Введение
Осмысление есть мужество
ставить под вопрос прежде всего
истину собственных предпосылок
и пространство собственных целей.
Мартин Хайдеггер. Время и бытие
В основе нашего исследования лежит история создания и анализ саги Безумие Суибне (Вuile Suibhne), дошедшей до нас в нескольких рукописях, датируемых концом XVII и началом XVIII века, сформировавшейся как текст, как принято считать, в XII веке и зародившейся на сюжетном уровне во второй половине века VII. Впервые сага была опубликована с параллельным английским переводом Джоном О’Киффи в 1913 г., а затем переиздана им же с более обширным комментарием, но без перевода, в 1931 (см. [BS 1913] и [BS 1931]).
По объему своему сага Безумие Суибне может быть отнесена скорее к произведениям большого объема, однако с точки зрения композиционной она явно распадается на несколько отдельных эпизодов, что позволяет предположить, что изначально она состояла из ряда фрагментов, объединившихся позднее вокруг фигуры главного героя. Кроме того, более половины всего объема саги занимают поэтические вставки, также, как можно предположить, существовавшие в какой-то период отдельно от прозаического текста в виде самостоятельных произведений. Текст саги, с точки зрения языковой и стилистической, нельзя таким образом назвать однородным, и то же можно сказать о центральном ее персонаже — герой во многом противоречив и образ его однозначной интерпретации не поддается. Возможно, именно поэтому, как нам кажется, среди работ, посвященных анализу этого памятника — а число их, надо отметить, не так уж велико — практически отсутствуют труды, в которых сага рассматривалась бы именно как художественный текст, точнее — в котором она анализировалась бы с точки зрения исторической поэтики. С одной стороны, это, наверное, можно понять. На первый взгляд, Безумие Суибне именно с такой точки зрения может показаться текстом совершенно не интересным, поскольку в нем почти не встречаются традиционные нарративные приемы, украшающие обычно ирландский эпический материал. На ее примере мы видим скорее вырождение канона в шаблон. Сюжет саги также почти не укладывается в традиционную мотивную сетку. Но отсутствие работ, в которых сага Безумие Суибне рассматривалась бы именно с позиций исторической поэтики, кажется нам все же досадным упущением, поскольку именно то, что в ней нет традиционных эпических приемов, позволяет увидеть в ней зачатки появления авторства, еще принципиально анонимного, но при этом уже вполне осознанного. Это “упущение” мы отчасти попытаемся восполнить в нашей работе, в которой, кроме фигуры героя саги, постоянно незримо присутствует ее анонимный автор, установки и задачи, систему ценностей, образ мысли и сумму знаний которого мы и пытаемся реконструировать. В этом мы и видим основную задачу нашего исследования. Кроме того, обращение к саге Безумие Суибне именно как к художественному тексту позволит нам попутно попытаться кратко описать и традиционные приемы ирландского эпического нарратива, что также в современной ирландистике является предметом еще не в достаточной степени разработанным. Говоря о законах составления текста, мы прибегаем к особому, сформулированному нами понятию “саговая реальность”, в которой могут сочетаться взаимно исключающие друг друга элементы.
Особый интерес может составить и анализ места и функций поэтических фрагментов в саге, причем также — с точки зрения сопоставления их с аналогичными стихотворными вставками в сагах, называемых традиционно героическими. Данному “ассоциативно-фоновому” методу, или принципу, мы предполагаем следовать постоянно в ходе нашей работы.
Сага Безумие Суибне сложилась как текст в XII веке, но сюжет ее возник раньше, видимо уже в конце VII века, когда могли стать предметом нарратива описываемые в саге исторические события и в первую очередь битва при Маг Рат (637 г.), представлявшая собой один из этапов борьбы верховных королей Ирландии с шотландским королем из-за власти в Дал Риаде, ирландской колонии в Британии (а также, отчасти, внутренней борьбы за верховную власть). Таким образом сага эта, бесспорно, может быть названа текстом историческим. Но что стояло за описываемыми событиями на самом деле? И была ли в Ирландии тогда вообще верховная власть? Какой видел Ирландию VII века наш анонимный автор, живший в веке XII, что помнил он, а что к тому времени уже забылось, что было изменено им невольно, а что — намеренно. Ответить на эти вопросы мы также пытаемся в нашей книге, конечно, понимая при этом, что все, что знаем мы об этом периоде — также лишь реконструкция.
И, наконец, главным конфликтом Безумия Суибне, как мы его понимаем, может быть назван конфликт жреческой и светской власти, ссора между королем и святым, которая кончается победой святого и поражением короля. Впрочем, так всегда кончались у королей ссоры со святыми, по крайней мере — в сагах и в Житиях. Но было ли так на самом деле? Ответить на этот вопрос мы также попытаемся в нашей книге, и при этом увидим дохристианские корни и истоки столь распространенной в ирландской традиции темы проклятия, поношения, пророчества. Но что привнесло в нее христианство и что сохранило оно от языческого прошлого (и было ли оно действительно прошлым?), зачем была нужна эта тема составителю-клирику и не продиктовано ли ее использование определенной тенденцией, несомненно существовавшей в монастырской среде: стремлением создать своего рода миф и клерикальном господстве в ирландском обществе накануне скандинавского завоевания?
Обращаясь к проблеме соотнесения исторической реальности и того, как воссоздавалась она в монастырских скрипториях средневековой Ирландии, мы невольно оказываемся вовлеченными в длительную методологическую распрю, которая вот уже почти полвека не прекращается в ирландской медиевистике. Мы имеем ввиду так называемый конфликт между “нативистами”, склонными видеть в ирландских текстах отражение архаических, дохристианских верований и нарративных традиций, и “антинативистами”, которые полагают, что все в ирландском эпосе списано с Ветхого Завета и античных авторов. Начало этому спору положено ирландским исследователем Дж. Карни, который еще в середине 50-х годов провозгласил в своей известной работе Внешний элемент в ирландской саге, что весь ирландский эпос сочинен монахами и никакой опоры в устной традиции не имел и иметь не мог [Carney 1955a]. Его противниками были в первую очередь такие известные исследователи типологии эпической традиции как М. и Н. Чэдвики, К. Джэксон, а позднее известный ирландский медиевист, возглавляющий ныне современное “нативистское” направление, Пр. Мак Кана (см. в первую очередь [Mac Cana 1980]). Впрочем, сторонников “нативизма” в настоящее время вряд ли можно назвать “школой” или “направлением” — они отличаются спокойно-аналитическим подходом к материалу и обычно мало склонны к “научной борьбе”.
Совершенно иную картину представляют собой работы современных ирландских “антинативистов”, объединенных в крепкое ядро, в центре которого находятся такие исследователи как Лиам Братнох, Ким Мак Кон, Кольман Этчингем, Катарин Симмс и ряд других (их основные взгляды и научная позиция наиболее ясно и полно отражениы в книге Достижения в исследованиях ирландского средневековья ([Progress in Medieaval Irish studies 1996], см. также нашу рецензию на это издание [Михайлова 1997]). Работы членов данной группы отличаются всегда резкой полемичностью и готовностью дать бой любому противнику, иногда, как нам кажется, противнику фантомообразному. Яркий пример данном случае — в своем роде блистательная книга К. Мак Кона Языческое прошлое и христианское настоящее древнеирландской литературы [Mac Cone 1990].
Но дело, наверное, не в форме научной дискуссии, а в ее сути: так кого же считаем правым мы сами и на чьей стороне находимся? Ответить на этот вопрос довольно трудно, поскольку рациональное зерно всегда можно найти в исследованиях представителей обеих школ. Самым разумным для нас, наверное, было бы прийти к какому-то компромиссу. Иными словами — не умаляя роли средневекового писца-христианина в создании каждого конкретного текста, мы склонны все же предполагать, что некая устная традиция оказала на него значительное влияние, более того, без нее просто не возникло бы и того, что является самим предметом дискуссий. Но мы понимаем и другое — свободное обращение с текстом могло доходить и до таких крайностей, как невольное или даже намеренное искажение традиции уже исторической, и здесь мы оказываемся бульшими “антинативистами”, чем сам Дж. Карни. Дошедший до нас текст, как мы совершенно уверены, есть результат искажения не только устной традиции, но и реальной истории, и поэтому основную нашу задачу мы видим в том, чтобы попытаться реконструировать механизм данных искажений и по возможности приблизиться, если не к истине, то хотя бы к пониманию того, как и почему она была искажена. Данной “методике разоблачения” и следуем мы на протяжении всей нашей книги. И поэтому работа наша в чем-то была сродни детективному исследованию, тем она и интересна.
не случайно современный ирландский поэт, лауреат Нобелевской премии, Шеймас Хини обратился к интерпретации и поэтическому переложению этого текста (см. [Heany 1983]). Однако, наша книга не об этом, или почти не об этом. Мы пишем не о самом Суибне и не о теме безумия в средневековой ирландской литературе, а о саге Безумие Суибне как о тексте или о памятнике, в котором, как в зеркале, отразилась ирландская культура VII - XII веков.
Мы понимаем, что подобный анализ саги может кому-то показаться неполным. Мы даже надеемся на это. Ведь это будет означать, что кто-то увидел в ней что-то, чего мы не заметили, а это в принципе не только возможно, но и логично: внимательное чтение нашего текста не только может, но и, как нам кажется, должно вызвать желание взглянуть на сагу еще как-то иначе, с другой точки зрения. Поскольку сам материал представляется нам поистине неисчерпаемым.
Вот, наверное, и все, что необходимо было здесь сказать. Оcтальное читатель прочтет уже в самой книге.
Поскольку сага Безумие Суибне никогда не переводилась на русский язык, а английские ее переводы в нашей стране почти недоступны, мы считаем необходимым поместить здесь ее краткий пересказ, призванный помочь читателю лучше ориентироваться в нашем дальнейшем анализе:
1-6 Cуибне, сын Кольмана Куара, король Дал Арайде, сидит в своем королевском доме. Неожиданно он слышит звон колокола и спрашивает, откуда идет этот звук. Ему отвечают, что это звонит в своей церкви святой человек, Ронан Светлый. Возумущенный тем, что на его земле без его ведома кто-то осмелился построить церковь, Суибне вскакивает и бежит к выходу. Его жена Эран пытается остановить его и хватает его за край пурпурного плаща. Но пряжка, которой сколот плащ, отстегивается, и Суибне, полуголый, бежит к Ронану. В это время Ронан занят пением псалмов. Увидев это, Суибне выхватывает из его рук псалтырь и бросает ее в озеро.
на поле битвы. Тем временем, выдра, живущая в озере, находит псалтырь и приносит ее святому. Ронан, потрясенный этим чудом, видит в нем знамение свыше и проклинает Суибне и весь его род, говоря, что отныне тому суждено будет голым блуждать по лесам Ирландии, пока его не настигнет смерть.
7-10 Ронан также прибывает на поле сражения и пытается примирить Домналла с Конгалом, его воспитанником. Враждующие стороны на время заключают перемирие, которое нарушает Суибне: он убивает одного за другим воинов Домналла. Более того, он убивает копьем одного из учеников Ронана и даже поднимает руку на самого святого и разбивает колокол, висящий у того на груди. Ронан снова проклинает Суибне, говоря: “Подобно копью, брошенному тобой, будешь ты сам летать над землей, как птица, пока не настигнет тебя удар копья и не умрешь ты той же смертью, какой умер мой ученик”.
11-19 Начинается битва при Маг Рат. Суибне появляется на поле сражения в пышном одеянии, но внезапно слышит в воздухе устрашающие звуки, от которых он теряет рассудок, бросает оружие и бежит в лес. Так сбывается проклятие Ронана. Суибне бродит по лесам и наконец прибывает в долину Гленн Болькан, куда обычно сходятся все безумцы Ирландии, когда проходит ровно год с того дня, как потеряли они рассудок.
20-34 Cуибне блуждает по лесам и долинам Ирландии, постоянно жалуясь на холод, голод, стужу и другие тяготы. Он ест лишь салат и пьет одну воду, а ложем ему служат колючие ветки кустарников. Так он проводит семь лет, пока его не находит Лонгсеахан, родич Суибне. Лонгсеахан уговаривает Суибне вернуться к людям, на что тот отвечает, что не может сделать этого, ибо над ним тяготеет проклятие святого.
Затем Суибне встречается со своей бывшей женой Эран, и та также начинает убеждать его оставить “лесную” жизнь. К этому времени сама она уже замужем за Гуйаре, который наследовал и трон Суибне. Их долгую беседу перрывает появление слуги Гуайре. Суибне вновь устремляется блуждать по лесам.
— отец, мать, брат, сестра, дочь и сын — внезапно умерли. Эти мрачные вести, особенно — известие о гибели сына, глубоко расстраивают Суибне, к нему внезапно возвращается рассудок и он следует за Лонгсеаханом. Тот признается ему, что намеренно солгал ради его же блага и что все его родные живы. Суибне поселяется в доме Лонгсеахана. К нему приставляют старуху, которой велено кормить Суибне, ни в коем случае не напоминать ему о его жизни в лесу. Однако, оставшись с Суибне наедине, старуха заговаривает с ним об этом и, более того, просит показать ей один из его знаменитых прыжков. Суибне взмывает ввысь, и старуха взлетает вслед за ним, тоже став “гельт”. В результате оба они покидают дом Лонгсеахана и начинают вместе блуждать по лесам. Однажды, когда они прыгают с одной скалы на другую, старуха срывается вниз и разбивается насмерть. Появляются “дьяволы” и уносят ее тело. Суибне покидает Дал Арайде, боясь, что Лонгсеахан найдет его и отомстит за гибель старухи.
45-58 После долгих блужданий по лесам Ирландии Суибне переправляется через море (вплавь? по воздуху?) в Британию, где встречает другого безумца по имени Элладан. Они рассказывают друг другу о том, как оказались в таком состоянии и проводят вместе целый год. Наконец, Элладан говорит, что они должны расстаться, потому что близится час его смерти, о чем он, наделенный даром пророчества, знает заранее. Суибне также рассказывает ему о дне и об обстоятельствах своей смерти. Затем Суибне возвращается в Ирландию и снова направляется в Гленн Болькан, где встречает женщину-”гельт”.
После этой краткой встречи Суибне вновь приходит к дому своей прежней жены Эран, которая на этот раз прогоняет его..
59-67 Суибне решается вернуться в Дал Арайде и довериться своим людям. Он вновь обретает рассудок, но Ронан, узнав об этом, насылает на него страшное видение: головы псов и козлов, которые преследуют его с громкими криками и угрозами. Устрашенный этим, Суибне опять становится безумным.
Суибне обещание, что тот каждый вечер будет приходить к нему и рассказывать горестную повесть своей жизни, чтобы Молинг смог ее записать..
Монгану, будто Мургил встречается по ночам с другим мужчиной. Рано утром свинопас Монган идет на задний двор, где по обыкновению Мургил поит Суибне молоком, и убивает Суибне, не разглядев как следует, кто перед ним. Монган пытается скрыть свое преступление, но один из монахов видит это и рассказывает о случившемся Молингу.
79-83 Молинг спешит к умирающему Суибне и говорит ему, что грех его отныне прощен и после смерти он попадет на небо. Он также обещает, что отомстит Монгану.
84-86 Суибне умирает. Молинг и его ученики складывают из камней могильный холм. Молинг произносит длинный монолог о достоинствах погибшего. Суибне на короткое время восстает к жизни и Молинг отводит его в церковь, где Суибне умирает, на этот раз уже окончательно. Сага завершается словами: “Так закончились злоключения Суибне сына Кольмана Куара короля Дал Арайде”.