было уделом неполноправных (женщин) и отверженных (рабы, вольноотпущенники) членов античного общества. О низком общественном положении авторов надписей свидетельствует, по мнению А. Бернана, их малограмотность. Однако издатель наиболее авторитетного до сих пор корпуса магических табличек Опост Одоллан полагал, что грамотность составителей табличек уже сама по себе говорит о том, что их авторы получили хоть какое-то образование; многие таблички содержат значительный объем текста, написанного четким, уверенным почерком, зачастую очень мелким. А. -М. Тюпе заметила, что более всего неуверенны в завтрашнем дне и своей судьбе те, кому есть что терять [Tupet 1976, XV]. Можно считать, что люди, пользовавшиеся магией, принадлежали к самым разным классам общества.

Как авторы табличек намеревались осуществить свое проклятие, какими силами они были намерены при этом пользоваться? Наиболее очевидным способом было прямое обращение к божеству, которому поручались «имена» врагов или они сами (что, собственно, одно и то же—об этом см. ниже). Среди этих богов достаточно часто встречаются традиционные римские подземные боги—Плутон и еще чаще—Прозерпина (Персефона), а также мать Персефоны— Деметра. К Прозерпине, с которой была отождествлена местная богиня Атекина (dea Ataecina Turibrig Proserpina), обращалась жительница Эмериты (Мериды) в Испании с просьбой вернуть украденные вещи (Audollent, № 122)^18. Автор галльской таблички на латинском языке, обнаруженной в департаменте Шаранта, желал, чтобы некие Лентин и Тазгилл отправились «к Плутону и Прозерпине» (Audollent, № 111-112). Обращались черные маги и к своей покровительнице Гекате, к Матери-Земле (Terra) (Audollent, LXI-LXII). В их распоряжении имелось также множество демонов и различных загадочных восточных божеств, в основном египетских, пользовавшихся большой популярностью среди тех, кто занимался колдовством.

Как относились к магии в том мире, где жили составители (или составительницы) галльских надписей? Римский писатель Апулей, стараясь очиститься в своей «Апологии» от обвинений в колдовстве, дает определение того, чем магию считает «толпа»: «Вместе с толпой мои обвинители думают, что маг это только тот, кто вступил в общение с бессмертными богами, узнал какой-то невероятной силы заклинания и поэтому может исполнить всё, чего ни пожелает (ad omnia quae uelit incredibilia quadam vi cantaminum polleat)» (русский перевод цитируется по [Апулей 1956, 30-31]).

табличек. «Нет никого, кто не жил бы под страхом быть скованным страшными заклятиями» (Defigi quidem diris deprecationibus nemo non metuit), — писал Плиний Старший (N. H., XVIII, 4)¹⁹. Иногда надгробные надписи сообщают, что погребенный стал жертвой колдовства, как, например, эта трогательная эпитафия, процитированная О. Одолланом:

«Здесь лежит Энния Фруктуоза [ ] судил ей жребий умереть незаслуженной смертью: ибо долгое время она пролежала, скованная (defixa) заклятиями; не отдала она душу как естественный долг природе — ее вырвали у нее силой. Так пусть же или боги Маны или небесные боги отомстят за совершенное преступление» (Audollent, CXXI; CIL, VIII, 2756). Святой Иероним в житии отшельника Иллариона рассказывает, как тот спас девушку, околдованную влюбленным молодым человеком: юноша спрятал под порогом ее дома «чудовищные слова и страшные фигуры». Девушка заболела и постоянно повторяла в бреду имя юноши. Иероним рассматривает происшедшее как вселение в девушку демона, которого отшельнику удалось благополучно изгнать (Audollent, CXXII; PL, XXIII, col. 38).

Поэтому неудивительно, что, вопреки распространенному мнению о религиозной свободе в античном обществе, магия всегда считалась чем-то преступным, и закон карал тех, кто ею занимался²⁰. В «Сентенциях» известного римского юриста Юлия Павла приводится следующая законодательная норма: «Те, кто совершают нечестивые ночные священнодействия или поручают их совершить для того, чтобы кого-либо околдовать, пленить, обязать (obcantarent, defigerent, obligarent), или распинаются на кресте, или бросаются на съедение диким зверям» (Paul., V, 23, § 15). Слово defigere говорит о том, что речь здесь идет именно о магических табличках. В Позднем Риме эта проблема была особенно животрепещущей, так как, по свидетельству Аммиана Марцеллина, императоры опасались порчи в свой адрес и гаданий о своей судьбе и о своих преемниках. Христианские императоры, начиная с Константина, также неоднократно повторяли законодательные акты против тех, кто совершает гадания и наводит порчу. Несколько таких постановлений исходило и от Юлиана Отступника. Например, императоры Валентиниан и Валент издали следующее постановление: «Пусть никто отныне не пытается совершать нечестивых молитв, или магических действий, или кощунственных жертвоприношений (aut nefarias preces aut magicos apparatus aut sacrificia funesta)» (C. Th., IX, 16, 7). Это преступление каралось смертной казнью.

«женской» магии...

Свинцовая табличка из Ларзака остается крупнейшим памятником галльского языка из обнаруженных доселе [Lejeune et al. 1985]. Этот текст содержит более тысячи букв и, по разным оценкам, более 160 слов. Хотя перевод надписи остается спорным, все филологи согласны относительно общей направленности ее содержания: это образец вредоносной магии. При важности этого памятника как для изучения галльского языка, так и религиозно-магических представлений галло-римлян, эта табличка и место ее находки заслуживает более подробного представления.

Известковое плато Ларзак (Causse de Larzac) расположено к югу от горного массива Севенн. Ближайший к месту обнаружения таблички крупный населенный пункт — город Мийо, в античности — Кондатомаг. Кон- датомаг располагался у места, где сливаются реки Тарн и Дурби, отсюда и его название, которое переводится как «поле у слияния рек». Еще в 1880-х гг. в небольшой долине Ла Грофесенк²¹ на противоположном от современного города берегу Тарна было найдено несколько граффитти на обломках керамики, однако настоящая честь обнаружения древнего Кондатомага принадлежит местному антикварию — кюре деревни Оспитале-де-Ларзак Фредерику Эрме (1854-1939).

В I в. н. э. Кондатомаг был центром массового производства керамики: количество изготовленных там сосудов исчислялось сотнями тысяч. Только в учетных документах на обломках керамических сосудов, обнаруженных во время раскопок, фигурирует свыше 750 тысяч штук ваз [Whatmough 1970, 277]. Высокая производительность достигалась с помощью рационального разделения труда. Современные французские ученые, сопоставляя организацию гончарного дела в Галлии с работой сегодняшних народных производителей керамики в Северной Африке, обнаружили, что на одном гончарном круге может быть произведено до 200 изделийв день [Tuffreau-Libre 1992,29].

первого) был сооружен в начале II в. [Labrousse 1980, 466]. Нет прямых свидетельств того, местом какого именно культа служили эти храмы, однако вероятнее всего, что речь идет о культе императора, который был обязателен для всех населенных пунктов Империи. В счетах горшечников Ла Грофесенка встречалось загадочное слово саsidanos. Большинство ученых считали, что этот термин обозначает своего рода контролера производства или «бригадира» горшечников, однако в 1966 г. была найдена надпись, где все обычные расчеты горшечников были сделаны не по-галльски, а на латыни; оказалось, что саsidanos там передано, как flamen в Кондатомаге (кроме одного, о котором еще пойдет речь дальше) известны также по граффити как горшечники: видимо, на эту должность избирались наиболее почтенные горожане [Маrichal 1988,108].

Однако наиболее интересный, с нашей точки зрения, религиозный памятник в этом районе (помимо самой таблички) был найден в 1978 г. членами местного общества спелеологов GERSAM [GERSAM 1992]. Дело в том, что под известняковым плато Ларзак находится огромное количество карстовых пещер. Не будучи глубокими, в длину они простираются иногда более чем на 10-15 км [Siffre 1999]²². Многие из этих пещер в древности использовались людьми в различных целях. Только в окрестностях г. Мийо известно несколько таких пещер: грот Риу-Ферран, который был обитаем в галло-римскую эпоху, и грот Клапад, содержавший погребения начала железного века. Открытый, как уже говорилось, в мае 1978 г. провал Ражаль-де-Гуорп (который находится менее чем в 15 км и от Мийо, и от места обнаружения «таблички из Ларзака») был кельтским культовым центром. Проводившиеся там раскопки позволили обнаружить множество предметов, служивших, видимо, приношениями божествам: более трехсот золотых и серебряных монет, более 150 фибул, керамику. Наиболее древние монеты датируются I в. до н. э., наиболее поздние — монеты императоров Валента и Грациана (конец IV в.). Таким образом, паломники посещали эту пещеру на протяжении более пятисот лет [Labrousse 1980].

И, наконец, сама так называемая «табличка из Ларзака».

Табличка была найдена в августе 1983 г. Обнаружили ее в ходе раскопок на галло-римском кладбище. Кладбище, по всей видимости, принадлежало небольшой деревушке, которая располагалась в 700 м к северо-востоку от нынешней деревни Оспитале-де-Ларзак, на поле под названием Ля Вассьер (так что правильнее было бы называть нашу табличку «табличкой из Ля Вассьер»). Наличие поселения было замечено еще в 1896 г. вышеупомянутым кюре Эрме. Просуществовало оно довольно долго, с I в. до н. э. до, по меньшей мере, III в. н. э., о чем свидетельствуют обнаруженные там монеты [Labrousse 1980]. Всего в результате раскопок на кладбище поселения к 1985 г. было раскопано и изучено 169 погребений, датируемых в основном I- II вв. н. э. ² отличалось особенно богатым инвентарем: в могилах были обнаружено множество предметов туалета (например, бритвы, зеркальца, ложечки для приготовления румян), ювелирные украшения, а также сосуды с большим количеством погребальных яств (фрукты, орехи, курятина) [Lequéement 1986].

Могила, в которой была обнаружена наша табличка, была обозначена номером 71. К сожалению, более подробной публикации этого погребения, как кажется, нет²⁴ и сделать подробные выводы о погребенном не представляется возможным. Табличка лежала на сосуде с остатками костей умершего (или умершей) в погребении, которое археологи датируют 90- 110 гг. н. э. Помимо собственно погребального сосуда и таблички, в погребении был обнаружен довольно богатый инвентарь — около сорока сосудов; на основании одного из них было нацарапано латинским курсивом слово gemma [Lejeune et al. 1985, 96-97]. По мнению А. Верне, археолога, обнаружившего табличку, не исключено, что таково было имя покойницы, поскольку в погребении было найдено также железное колечко со слегка расплавившейся стекляшкой, подходящее скорее для женского или детского пальца [Lejeune et al. 1985, 97]. Следует отметить, что в ту эпоху было распространено ношение перстней не только на первых, но и на вторых суставах пальцев, поэтому считать в данном случае размер перстня указателем на пол или возраст человека не представляется возможным. Однако в то же время статистическое исследование погребений на галло-римском кладбище в Имаж (департамент Эндр) выявило, что могилы женщин и детей, а в особенности девушек и подростков, т. е. рано умерших лиц, отличаются особенно богатым инвентарем: в них содержится большое количество сосудов, в том числе стеклянных и из высококачественной керамики [Tuffreau-Libre 1992, 116-118]. Так что с большой долей вероятности можно считать, что погребенный в этой могиле человек, будь то мужчина или женщина, скорее всего, был очень молод, что делало место его последнего упокоения идеальным для захоронения таблички. Отмечено, что если археологам удается определить возраст умершего, в могиле которого погребена табличка с проклятием, то это всегда молодой человек — исключений нет [Faraone 1991]. В античности было распространено убеждение, что душа человека, умершего преждевременно или не своей смертью, остается на земле до конца назначенного ему срока жизни. Душа девушки, юноши или ребенка, который мог и должен был жить, была особенно озлобленной, и колдуну было легко заставить ее служить своим темным целям. Магические папирусы, в которых содержались подробные инструкции по изготовлению табличек, давали прямые указания на этот счет: «... свинцовую табличку положи к преждевременно умершему или умершему насильственной смертью» [Кагаров 1918, 20-21].

Сколько могло пройти времени с момента погребения до того, как табличка попала в могилу? Выдвигались разные предположения, в том числе и такие, согласно которым между надписями М и N прошло несколько лет. Однако вероятнее всего, что от погребения до колдовского обряда прошло максимум несколько дней или даже часов. А. -М. Тюпе, напоминая, что вера в то, что душа не сразу полностью отделяется от тела, существует у всех народов мира, говорит, что жизненная сила покойного, которой и намеревались пользоваться колдуньи, «считалась наиболее мощной, а следовательно, и наиболее эффективной сразу же после кончины, когда душа не отделялась еще полностью от тела. Понятно, почему колдуньи должны были добывать необходимые им останки как можно быстрее и почему, следовательно, им нужно было уродовать трупы <...> колдуньи рылись в погребальных кострах, как только они остывали настолько, что в пепел можно было сунуть руку, или как только члены семьи, завершив церемонию погребения, удалялись с кладбища. По той же самой причине Канидия у Горация торопится на кладбище, как только кончится жертвоприношение, завершающее девять дней, посвященных трауру» [Tupet 1976, 86]. Многие античные поэты— Гораций, Тибулл, Овидий — говорят о колдуньях, которые собирают кости с еще теплого погребального костра (tepido busto, tepido rogo) [Ibid., 82].

«табличка из Ларзака» — это не одна табличка, а две. Очевидно, эти фрагменты составляли когда-то часть одной таблички, которая была намеренно сломана. Каждый фрагмент исписан с обеих сторон. Фрагменты были обозначены исследователями как 1 и 2 (и надписи на обеих их сторонах соответственно как la—lb и 2а-2b). Порядок чтения фрагментов является спорным. В последующих публикациях местоположение слова в табличке обозначалось номером фрагмента, буквенным обозначением стороны и номером строки (например, 2bЗ).

К разряду собственно defixiones эту табличку, пожалуй, позволяет отнести одно обстоятельство: по свидетельству А. Верне, в ней имеется отверстие диаметром около 1 мм, скорее всего, сделанное иглой [Lejeune et al. 1985, 103]. Хотя, как отмечает Верне, данный факт может иметь и другое объяснение: связывание табличек или таблички нитью употреблялось наравне с протыканием и соединением с помощью гвоздя (только нити, в отличие от гвоздей, плохо сохраняются). В папирусе эллинистического времени, содержавшем советы для тех, кто делал таблички, есть прямое указание на то, что табличку нужно связать веревкой перед тем, как бросить в воду или сток бани [Катаров 1918, 21]. А. -М. Тюпе также отмечает важную роль нитей, особенно разноцветных, в античной магии [Tupet 1976, 45-47].

Табличка была издана и прокомментирована в журнале Études celtiques за 1985 г. (т. 23). Публикация была подготовлена большим коллективом специалистов. В нее вошли статья А. Верне, рассказывавшая об обнаружении надписи, палеографическая заметка Р. Маришаля и лингвистические исследования и комментарии М. Лежена, Л. Флерио и П. -И. Ламбера.

Надписи на табличке были сделаны двумя разными почерками. Второй составитель таблички написал всего шесть строк на стороне 2b. Условно эти два человека были обозначены как М (первый) и N (второй). В основу этого обозначения, как разъясняет Р. Маришаль, было взято существенное орфографическое различие, а именно: один из них «обозначает носовой звук в конце слова как -m, другой — как -п». Почерк N был гораздо менее уверенным, чем у М; буквы более квадратной формы, без наклона (мне лично представляется, что N был мужчиной). Запись N была сделана после М и уже после того, как табличка была разделена на фрагменты. Сначала N пытался написать свое сообщение, перевернув табличку вверх ногами и начав писать на оставшемся в конце записи М месте; потом, видимо, осознав, что места не хватит, снова перевернул табличку, стер первые строки, написанные М, и написал свои [Lejeune et al. 1985, 104].

Исследование Р. Маришаля выявило два весьма любопытных момента. Во-первых, весьма вероятно, что М вообще не знал(а) галльского языка или знал(а) его плохо и писал(а) либо под диктовку, либо с составленного кем-то черновика (например, на восковой табличке). Некоторые особенности его (ее) почерка говорят о том, что речь может идти о профессиональном писце или, во всяком случае, не совсем безграмотном человеке, который привык пользоваться восковыми табличками.

хотя иные еще встречались в надписях гончаров из Ла Грофесенка. К тому же для обозначения встречавшейся в галльском языке аффрикаты (звучавшей, скорее всего, как «ц») он применяет специальную галльскую букву («галльское тау», tau gallicum)— перечеркнутое d. Следовательно, N уже имел некоторый опыт письма на галльском языке или, во всяком случае, был знаком с такими документами. В почерке М этот звук передается исключительно как ts/ds или ss.

По нашему мнению, N был заказчиком как надписи, так и всего сопровождавшего ее создание обряда, который он, видимо, доверил кому-то, кто лучше и быстрее писал (что было немаловажно, если табличку не принесли с собой, а написали прямо на кладбище) и (или) разбирался в магии. Потом он, не будучи удовлетворен результатом, решил добавить какие-то немаловажные, по его мнению, детали.

Какую задачу ставили перед собой составители данной таблички? Это можно попытаться определить, еще не приступая к ее переводу. Место находки (кладбище маленькой деревушки неподалеку от маленького городка, вдали от крупных центров) исключает связь надписи с работниками, как мы бы теперь сказали, «индустрии развлечений» — наездниками и гладиаторами²⁵. На стороне 1а перечисляются несколько женщин, из которых одни носят узнаваемые римские имена (Паула, Севера, Потита), а другие — галльские: Влатукия, Адиега, Абесия (не все они вполне понятны, некоторые из них встречаются только в этой надписи, но то, что это—личные имена, очевидно). Еще несколько имен названы на стороне 1b: Руфена, Каста (может быть, это одна и та же женщина), Банония. Все это исключает любовную магию (не собирался же, в самом деле, пожилой человек N соблазнить все женское население деревни!). Так что, скорее всего, надпись была обращена против людей, которые по какой-то причине стали личными врагами заказчика обряда. Наиболее распространенными из таких причин являются: воровство, клевета, распущенная врагами в адрес пострадавшего, деловая конкуренция и судебные процессы различного характера.

Беглое знакомство с текстом таблички позволяет исключить воровство со стороны лиц, против которых была обращена магия. Во-первых, посвященные этой тематике таблички, как правило, содержат перечень украденных вещей (чаще всего это ювелирные украшения и одежда)²⁶ подозреваемого (как правило, одного или двух), которого нельзя наказать законными средствами. Огромный перечень имен определенно говорит против такой гипотезы.

Таким образом, наиболее вероятная тема таблички из Ларзака— личная, и даже, скорее всего, семейная, вражда. В момент составления таблички вражда эта, видимо, дошла до своего апогея: стороны столкнулись в судебном процессе. Об этом говорит хотя бы слово barnauom (2а4). Основа barn- связана с понятием «судить, выносить суждение» [Lejeune et al. 1985, 141]. По мнению П. -И. Ламбера, следует переводить как «судья» и структура этого слова в точности соответствует древнеирландскому «судья» — breithem [Lambert 1996b, 94-95]. Onda bocca (2a2, возможно, также 1b13) все исследователи единогласно трактуют, как «эти рты» (ср. латинское bucca— галльское заимствование) [Lejeune et al. 1985, 142]. Судя по всему, без клеветы и тут не обошлось.

«таблички из Ларзака», хотелось бы вернуться к другим магическим табличкам. Что может встречаться в магических табличках? Какие формулировки обычно применялись в подобных документах?

К сожалению, латинские и греческие таблички в целом очень мало привлекались или практически не привлекались для перевода галльской. Заявления авторов работ о табличках из Ларзака и Шамальера о наличии аналогичных табличек на латинском и греческом языке продолжают носить декларативный характер. Упоминая, например, корпус О. Одоллана («таблички, которые собрал Одоллан»), П. -И. Ламбер цитирует его, как кажется, всего один раз (две таблички, в которых содержится слово deligare, которое Ламбер сопоставляет с diligentir или diligentim в табличке из Ларзака) [Lejeune et al. 1985, 161, 167]. Никакого внимания не обращается, например, на то, что в предисловии О. Одоллан подробно проанализировал употребление термина ligare, его производных и других сходных понятий в табличках (Audollent, LV-LV1). Д. Эллис Эванс цитирует ряд современных работ по магическим табличкам и магии в Древнем мире, но в дальнейшем никак не привлекает их данных [Ellis Evans 1996]. Это тем более странно, что, например, содержащаяся в упомянутом Эллис Эвансом сборнике «Magica Hiera» статья Г. Вэрснела наполовину посвящена именно табличкам, брошенным в источники, что могло бы отчасти прояснить некоторые «продолжающиеся недоумения» по поводу надписи из Шамальера.

Надпись из Шамальера —небольшая (6x4 см) свинцовая табличка — была обнаружена в январе 1971 г. на месте существовавшего в римскую эпоху горячего источника, где в ходе раскопок с 1968 по 1971 г. было найдено множество деревянных вотивных фигурок, по всей видимости, брошенных в источник паломниками в благодарность за исцеление [Lambert 1997, 150]. Надпись, обращенная, вероятно, к божеству Мапону, получала разные, порой противоположные толкования.

Первоначально считалось, что заключенная в этой табличке магия была вполне «белой» и надпись на ней была призвана скреплять некий договор. Одним из основных аргументов в пользу этого довода служило то, что документ был извлечен из целительного источника, божество которого, следовательно, обладало положительной аурой и к которому бессмысленно было бы обращаться с просьбой повредить. Так, например, JI. Флерио, анализируя надпись из Ларзака, писал: «Табличка из Шамальера происходит из целительного источника; она была найдена среди различных обращений к божествам, предметов, символизирующих исцеление и деревянных табличек, надписи с которых теперь уже исчезли <...>; этот текст взывает к богу-целителю Мапону, у таблички, на которой написано заклинание, аккуратный и даже изысканный вид (d’aspect soigné, voir recherché) и она не была никаким образом повреждена. Если говорить о магии в двух этих табличках, то едва ли нужно напоминать, что у магии есть два основных аспекта: она защищает мага или нападает на его врагов. Табличка из Шамальера— первого типа, а табличка из Ларзака <...> — второго. Она была найдена, что весьма существенно, не в целительном источнике, а в гробнице; это не документ, который говорит о мужчинах, и связывает „нас“ и „их“ (что исключает возможность какой-либо враждебности): это документ, касающийся женщин и открыто упоминающий ту самую „магию женщин“, о вредоносной природе которой так явно говорят ирландские источники: табличка из Ларзака, помимо того, была повреждена (разбита и проткнута), что также означает злое колдовство» [Lejeune et al. 1985, 139].

еще в 1873 г. писал: «Найти в источнике, посвященном нимфам-целитель- ницам, наговор, в котором призывается гибель и смерть — [пример], доселе неслыханный»²⁷. Однако с тех пор до 1904 г.— момента публикации корпуса О. Одоллана— в источниках, в том числе и целительных, было найдено, по подсчетам того же Е. Г. Кагарова, более 30 табличек [Кагаров 1918, 19-20]. Выразительный пример— табличка из горячего источника в Арреции (Италия): «(Летиния Лупа) посылаю, посвящаю, обрекаю, чтобы вы, воды кипящие, или вы, Нимфы, или каким другим именем соблаговолите называться, погубили и убили его в течение этого года» (Audollent, №129 В).

На сегодня количество подобных табличек возросло неимоверно: в горячем источнике Бата (римские Аквы Сулиевы) в 1979 г. было обнаружено около ста тридцати табличек [Tomlin 1987]. Не все они одинаково читаемы, но очевидно, что все они принадлежат к жанру defixiones и содержат проклятия в адрес воров или каких-то личных врагов [Versnel 1991, 84-86].

Ключевым для объяснения надписи стало упоминание в четвертой строчке некоего Гая Луция Флора Нигрина, которого автор надписи назвал словом adgarion. Было очевидно, что это слово родственно древнеирландскому глаголу ad-gair «вызывать, призывать» — но в каком его значении? Ряд толкователей надписи полагали, что Нигрин — «призыватель» богов, который владел белой магией или даже был представителем галльского жречества, и что надпись, брошенная в священный источник, должна была защитить перечисленных в ней людей. Л. Флерио, например, считал, что надпись была призвана скрепить союз кельтов, выступавших против римлян, и что появление надписи связано с беспорядками, возникшими в Римской империи после смерти Нерона, когда, по словам Тацита, кельтские друиды мутили народ различными пророчествами. «Во всяком случае, речь идет о друидическом заклинании над целительным источником, а не о латинском «defixio», — писал Флерио [Fleuriot 1979; Fleuriot 1980].

В конечном счете, М. Лежен, а вслед за ним и П. -И. Ламбер пришли к выводу о вредоносном характере таблички из Шамальера. М. Лежен предположил, что надпись из Шамальера должна была служить черной магии, и предлагал переводить слово adgarion в соответствии с другим значением глагола ad-gair— «вызывать на суд». В такой интерпретации табличка должна была защитить ее автора от противников в судебном процессе, прежде всего от «обвинителя» Нигрина [Lambert 1987, 15-16].

чтобы их процитировать:

«Хотя самые важные и длинные галльские тексты явились и являются объектами усилий различных исследователей, их интерпретации и переводы обычно не только сильно различаются, но часто просто исключают друг друга <...>. Исходным пунктом является определение жанра надписи, и в этом отношении ученые занимают довольно близкие позиции: она определяется или как (благодетельное) заклинание, т. е. «белая магия», или же как проклятие («черная магия»). Вся дальнейшая интерпретация заключается в подыскивании подходящих с этимологической точки зрения слов и оборотов в других, более известных, кельтских языках, поскольку довольно значительный галльских лексический запас, известный из топоно- мастики и глосс, очевидно, бесполезен в данном случае, так как все эти материалы являются, по удачному выражению В. Мейда, «„мертвым капиталом“ при толковании текстов столь специфических жанров <...>. Сам этимологический метод в приложении к галльским текстам, несомненно, правомерен, поскольку его (очевидно, галльского языка. — Н. Ч.) генетические связи и положение сомнений не вызывают. Возражения против его огульной применимости вызываются другим: как было очевидно уже а priori и как это подтверждают новые факты, в галльском языке, как, впрочем, и в других континентальных кельтских, существовало множество слов, исчезнувших позднее и в ирландском, и в валлийском. Тем самым даже всё лексическое богатство этих языков не может прийти к нам на помощь и попытки обязательного нахождения соответствий в них для всех галльских лексем заранее обречены на неудачу» [Калыгин, Королев 1989, 102-103]. С этим мнением согласился и Д. Эллис-Эванс, процитировав слова А. А. Королева [Ellis Evans 1996, 11-12].

К сожалению, предупреждение А. А. Королева, как нам кажется, до сих пор в значительной степени остается в области благих пожеланий. А жаль. И в латинских, и в греческих табличках обнаруживаются сходные формулировки; их составители принадлежали к общему культурному кругу и использовали похожие приемы. Правомерно ли употреблять латинские и греческие таблички для выявления содержания галльской? Уже давно отмечалось, что в табличках, созданных в разных уголках античного мира, встречаются похожие формулировки и стилистические приемы. Е. Г. Кагаров, например, писал: «Многие из дошедших до нас tabellae defixionum обнаруживают такое близкое сходство между собою, что могли быть написаны... одним и тем же лицом по общему шаблону» [Кагаров 1918, 24]. Например, детальное исследование В. Вэрснела показало, что формулы проклятий ворам в табличках из Малой Азии и Британии практически идентичны и по форме, и по содержанию [Versnel 1991].

Что еще важнее, аналогичные формулировки встречаются не только в табличках на латинском и греческом языке, но и в тех, что составлены на других языках²8 — например этрусском^{29 3}0.

Так, в «табличку из Ларзака» неоднократно «вчитывались» вещи, совершенно несвойственные магическим табличкам или вообще противоречащие всему, что о них известно. Вот лишь один яркий пример. Обращая внимание на то, что в списке имен практически все — женщины, которые обозначены, как «дочь такой-то», М. Лежен писал: «Свинцовая табличка из Ларзака погружает нас в мир женщин... речь идет о мире колдуний. — это первый документ, который дает нам сведения о корпорации колдуний — о том, как она была организована, как в нее попадали новые члены, как она пополняла свои ряды. Секреты магических обрядов передавались от опытной колдуньи к более молодой женщине, которую она посвящала в свои секреты, с которой она была связана и которой в один прекрасный день суждено было стать ее наследницей. На магическом языке обучающая звалась „Матерью», другая, обучаемая,— „Дочерью“ (вне зависимости от того, были ли между ними реальные семейные связи или нет). Могло случиться так, что в конце карьеры „Матери“ у самой ее „Дочери“ появлялась собственная „Дочь“ (то, что в нашем случае, видимо, произошло с Аукционой, Потитой и Паулой)» [Lejeune et al. 1985, 133].

Однако упоминание в первую очередь имени матери человека свойственно, как заметил еще О. Одоллан, всем магическим табличкам: «Упоминание имени матери точно обозначало врага» (Audollent, LII). «Если в официальных надписях указывается имя отца, то в магических надписях в основном — имя матери, — несомненно, согласно старой пословице mater certa, pater incertus (мать всегда известна, а отец не всегда). В магии главное — не ошибиться, и истинная сущность человека определяется не культурой, а природой», — так объясняет этот обычай А. Бернан [Bemand 1991]. Наиболее распространенной формулировкой при этом было «такой-то (такая-то) сын (дочь) такой-то» или «такой-то (такая-то), которого (которую) родила такая-то» (Audollent, LI-LII). Хотя, как писал Одоллан, по встречаемости формулы с указанием на имя матери свинцовые таблички стоят не на первом месте (чаще всего эта формула фигурирует в магических папирусах и амулетах), беглого просмотра указателя к корпусу Одоллана достаточно, чтобы увидеть: число табличек, где упоминается имя матери человека, превышает число тех, где указано имя отца.

Наиболее существенным элементом таблички являлось имя того, кто подвергался проклятию. Какая бы то ни было неопределенность здесь не допускалась. Старательно перечислялись даже клички проклинаемых лошадей: Звездный, Вероника, Огненный, Быстрый, Всемогущий, Орел, Кентавр, Козочка, Изящный, Судья, Разбойник (Audollent, №160, 233, 272, 275)... Иногда списки врагов достигали гомерических размеров, и рекорд здесь принадлежит отнюдь не составителю «таблички из Ларзака», где как-никак упомянуто более десятка человек. Авторы табличек из Круцинака (Кройцнах в Германии) прокляли один — 21, другой 22 человека (Audollent, № 92, 102). Дельцы с африканских ипподромов посылали конкурентов на тот свет десятками: в одной табличке упомянуто поименно, по подсчетам

— 10 наездников и 41 лошадь, в третьей — 8 наездников и 50 лошадей (Audollent, № 282-284). Иногда, исписав табличку красочным описанием грядущих мучений и гибели врага, составитель в конце злорадно прибавлял имена еще нескольких человек, которых был бы не прочь также отправить по тому же адресу. Так, некая римлянка, пожелав своей сопернице Родине, чтобы она нравилась некому Марку Лицинию Фаусту не больше, чем тот труп, в чью могилу положено заклятие, добавила на обороте таблички: «... и пусть то же будет Марку Эдию Амфиону, и Гаю Попиллию Аполлонию, и Веннонии Эрмине, и Сергии Глицине» (Audollent, № 139)³¹. Иногда в табличке мог быть один только перечень имен, даже без проклятия как такового.

Составители табличек сообщали властителям подземного мира и другим могущественным демонам имя человека, которое отождествлялось с ним самим, с его личностью, и тем самым отправляли его на тот свет. Составитель таблички из Кум (Италия) выразился о ненавистной женщине даже так: «Сообщено (delatum) имя Невии Секунды, о(тпущенницы) Л(уция), или другое какое там у нее имя» (Audollent, № 196). Автор, собственно, хочет сказать, что подает адским богам донос на Невию, пользуясь юридическими терминами: delatio по-латыни «донос», delator — доносчик. Зачастую составитель таблички брал на себя роль истца, подающего богам, на которых возлагалась роль судей, официальную жалобу. Если речь шла о воровстве, «жалобщик» приносил украденное в дар богу, на которого отныне возлагалась обязанность вернуть «свое» имущество. Целый ряд табличек подобного содержания обнаружен в горячих источниках Бата в Великобритании [Versnel 1991].

О. Одоллан собрал формулы, посредством которых имя жертвы передается подземным богам (Audollent). Вот некоторые из них: «Их имена передайте подземным богам» (anadote autou to onoma tois chthoniois theois, № 22, 24, 26, 29, 30, 31, 32, 35), «имена врагов — подземным богам (в подземный мир)» (inimicorum nomina ad inferos, № 96, дважды), «имена переданы подземным богам» (data nomina ad inferos, Ne 97, 100), «Элен передал свое имя подземным богам»³² (Helenus suom nomen eimferis mandat, № 137). Обращаясь к богам и демонам, авторы табличек пишут: «Те, чьи имена у тебя здесь есть» (illi quorum nomina hic habes, № 220), «лошадей, чьи имена здесь вам написаны и указаны» (equi, quorum nomina hic scripta et demandata habetis, № 295), «эти имена людей и лошадей, которых я дал вам, пусть погибнут» (haec nomina hominum et eqorum quae dedi vobis, cadant, № 273). Как отмечает Одоллан, необходимость точно назвать имя была столь велика, что порой имена проклинаемых намеренно ставились в именительный падеж, хотя синтаксис предложения требовал другого падежа (Audollent, LI).

«имени»: «Боги подземные, вручаю вам — если хоть сколько-нибудь вы святости имеете— и отдаю Тихену» (Dii iferi vobis comedo si quicqua sacitates hbetis ac tardo Ticene, № 190)³³, «этих людей я выдаю подземным богам» ([hos] homines omnes infreis [de]is deligo, № 199), «Молю тебя, о ты, тот, кто владеет подземными областями: поручаю тебе Юлию Фаустиллу, дочь Мария (commendo tibi Iulia Faustilla, Marii filia). Унеси ее скорее и причисли в подземных областях к числу своих» (№ 228). Интересно, что здесь мы видим как раз тот случай, когда употреблен именительный падеж, хотя должен был быть винительный (Iuliam Faustillam).

В связи с этим обращают на себя внимание первые слова надписи (сторона 1а):

1. insinde de bnanom bricto [

2. neianom anuana sanander [?³⁴

Слово bnanom — «женщин» и anuana «имена» не вызывало сомнений у толкователей. Слово brictom трактовалось как субстантивированное причастие от основы brig- «сила, мощь, магическая сила», которое находило свою параллель в древнеирландском bricht «заклинание» и даже в целом сочетании bricht ban «заклинания женщин» [Lejeune et al. 1985, 123, 142]

. В связи с вышеизложенным было бы предпочтительнее трактовать brictofm] как причастие, согласованное с bnanom. Вспомним, что в древнеирландском глагол brigaid может иметь также значение «предъявлять, показывать, объявлять». Таким образом, первую строку можно было бы трактовать следующим образом: «Здесь указанных женщин имена, указанных (= предъявленных) в подземный мир» (возможен вариант — = указанных ниже).

О какого же именно рода конфликте может идти речь? Для этого нам нужно рассмотреть упомянутые в табличке имена. Одно (или, по другим гипотезам, два) женских имени упоминается на табличке несколько раз — Severa Tertionicna. Скорее всего, речь все же идет об одной женщине. Имя «Севера» являлось крайне распространенным, в том числе и на юге Галлии^35, и поэтому неудивительно, что в табличке из Ларзака старательно различаются две Северы — Севера Тертионикна (т. е. Севера из семьи Тер- циев), неоднократно упомянутая, и Севера, дочь Валента (1а12-13).

9... Ьапо[

10. flatucias paulla dona potiti [

11. iaia duxtir adiegias poti [

12. atir paullias seuera du [

14. adiega matir alias

15. potita dona prim.[?].[

16. abesias...

Еще несколько имен указано на стороне lb:

2. rufena casta dona [

3. uonus coetic diligentir с

4. ulatio nicnom auctidnim [

5. aterem potiti ulatucia rat

Из других слов, помимо личных имен, у филологов не вызывают никаких сомнений слово duxtir — дочь. Слово dona предложено трактовать, как «жена», хотя этимология его неясна. Предлагалось также переводить dona как «кормилица», причем следующие после него имена П. -И. Ламбер предлагал, читая у них обоих окончания -u«локативно-социативный падеж множественного числа: Potitius = «у детей Потита» [Lambert 1996, 76]. Нам трудно оценить идею о «локативно-социативном падеже», однако следует заметить, что, как уже говорилось, проклятие диктовало необходимость абсолютно точного адреса (сын, мать, дочь, отец, жена), и здесь такое определение, как «кормилица», было бы совершенно неуместно (сегодня она кормилица, а через две-три недели уже нет). Если трактовать dona не как «жена», то единственной возможной альтернативой было бы определение «вольноотпущенница такого-то», которое было совершенно точным социальным адресом³⁶

Первое имя в списке предложено читать как «Банония».

Таким образом, мы, на наш взгляд, имеем дело со следующими людьми:

— дочь или мать) Флатукии

2. Паула, жена Потита

3.(...)иайя, дочь Адиегии

4. Потита, мать Паулии

5. Севера, дочь Валента, жена Пауллия (?)

7. Потита, жена Прим(...?), (мать?) Абесии

На второй стороне картина менее ясна. Слово (си)ейс трактуется как «а также». Здесь можно выделить следующих лиц:

8. Эйотиний

9. Руфена Каста, жена (...) — может быть, это два человека.

11. Ауктидния Влатионикна, мать Потита

12. Влатукия, (...) Банонии.

Приглядевшись к списку внимательно, можно сделать некоторые выводы.

Очевидно, что, по крайней мере, несколько человек в списке принадлежат к одной семье. Это:

б) Потита, мать Паулии

в) Севера, дочь Валента, жена Пауллия

г) Потита, жена Прим (...?), мать Абесии

д) Ауктидна Влатионикна, мать Потита

«Ауктидна» именуется «Влатионикной», т. е. она происходит из семьи Влаттиев (Флаттиев). К нему же может иметь отношение и «Влатукия» (скорее всего, уменьшительное от «Влаттия»), возможно, мать Банонии.

Этот список наводит на следующие мысли.

A. Две Потиты (Потита I, мать Паулии и Потита II, мать Абесии), скорее всего, сестры. Они носят фамилию отца.

Б. Паула — жена Потита. Потит — либо отец, либо брат двух Потит. Вероятнее всего, он их отец, так как имя «Пауллия» наводит на мысль, что ребенок был назван Потитой в честь родных ее матери Паулы, что в римском мире было принято.

B. Ауктидна может быть матерью Потита и бабушкой двух Потит, однако в этом можно сомневаться: в отличие от всех других имен, ее имя стоит явно не в именительном падеже, и роль его в тексте неясна.

— либо родственник Паулы, либо сын Потиты I.

То, что прабабушка и правнучка упоминаются в одном документе, не должно удивлять: женщины выходили замуж в 12-14 лет; дети могли упоминаться лишь для обозначения родительниц и быть совсем крошечными. Врагов составителя таблички из Ларзака можно представить себе таким образом:

Таблица 1. имена врагов на "табличке из Ларзака": возможные связи

Но кем были и чем занимались упомянутые на табличке люди, что они вызвали такой гнев составителя? Найти имена женщин в эпиграфических памятниках шансов всегда меньше, чем имена мужчин. Поэтому мы проанализировали мужские имена на табличке. Результат был достаточно неожиданным. Практически все личные мужские имена и патронимики обнаружились на штампах галльских горшечников, причем большинство из носителей этих имен жили и работали в расположенном в нескольких километрах от кладбища Кондатомаге (Ля Грофесенк) во второй половине I в. н. э. (Я исключаю слово diligentir

Представим эти данные в виде таблицы:

Таблица 2. Имена на «табличке из Ларзака» и имена галльских гончаров

Из перечисленных лиц Прим, Примул, Валент и Терций, безусловно, являлись владельцами крупных мастерских.

Находят себе соответствия и женские имена. Помимо Паулина, на граффити Ля Грофесенка упоминается некий «Пол» (Polos), возможно, испорченное Paulus (cf. Paulla). Имя «Аллия» (alias) также находит себе соответствие— Alo [Marichal 1988]. Интересно, что, по мнению Р. Маришаля, Секундин, владелец крупной мастерской в Ля Грофесенк, мог перевести свое имя на латинский («второй»), а настоящем его именем было «Аллий» (ср. древнеирландское aile — другой, второй). Неизвестно, нужно ли считать «Руфену Касту (Rufena Casta)» одной женщиной или двумя³⁷. Однако в любом случае в Кондатомаге существовал гончар по имени Руфин (Rufinus). Что касается Каста (Castus, Castos), то, судя по количеству сохранившихся сосудов, это был едва ли не самый процветающий предприниматель в городе.

Наиболее интересен случай с упомянутой в 2b1 женщиной по имени Aia Cicena. В чтении имени «Айя» не может быть сомнений, так как именно с него начинается отрывок, написанный N, и сначала N начал писать это имя в другом месте (см. выше). Возможно, то же имя упомянуто в lall. Мужское имя Aio (родительный падеж Aionis) встречается исключительно редко (оно засвидетельствовано лишь в нескольких надписях из римской Испании, причем речь, скорее всего, идет об одной и той же семье). Как свидетельствуют граффити из Ля Грофесенк, некий Aio занимал там уже упоминавшуюся нами должность касидана, т. е., вероятнее всего, жреца императорского культа. По данным Р. Маришаля, этот «Ай» или «Айон» был единственным касиданом, который не являлся в то же время владельцем гончарной мастерской. Интересно, что другого касидана, Трита (Tritos), Маришаль склонен отождествлять с уже упомянутым Терцием, считая имя «Трит» — «третий» галльским переводом латинского Терций (т. е., скорее, наоборот).

«противоядие» против женского колдовства; она перечисляет женщин и мужчин, из которых женщины в основном принадлежат к одной и той же семье, а мужчины, если наша гипотеза верна, — к одной профессии, т. е. являются профессиональными горшечниками или, скорее, фабрикантами керамики. В религиозной и общественной жизни римского Кондатомага своеобразным образом переплетались римские и галльские элементы — с одной стороны, римский культ императора, почти индустриальное производство продукции, которая распространялась на огромных территориях, и с другой — счета на галльском языке, галльские названия административных должностей, почитание священных пещер. Продуктом такого же синтеза стала табличка из Ларзака. Сами магические таблички, формулы, которые в них употреблялись, и обряды, применявшиеся при их изготовлении и закладке, были, как мы видели, общими для всей Империи, но эта готовая форма была наполнена новым, галльским содержанием, которое, насколько можно теперь судить, в какой-то мере повлияло и на сами формы.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

Amm. Marc. — Ammianus Marcellinus. Res gestae.

— Apuleius Madaurensis. Apologia.

Audollent — Audollent A. Corpore inscriptionum Atticarum editas. Luteciae, 1904.

Aus. —Ausonius

BBCS — Bulletin of the Board of Celtic Studies (University of Wales, Cardiff).

BG — C. Julius Caesar. Commentarii de Bello Gallico.

— Corpus inscriptionum latinarum.

CTh — Codex Theodosianus.

Dio Cass. — Cassius Dio. Historiae Romanae.

ÉC — Études celtiques.

Herodianus — Herodianus. Ab Excessu divi Marci.

Keller — Rerum naturalium scriptores Graeci minores / Ed. O. Keller. Leipzig, 1877. T. I.

— T. Livius. Ab Urbe condita.

Mela — Pomponius Mela. — C. Plinius Secundus. Naturalis Historia

Oros. — Paulus Orosius. Historia adversum paganos = Павел Орозий— 2003. Т. I—III.

Pan. Lat. — Panegyrici Latini = Panégyriques Latins. T. II. Les panégyriques constantiniens (VI-X) / Texte établi et trad, par E. Galletier. Paris, 1952.

Paul. — Iulii Pauli Sententiae = Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну. Фрагменты Домиция Ульпиана / Пер. с лат. E. М. Штаерман. Отв. ред. и сост. Л. Л. Кофанов. М., 1998.

— Patrologiae Latinae cursus completus. Series Latina.

Plut. Mul. Virt. — Plutarchus. Mulierum virtutes.

SHA — Scriptores Historiae Augustae / Rec. H. Peter. Lipsiae, 1865. Vol. I—II. SPGL — Scriptores physiognomonici Graeci et Latini / Rec. R. Foerster. Lipsiae, 1893. Vol. I.

Tac. Ann. — Cornelius Tacitus. Ab excessu divi Augusti sive Annales.

ИСТОЧНИКИ В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ

—Авсоний. Стихотворения/Изд. подг. М. Л. Гаспаров. М., 1993.

Аммиан Марцеллин 1994 — Аммиан Марцеллин

Апулей 1956 — Апулей. Апология или речь в защиту самого себя от обвинения в магии. Метаморфозы в XI книгах. Флориды/ Пер. М. А. Кузмина и С. П. Маркиша. 2-е изд. М., 1956.

Властелины Рима 1992 — Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер. С. Н. Кондратьева под ред. А. И. Доватура. М., 1992.

— Геродиан. История императорской власти после Марка в восьми книгах / Пер. под ред. А. И. Доватура. СПб., 1995.

Плутарх 1990— Плутарх

Полиэн 2002 — Полиэн. Стратегемы / Под общ. ред. А. К. Нефедкина. СПб., 2002.

Страбон 1964— . География в 17 книгах / Пер., статья и коммент. Г. А. Стратановского под общей ред. С. Л. Утченко. М., 1964 (репринт 1994)

ЛИТЕРАТУРА

Кагаров 1918 — Кагаров Е. Г

Калыгин, Королев 1989—Калыгин В. П., Королев А. А. Введение в кельтскую филологию. М., 1989.

Михайлова 2004 — Хозяйка судьбы: Образ женщины в традиционной ирландской культуре. М., 2004.

Моммзен 1994, I— Моммзен Т. История Рима. T. I. До битвы при Пидне. СПб., 1994.

— Помяловский И. В. Эпиграфические этюды. 1) Древние наговоры (tabulae defixionum). 2) Римские колумбарии. СПб., 1873.

Федорова 1969 — Федорова Е. В

Федорова 1982 — Федорова Е. В. Введение в латинскую эпиграфику. М., 1982.

Шабага 2000 — . Небесное видение как элемент земной политики Константина Великого// Труды кафедры древних языков/ Opuscula cathedrae linguarum antiquarum (К 50-летию кафедры). М.; СПб., 2000.

Barnes 1987 — Barnes Т. D. The sources of the . Bruxelles, 1987 (Collection Latomus. Vol. 155).

Bemand 1991 —Bernand A. Sorciers grecs. Paris, 1991.

— Birkhan H. Kelten: Versuch einer Gesamtdarstellung ihrer Kultur. Wien, 1997.

Clavel-Lévêque 1989 — Clavel-Lévêque M

Images — Textes — Histoire. Besan?on; Paris, 1989.

Cougny 1878-1892— Cougny E. Γαλλικων συγγραφεις Ελληνικοι. Extraits des auteurs grecs concernant la geographie et l’histoire des Gaules. 6 vols. Paris, 1878-1892 (римская цифра означает номер тома, арабская — страницу). Duval 1971 — Duval Р. -М. La Gaule jusq’au milieu de Ve si?cle. Paris, 1971 (Les souces de l’histoire de France des origines a la fin du XVe si?cle. T. Ier)167.

— Duval P. -M. Un texte du Ve siècle relatif au sanctuaire apollinien des Leuci (Meurthe-et-Moselle, Meuse, Vosges // Duval P. -M. Travaux sur la Gaule (1946-1986). Rome, 1989. Vol. I-II. P. 256-261.

Ellis Evans 1996— Ellis Evans Dères: a consideration of some of the lingering uncertainties // Die grösseren altkeltischen Sprachdenkmälern. Akten des Kolloquiums Innsbruck, 29. April — 3. Mai 1993 / Hrsg. v. W. Meid, P. Anreiter. Innsbruck, 1996 (Innsbrucker Beiträge zur Kulturwissenschaft, 95). S. 11-22.

Ellis Evans 1999— Ellis Evans D. Ottomans: Name of Story and History? Il Ildánach ildirech. A Festschrift for Proinsias Mac Cana. Ed. by J. Carey, J. T. Koch, P. -Y. Lambert. Andover; Aberystwyth, 1999. P. 27-37.

Faraone 1991 — The Agonistic Context of Early Greek Binding Spells // Magia Hiera. Ancient Greek Magic and Religion / Ed. by C. A. Faraone, D. Obbink. N. Y.; Oxford, 1991. P. 1-32.

Fleuriot 1979— Fleuriot L. Note additionnelle sur l’inscription de Chamalières// ÉC. Vol. XVI. 1979. P. 135-139.

— Fleuriot L. La tablette de Chamalières. Nouveaux commentaires// ÉC. Vol. XVII. 1980. P. 145-159.

Gera 1997— Gera D.

GERSAM 1992— Document de synthese confidentiel sur l’inventaire spéléologique du Larzac et de la Seranne (automne 1992): Groupe d’etudes et de recherches spéléologiques et archéologiques de Montpellier [GERSAM]. Montpellier, 1992.

Green 1995 — Green M. Celtic goddesses. Warriors, Virgins and Mothers. London, 1995.

’h, Le Roux 1986— Guyonvarc ’h Ch. -J., Le Roux F. Les Druides. 4e ed. Rennes, 1986.

Holder 1896-1914—Holder A. —III.

Jullian II — Jullian C. Histoire de la Gaule. Vol. II. La Gaule indépendente. Paris, 1908.

Kemeis 1998— . Les Celtiques. Servitude et grandeur des auxiliaires bretons dans l’Empire Romain. Clermont-Ferrand, 1998.

Labrousse 1980— Labrousse M. Circonscription de Midi-Pyrénées (Informations archéologiques. Circonscriptions des antiquités historiques) // Gallia. Vol. XXXVIII. Fasc. 2. 1980. P. 464-468.

— Lambert P. -Y. A restatement on the Gaulish tablet from Chamalières // BBCS. Vol. XXXIV. 1987. P. 10-17.

Lambert 1996a— Lambert P. -Y. ères, Larzac// Die grösseren altkeltischen Sprachdenkmälern. Akten des Kolloquiums Innsbruck, 29. April — 3. Mai 1993 / Hrsg. v. W. Meid, P. Anreiter. Innsbruck, 1996 (Innsbrucker Beiträge zur Kulturwissenschaft, 95). S. 76.

Lambert 1996b— Lambert P. -Y. Notes gauloises// Die grösseren altkeltischen Sprachdenkmälern. Akten des Kolloquiums Innsbruck, 29. April— 3. Mai 1993 / Hrsg. v. W. Meid, P. Anreiter. Innsbruck, 1996 (Innsbrucker Beiträge zur Kulturwissenschaft, 95). S. 86-106.

Lambert 1997 — . La langue gauloise. Description linguistique, commentaire d’inscriptions choisies. Paris, 1997.

Lehmann 1944 — Lehmann A. Le rôle de la femme dans l’histoire da la Gaule. Paris, 1944.

— Textes gaulois et gallo-romains en cursive latine: 3. Le plomb de Larzac/Publication collective dirigée par M. Lejeune // ÉC. Vol. XXII. 1985. P. 93-177.

Lequément 1986— Lequément R. Circonscription de Midi-Pyrénées (Informations archéologiques. Circonscriptions des antiquités historiques) // Gallia. Vol. XLIV. Fasc. 2. 1986. P. 310.

Marichal 1988 — . Les graffites de la Graufesenque. Paris, 1988 (XLVIIe supplément à «Gallia»),

Massonneau 1933—Massonneau E. Le crime de magie dans le droit romain. Paris, 1933.

— Meid W. Zur Interpretation der Inschrift von Larzac // Die grösseren altkeltischen Sprachdenkmälern. Akten des Kolloquiums Innsbruck, 29. April — 3. Mai 1993 / Hrsg. v. W. Meid, P. Anreiter. Innsbruck, 1996 (Innsbrucker Beitr?ge zur Kulturwissenschaft, 95). S. 41-50.

Rankin 1987 — Rankin H. D

Rousse lie 1990— Rousselle A. Croire et guérir. La foi en Gaule dans l’Antiquitétardive. Paris, 1990.

Siffre 1999 — . La France des grottes et cavernes. Paris, 1999.

Stadter 1965— Stadter P. A. Plutarch’s historical methods. An Analysis of the Mulierum Virtutes. Cambridge (Mass.), 1965.

— Tomlin R. S. O. Was ancient British Celtic ever a written language?Two texts from Roman Bath // BBCS. Vol. XXXIV. 1987. P. 18-25.

Tuffreau-Libre 1992 — Tuffreau-Libre M.

Tupet 1976 — Tupet A. -M. La magie dans la poésie latine. I. Des origines à la fin du règne d’Auguste. Lille, 1976

Versnel 1991— Beyond cursing: The appeal to justice in judicial prayers // Magia Hiera. Ancient Greek Magic and Religion / Ed. by C. A. Farone, D. Obbink. N. Y.; Oxford, 1991. P. 60-106.

Watts 1998 — Watts D. Religion in late Roman Britain. Forces of change. London; N. Y., 1998.

— Webster J. At the End of the World: Druidic and Other Revitalization Movements in Post-Conquest Gaul and Britain // Britannia. Vol. 30. 1999. P. 1-20.

Whatmough 1970 — Whatmough J

Примечания.

1 Значение имени «Ономара» на данный момент не может быть установлено с точностью; не исключено, что оно имеет и фракийские корни. Вероятные вариан ты «Великая река» и «Великая рябина» были отвергнуты крупнейшим специалистом по кельтским именам Д. Эллис-Эвансом, поскольку основа on- имеет в кельтских языках слишком много значений [Ellis Evans 1999].

2 Пропуск в рукописи.

4 [Полиэн 2002, 583] со ссылкой на [Gera 1997,219].

5 Далее это произведение цитируется по [Властелины Рима 1992], если не оговорено иначе.

6 Например, «авторы» неоднократно заявляют, что биографии императоров писались в хронологическом порядке, друг за другом. В то же время в жизнеописании императора Аврелиана говорится, что в момент его написания Констанций Хлор был якобы Августом. Однако в биографии правившего позднее императора Кара Констанций фигурирует как Цезарь. См. [Barnes 1987, 14].

7 О писателе по имени Асклепиодот больше ничего не известно; возможно, он выдуман «авторами» или «автором» для большего правдоподобия.

9 Кроме того, это сочинение, если верить его автору, было написано до 305 г. В то же время до 310 г. (до цитируемого ниже панегирика Константину Великому) никаких упоминаний о родстве Константина и его отца Констанция с доблестным императором Клавдием II Готским нет (хотя, логически рассуждая, в произнесенных в присутствии Констанция в 297 г. и Константина в 307 г. панегириках они должны были бы быть), и многие историки, в том числе, например, Р. Сайм, полагали, что эта родословная была просто вымышлена в 310г. во время войны Константина с Максимианом [Barnes 1987].

10 Имя «Грани» (Grannos) связывают с понятием «солнца» (ср. др. -ирл. grian, Gen. gréne«Книге захватов Ирландии» как супруг богини Эринн, воплощения ирландской земли. Однако с фонетическое точки зрения это сопоставление представляет определенные трудности, см. [Kerneis 1998,131].

11. См. об этом также [Шабага 2000].

12. Римская колония Аквилея была построена в 184-183 гг. до н. э. Венеты активно противились этому, кельты же, наоборот, содействовали римлянам и даже участвовали в военных действиях римлян против венетов. Для Тита Ливия этот город был расположен в «Галлии». Об Аквилее см. также Liv. XXXIX, 54-55; XL, 1-5; [Моммзен 1994,1, 523-525].

13. Севир— член какой-то коллегии из шести человек, которая могла быть жреческой, но не обязательно.

14. Ныне Байе (Нормандия).

— прием симпатической магии). См. [Rousselle 1990,87].

16. Сочинение Полемона дошло до нас только в арабском переводе, с которого для этого издания был выполнен латинский перевод.

17. Исчерпывающую библиографию и анализ греческого материала (как табличек, так и папирусов) можно найти в книге [Bemand 1991]. Среди специалистов, работавших с греческими и римскими магическими текстами, следует назвать Р. Вюнша, О. Хиршфельда, П. Пердризе, П. Прайсенданца и наших соотечественников И. В. Помяловского и Е. Г. Кагарова, работы которого до сих пор пользуются авторитетом во всем мире.

18. Туробрига — оппидум недалеко от Мериды.

19. Так воспринимает этот пассаж А. -М. Тюпе [Tupet 1976,169], хотя мне представляется возможным другое толкование: Плиний говорит не о tabellae defixionis и вообще не о подпольной магии. В предыдущей фразе Плиний рассказывает о тайном знании римских понтификов, которые, призывая никому, кроме них, неведомое имя божества, под чьим покровительством находился Рим, заставляли переходить на свою сторону богов-хранителей других городов; таким образом, «под страхом» находились враги Рима, которые опасались, что их покровитель перейдет на сторону римлян, и они, таким образом, окажутся беспомощными.

21. Это название не связано с античностью: впервые оно было зафиксировано в 1309 г. в форме Gaufresenca, которое означало, что место является собственностью семейства Гофре (Gaufre). См. [Whatmough 1970, 294].

22. Путешествие по одной из пещер района известковых плато (Les Grandes Causses), одним из которых является Ларзак, проведенное в 1888 г. командой Э. -А. Мартеля, считается датой начала современной спелеологии

23. В заметке памяти аббата Эрме (Vernhet A около 250. Здесь же Берне с уверенностью утверждает, что в могиле была похоронена именно «друидесса» Севера Тертионикна.

24. Публикация данного погребения в журнале «Gallia», которую планировал А. Берне, как кажется, не состоялась (мне, во всяком случае, не удалось ее обнаружить, как и каких-либо других упоминаний о данном некрополе помимо уже цитировавшихся кратких заметок в археологической хронике).

25. Надписи, где проклинаются лошади и наездники (Audollent, № 159-161, 165, 173, 174, 187, 232-243, 272-290, 293-295). Большинство их них происходит из римской Африки. Ряд интересных надписей из Карфагена обращен против гладиаторов: автор одной из них, например, призывает из Египта страшное божество, которое должно помешать гладиатору Маврусию убить на арене медведя и быка (, № 247).

26 Среди наиболее выразительных примеров — табличка (на сей раз мраморная) из Эмериты (Мериды) в Испании: «из верхней одежды: туник 6, плащей льняных 2...» (Audollent, № 122) и известная британская табличка из храма Нодента в Лидни-парк, где речь идет о краже кольца (Audollent, № 106)

28. В корпусе Одоллана, помимо греческих и латинских, зафиксированы таблички на следующих языках: этрусских— 5, оскских— 4, кельтских— 10 (?), пунийском —2, какой-то иберийский язык (не кельтиберский) — 1 [Кагаров 1918,14].

29. (Audollent, № 124-126, 128). Используя известные по другим источникам этрусские слова, удалось установить приблизительный смысл таблички № 128.

30. (Audollent, — так называемый «заговор Вибии».

31. Русский перевод этой таблички см. в: [Федорова 1969, 239-241; Федорова 1982,152-154].

32. Речь идет, разумеется, не об авторе, а об адресате проклятия

33. Превышающая все пределы допустимого безграмотность этой таблички наводит на мысль не просто о «весьма малообразованной среде» [Bernand 1991], а о каком-то (психическом?) заболевании или странном акценте: автор почти систематически опускает n и m в скоплениях согласных: sactu (sanctu[m\), comedo (com[m]e[n]do) — acat (agat),ficura (figura), dabescete (tabescete).

34. Возможно, здесь и не было другой буквы.

35. В указателе имен к XII тому CIL, посвященному в том числе и тем местам, где была найдена «табличка из Ларзака» (р. 901) фигурирует более 30 Север, а также несколько Северин, в том числе и с кельтскими патронимиками, например: .. . moniccia S <...> ver[i]na (CIL 2757).

36. Например, «Невия Секунда, отпущенница Луция» (t, 1904, № 196).

37. Скорее всего, это разные люди. В номенклатуре того времени практически исключается наличие у одной женщины двух cognomina (т. е. возможно сочетание nomen с cognomen типа «Julia (Cornelia, Valeria и т. п.) Rufina», «Julia (Cornelia, Valeria и т. п.) Casta», «Julia (Cornelia, Valeria и т. п.) Severa», но никак не «Rufina Casta», или «Casta Severa».

38. Арабские цифры номера после сокращения означают номер источника в издании Дюваля. Издание Дюваля состоит из двух томов с продолжающейся нумерацией страниц, поэтому номер тома мы не указываем